✯✯✯
Если и есть какая-то проблема с их чертовски хреновым товариществом, так это то, что все дразнилки тотчас прекращаются, стоит им переступить порог базы. И начинается снова эта херня: прямая спина, подбородок вверх, слушаюсь, сэр. Всё как с иголочки, чертовски правильно и равнодушно, как и положено, собственно, вести себя любому солдату, но, Боже, как же Соуп это ненавидит. Они сдают оружие, проходят дебрифинг, подписывают кучу бумажек, расставляют все точки над «и», и где-то, возможно, часа три спустя Соуп всё-таки вымывает грязь со своих волос. Он натягивает на себя чистую футболку, а Гоуст проходит мимо и даже не смотрит в его сторону. Ну конечно, сначала есть вот этот вот профессионал, а потом появляется тот хороший мальчик, что всегда мурлыкает Соупу в наушник. Соуп расклеивается совсем. Газ хлопает его по плечу, из-за чего Соуп до чёртиков пугается. — Хей, отлично, что пираньи не пооткусали тебе пальцы на ногах. Нельзя позволить себе потерять больше дюймов, не так ли? — Отвали, или я дам тебе сейчас по шее. Газ лишь смеётся в ответ. Вероятно, он выглядит таким счастливым потому, что ему удалось остаться на базе, пока всем остальным пришлось барахтаться в грязи. — Да ладно тебе. Прайс там откупоривает алкоголь, это должно тебя порадовать. Соуп оборачивается и бросает взгляд на душевые кабинки, где Гоуст обошёл его стороной. Но Газ закидывает руку ему на плечо, обнимая за шею, и выводит из душевых.✯✯✯
Соуп — военный, поэтому, если придётся, он сможет спать даже на ржавых гвоздях, но всё-таки есть заметная разница между их временными лагерями, разбитыми в абсолютно случайных уголках мира, и их военной базой. Он падает в свою привычную, просто восхитительную постель, лишённую комаров. Он рад тому, что снова находится в своей комнате, и переворачивается на спину, утыкаясь взглядом в белый потолок. Весь полёт до дома сопровождался радиомолчанием. Привычные загрузка и выгрузка. Соуп попытался сказать хоть слово, когда они были в доках, но Гоуста быстро увело командование, а Соуп точно не собирался нарываться на неприятности вне работы так скоро. Правда в том, что Соуп мало что знает о Гоусте. Помимо кучи нерешённых загадок из его поганого прошлого, взрывного характера и приверженности скрывать лицо; Соуп так же знает его, как надёжного товарища по команде, возможно даже, в каком-то смысле, как хорошего друга (Гоуст начал бы утверждать обратное), но всё же Соуп совершенно не может его понять. Гоуст заставляет его снова чувствовать себя так, словно он совсем зелёный новобранец, который сиськи от задницы отличить не может. Не многим удосуживается носить звание «живой легенды», но некоторые рядовые даже распускали слухи, что Гоуста вообще нет в живых. Полный бред, конечно, но, тем не менее, довольно странный. Через сколько трупов ты сможешь переступить, прежде чем перестанешь быть человеком? Соуп чувствует, как внутри разливается тепло, когда он думает о том, что Гоуст находится именно в их шестёрке, — это чертовски приятно знать. На поле боя или же в их штаб-квартире, — неважно, — Гоуст всегда следит за всем, что осмеливается хотя бы просто дышать. Соуп знает, каково это, — быть словно под микроскопом. Это в каком-то роде его даже заводит. Соуп вздыхает и проводит ладонями по лицу. Мне точно нужно с кем-то потрахаться.✯✯✯
В местном пабе как раз достаточно перевозбуждённая атмосфера, чтобы можно было почувствовать себя словно вычищенным из чопорных казарм. Бильярдный шар с грохотом падает в ведро, люди, сидящие за баром, болеют за какую-то спортивную игру, а Соуп настороженно пялится на бутылку дешёвого пива, которое он пьёт. Выбирал не он, конечно же, так что спасибо мужику, который кидал на него взгляды в течение последнего часа. Он совсем был не во вкусе Соупа: худющий, влиятельный и стильный. Он выглядел ребёнком целевого фонда, который владеет собственным стартапом, — но, эй, так близко рядом с базой беднякам выбирать не приходится (и Соуп скорее сдохнет, чем переспит с кем-то из новоиспечённых рядовых САС — без преувеличения). Ну, он, в общем-то, не уродлив, а Соуп точно собирается сегодня подцепить кого-нибудь, так что пускай его стандарты идут к чёрту. — Ита-ак… ты много путешествуешь? — спрашивает этот-не-уродливый. — Э-э… — Соуп перебирает варианты, как можно побыстрее закончить этот пустяковый разговорчик ни о чём и поехать, наконец, в отель. По крайней мере, там он сможет уткнуться в подушки и спрятаться таким образом, пока будет стоять в коленно-локтевой. — Ну, я… Нож втыкается в деревянный стол, как в масло. Соуп напрягся буквально на три секунды, и рука уже даже двинулась к кобуре, спрятанной под поясом, но затем он увидел широкоплечую фигуру, которую смог бы опознать даже во сне. Барный стул неприятно скрипит по полу, когда его оттаскивают от другого стола. Соуп задерживает дыхание, когда Гоуст тяжело опускается рядом на свой стул. Его «спутник», не зная, что и сказать, поворачивается с широко раскрытыми в удивлении глазами. Он уже открыл было рот, чтобы что-то возразить, но одного убийственного взгляда Гоуста хватает, чтобы его рот тут же закрылся обратно, а сам парень, видимо, меняя свои планы, выбежал наружу за дверь. Звенят китайские колокольчики. Соуп выдыхает. — Серьёзно? — Просто показал свой новый нож, — невинно отвечает Гоуст, выдёргивая чистый клинок. Он вертит его в пальцах, прежде чем передать Соупу рукояткой вперёд. — Ты знал его? Соуп оглядывается на дверь паба, а затем поворачивается обратно. Ладно, не то чтобы он скрывался, но это не означает, что он тоже едва ли не отбросил копыта в моменте. Не то чтобы сексуальные предпочтения являлись чем-то важным в вопросе того, в какую точку мира тебя забросят в следующий раз для выполнения грязной правительственной работёнки, но Соуп всё равно немного неохотно делится сей информацией. — Не-а, — Соуп балансирует ножом на пальце. Он действительно новый. Лезвие блестящее, острое и с ребристыми краями, — всё как Гоуст и любит. Отлично подойдёт для перерезания чужих глоток, а ещё лучше — для чьих-нибудь пыток. — Хороший ножик. — Спасибо. Ты реально пьёшь эту лошадиную мочу? Соуп поворачивает бутылку «Буша», чтобы показать, что она ещё полна. — Не совсем. Ты пришёл, чтобы купить мне выпить? — Обещание есть обещание, — отвечает Гоуст. На нём нет ни балаклавы, ни черепной пластины, вместо них — солнцезащитные очки и одноразовая маска. Бейсболка прячет волосы, и Соупу немного даже обидно из-за этого. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Гоуст снимает очки, и Соуп получает прекрасный вид на окна его холодной как лёд души. Гоуст наклоняется, чтобы помахать бармену: — Хей, Мария. Один бурбон и один скотч. Бармен кивает, вытирая руки о барное полотенце. Соуп мечтательно вздыхает и опускает голову на руку. — Ты так хорошо знаешь меня, дорогой. — Не привыкай к этому. Я не должен искушать своих товарищей по команде, только чтобы получить хорошо выполненную работу, — несмотря на беспристрастный тон, в глазах Гоуста был небольшой юморной отблеск. — Я всегда хорошо выполняю свою работу. Тебе просто нравится проводить со мной время, — ухмыляется Соуп. Гоуст хмыкает, и это звучит, как несогласие, но Соуп делает вид, что это совсем не так. Гоуст перехватывает нож из руки Соупа. Он пропускает его сквозь пальцы, а затем клинок просто исчезает, как по волшебству. На стол опускаются два стакана с виски, и Соуп выдыхает с облегчением. — Наслаждайся, пока можешь, — говорит ему Гоуст. Он берёт свой стакан длинными, татуированными пальцами. Видеть его голые руки — почти рискованно. Аккуратно подстриженные ногти и шрамы на костяшках пальцев от слишком частых драк. — Ласвэлл снова высылает нас в следующий понедельник. — Куда? — успевает спросить Соуп, но затем, под пристальным взглядом Гоуста, поправляет сам себя. — Оу, не здесь, да. К тому времени я должен быть уже трезвым, бля. Одним плавным движением Гоуст поднимает нижнюю часть маски той же рукой, которой держит стакан с виски, и отпивает, идеально пряча при этом свой рот, а затем просто опускает маску обратно. — Должен. Они уже выпивали вместе раньше. Но Соуп всегда чувствует себя странно во время их попоек, потому что пока он сам может за это время накидаться в дерьмище и успеть снова протрезветь, Гоуст выпивает только одну порцию. Что-то там связано с злоупотреблением алкоголя в семье. Здесь это не редкость, но забавно, что обычной реакцией на всё подобное служит: «я таким не промышляю». Только не мужчина, по типу Гоуста. Всегда одна сигарета, одна порция выпивки, один укус отравленного яблока, — просто чтобы доказать, что он может откусить больше. Он является абсолютным символом силы воли. А ещё он немного пугает. Его глаза снова скрывает бейсболка, когда он наклоняет голову чуть вперёд. Соупа это не устраивает, поэтому он предпринимает попытку вернуть к себе внимание: — Собираешься домой? Недели было достаточно, чтобы свалить с базы к чертям, ага? — Если бы я собирался, меня бы тут не было, — Гоуст поднимает голову, и Соуп чувствует облегчение, когда между ними снова устанавливается зрительный контакт. Его глаза смотрят открыто, но выглядят они при этом задумчивыми. Почти уставшими. — Я чертовски близок к тому, чтобы отказаться от своей квартиры в Манчестере. Это всего лишь пустая трата денег. — Да ладно тебе, неужели там нет никакой горячей крошки, которая ждала бы дома своего рыцаря Райли в доспехах? — Соуп ухмыляется, пиная носком ботинка свой стул. — Не смешно, — отвечает Гоуст, хотя его глаза говорят об обратном. — И сейчас не время для романтики, МакТавиш, и ты об этом прекрасно знаешь. — Да-да, но мне чертовски жаль всех дам, которые не могут насладиться твоим очаровательным характером. — О моей потрясающей внешности тоже не забывай, — говорит Гоуст. Соуп издаёт удивлённый смешок и допивает свой скотч. Гоуст подзывает бармена, чтобы та принесла ему ещё одну порцию, и Соуп готов его просто, блядь, расцеловать. Он бы хотел видеть такого Гоуста почаще. Ещё он чувствует себя охуеть каким особенным, просто потому что видит его таким сейчас. — Всё больше причин, чтобы снять эту чёртову маску, — Гоуст вскидывает бровь: тонкая, серебристая, такая светлая, что почти белая. — Счёт оплачиваешь не ты. Так что ты не в том положении, чтобы выдвигать какие-то требования. Соуп снова чувствует нарастающий по телу жар. Быть может, это из-за алкоголя, а может из-за Гоуста, бормочущего тут всякое своим колдовским акцентом. — Ну не знаю, — пожимает плечами Соуп, ухмыляясь. — Ты видел меня ещё не во всех позициях. Я довольно гибкий. Гоуст не смеётся, но закатывает глаза. — Отставить, солдат. Флирт — это очень весело. Соуп допивает свою вторую порцию, и они оба смотрят остаток спортивной игры по телевизору. Гоуст откидывается на спинку стула, нога закинута на ногу, руки скрещены, под армейской футболкой виднеются напряжённые бицепсы, длинные ресницы дрожат каждый раз, когда он моргает, глядя то на входную дверь, то на телевизор, — и даже не подозревает, насколько быстро Соуп заползёт под стол и опустится перед ним на колени, если только он вдруг попросит. Соуп трёт пальцами под носом и фыркает. Ну, что ж. Покойся с миром, интимная жизнь.✯✯✯
Нельзя стать спецназовцем, если с твоей башкой всё будет в порядке. Адреналиновые наркоманы, мазохисты, пироманьяки, обсессивно-компульсивные расстройства; ничего личного, обычная математика. Никто с адекватно функционирующей лобной долей головного мозга не соберётся под покровом ночи пробираться в Иранскую диспетчерскую вышку из-за угрозы новой мировой войны, дабы перехватить там ядерные коды. Ну, если вы, конечно, не настолько отбитый, чтобы состоять в отряде один-четыре-один. Соуп сидит в сторожевой башне в очках ночного видения, сложив винтовку между коленей и нацелившись взглядом прямо на Гоуста, преодолевшего стену в один лёгкий прыжок. Высокий ублюдок и его чёртовы длинные ноги, Соуп вполне смог бы так же. Гоуст перерезает горло охраннику, а когда Соуп предупреждает его об ещё одном в коридоре, то бросает ещё один нож, попадая второму прямо промеж глаз. Тело падает на бетонный пол, и Соуп издаёт тихий свист. — Это было секси, сэр. — Неужели? Это сексуально для тебя? — Ага, возбуждает, по крайней мере, наполовину. — Только наполовину? Думаю, мне стоит лучше стараться. — Ещё один охранник справа от тебя. Схватишь его ногами — и у меня точно встанет. — Я не проститутка, Джонни, — Гоуст сворачивает охраннику шею и оттаскивает его тело в кусты. Его голос звучит немного напряжённо и хрипло. — Хотя, похоже, ты немного мазохист. То, как Гоуст произносит его имя, — звучит абсолютно грязно. Так мягко и знакомо. Почти сладко. — А кто нет? — Мне бы не хотелось слышать о твоих скрытых грязных фантазиях, — Соуп прикусывает губу, а затем издаёт тихий смешок. — Почему же? Боишься, что тебе они понравятся? — Вы оба отвратительны. Сержант, лейтенант, ради всего святого, сосредоточьтесь, чтобы я мог забыть об этом и спокойно вернуться домой, — резкий голос Прайса доносится через наушник с ощущением, словно Соупа окатили только что холодной водой. — Я сосредоточен! — обиженно ворчит Соуп в ответ. Он направляет свой бинокль на прячущегося у линии забора Прайса в противоположной части объекта. Гоуст доверяет Прайсу, вероятно, даже больше, чем Соупу. Прайс так же является единственной живой душой во всей армии, что имеет хоть какое-то представление о личности Гоуста. Прайс всегда знает намного больше, чем говорит. Возможно, оно и к лучшему. У западных ворот по-прежнему никакого движения, поэтому Соуп как раз вовремя возвращается взглядом к Гоусту, чтобы увидеть, как он с невероятной точностью наносит удар по чужой артерии. Соуп не лгал — он действительно наполовину возбуждён. Что-то такое есть в том, как Гоуст бесшумно скользит тенью по полю боя, все эти его отработанные инстинкты и эффективность, — как в самых лучших учебниках. Это сексуальная привлекательность, если Соуп, конечно, когда-нибудь с ней сталкивался. Сто процентов органического военного топлива для его члена. — Цель у меня на мушке. Соуп, как слышно. — Запуск по твоей команде, элти, — Соуп достаёт из кармана детонатор. — Как только прогремит взрыв, будь готов бежать, как чёрт от ладана, — он снова поднимает бинокль, наблюдая уже за тем, как Гоуст нагибается, закладывая снаряды. — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя отличная задница? — Господи Боже, МакТавиш, — стонет Прайс. Затем Соуп видит, как Гоуст делает паузу, а после говорит в микрофон: — Вообще-то, да. В Катании. — Тц, ясно. Чёртовы итальянцы. У меня есть дядя в Риме, ты в курсе? — Правда? — Просто снесите, наконец, эту долбанную стену, — рявкает Прайс. Соуп смеётся, а Гоуст отдаёт ему спокойный приказ по линии связи. Стена взрывается, погружая всё вокруг в ужасную смесь из дыма и бетона. Соуп ждёт неизбежного. — Чтоб меня. — Живой, элти? — К счастью для тебя. — Задай им жару. ㅤ ㅤ Позже Прайс вызывает Соупа к себе в кабинет, чтобы подписать заявление о миссии, и скрещивает руки на груди, прислоняясь к столу, как недовольный чем-то отец. — У тебя проблемы, сынок, — на что Соуп ухмыляется, быстро подписывая свой отчёт и передавая его обратно. — Какие? — Тебе нравится тыкать палкой в медведя, или Гоуст просто особенный? Соуп хочет ответить ему как-то по-умному, но знает, что лучше не делать этого. Он слегка отодвигается, пряча руки за спиной. — Это просто дразнилки. Всё в порядке, капитан. Никто в один-четыре-один не придерживается учебных пособий (Прайс в том числе), так что Соуп даже не беспокоится о каких-либо заявлениях насчёт нарушения дисциплины. Тем не менее, ровный взгляд Прайса плох наравне с этим. Он затягивается сигарой и закатывает глаза. — Я ни черта не собираюсь тебе говорить. Просто следи за собой. Соуп колеблется на выходе. — В каком смысле? — Не поранься, — поправляет себя Прайс. — Не думаю, что ты в курсе, с каким огнём ты играешь. Соуп неловко переминается с ноги на ногу, внезапно почувствовав себя голым. Он пытается посмеяться. — Всё не так, сэр. — Ага. Можешь уже идти. Соуп возвращается в постель немного вспотевшим. Гоуст проходит мимо столовой так, словно прогуливается по парку. Соупу срочно требуется начать как-то правдоподобно всё это отрицать.✯✯✯
— Она мать твою трахнула, что ли? — спрашивает Гоуст. Соуп в этот момент чуть было не выпрыгивает из кожи вон. На базе есть лишь одна живая душа, способная настолько тихо подкрасться к нему, — и это Саймон Райли. Соуп придерживает боксёрскую грушу, чтобы та перестала шататься, и встряхивает руку, которая начала побаливать. Ну да, он немного перестарался, но до следующего их заслуженного отдыха ещё целая неделя, а в Соупе скопилось столько отчаяния, что он чувствует себя взболтанной бутылкой колы. Гоуст бьёт кулаком по металлическому опорному стержню, и по громкому лязгу Соуп понимает, что выбил штифт из его верного положения. Он проводит ладонью по взмокшему ирокезу и смеётся. — Впечатлён? — Обеспокоен. Лучше тебе сохранить такой пыл на завтра. — Пф-ф, я буду в порядке. Просто сжигаю лишнюю энергию, сэр. Гоуст беспристрастно хмыкает и перекидывает потное полотенце через своё широкое плечо. Соуп старается не смотреть в зеркало в спортзале, когда поднимает веса, потому что футболка Гоуста всегда прилипает к его животу, — зрелище словно из Супер Майка. Соуп чертовски измотан, но даже сейчас, просто взглянув на Гоуста, он чувствует прилив энергии, которую нужно сейчас же сжечь. Между балаклавой и зелёной армейской футболкой у Гоуста виднеется зазор, и Соупу хочется слизать пот с его блестящих ключиц. Нова поднимается с весовой скамейки, опускает штангу и разворачивается через плечо. — Хей, МакТавиш. Спарринговаться будем с тобой. На базу её перевели совсем недавно; она способна и чертовски горяча. Соуп окидывает её взглядом с ног до головы, прикидывает шансы и думает, типа, какого, блядь, хрена. — Не будете, — вклинивается Гоуст, прежде чем Соуп успевает сформулировать свой ответ. Гоуст железной хваткой сжимает его плечо, что у Соупа едва ли глаза не вылезают из орбит. — Я измотаю его как следует. Из-за двусмысленности фразы Соуп бледнеет. Он вскидывает голову вверх, встречаясь с пронзительным взглядом Гоуста — его серые глаза с вызовом прищуриваются, и Соуп чувствует, как его сердце ухает вниз. Гоуст не выглядит так, словно шутит прямо сейчас. Нова подчиняется, почти сразу же убегая к стойке для приседаний, дабы избежать убийственного взгляда Гоуста. Живот Соупа сводит судорогой. Оу. Сегодня я сдохну. Предстоит пройти чертовски трудный путь. Соуп хлопает Гоуста по спине и идёт к рингу, поддразнивая: — Думаешь, что сможешь удержаться на ногах? Я могу пробыть тут хоть всю ночь, — он реально мазохист. Гоуст разминает кулаки, щёлкая пальцами. — Не жалуйся, если завтра всё будет болеть. Мысли Соупа уже далеко где-то не здесь, с таким же успехом он мог бы прикупить себе билетик прямиком в ад. Гоуст одет сегодня очень повседневно: серые спортивные штаны, простая балаклава, жетоны, выглядывающие из-под футболки, — Соуп никогда не видел его таким. И пока Гоуст перешагивает через канаты, забираясь на ринг, Соупу удаётся удержать взгляд где-то выше пояса, — вот она, настоящая сила воли. ㅤ ㅤ ㅤ Соупу удаётся надрать Гоусту задницу. Он смог нанести ему парочку неплохих ударов кулаками и вдобавок достаточно сильно ударить Гоуста ногой, заставив того захрипеть (несмотря на ощущение, словно бил он по бетонной стене). Спать Соуп ложится с той же проблемой, с которой и просыпался.✯✯✯
Какой-то идиот-американец подсунул не те файлы не в те руки, поэтому отряд Прайса снова вызван для выполнения грязной работёнки. — Наверное, очень удобно швыряться деньгами направо и налево, лишь бы избавиться от очередной нарисовавшейся неприятности, — бормочет Соуп. Его полуавтоматическая винтовка направлена в длинный, тускло освещённый коридор. — Зачем соблюдать правила, когда всегда можно заплатить кому-то, кто приберёт за тобой твоё же дерьмо… — Не поэтому ли тебя так зовут? Голос Гоуста теперь ближе, чем обычно. Он ищет что-то со спутника, положив руку на плечо Соупа, пока тот, в свою очередь, набирает цифры. В конце концов, лучше всего они работают именно вместе, поэтому, для лучшего результата, командование продолжает отправлять их на миссии именно вдвоём. — А разве тебе не хочется об этом узнать? — В комнате чисто. Соуп, Гоуст, вы можете выдвигаться, — врывается голос Газа. — Принято. Гоуст убирает сенсорную панель в карман, поднимает пистолет, и они вместе с Соупом идут по коридору. В здании полно отражающего стекла, поэтому каждая проскользнувшая мимо тень заставляет нервничать. Вся эта миссия пахнет очень дурно, и все они это понимают. Гоуст и Соуп вместе прочёсывают комнату за комнатой, пока не находят нужный им офис. — У нас есть тридцать минут, пока служба безопасности снова не подключится к сети, — шепчет Гоуст. Он придерживает дверь, пропуская Соупа внутрь. — Красный файл, зет-альфа… — Я в курсе, что мне надо найти, — огрызается Соуп в ответ. Он использует фальшивый отпечаток пальца, чтобы открыть картотеку. — Ну и дела. Можно было бы подумать, что у частного детектива будет не настолько роскошная жизнь. Гоуст подпирает плечом дверной косяк, его винтовка опущена. Он время от времени осматривает холл, после поворачиваясь лицом к Соупу. — Они как мозги напрокат, не сильно от нас отличаются. — Держу пари, зарплата у них точно получше, — ворчит Соуп. — Чёрт побери, да где эта херня… — Тебе с этим тоже помочь? Такой маленький и нуждающийся, — по этому бормотанию можно услышать, как Гоуст ухмыляется. Вдоль позвоночника пробегает толпа мурашек. Соуп собирает остатки собственной дисциплины в кулак, просто чтобы не вздрогнуть. Он раздражённо рывком открывает ещё один ящик картотеки. — Если бы я не знал тебя так хорошо, то сказал бы, что тебе определённо нравится чувствовать себя нужным кому-то. То, как ты бегаешь в кабинет к Прайсу, чтобы тот кинул тебе косточку. — Это называется быть ответственным, МакТавиш, советую тебе как-нибудь тоже попробовать. Это всё кажется таким непривычным: играться в дразнилки, находясь при этом в одной и той же комнате, а не по линии связи. Соуп проводит пальцем по файлам, расставленным в алфавитном порядке, пока не находит нужный ему раздел. — Уже почти нашёл! — Чтоб меня, — говорит Гоуст. — Не уверен, что сейчас подходящее время… — Нет, я имею в виду, блядь… — шипит Гоуст. Он захлопывает дверь и начинает опускать жалюзи на всех окнах. — Идёт кто-то! — Гоуст! Соуп! К вам направляются двое гражданских! Не убивать, повторяю: не убивать! — Я, блядь, и так вижу их! — Чёрт, чёрт чёрт! — Соуп захлопывает ящик и начинает водить рукой по окну в поисках замка. — Гоуст, мы на шестидесятом этаже! Из коридора эхом доносятся разговоры. Соуп задирает голову и пытается отыскать хотя бы признаки вентиляции, едва не свернув себе шею. Гоуст тут же хватает его за ремень на жилете и затаскивает в кладовку. Они валятся друг на друга. Рукой Соуп успевает упереться в стену, чтобы его пистолет не прилетел Гоусту по лицу. Гоуст вовремя закрывает за ними дверь — как раз в тот момент, когда шаги становятся громче. — И тогда я… хм… не помню, чтобы оставлял здесь свет включённым. — Да какая разница, просто снимай штаны. Вот дерьмо. У Соупа спирает дыхание. Он пытается отыскать в темноте глаза Гоуста и обнаруживает, что он смотрит на него так же удивлённо. Они оба пытаются отдышаться и лишний раз не шуметь; в этот же момент, словно выстрел, гремит пряжка ремня. Мужчина и женщина. Из-под дверного зазора струится свет. Соуп надеется, что этот мужик из скорострелов, потому что ширина кладовой, в лучшем случае, три фута, и он чётко понимает, что его бёдра вот-вот сведёт судорогой из-за этой крайне неудобной позы, потому что он буквально висит в воздухе над коленями Гоуста. Гоуст делает вдох, а затем медленно выдыхает, словно пытается держать себя в руках. Соуп определённо уважает его ментальную устойчивость, потому что сам он уже на грани помешательства. Их рюкзаки прижаты друг к другу. Соуп подаёт знак рукой, и Гоуст кивает ему. Благодаря их совместным усилиям, Соуп удобнее устраивается, прижимаясь к стене, а Гоусту удаётся выхватить пистолет и убрать его куда-то в области бедра, — так, чтобы он больше не громыхал. Частично напряжение снимается. — М-м, блядь… Ах! Ах, Энни… Соуп зажмуривается в отчаянии. Какой же отстой. Он чувствует нечто возле своей ноги, — то ли ведро, то ли швабру. Одно неверное движение, и им придёт конец. Дыхание Гоуста всё такое же ровное, он сжимает руку Соупа своей рукой, пытаясь так его успокоить. Стоны за дверью становятся всё громче. Гремит какая-то канцелярия, а женщина давится вздохом. Нос Соупа прям рядом с ухом Гоуста. Соуп чувствует, как от Гоуста исходит запах пота, стирального порошка, который они используют в прачечной, и явно устаревшего одеколона. От Гоуста пахнет блядским сексом, а Соуп буквально у него на коленях, и его мозг удачно решает выбрать именно такой момент, чтобы напомнить ему о том, как же давно он ни с кем не трахался. Он стискивает зубы так, что они аж скрипят. Гоуст слегка наклоняет голову и шепчет так тихо, что это почти похоже на молитву: — Обопрись на меня, Соуп. Я держу тебя. Гоуст лежит плашмя. Наверное, не шибко удобно с этими его длиннющими ногами, но, по крайней мере, он не в полуприседе. А ещё он снова побуждает Соупа расслабиться и перебросить весь вес на него. Соуп упирается ему в плечи вместо коленей. — Ох! О боже! Шлепки кожа о кожу. Живот Соупа сводит судорогой от осознания, что он начинает твердеть. Он пытается отогнать возбуждение прочь, вертя мыслями в голове. Волдыри на ногах. Судороги в руках. Дискомфорт от ремней, натирающих бёдра. Его ноги начинают неметь. По виску стекает пот. Штаны начинают казаться тесными, блядь, блядь, блядь. Гоуст осторожно держит его за руку, чтобы удержать на месте. Его светлые ресницы блестят в свете, струящемся через дверную щель. Соуп видит на его загривке татуировку, выглядывающую из-под воротника рубашки. Он физически ощущает, как к его члену приливает кровь. Стоны за дверью громкие, непристойные и, честно говоря, какие-то чересчур наигранные. Женщина определённо симулировала свой оргазм, а мужик на это купился. Затем, когда они меняют позу, снова раздаются стуки. Стояк Соупа упирается в ширинку, и он надеется, что Гоуст в темноте не замечает этого. Господь точно Соупа ненавидит, потому что Гоуст шевелит ногой, чтобы она не затекала. Соуп втягивает воздух так сильно, что это почти похоже на шипение. Они оба замирают. Соуп зажмуривается, надеясь, что если он как следует постарается и астрально проецируется, то проснётся где-нибудь в больнице, и всё это, наконец, закончится. Гоуст делает долгий, рассчитанный вдох. Мучительная тишина, сопровождаемая приглушёнными звуками секса. Между ног Соупа намеренно протискивается чужое бедро, от чего он издаёт резкий вздох, и Гоуст прижимает ладонь к его рту, чтобы его заглушить. Он больше не видит глаз Гоуста. Они теперь спрятаны, потому что Гоуст отвернулся в сторону. Соуп выжидает достаточно долго, чтобы убедиться в том, наступит ли сейчас конец света или нет, и после бесконечно долгой секунды тишины Гоуст нетерпеливо дёргает его за руку, как бы говоря — присаживайся. О-ох, блядь. Твою мать. Его бёдра дрожат, когда он, наконец, полностью садится Гоусту на колени. Соуп чувствует в голове лёгкое облегчение, когда боль между ног немного утихает. Он позволяет Гоусту зажать свой рот ладонью, прижимается рукой к стене, и просто сидит вот так. Пульсирующий, задыхающийся и просто чертовски твёрдый, — Гоуст не мог не прочувствовать целиком форму его члена. Стоны становятся всё громче и громче. Гоуст отпускает руку Соупа и теперь хватается за один из ремней на его бедре, а затем сильно дёргает за него, из-за чего Соуп снова стонет ему в ладонь. Перчатка Гоуста пахнет пушечной бронзой. Соуп настолько извращенец, ему хочется её вылизать. У него между ног — одни сплошные мышцы, и он начинает бесшумно и эгоистично тереться о чужое бедро. Гоуст его не останавливает. Соупу кажется, что он сейчас сдохнет. Адреналин и возбуждение смешиваются в его башке, посылая всему телу сигналы. Если дать ему достаточно времени, он сможет даже кончить. Соуп покрывается мурашками. Гоуст слегка подталкивает его. Член Соупа не прекращая пульсирует, руки дрожат, а из-за перчатки Гоуста схватывает дыхание. Гоуст вскидывает бедро, и Соуп прикусывает его за большой палец. Профиль маски его пиздецки заводит. Он чувствует, как Гоуст наблюдает за ним. И как только желудок Соупа начинает сжиматься от этой, в каком-то роде, чёрт бы её побрал, разрушающей атмосферы, в офисе повисает тишина. Соуп задерживает дыхание. Разговоры затихают. Можно услышать тихий смех и то, как застёгивается ремень и тасуются бумаги. Выключается свет. Соуп откидывается назад, спиной прижимаясь к стене. — Господи Боже. — Браво, это Хранитель-один. Оба гражданских возвращаются к лифту. Вас не заметили? Соуп смело поднимает взгляд на Гоуста. Выражение его лица совершенно нечитаемо. Белки его глаз светятся в темноте, как у хищника на другом конце клетки. Гоуст медленно тянется к своему микрофону: — Никак нет, Хранитель-один. Возвращаемся на базу в пять. — Принято. Повисает тишина. Они пялятся друг на друга в течение трёх долгих секунд. Гоуст поджимает ноги под себя, поднимаясь, и открывает дверь во внешний мир. Внутрь врывается свежий воздух, и это сравнимо с холодным душем. — Пошли, — говорит Гоуст, его голос отдаёт хрипотцой. Он хватает оба пистолета, один из которых кидает Соупу. Соуп дважды сглатывает, прежде чем ответить. — Да, точно. Точно. Они не говорят об этом. Если Гоуст и бросает взгляд куда-то Соупу между ног, то тот этого точно не замечает. Они находят нужный файл, спускаются на первый этаж и выдвигаются к месту встречи.✯✯✯
Трясясь на заднем сидении фургона, Соуп складывает руки между коленей и смотрит в окно. Он не выдерживает этого напряжения. Гоуст непринуждённо отдыхает на своём сидении с пистолетом в руке, смотрит прямо перед собой, а Соуп чувствует, что от нервов сейчас точно расколется на две части. — Гоуст, — начинает Соуп, зардевшись. — По поводу случившегося… — Это просто случилось, — бормочет Гоуст в ответ. — Нечего тут обсуждать. …И всё? Я трахал твоё бедро в кладовке, думает Соуп. Уверен, что подобное просто так не случается. Миссия ещё не закончена, Газ едет на переднем сидении, так что Соуп принимает всё так, как оно есть. — Окей, круто, — Соуп потирает нос и прислоняется к окну. — Мужик звучал просто дерьмово, согласись? — А она определённо симулировала свой оргазм, — хмыкает Гоуст. — Так и знал!✯✯✯
Федералы разместили свою временную базу в Аризонской сельской местности, так что пока им приходится делить палатки друг с другом. Отряд барахтается в грязи, пока Ласвэлл просматривает украденные данные по видеосвязи. Верный своему позывному, Гоуст держится во тьме, скрестив руки на груди и прислонившись бедром к одному из обеденных столов. Чувствуя раздражение, Соуп достаёт сигарету и прикуривает её. Он чувствует на себе взгляд Гоуста, поэтому предлагает и ему тоже: — Сигаретку? Гоуст разворачивается к нему. Он не отвечает и берёт предложенную ему сигарету (только одну, конечно же), позволяя Соупу её прикурить. Он задирает свою маску, ровно чтоб взять сигарету в рот, и у Соупа замирает сердце только от одного взгляда на его челюсть. В пустыне пиздецки темно — трудно разглядеть как следует, — но Соуп всё равно видит, как напрягаются мышцы его челюсти, когда он выпускает дым. Соуп отворачивается и делает то же самое. Гоуст, видимо, намерен вести себя так, словно между ними ничего не произошло, и Соуп ему подыгрывает. Наверное, чужой стояк в кладовой — вещь последняя, о которой Гоусту следует заботиться. Тем не менее, Соупу хочется, чтобы это значило для него нечто большее, чем есть на самом деле. — Блядь, — ругается Прайс, стукнув кулаком по ноутбуку. — Эта лживая дрянь. Газ рывком вскакивает — он задремал, сидя за столом. Соуп передаёт ему половину своей сигареты и бормочет: — Звучит не очень хорошо. — Что ж, — бурчит Гоуст, крепко хлопая Соупа по плечу. — Устраивайся поудобнее. — Угх.✯✯✯
Спасибо старому доброму предательству, они застряли в штатах, охотясь за человеком. Соуп надеялся, что они быстро с этим разберутся и вернутся домой, забудут обо всём, что тут происходило, но нет, вот они, застряли в каком-то мёртвом городе и стреляют по дерьму, пока это дерьмо не выстрелит в них в ответ. — Жарко, как у дьявола в аду, — бормочет Соуп. Он нашёл какой-то старый деревянный стул, придвинул его к окну и теперь ведёт отсюда наблюдение. Солнце палит вовсю, от чего трудно подолгу смотреть на главную пустынную улицу города. Соуп вытирает пот со лба, зачёсывая мешающиеся влажные пряди ирокеза назад. — Больше предпочитаешь джунгли? Соуп прикрывает глаза, когда снова слышит голос Гоуста у себя в наушнике. Им реально пора всё это прекращать. На этой неделе явно была перешагнута черта, но, похоже, ни одного из них это не волнует. — Больше предпочитаю тёплую постель, сэр. — Лучше найти того, кто будет постоянно держать её в тепле. — Откуда тебе знать, что у меня никого нет? — спрашивает Соуп, потому что не может держать язык за зубами. На линии повисает тишина. Соуп слышит стук собственного сердца. Минуту спустя, сквозь помехи, слышится голос Гоуста: — А разве есть? Соуп улыбается. — Не-а. Их связывают с Ласвэлл для краткого проинформирования. Грузовики прибудут в город только через час. Гоуст отвечает «принято», а затем их перекидывает обратно на закрытый канал. Соуп может сидеть неподвижно часами, когда это требуется, но прямо сейчас он ёрзает на стуле, теребит часы на запястье, думая о том, кого бы он хотел видеть в своей постели. — Нервничаешь, — ни с того ни с сего говорит Гоуст. Соуп замирает. Он снова смотрит в прицел, но не видит Гоуста ни на одной из крыш. — Ты следишь за мной? — Я вижу тебя, если ты об этом. Соуп фыркает. Удивительно, как такой большой и громоздкий человек, как Гоуст, будто бы растворяется в любом пейзаже. — Хорошие слова для первого свидания. — Мечтай, сержант. Соуп снова ёрзает на стуле. Их шутки теперь перешли на новый уровень. Воспоминание, которое кажется тяжёлым и отягощающим всё это. Он поправляет ремень на бедре, чтобы хоть чем-то занять руки. Вынимает магазин из пистолета, после вставляет его обратно. — Ну вот опять. У тебя что, змея в заднице? — Ха, ты был бы в курсе, если бы она была там. — Тогда поделись тем, что тебя так беспокоит. Соуп трёт глаза. Он вздыхает, жуя собственную губу, пока не решается ответить. — Ты реально хочешь знать? — Если тебя такое устроит. Теперь, зная, что Гоуст видит его, Соуп немного сползает вниз с шаткого стула. Дерево скрипит под ним. Носком ботинка он ковыряется в грязи, размазывая её по плинтусу. — По правде говоря, мы две недели спали как чёртовы сардины, так что теперь я просто адски возбуждён. Да. У него снова стояк, и он неприятно липнет к ноге, а от жары лучше точно не становится. По крайней мере, будь они в России, его причиндалы были бы замороженными настолько, что и не пришлось бы волноваться по этому поводу. Мёртвая тишина. Соуп успевает пережить три четверти экзистенциального кризиса, прежде чем Гоуст ему отвечает. — Ты не дрочил после нашей последней миссии? — Нет, — стонет Соуп. Он откидывает голову на спинку стула и прикрывает рот рукой. — Где бы я, чёрт возьми, мог заняться таким? — Хм-м-м. В душе? — Ну да, конечно. Под выдвижным шлангом посреди пустыни. Гоуст хихикает. В основном это похоже просто на выдох, но всё-таки это что-то наподобие смеха. — Вы, детишки. Как псины во время течки. — Ага, зато мой член всё ещё функционирует, как ему и положено. — Функционирует, — далее где-то минуту они сидят в тишине. Соуп снова поднимает голову и смотрит, как воронья стая пролетает над городом. Он испытывает искушение поправить штаны, но не делает этого. Гоуст снова выбирает насилие. — Хорошо, тогда позволь своему члену действительно функционировать, как ему и положено. Соуп резко выпрямляется, окончательно просыпаясь. — Чего? — У тебя есть пятьдесят пять беспрерывных минут. Звучит как хорошая возможность. Член Соупа начинает пульсировать. Он опускает руку вниз и проходится ладонью по шву в попытке удержать себя в руках. — Пока ты будешь наблюдать за мной? — Я ведь всегда прикрываю твою спину, Джонни. Сейчас у Соупа есть два варианта пути: тот, в котором он прекратит всё это здесь и сейчас, и тот, в котором он спрыгнет с чёртового обрыва. Он зубами захватывает перчатку на большом пальце и стаскивает её с руки, тут же ощущая прохладу, расползающуюся по ладони. — Хочешь, чтобы я рухнул в пропасть? — Нет. Он не даёт больше этому никакого объяснения. Очевидно, Гоуст собирается слушать его. Соуп трёт ладонью между ног, упираясь пяткой в пыльный пол и немного отодвигаясь на стуле. Он в полном обмундировании, поэтому ему приходится вытащить член через ширинку. Он стал чертовски твёрдым просто по стечению нынешних обстоятельств. Соуп слегка дрожит, когда сплёвывает себе в ладонь. Его член вздёрнут кверху и яростно пульсирует. — Ауч, — грубый тон Гоуста обжигает кожу. — И не говори, — бормочет Соуп. Его лицо немного покраснело — похрен, он уже зашёл так далеко, так что давайте уже просто, наконец, сделаем это. Он начинает медленно ласкать себя, просто чтобы понять, насколько его хватит и, судя по реакции тела, точно ненадолго. Он знает, что прямо сейчас устраивает чёртово шоу. Это так ебануто и так горячо, что все те мозговые извилины, которые отвечают за любовь к подрыву всякого дерьма, жёсткому сексу и неуважению к власти, разом закоротило. Он хотел бы видеть Гоуста прямо сейчас, но так даже лучше. Грязно, торопливо и отчаянно. Соуп проводит ладонью от яиц до головки и негромко дышит. Тишина затягивается, и Соуп думает, что их разговор на этом окончен, но Гоуст из раза в раз не перестаёт его удивлять: — Ты всегда возбуждаешься, когда находишься в опасности? — Только когда ты рядом, — выпаливает Соуп, а потом думает, бля-я-ядь, он снова не держит язык за зубами. — М-м-м. Скукота. Я-то думал, тебе просто нравится пожёстче. У Соупа кружится голова. Он крепче сжимает свой стояк, скользит ладонью ниже и отвечает: — Нет ничего плохого ни в первом, ни во втором. Соуп сплёвывает на головку. Гоуст хмыкает. Спокойный как удав. Соуп дрочит, думая о Гоусте. Он представляет, как прицел его пушки направлен прямо на его член. Гоуст может разнести его в пух и прах, просто спустив курок. Соуп слабо стонет, и его член течёт прямо на костяшки пальцев. Рука скользит всё легче из-за того, что влаги становится всё больше и больше. Боже, какой же он всё-таки припизднутый. — Вот так, детка, — говорит Гоуст. — Всё в порядке. Нужно выложиться на полную, ага? Переставай проверять улицу, я прикрываю. Соуп со свистом втягивает воздух — так громко, что Гоуст не мог этого не услышать. Движения руки становятся сбивчивее, а всё тело начинает пульсировать от возбуждения. Соуп откидывает голову на спинку стула, слегка выгибаясь. — Блядь, Саймон, — его голос звучит чертовски грешно. — Это маленькое представление для меня? Соуп скользит рукой вниз, сжимает ладонью яйца, затем снова поднимается вверх. Он уже близко. — До тех пор, пока ты смотришь. — Я смотрю. Его голос звучит глубже. Ну, или, быть может, это уже перевозбуждённое сознание Соупа додумывает за него всякую ерунду. Но он в любом случае получает от этого удовольствие, так что какая к чёрту разница. Соуп делал много всяких глупостей за свою жизнь, но этот случай — определённо самый лучший. Они на работе, он в уязвлённом положении и на связи со старшим по званию. Со своим лейтенантом, что наблюдает за ним через прицел своей пушки. С хладнокровным убийцей, что сейчас тяжело дышит в свой микрофон. Яйца Соупа становятся тяжёлыми. Головка покраснела и блестит. — Блядь, — шипит Соуп, — Саймон, я… — Близок? — Д-да. — Давай, милый. Будь громче для меня. Это прозвище заводит. Желудок скручивается в узел, а затем его отпускает. Соуп слабо стонет, пяткой скользя по полу, и кончает на пыльную фанеру, подобно какому-то животному. Он неистово содрогается, долгожданный оргазм пронзает его, а сдавленный звук, который он издаёт при этом, становится месивом для его ушей. Соуп обмякает. Он вытирает руку о жилетку, после закрывая ладонями лицо, чтобы хоть немного остыть. — Хороший мальчик, — говорит Гоуст. Соуп вздрагивает, но ничего не говорит ему в ответ. О Боже. О грёбанный Боже. Времени, чтобы прийти в себя, у него нет. Он очухивается от звука выстрела и пытается убрать член обратно в штаны. — Гоуст! Что… — Компания прибыла. Успокойся, я займусь ими. Посмотрим, насколько хорошо ты восстановился, сержант. Соуп застёгивает молнию на штанах, подходит к окну и направляет винтовку на грузовик, мчащийся прямиком к городу. Глубоко вздохнув и почувствовав прилив адреналина, он заставляет свои руки перестать дрожать. Он стреляет в оба стекла, и грузовик начинает терять управление. — Думаю, вы тоже нашли в этом удовлетворение, сэр.✯✯✯
Всю дорогу до базы Соуп находится в каком-то оцепенении. Миссия была завершена отлично. Гоуст стоит со скрещёнными на груди руками так, словно не он наблюдал за своим напарником, пока тот дрочит, через разбитое окно. Эту маленькую крупицу информации будет уместно опустить в отчёте. Они смотрят друг другу в глаза на погрузочной платформе. Именно этого он и должен был ожидать. С таким же успехом Гоуст мог бы быть похож на кирпичную стену, его глаза полузакрыты, и выглядят они совершенно незаинтересованными, словно он сейчас читает утреннюю газету. Всё должно быть иначе. Должно быть. Ничто в пройденном опыте не может быть истолковано, как нечто нормальное, гетеросексуальное или дружеское. Соуп отказывается верить, что это было какой-то скучной прихотью какого-то полоумного. Со всеми этими сборами, всеобщей суматохой, солдатами, заполнившими заднюю часть аэробуса, времени на разговоры попросту не остаётся. Так что Соуп захлопывает рот и один за другим пересчитывает патроны в пистолетном магазине. Напротив него, словно статуя, сидит Гоуст. Газ пихает Соупа в бок. — Устал, да? Я слышал, что капитан даст нам на этот раз трёхнедельный отпуск. Самолёт трясётся из-за турбулентности. Соуп слегка ударяет Газа по плечу, а затем, в качестве извинений, похлопывает по нему ладонью. — Поверю, когда лично услышу об этом. Такое ощущение, словно наш отряд продаётся каждому за любые копейки. Газ негромко соглашается с ним. Он складывает руки за головой. — Ты должен сгонять домой, повидаться со своей девочкой. Это привлекает внимание Гоуста. Соуп щёлкает магазином пистолета и убирает его обратно в кобуру. — Эх, да, наверное, ты прав. Мы уже вечность вместе не катались. Газ задумчиво кивает, а Соуп целенаправленно избегает взгляда, устремлённого прямо на него. Они возвращаются в штаб, и Гоуст словно исчезает.✯✯✯
Не, серьёзно. Этот засранец буквально исчез. Соуп даёт ему целых двадцать четыре часа, прежде чем начинает искать его повсюду. И злиться вдобавок. Гоуста нет ни в его комнате, ни в тренажёрном зале, ни в кабинете Прайса, ни на погрузочной платформе. Соуп реально начинает волноваться. Это всё не может закончиться вот так, иначе он точно свихнётся. Если этот козёл успел свалить домой, то клянусь, я на хрен прибью его… Соуп останавливается. Он заглядывает в столовую по второму кругу. Гоуст, конечно, не единственный, кто на их базе носит маску, но единственный, кто рисует на ней череп (кроме того, Соуп больше не знает ни одно млекопитающее, которое настолько бы наслаждалось чёртовыми тостами с фасолью). Соуп шлёпает ладонями по столу. Гоуст даже не вздрагивает, как будто бы он знал, что Соуп рано или поздно здесь появится, и поднимает на него свой равнодушный взгляд. — Нам нужно поговорить, — требует Соуп. В столовой становится очень тихо. Ложка стучит о тарелку, кто-то кашляет. — Ну так говори, — бросает ему вызов Гоуст. Ха, Соуп и не против. — Я не могу больше продолжать играть с тобой в «горячо-холодно». Есть сплочение команды, а есть то, чем, блядь, мы… Гоуст ударяет по хлипкому столу руками и встаёт во весь рост. Металлический стул скрипит по полу. Соуп почти чувствует, как все любопытные взгляды от страха устремляются в стены. Гоуст хватает его за шею и тянет из столовой. Соуп задыхается, спотыкается о ступеньку, затем пытается отстраниться, но Гоуст просто хватается за его футболку и силком тащит через коридор. Соуп с трудом поспевает за его широким шагом, извиваясь в его хватке, как рыба на побережье. — Эй! Куда ты… Гоуст резко останавливается. Он раздражённо вытаскивает из кармана айди-карту, отпирает ею дверь и затаскивает Соупа внутрь. Он спотыкается, а затем замирает, понимая, чья это комната. Ни украшений, ни лишней мебели. Четыре стены, кровать и небольшой сундук с одеждой. Гоуст прижимает его к стене. — Ты, — шипит Гоуст, — действуешь мне на нервы. Соуп бледнеет, чувствуя себя совершенно оскорблённым. — Я?! Что, блядь, я сделал?! Это ты заставил меня тереться о собственное бедро в ёбанной кладовке, ты по линии связи сказал мне подрочить, а после просто сбежал, как какой-то чёртов трус… Гоуст снова хватает его за грудки, и Соуп чувствует исходящую от него ярость. Он никогда не видел Гоуста настолько близко, без этой черепной пластины он даже ясно может видеть его серые глаза через балаклаву. — Ты уже не знаешь, как забыть об этом, МакТавиш. Жмёшь на все кнопки, просто чтобы посмотреть, случится ли взрыв после. Это разговору не подлежит. Возвращайся в свою комнату и забудь, что только что произошло. — Я нравлюсь тебе, — выплёвывает Соуп, словно это какое-то оскорбление. — Ты сводишь, блядь, меня с ума! — рявкает Гоуст. — Конечно, чёрт побери, нравишься! Соуп замирает. Его глаза округляются в удивлении, они оба просто смотрят друг на друга в долгой, бездыханной тишине. А затем Соуп переходит в атаку. Он пытается вырваться из хватки Гоуста, цепляясь за его предплечья и пытаясь вывернуть его правую лодыжку. Наполовину ему даже удаётся, но Гоуст выигрывает в весе. Соуп извивается, дерётся и плюётся, пока Гоуст окончательно не прижимает его спиной к стене. Он достаёт нож и приставляет его Соупу к горлу. Для подстраховки. — Остановись. Немедленно. Соуп чувствует лезвие при каждом вздохе. — Почему ты не сказал мне? Гоуст опускает взгляд вниз, потом снова поднимает его. Он также пытается отдышаться. Из-за ножа Соуп буквально пригвождён к стене, а хватка Гоуста тверда, как скала. — Мы… не должны… позволить этому случиться. Это не для таких мужчин, как мы. Сердце Соупа ухает вниз. Он сглатывает, а затем хрипит: — Почему нет? И если ты сейчас начнёшь трепаться о своих достоинствах, меня стошнит. Взгляд Гоуста смягчается. Достаточно, чтобы опуститься Соупу на горло. Гоуст меняет угол наклона ножа, проводя им по глотке, после дразняще останавливаясь у вены. — Не стану. Ты и так о них знаешь, — кончик ножа поворачивается возле уха Соупа. Гоуст вздыхает. — Я отказался от этой части своего сознания давным-давно. Та часть, которая, знаешь… хочет кого-то. И не знаю, будет ли это хорошей идеей — принять её снова. Не знаю, что мне делать. Соуп поворачивает голову к лезвию. Он замечает, что нажим, с которым Гоуст держит нож, мягкий, дабы не причинить реальной боли. Он царапает себе кожу, возвращая тем самым внимание Гоуста. — Ты пытаешься защитить меня? Мило, конечно, но это совсем необязательно. — Не тебя, — отвечает Гоуст. — Не совсем. Глаза Соупа округляются в удивлении. Он снова прислоняет голову к стене и шепчет: — В смысле? Гоуст начинает отстраняться. — Просто забудь об… — Нет! Не забуду! Саймон, я, блядь, тобой одержим, каждой твоей нездоровой и извращённой частью, почему мы не можем… Гоуст резко втыкает нож в стену, прямо возле уха Соупа. — Потому что ты как зависимость! — кричит Гоуст, обрывая его на полуслове. — И я не могу тобой завладеть, потому что тогда я никогда не смогу отпустить тебя! Желание бороться покидает Соупа. Он стоит, абсолютно не шевелясь, даже не дыша. Гоуст разворачивается и проводит ладонью по лицу, Соуп напоминает ему отравленное яблоко. Всего один укус, чтобы доказать, что ты сможешь сдержаться. Попробовать на вкус и забыть. Все эти их дразнилки, флирт, случайные мимолётные прикосновения друг к другу, — всё это было только для того, чтобы в конце трусливо сбежать. Всё это имело смысл; Гоуст мучил себя, просто чтобы понять, позволено ли ему всё это. Соуп облизывает нижнюю губу. Широкая спина Гоуста выглядит такой далёкой и неприкасаемой. Соуп мягко проводит пальцами по ножу, воткнутому у его уха, и спрашивает: — Но иметь один недостаток — это нормально, верно? — Гоуст оборачивается. Его глаза выглядят уставшими, с тёмными кругами, будто бы он не спал. Сердце Соупа разрывается на части, когда он смотрит на него вот так, сверху вниз. — Не все зависимости плохие. Гоуст делает шаг вперёд. Он скользит голой ладонью по шее Соупа, и от контакта кожа к коже у того в желудке появляюся бабочки. — Я видел, на что ты способен, — Гоуст проводит пальцами по чужой щетинистой щеке, его голос звучит мягко. — Ты определённо одна из плохих. Соуп приподнимается на носочки, чуть ближе ко рту Гоуста. — А что если я правда-правда из хороших? — Джонни… — шепчет Гоуст болезненно, как будто бы это вырвалось прямиком из его души. Соуп наклоняется ещё ближе, целуя Гоуста сквозь маску. Этот барьер не даёт ему почувствовать его кожу, но он всё равно чувствует так чужие жар, желание и намерение. Он чувствует форму губ Гоуста, как будто бы целует его сквозь тонкую вуаль, и от этого вдоль его позвоночника пробегают мурашки. Гоуст сжимает его шею, целуя в ответ, и Соуп цепляется пальцами за его бицепсы, чтобы, если что, не дать ему сбежать. — Блядь, пожалуйста, — умоляет Соуп, проталкивая язык через ткань, и, к его восторгу, Гоуст отстраняется ровно для того, чтобы натянуть балаклаву на нос. Наконец, он жадно целует его своими губами. На вкус Гоуст как выстрел, как огонь и порох, как ярость. Они кусают друг другу губы, бьются подбородками, сгорая в борьбе за контроль. Соуп шатается, потому что Гоуст тоже хочет его. Он издаёт полный облегчения звук. Гоуст подхватывает его под бёдрами, поднимая в воздух; комната наполняется звуками их влажных поцелуев и спёртого дыхания. Гоуст с лёгкостью удерживает Соупа на весу (чертовски большой ублюдок), и Соуп проводит по его шее ногтями, удерживая челюсть неподвижной, чтобы Гоуст специально раздвинул его рот своим языком. Губы у него мягкие. Его собственные губы царапает щетина, и Соупу это нравится. Он чувствует острую линию, проходящую через губу и дальше к носу, — мягкий маленький шрам, на который можно надавить языком. Физический контакт пиздецки заводит его; у него так кружится голова, что его сознанию требуется минута, чтобы как следует прочувствовать металлический шарик у себя во рту. — Что… — отстраняется Соуп. Гоуст приоткрывает глаза. Его зрачки расширены, а взгляд затуманен. — Что это такое? Гоуст моргает разок. А затем, открыв рот, показывает серебряное украшение пирсинга на языке. У него очень заметные, острые клыки, и шарик звенит о них каждый раз, стоит Гоусту пошевелить языком. Соуп теряет рассудок. — Ни хрена ж себе! Это чертовски сексуально. Как ты прошёл медосмотр? — Просто вытащил, — легко отвечает Гоуст. Он снова отыскивает губы Соупа, пока тот занят новой блестящей игрушкой, и заставляет застонать его в удивлении, когда не только берёт на себя инициативу, но ещё и стучит украшением о его зубы и кусает за губу. Соуп чувствует себя совершенно дико. Он опьянён этим густым, липким, словно мёд, желанием, растекающимся по его венам. Они целуются ещё и ещё; их поцелуй глубокий и грязный, по подбородку Соупа стекает слюна, он со свистом втягивает носом воздух — это всё совершенно непристойное дерьмо. От Гоуста по-прежнему пахнет пушечной бронзой, и это по-прежнему до чёртиков заводит Соупа. Мужественный запах мускуса; он поджигает Соупу нутро, заставляя его хотеть кусаться, трахаться и убивать. Соуп разрывает череду поцелуев, вгрызаясь Гоусту в щеку; проводит языком вдоль свёрнутой линии балаклавы, чтобы проверить, насколько далеко он сможет зайти, прежде чем Гоуст остановит его. Жмёт ещё больше кнопок, чтобы увидеть ещё больше взрывов. Его тянут за волосы, оттаскивая, и держат на весу теперь одной рукой. Соуп стонет, глядя вверх сквозь мокрые, слипшиеся ресницы. — Пожалуйста, Гоуст… позволь мне тебе отсосать. Я больше ничего на Рождество просить не буду, обещаю. Гоуст хмыкает. Он присасывается к коже у Соупа за ухом, — блядь, — а затем прикусывает её нечеловечески острыми зубами. — А что насчёт твоей девочки? — Э-э, — Соуп непонимающе моргает. Гоуст опускает его обратно на ноги, чтобы после задрать футболку и ощупать живот, сжать талию своими большими ладонями, а затем обхватить его сзади. Соуп покрывается мурашками, а затем вспоминает свой разговор с Газом в самолёте. — А-а-а! Мой байк! Гоуст тормозит. — Ты ездишь на мотоцикле? — Ага, он у меня стоит в гараже неподалёку от Глазго. Надо будет как-нибудь покатать тебя на этой самой красивой малышке, какую ты только сможешь увидеть, — Соуп лодыжкой цепляет Гоуста за икру, выводя того из равновесия и заставляя опереться рукой о стену, чтобы не упасть, и ухмыляется. — Ну, если не считать тебя, конечно. Гоуст кидает на него пристальный взгляд. Он выдёргивает нож из стены и убирает его обратно в ножны. — Снимай футболку. Соуп мысленно хихикает. Он стягивает футболку через шею как раз в тот момент, когда Гоуст расстёгивает плечевую кобуру и убирает её, а затем он толкает Соупа на постель, и тот, хватая Гоуста за ремень, тянет его за собой. — Боже, мне это надо, — хрипит Соуп. — Я вечность мечтал о твоём члене в своём рту. Гоуст давит Соупу на плечо, и тот нетерпеливо опускается вниз, становясь на колени. Он тут же бросается расстёгивать ремень, но Гоуст тормозит его, пальцами крепко сжав подбородок. Он заставляет Соупа поднять взгляд, и, о боже, каким же Гоуст выглядит большим. — Если мы сейчас начнём, то назад пути не будет, — Гоуст тянет Соупа вверх, заставляя вытянуться, словно по стойке смирно. Соуп хватается за набедренные ремни Гоуста, дабы удержать равновесие. — Я убью каждого бедолагу, что к тебе прикоснётся. — О, блядь, да, — ухмыляется Соуп. — Ты хочешь, чтобы я был твоим? Я могу. В глазах Гоуста вспыхивает желание. Быть центром его внимания — это крайне напряжённая штуковина. Внезапно Гоуст проводит большим пальцем по челюсти Соупа и заставляет его приоткрыть рот. Он наклоняется ближе к нему, и Соуп выгибается ему навстречу. — Докажи. Гоуст стучит пирсингом о зубы, и от осознания, что сейчас произойдёт, желудок Соупа сжимается. Гоуст неторопливо, целенаправленно фиксирует Соупу лицо, чтобы тот оставался неподвижным, и сплёвывает ему на язык, из-за чего Соуп прямо-таки чувствует, как его член начинает оживать. Соуп перекатывает слюну на языке, гордо демонстрируя себя влажным и уже готовым. Остатки слюны Гоуст размазывает большим пальцем по его губам и горделиво урчит. — Хороший мальчик. Соуп ругается себе под нос низким, протяжным «бля-ядь». Он снова тянется к ремню, и на этот раз Гоуст ему позволяет. Он вытягивает ремень из петель — на хрен его — и отбрасывает в сторону, затем расстёгивает ширинку и прощупывает чужую выпуклость через ткань. Член у Гоуста толстый и тёплый, и когда Соуп окончательно стягивает с него штаны, у него пересыхает во рту. — Без белья? — Иногда не ношу, — пожимает плечами Гоуст. Соуп точно обкончает себе штаны. Он обхватывает член Гоуста ладонью, всё ещё поражённый его размером. В руке ощущается приятная тяжесть; Гоуст ещё даже не до конца твёрдый, но уже даже так сможет полностью заполнить Соупу рот. Его член розоватый, жилистый, и Соуп сразу же ныряет к мошонке, языком проходясь по шву и собирая слюну во рту, чтобы всё как следует снизу вылизать и сделать Гоуста твёрдым до конца. Гоуст от этого издаёт кряхтящий звук, заставляя Соупа покрыться мурашками от возбуждения. — Чёрт побери, детка, — хрипит Соуп. — Так и знал, что тебе понравится. Ты ведь позволишь мне сесть на него? — Следи за своим блядским языком, — рычит Гоуст. Соуп обхватывает губами головку, смачно её слюнявит, а затем откидывает голову назад, чтобы промурлыкать в ответ: — Слушаюсь, сэр. Гоуст чертыхается, и Соуп прикладывает усилия, чтобы не начать улыбаться. Гоуст говорит ему «быстрее», и Соуп послушно начинает двигать головой. Рот растягивается вокруг его члена, но рвотных позывов за этим не следует (Соуп слишком такому натренирован), но размер всё равно заставляет его грудь сжиматься, словно он находится на грани удушья. Адреналин сводит с ума, и это заводит просто пиздецки. Член на вкус не похож ни на что другое, и это так хорошо. Соуп захлёбывается слюной, обводит языком головку и кончиком проходится по уретре, слизывая горьковатый привкус. Он стонет, когда Гоуст хватает его за загривок и вгоняет член ему в рот до самого конца, заставляя уткнуться носом в лобковые волосы. Горло немного перехватывает. У Гоуста крепкая хватка. Его сильные пальцы зарыты в ирокез, а костяшки трутся о выбритую часть волос. Соуп, наверное, мог бы вывернуться, если бы только захотел, но на кой чёрт ему это делать? У него есть буквально всё, что ему было нужно: массивные бёдра под жадной хваткой пальцев, возбуждающий звук тяжёлого дыхания Гоуста, хватка у него в волосах и член, пульсирующий в его рту. Истинное умиротворение в его шлюшей церквушке. Соуп кидает взгляд вверх из-под ресниц, и в его животе скручивается удовлетворение, когда он замечает, что Гоуст голодно наблюдает за ним. — Чёрт, — шепчет Гоуст. — Отлично выглядишь, детка. Половина САС задохнулась бы в желании трахнуть этот рот, ты это знаешь? — он усиливает хватку, понижая свой голос. — Как долго ты сможешь оставаться в такой позе? Сможешь ли насаживаться глоткой на член всю ночь, если я прикажу тебе? Соуп восторженно стонет вокруг его члена. По его подбородку стекают слюни. Он чувствует себя чёртовой псиной и просто начнёт трогать себя, если так продолжится и дальше. Металлическая молния на его штанах врезается прямо в парочку чувствительных мест. Атмосфера вокруг напряжённая и притягательная, она кажется словно бы наэлектризованной. Гоуст прижимает ладонь к его лбу, убирает с глаз короткие пряди волос. Ресницы Соупа дрожат. Затем Гоуст зажимает ему нос, и Соуп реально начинает задыхаться. Он давится, извивается, паникует, но с места сдвинуться не пытается. Гоуст ждёт, наблюдая, и отпускает только когда Соуп зажмуривается. — Вот так, — воркует Гоуст. — Просто прекрасно. Ты отлично справился. — Блядство, — кашляет Соуп, его горло пересохло. Толстый член Гоуста, покрасневший и возбуждённый, шлёпается об его рубашку. Соуп прижимается щекой к его бедру, пытаясь отдышаться. — Чуть было Господа в моменте не увидел. Гоуст заставляет его подняться, а затем толкает на постель и нависает сверху. Чуть позже Соуп поймёт, что раньше рукоприкладство его так не возбуждало. Матрас под весом отпружинивает и скрипит. Этот звук прорывается сквозь густое напряжение, витающее в воздухе, прежде чем все звуки снова смешиваются в одно сплошное месиво, наполняя комнату. — Ты пиздецки хорош, — рычит Гоуст. — Никаких жалоб не последует? Просто позволишь мне душить тебя до тех пор, пока не кончишь? Соуп со стоном выгибается дугой на постели. Гоуст уже хозяйничает в его штанах, присасывается к горлу и слизывает слюну с его подбородка. Святая троица секса. — Неплохой вариант откинуться, — выдыхает Соуп. Его разум затуманен, он в полном отчаянии манипулирует рубашкой Гоуста, с силой срывая плотную ткань с его мускулистых рук, чтобы как следует поклониться его груди. Гоуст весь в шрамах: толстые келоидные рубцы и давно зажившие блеклые отметины. Его тату-рукав доходит до бицепса, и ещё несколько татуировок уходят с плеча вниз по спине. — Боже правый, ты так горяч. Гоуст его целует. На мгновение Соупу кажется, что у него перехватило дыхание. Балаклава всё ещё натянута на нос, и Соупу очень хочется её стянуть с чужого лица, но это та граница, которую Гоуст ещё не позволил ему перешагнуть, и Соуп не пытается это оспорить. — Раздевайся. Дважды Соупу повторять не надо. Он стягивает с себя джинсы вместе с носками, пока Гоуст в это же время встаёт с постели, опускаясь на колени, и пытается отыскать смазку и презервативы. От осознания, что всё это происходит на самом деле, внутренности Соупа совершают кульбит по часовой стрелке. Надвигающаяся на него фигура Гоуста всё ещё пугает. Чёрная маска, отсутствие рубашки, тяжёлый член, наполовину спрятанный тканью, большие жилистые руки, подтянутый живот с тонким слоем жира. Соуп откидывается на спинку кровати, раздвигая ноги, и когда Гоуст оборачивается, его глаза с интересом загораются. — Собираешься смазать меня, милый? — он подсовывает руку себе под бедро, когда Гоуст забирается коленями на постель. — Попробуй же. И ты больше никогда не вернёшься к вагинам, поверь мне. Глаза Гоуста сужаются. Он наклоняется ниже, целуя Соупа в губы, и тот охотно отвечает, руками обхватывая его шею. Гоуст удивительно хорошо целуется, и что ещё более удивительно, — ему вообще нравится это делать. — Их и так никогда не было, и никогда не будет. Соуп вскидывает брови. — Да ладно? — Я ж тебе сказал, — бормочет Гоуст. Он оставляет поцелуй сначала на челюсти, потом на шее, на ключице. Это ужасно интимно и заставляет Соупа трепетать. — Думал, эта часть меня мертва. Ты первый, кто возбудил меня за много лет. Соуп съёживается; он польщён и даже немного этому горд. Он хочет написать на Гоусте своё имя. Украшение в языке задевает его сосок, и он резко выдыхает. — Ох, блядь. Ты сейчас серьёзно? Гоуст зубами царапает Соупу грудь. Соуп весь заходится в судорогах, когда Гоуст добирается языком до живота и кусает его в области пресса. У него есть там парочка шрамов. Их не так много, как у Гоуста, но он всё равно проводит по ним языком, словно они имеют для него какое-то значение. — Мгм-м. Это всё из-за твоих рук. То, как ты ими разбираешь свою винтовку, а затем собираешь её обратно, — Гоуст обводит языком пупок, а щетина на его подбородке приятно натирает кожу. — То, как загораются твои глаза, когда ты подрываешь С-4. Ты всегда отдаёшь самый лучший спальник ребятам помоложе. И то, как ты вонзаешь кому-то нож в спину, а после улыбаешься, наблюдая за тем, как этот кто-то истекает кровью — чертовски непристойно, — Гоуст, наконец, поднимает свой взгляд на Соупа, и тот чувствует, что не может даже толком вдохнуть. — А насчёт того, что произошло в этой блядской кладовке, Джонни. Ты так взволнованно и сладко извивался, сидя у меня на коленях, — это было просто охуеть, приятель, я возбудился настолько сильно, даже подумал, что я в моменте ходить разучился. — Оу, — выдыхает Соуп. У него нет слов. Гоуст носом трётся о чужой член, заставляя его подрагивать от этих дразнящих движений. Что-то мокрое и липкое проникает Соупу между ног, и он естественно выгибается дугой навстречу. Гоуст лижет головку его члена. — Как только я заставил тебя стонать себе на ухо, то подумал, что останусь этим удовлетворён. Гоуст смазывает холодной смазкой Соупу задний проход. Соуп насаживается на палец, что проникает в него, и напрашивается на то, чтобы ему вставили второй. Пальцы у Гоуста длинные и толстые, из-за этого голова идёт кругом. — Ха, неужели? И как, остался? — Нет. Некоторое время Гоуст трахает его пальцами, то входя ими целиком, то полностью их вынимая, чтобы Соуп как следует привык к ощущениям, но не то чтобы Соупу требуется много времени на подготовку, у него и так уже почти ручьём текут слюни, руки скользят по груди Гоуста, сжимают его руки, добираются до шеи, — они буквально везде, Соуп пытается заставить Гоуста двигаться быстрее. — Бля-ядь, как же я хочу тебя, — стонет Соуп. — Меня не трахали целую вечность. Знаешь, я собирался трахнуть того парня из паба, которого ты спугнул несколько месяцев назад. — Я в курсе, — рычит Гоуст. Они оба немного великоваты для такой кровати: слишком много мускулов и конечностей. Дешёвый матрас натужно скрипит под их общим весом. Гоуст опускает ноги с постели и подтягивает Соупа за бёдра ближе к краю, заставляя его приподнять задницу, чтобы можно было пристроиться к дырке. — Прикуси подушку. Соуп не делает этого, а потом очень жалеет, потому что ебучий случай. Во рту член Гоуста чувствовался не так уж и плохо, но вот задницу он буквально рассекает, ровно посередине, и она начинает адски гореть; это жжение похоже на то, которое бывает от стимуляторов, — пиздецки горячо, просто до жгучего экстаза. Соуп откидывает голову назад и стонет так, что Гоусту приходится заткнуть его рот ладонью, но, вероятно, это было уже слишком поздно. Их услышит вся база, так что к ебеням приличия. — Чёрт подери, — рычит Гоуст. Он опускает голову, и Соуп может увидеть, как по его шее скатываются капли пота. Вены на его руках вздуваются, а мышцы живота напрягаются от желания. Гоуст внутри него. Его собственный монстр внутри, блядь, его задницы. — Блядство, Джонни, ты хорош, ты чертовски хорош. — Чёрт, — Соуп вытирает свои глаза. — Давай же, элти. Иначе мой член сейчас отвалится. — Не называй меня так — не сейчас, — усмехается Гоуст. Он медленно выходит из него, затем так же медленно возвращается обратно, задерживаясь в таком положении ненадолго, чтобы они оба привыкли к ощущениям. Соуп хлопает его по плечу, и Гоуст, наконец, увеличивает темп, заставляя Соупа облегчённо выдохнуть. — Саймон. — Всё в порядке? Ты пиздец какой узкий, Соуп. — Потому что надо трахать меня до тех пор, пока мышцы как следует не растянутся, разве ты не знаешь правил? — хрипло смеётся Соуп, а затем Гоуст с рыком раздвигает его бёдра в разные стороны и вгоняет член внутрь сразу на всю длину. Ебучий конский член, этого было чересчур много сейчас. — Давай проверим, насколько ты гибкий. Гоуст перестаёт сдерживать себя, и это просто лучшее, что когда-либо в жизни с Соупом случалось. Наконец-то появился тот, кто может с лёгкостью его швырять, быть с ним немного грубым и до боли трахать. Зверский и безупречный ритм, прям как у старого доброго солдата, верного и преданного. Соуп покрывается испариной, боясь даже прикоснуться к своему стояку, он больше сосредотачивается на том, как вколачиваются ему в задницу. Гоуст находит его простату и теперь целенаправленно долбится именно в неё, и, слава богу, было нетрудно определить, что попал он именно туда, куда надо, потому что Соупа на постели выгибает, и он стонет сквозь стиснутые зубы. — Ты такой громкий, милый, — бормочет Гоуст. Опять это грёбанное прозвище. Оно реактивным топливом разливается по венам. — У-уф, бля, т-только когда мне так хорошо. Гоуст снова ставит колено на постель и закидывает ноги Соупа себе на плечи, заставляя его от удовольствия прикусить собственный кулак. Их жетоны стучат друг об друга, они соприкасаются животами. Смена позы заставляет Соупа сжаться, и он знает, как это приятно, потому что Гоуст сразу же вздрагивает. — Держись за меня. И Соуп рад, что послушался его, потому что Гоуст наваливается на него, начиная двигаться быстро и жёстко, врезаясь в него бёдрами, из-за чего пальцы на ногах Соупа подгибаются, а сам он ногтями впивается в маску где-то сзади. Он тянет за неё, умоляя Саймона, просто пожалуйста, и Гоуст одним слитым, резким движением срывает с себя маску, перенося вес всего тела на одну руку, и целует Соупа. Полнейший шок. Руки Соупа сразу тянутся к его лицу, щупая и оглаживая эту новую для него, ни разу не тронутую им кожу. Волосы у Гоуста почти белые, как и щетина на его лице. Длинный нос, густые брови, и вдоль всего лица проходят в одном направлении шрамы, словно раз за разом кто-то проводил по лицу ножом. Соупу хватает одного взгляда, чтобы влюбиться. — Ах, Саймон, милый, ты такой пиздецки красивый, — говорит ему Соуп. Он с трепетом наблюдает за тем, как лицо Саймона искажается от удовольствия, его ледяные глаза сужаются, а красивый рот дёргается. Саймон языком проводит по приоткрытым губам Соупа, и тот полностью принимает его, играясь с пирсингом на языке, пока его член довольно течёт. — Кончишь, когда я тебе скажу, — говорит ему Гоуст, и Соуп держится изо всех сил. Он близок к краю, и это вполне заметно по тому, как напряжены его яйца, и из-за жара, нарастающего внутри. Кончить, ни разу себя не тронув? Чёрт, да, но это более вероятно, чем вы можете подумать. Плоский живот Гоуста трётся о член Соупа, и это медленно разжигает его изнутри. Изголовье кровати врезается в стену. Упс. Соуп держится, держится и ещё раз держится. У него побелели костяшки пальцев, он стискивает зубы и смаргивает слёзы. Сосредоточиться он может только на том, чтобы раньше времени не кончить, пытаясь оттянуть неизбежное с помощью силы воли и своего желания угодить. Наконец, Гоуст сжаливается над ним: — Соуп… Блядь, Джонни, сейчас, — и из тела Соупа в этот момент словно выдёргивает чеку. Его член дёргается, пульсирует, и Соуп опускает руку вниз, чтобы пройтись по стволу и продлить свой оргазм до трясучки. Он устраивает грёбаный бардак, и ему на это глубоко плевать. Его ноги соскальзывают с плеч Гоуста, и теперь Соуп может видеть его лицо, пока он шепчет: — Вот так, выжми из себя всё до последней капли, ты просто обворожителен, блядь, взгляни на меня. Соупа выгибает, он яростно дрожит, а затем ослабевает. Гоуст из вежливости притормаживает свои движения. Соуп подносит к губам Гоуста испачканную в сперме ладонь. Не ожидав такого, Гоуст приоткрывает рот и языком протискивается между пальцев, слизывая всю эту грязь. Соуп откидывает голову на матрас и стонет. — Официально убит в бою. — Тебе хорошо? — Ага. Я ног не чувствую. Гоуст слегка смеётся. Соуп ещё немного играется с пирсингом на его языке, прежде чем убрать руку и вытереть её о простынь. Гоуст пытается отстраниться, но Соуп ему не позволяет. — Не-не-не. Ты кончаешь следующим, иначе я не сдвинусь отсюда. Впервые в жизни Гоуст выглядит почти что смущённым. Он отводит взгляд в сторону, его грудь вздымается, а щёки слегка розовеют. — Не знаю, смогу ли я. Ох. Мир становится всё более чётким для Соупа, когда оргазм спадает. Он лодыжкой цепляет Гоуста за задницу, подталкивая его ближе к постели, и ложится полубоком. Гоуст вздрагивает, когда его член вставляют обратно в чужую задницу, и Соуп весело хмыкает. — Всё в порядке. Можешь брать мою задницу хоть всю ночь, меня это не побеспокоит. Гоуст закатывает глаза и, в конце концов, снова начинает трахать его. Перевозбуждение — это, конечно… ту мач, но не то чтобы это прям пытка, Соупу нравится ощущение тяжести чужого тела на себе. Он поощряет действия Гоуста тонной неряшливых поцелуев, чувствуя через некоторое время, как он, наконец, начинает расслабляться. Соупу хочется зажмуриться, но он держит глаза открытыми, чтобы можно было наблюдать за тем, как лицо Гоуста немеет от удовольствия. Его лицо, которое он так старательно прячет, действительно великолепно. — Давай же, дорогой, скажи, как тебе ощущения от моей задницы? Лучшая из всех, что у тебя когда-либо были, просто без сомнений. Гоуст вдыхает воздух через нос, толкаясь снова и снова. — Она как тиски. Соуп ухмыляется. Он протягивает руку, чтобы похлопать Гоуста по бедру, и говорит: — Сними презерватив, и я буду чувствоваться ещё лучше, — Гоуст, этот симпатичный ублюдок, вскидывает брови. Соуп уточняет: — Мы проверяемся каждый чёртов месяц, мы оба чистые, так что сними его и заполни меня как следует, не будь ханжой. Вот и всё. Соуп наблюдает за тем, как у Гоуста сужаются зрачки, точно у хищника, увидевшего добычу. Он отстраняется, стягивая с себя презерватив, снова смазывает член смазкой и, блядь, стонет, после снова вводя его внутрь измученной дырки Соупа. Даже такой сдавленный звук заставляет Соупа снова возбудиться. — Дерьмо, — ругается Гоуст. — Дерьмо, — вторит ему эхом Соуп. — Вот так вот. Хочу увидеть Призрака. Завтра его бёдра точно будут все в синяках. Спасибо, Боже, увольнению на берег, потому что где-то неделю он точно будет на одну ногу прихрамывать. Но это достойная жертва тому, какие звуки Гоуст издаёт. Большой плохой герой, пыхтящий ему на ухо. Соуп на вершине мира (или под ней, смотря на то, как посмотреть). Гоуст затихает, наконец, останавливаясь, вздрагивает и опускает голову, буквально сворачиваясь калачиком в объятиях Соупа. Соуп мантрой лепечет «о, да, да, да», и Гоуст изливается внутрь него, устраивая большой, жирный беспорядок. Соуп чувствует какую-то странную гордость из-за этого. Довольно мощная штука. Соуп зарывается пальцами в его волосы, а Гоуст утыкается лицом в его плечо, спрятавшись таким образом и пытаясь восстановить дыхание. — Ты отлично справился, — воркует Соуп. — Вот это, должно быть, и есть хорошая моя часть. — Заткнись, — бурчит Гоуст в ответ. Он целует Соупа за ухом, и это так чертовски сладко. Они оба вздрагивают, когда Гоуст отстраняется, — и от перевозбуждения, и от осознания, что Соуп, вероятно, сможет зайти на ещё один раунд. Он вдруг осознаёт, что такое зависимость. Всего этого никогда не будет достаточно. Он может потратить годы на погоню за чем-то большим, но будет удовлетворён только тогда, когда вскроет Гоуста и залезет внутрь него.✯✯✯
Гоуст вытирает их полотенцем для рук, которое он словно достаёт из воздуха, а затем устраивается у стены, из-за чего у Соупа остаётся два варианта: либо наполовину залезть на Гоуста, либо свалиться с постели к чертям собачьим. Он всё ещё немного удивлён тому, что Гоуст до сих пор не выгнал его, хотя, возможно, он просто перезагружается после оргазма. Как и всегда, Соуп испытывает свою удачу. В воздухе чувствуется неловкость. Они зашли очень далеко, обнажившись друг перед другом, — и физически, и эмоционально. Соуп может ощутить, как ровно и твёрдо Гоуст дышит под ним, его тёплую кожу под ухом, и вздыхает, закидывая, наконец, на него руку и ногу. Сначала Гоуст застывает, но послеоргазменное состояние недолго оставляет его в напряжении. Соуп пальцами пробегается по рукаву его татуировки, вверх по предплечью, затем переходит на локоть. Гоуст — человек из плоти и крови, ничего удивительного и необычного. Соуп готовится снимать напряжение, но оказывается, что ему этого делать не надо. — Как заставить бильярдный стол смеяться? Соуп в искреннем ошеломлении поворачивает голову. Лицо у Гоуста плоское, как блин. — Чего? — Пощекотать ему шары. Соуп смотрит на Гоуста с широко раскрытыми глазами, типа, «ты щас серьёзно?», но по тому, как он смотрит на него в ответ, понимает, что да, он серьёзно. Что-то есть в этом такое трогательное, что режет Соупу сердце. Он ртом утыкается Гоусту в бицепс и вгрызается в него зубами. — Ну и умора. Только не говори, что ты придумывал эту шутку всё это время. Гоуст как будто бы даже не замечает укуса. — Несколько дней, вообще-то. Соуп зализывает маленький красный след на его руке. Там рядом шрам — старая огнестрельная рана. Он прижимается к нему щекой, чтобы после снова взглянуть Гоусту в глаза. Соуп искренне счастлив, и это, пожалуй, самая худшая часть всего этого. — Саймон… что мы сейчас делали? Гоуст вздыхает. — Нарушили, как минимум, три пункта в кодексе поведения. — Ну конечно, храни Боже нашу щепетильную репутацию. Гоуст толкает Соупа головой. Желудок у него совершает кульбит, когда он видит, что Гоуст пытается его поцеловать. Соуп приветственно встречает его приоткрытые губы, наклоняя голову в сторону, чтобы не столкнуться носами. Они оба пахнут сексом, чувствуют и пробуют его на вкус, поэтому когда им придётся снова снарядиться и вернуться на базу, — это будет чертовски жестоким возвращением в реальность. У них проблемы, но штаб — не место для их решения. Не в окружении всех этих правил, казарм, любопытных спецназовцев и уродливых бетонных стен. — У тебя есть какие-нибудь планы на отпуск? — спрашивает Соуп. Гоуст кажется поражённым этим вопросом. Соуп всё ещё пытается как можно лучше запомнить его лицо, прежде чем оно снова исчезнет. — Нет, — он делает паузу. — Собирался с Роучем тренировать новые трансферы, но это пока не подтвердилось. — Поехали ко мне домой. Не в замок, конечно, но, по крайней мере, кровать там точно будет лучше. Гоуст выглядит так, словно он не в восторге от этой идеи (не то чтобы Соуп вообще видел его в восторге от чего-либо), но Соуп старается не расстраиваться раньше времени в ожидании ответа. Рука Гоуста тянется вверх, и он проводит подушечкой пальца по шраму Соупа над глазом. Поразительно нежно. Соуп уже тоскует по нему. — Это не ловушка, — добавляет Соуп. — Если хочешь остаться здесь — оставайся, я всё равно буду тебя чертовски хотеть. Гоуст наконец трескается. Он опускает ладонь Соупу на макушку, и тот понимает, что с ними всё будет в порядке. — Я поговорю с капитаном. Соуп начинает сиять, внезапно даже помолодев. Гоуст закатывает глаза и пытается нащупать маску, но Соуп умоляет его: «нет-нет-нет, пожалуйста, ещё пять минуток». Лёгкий стук в стену заставляет его заткнуться. Он щёлкает челюстью, и по телу снова начинает пробегать холодок, — горькое напоминание о реальности. — Оу. Ты делишь стену с Газом, не так ли? — Ага. — Чтоб меня. Проверю, есть ли у Райнэра ночные рейсы. Гоуст выглядит так, словно за этим своим каменным выражением лица он может рассмеяться. Соуп слышит в его голосе нотку юмора: — Хорошая идея. Соуп роется под кроватью, пытаясь отыскать свои штаны и нащупать в кармане телефон. Гоуст в это время скользит рукой вниз по его позвоночнику, вводя два пальца во всё ещё мягкий и податливый задний проход, и Соуп думает, что их полёт может и подождать.✯✯✯
Прайс бросает на них двоих взгляд, делает затяжку и затем отмахивается, как от дыма. — Валите уже нахрен отсюда. — Слушаемся, сэр.✯✯✯
Соуп так давно не переступал порог этой квартиры, что ему приходится перебрать целую связку ключей, чтобы вспомнить, какой именно открывает входную дверь. Гоуст предлагает просто выбить её к чертям, таким искренне серьёзным тоном, что Соуп начинает заикаться: — Нашёл, я нашёл! Господи, чёрт возьми, Боже… Он включает свет внутри, вешая ключи на крючок, бросает вещмешок на диван и снимает с пояса кобуру, кладя её на стойку. Гоуст ничего из этого не делает, просто следуя за Соупом по пятам, окидывая его квартиру скептическим взглядом. Она невелика, но служит отличной крышей над головой, и этого вполне достаточно. Соуп уже может сказать, что Гоуст тщательно осматривает всё помещение: сканирует окна, проходы и двери. Это тактическая подготовка, поэтому Соуп не принимает эту деталь близко к сердцу. Весь декор в квартире довольно обычный, часть которого досталось ему вместе с этой квартирой, но другая часть непосредственно принадлежит ему: например, фотографии мотоциклисток в рамках на стенах и пивная скульптура, которую он сам сделал за те полгода, что просидел в универе. Гоуст проводит пальцем по рамке фотографии и затем со скептичным выражением лица демонстрирует отсутствие на ней пыли. — Плачу сестре, чтобы она поддерживала тут порядок, — объясняет этот факт Соуп, роясь на кухне. В холодильнике ни черта нет, как и в кухонных шкафчиках, — чёрт, как же давно он тут не был. — Да, это скрытая камера, только не пугайся. Гоуст резко перестаёт тыкать в какое-то искусственное растение. — У тебя есть сестра? — Да-да, только не нужно читать мне лекции об ответственности и всё такое. Она коп, так что эта глупая сучка вполне себе может постоять за себя. Соуп оборачивается, сразу же натыкаясь на Гоуста. Ну, по крайней мере, он не подпрыгнул от страха, когда тот прижал его спиной к холодильнику. — Соуп. Для чего мы здесь? Гоуст не снял ни свою одноразовую маску, ни солнцезащитные очки, ни шапку, поэтому Соуп не может как следует разглядеть эмоции на его лице. Он принюхивается и скрещивает руки на груди. — Зависит от обстоятельств. А для чего ты согласился? — Не знаю. Соуп ухмыляется. — Вот тебе и ответ. Давай же, бросай сумку — тут есть кафешка через полквартала, сможешь наконец выпить чаю, — он выныривает из-под руки Гоуста, указывая на квартиру. — Спальня, ванная, гардеробная — всё довольно элементарно. — Соуп, — лепечет Гоуст. Он сглатывает, натягивая на себя посильнее куртку. В солнцезащитных очках легче избежать зрительного контакта, но Соуп всё равно чувствует на себе его взгляд. — Только не сейчас. Давай для начала… просто поедим, ага? Мне нужно хоть на секунду вспомнить, каково это — быть человеком. Гоуст прячет руки в карманы и отходит в сторону, чтобы подождать уже у двери. Соуп принимает это за молчаливое согласие, поэтому снова хватает ключи. Гоуст следует за ним. — Лучше бы чаю быть хорошим.✯✯✯
Они оба понимают, что бегут от неизбежного. Но сколько бы скелетов вы не запрятали в шкаф, сколько бы проблем не зарыли в песок — они всегда будут возвращаться и преследовать вас. Соуп не живёт сложной жизнью — просто потому что не может так. Струны цепляются за колючую проволоку. Сердца разбиваются. Но по какой-то непонятной причине он хочет всего этого больше, нежели чем чего-то другого. И когда они сидят в каком-то захудалом кафе в его родном городе, — убийцы, не сводящие глаз со входа и с пушками за поясом, играющие роль обычных прохожих, и, в некотором роде, даже в этом преуспевая, — Соуп осознает, что хочет всего этого именно с Гоустом. Время раннее, и город ещё даже толком не проснулся. Гоуст хмурится, отпивая чай, пока Соуп откусывает свою булочку. — Невкусно? — Нормально, — буркает Гоуст, выглядя по-настоящему озадаченным. Соуп фыркает, жуя. — Думаю, здесь не всё так примитивно. — О, заткнись, — Соуп вытягивает ногу под столом и напрягается, когда чувствует, как ботинок Гоуста упирается в его собственный. Нет, ну серьёзно, этот парень был у него в заднице (Соуп до сих пор чувствует отголоски этого), но желудок у Соупа всё равно сворачивается в узел из-за этого разговора. Он обводит взглядом кафе, всё равно понижая голос. — Гоуст? — М-м? — Саймон, — поправляет себя Соуп. Он смотрит в окно, замечая восходящее солнце, и внезапно чувствует усталость. — Я не хочу, чтобы дело ограничилось только сексом. Гоуст напрягается — даже если не физически, то это заметно по его глазам. Они выразительные, большие и круглые, и могут выглядеть мило, как у щенка, а ещё они могут выглядеть жутко — прям как из кошмаров. Этот парень — чистый диапазон. — Я знаю, — он снимает бейсболку и проводит ладонью по своим серебристым волосам. Они густые и влажные. Соуп уже скучает по их ощущению. — Я тоже. — Ты зол из-за этого? — Отношения — штука сложная, Соуп, ты же знаешь. Армия — это одно, но то, что делаем мы… — Гоуст снова натягивает кепку на голову. На его глаза падает тень от козырька. — Ты сдохнешь, если тебя скомпрометируют. — Меня уже скомпрометировали, — Соуп взмахивает руками, как бы говоря, мол, и что ты собираешься делать с этим? Напишешь рапорт на меня? Доложишь об этом капитану? — Если кто-нибудь убьёт тебя, я его выпотрошу. Если кто-то схватит меня — я знаю, что ты сделаешь то же самое. — Я сделаю вещи похуже, — рычит Гоуст в ответ. Желудок Соупа совершает кульбит. — Даже Господь не поможет, — Соуп ему улыбается. Он протягивает руку под стойку — туда, где полусонный бариста точно не сможет увидеть. — Это горячо, — смеётся Соуп, про себя в основном. — Ты же в курсе, что я на голову тебя выше, не так ли? Гоуст пялится на него. Внезапно он хватает Соупа за запястье, а не за протянутую ладонь. Сильно дёргает, чуть не оторвав ему руку, из-за чего Соуп едва ли в шоке не сваливается. — Хей! Чёрт подери, что… — Пошли. — А как же твой… — Заткнись. Они проходят полквартала до квартиры Соупа. На самом деле, это больше похоже на бег, — до момента, когда Соуп открывает входную дверь, а Гоуст прижимает его спиной к стене. Он срывает со своего лица маску и яростно Соупа целует, и тот в свою очередь, решая, что ему надоело быть постоянно прижатым, толкает Гоуста назад, пока сам не прижимает его к двери, одной рукой скользнув под рубашку, а второй — обхватив его за шею. Он скидывает с него бейсболку, и она падает к их ногам. Гоуст буквально пожирает его, двигает губами, прижимаясь, языком проникая Соупу в рот и стуча чёртовым пирсингом о его зубы. Соуп стонет, и Гоуст ловит его стон. — Ты сводишь меня с ума, — рычит Гоуст. Соуп рукой упирается в стену и ловит воздух через нос, когда Гоуст прикусывает его ещё не заживший синяк. Он прямо над воротником, на всеобщем обозрении. — Я вырежу на тебе своё имя. Всего изрежу тебя своим ножом, чтобы ты истекал кровью, — Соуп слышит, как Гоуст дышит, словно борется за контроль. — Я заткну тебе рот своим пистолетом и засуну его тебе прям в твою чёртову глотку — я бы, чёрт подери, сделал это, Джонни. Я бы нажал на курок. Соуп чувствует, как с каждой минутой снижается ментальная устойчивость всех людей в этой комнате. В основном потому, что Соупу хватает одной лишь мысли обо всём описанном, чтобы затвердеть. — Ты не сделаешь мне больно, — хрипит он в ответ, уверенный в своих словах, несмотря на дрожь в голосе. — Пока я не попрошу тебя об этом. Гоуст падает на колени, и Соуп чуть ли не плачет. Позже, когда он уже начинает извиваться и умолять, Соуп пихает Гоуста на диван, стягивая с него штаны, и роется в своём, брошенном рядом вещмешке в поисках смазки. Рот Гоуста весь мокрый от слюны, на вкус он как член вперемешку с чаем, и Соуп вылизывает его, пока сидит на Гоусте верхом и скачет на нём. На этот раз Гоуст переплетает их пальцы, удерживая Соупа в таком положении, пока сам он сидит на его бёдрах и подпрыгивает на них. Они не перестают целоваться. Ни на секунду, даже когда переходят на рыки и стоны и начинают пыхтеть в открытые рты друг друга, пуская слюни, подобно псинам, и потираясь друг о друга. До самых костей. Соуп кончает так сильно, что на мгновение мир становится чёрно-белым. Он пытается оставаться в сознании так долго, как только может, только чтобы почувствовать, как Гоуст под ним обмякает, а затем, наконец, наступает темнота.✯✯✯
Просыпается Соуп в своей постели. Сначала один, и хрен-знает-сколько-времени-сейчас, поэтому он переворачивается и засыпает обратно. Во второй раз он просыпается, потому что матрас рядом с ним проваливается. Чужая рука перекидывается через него, обнимая за шею, и его тело сдавливает, когда за рукой следом позади него скользит тело. Его подсознание в курсе, что это Саймон, поэтому Соуп позволяет себе задремать на мгновение, пока не узнаёт запах своего шампуня. — Ты принял душ? — зевает он. Гоуст утыкается носом ему в шею. Удивительно мягкий, он прижимается к Соупу каждой клеточкой своего тела и выдыхает: — Мгм-м. Прошёлся по магазинам. Соуп приоткрывает глаза и видит свет, проникающий сквозь занавеску на окне. — Чёрт, я настолько долго спал? — Ты был уставшим. — А ты спал? — Пару часиков, — ответ не слишком удовлетворяет Соупа, но он знает, в чём тут дело. Чужой город, чужая постель — потребуется хотя бы парочка дней, чтобы приучить свой мозг к мысли, что здесь безопасно. Соуп поднимает руку, чтобы погладить Гоуста по руке, прощупывает его сухожилия прямо до запястья. Он сжимает его руку, и Гоуст расслабляет её, чтобы Соуп мог нормально за неё держаться. Они оба такие софтовые, но Соупу, в общем-то, наплевать. — Ты неспокоен, — Соуп снова зевает и потягивается, как кошка. Он поворачивает голову, на полпути ударяясь виском о твёрдую черепушку Гоуста. — Пробежка может пойти нам на пользу. — Хм. Соуп пытается отбиться от его хватки, пытаясь перевернуться, и, типа, дай мне сходить в туалет, но Гоуст всё ещё удерживает его, целуя в уголок рта — утреннее дыхание, всё такое. Соуп шлёпает его по плечу, пока Гоуст, наконец, не сдвигается с места, но всё ещё покровительственно наблюдает за ним с постели. Соуп сплёвывает в раковину, вытирает рот и ковыляет (не хромая) до кухни. Он открывает кухонные шкафчики, и Гоуст следует за ним. — Ладно, давай глянем на ущерб. Хлеб, рис, фасоль… шесть коробок чая, — серьёзно, приятель? — Люблю разнообразие, — заявляет ему Гоуст в ответ. Соуп ворчит себе под нос. По крайней мере, у Гоуста теперь есть тот кофе, который он любит. Он почти наполовину наливает воду в чайник, когда замок на его двери начинает дёргаться. В комнате очень быстро становится очень холодно. Они оба действуют абсолютно синхронно: Гоуст достаёт пистолет из-за пояса, а Соуп хватает свой со стойки и прицеливается ровно в тот момент, когда дверь распахивается. Девушка застывает в дверном проёме. Она бросает свои сумки на пол и тянется к поясу. У неё есть пушка. — Не двигайся! — рявкает Гоуст. — Чёрт, — лепечет Соуп. — Джесс?! Джессика шокированно моргает. Затем она расслабляется, плечом подпирая дверной косяк. — Чёрт бы тебя побрал, Джон! Ты сдохнешь, что ли, если пошлёшь хотя бы небольшое предупреждение? Ёбанный мерзавец, я чуть в штаны не наделала. Гоуст выпрямляется, не решаясь опускать пистолет, пока Соуп не подаёт ему знак. — Извини, извини. Гоуст, это моя сестра — Джесс. Джессика заносит свои сумки в квартиру и захлопывает дверь. Она кидает взгляд то на одного, то на другого, и Соуп уже внутренне охает, потому что видит, как пазлы складывают в её голове. Для этого не нужно быть учёным-ракетчиком: Соуп в одних боксерах, а Гоуст без маски выглядит, как какой-то активчик с Грайндра. — Ты как грёбанная псина, — говорит Джессика, направляясь к Соупу. — I’ll gie ye a skelpit lug, как домой написать, так он слишком занят, бегает там со своими дружками-спецназовцами, но зато как переспать с каким-нибудь… — Он с работы! — быстро отвечает Соуп, поднимая руки в защитном жесте, чтоб она его не ударила. — Мы в отпуске! Только вчера прилетели, блядь, я клянусь! Джессика тормозит. — Оу. Ясно, — она разворачивается к Гоусту и кивает: — Приятно познакомиться. Гоуст смотрит то на неё, то на Соупа. У него такое же выражение лица, как и тогда, когда они были в Мексике, и Алехандро балакал на испанском. — Привет. — А ты немногословный, как я погляжу, — Джесс скрещивает руки на груди. — Хоть и симпотный. Думаю, я в этом месяце больше не приеду, так что, пообедаете со мной, или вы меня всё-таки разыгрываете? Соуп подхватывает с пола её сумки и хлопает по руке, направляя в сторону выхода. — Я позвоню. — Лучше уж позвони, или я засажу тебя. — Ага, лучше заткнись. Джессика машет Гоусту через плечо и, забрав свои сумки и пихнув Соупа в плечо, закрывает за собой дверь. Соуп вздыхает, потирая больную руку, и ловит ровный взгляд Гоуста, когда поворачивается к нему. — Ладно, говори уже. — В тебе только что стало значительно больше шотландского, — говорит Гоуст. — На процентов семьдесят, по крайней мере, точно. — Удивительно, но в семье тёмной лошадкой была именно она, — отвечает ему Соуп, перекладывая все обвинения на свою сестру. Гоуст не впечатлён. — Сходство налицо. — О, заткнись, я был гораздо ответственнее неё. — Я должен поверить тебе сейчас? Соуп взволнованно усмехается. Он проводит рукой по волосам, сердце колотится, как бешеное, потому что, чёрт, он бы действительно предпочёл встретиться с ней лет так через пятнадцать, и, чёрт побери, Гоуст будет злиться, потому что буквально какой-то рандом увидел его лицо… Гоуст мягко касается Соупа под подбородком, и он должен уже, наконец, привыкнуть к этим его телепортациям. Соуп поднимает голову, и Гоуст наклоняется к нему, чтобы губами пройтись по его виску. О-о. Он смеётся. — Ты такой милый, любовь моя. Тело Соупа покидает его душу. Стоп. Блядь. Душа Соупа покидает его тело. Они расходятся по разным путям, окей, потому что — что за. На хрен. Соуп издаёт серию невнятных звуков и, в конце концов, сдаётся, когда Гоуст целует другую часть его лица. — Разве ты не хотел показать мне свой байк? — Хотел, — хрипит Соуп. Он прочищает горло. — Да, точно. К чёрту пробежку. Хочешь выйти прогуляться? Гоуст согласно мычит в ответ. Соуп натягивает мотоджинсы и худи и ведёт Гоуста в гараж, где под чехлом спит его девочка. Она мурлычет так, словно Соуп никогда от неё не уходил. Он сажает Гоуста верхом на неё, прогревает движок и понимает, как он чертовски счастлив, что они уехали из штаба. Гоуст крепко держит его за талию одной рукой, а другой держится за задник мотоцикла, и совсем неудивительно, что мотошлем ему идёт. Соуп увозит их далеко за город, к просёлочным дорогам и холмам, на которых он когда-то игрался. В конце концов, рука Гоуста пробирается к внутренней стороне бедра Соупа и сжимает её, заставляя его улыбнуться. Эта поездка вселяет в их души частичку человечности. Ведь когда они снова будут по колено в грязи, переступать через усопших и вырезать грехи на собственной коже, в памяти у них будет всплывать этот момент. Принадлежащий только им двоим.✯✯✯
— Блудный сын вернулся, — говорит Соуп, поднимая вверх руку, когда входит в общий зал. — Пожалуйста, сдерживайте свои аплодисменты. Ласвэлл издаёт смешок и отпивает виски. Прайс убирает со стола ноги, только чтобы Соуп смог сесть на диван и взять себе напиток. После он снова кладёт ноги обратно. — У меня уже есть любимый ребёнок, и это явно Газ. Соуп усмехается, а Газ показывает ему пальцами «пис». — Я обижен, сэр. Вы знаете его всего половину того времени, что мы вместе. — И всё-таки нравится он мне вдвое больше, — возражает Прайс. Он опускает ладонь на макушку Газа, и тот пьяно моргает. — Если бы мог, я бы и сам его родил. — Фу, мерзость. — Ты пьян, — говорит Гоуст, не садясь, но принимая виски от Ласвэлл. — Это наш последний шанс перед тем, как половина нашего отряда вернётся завтра, — бурчит Прайс. — Кстати, вы вернулись на день раньше. — Мы просто очень соскучились по вам, сэр, — мурлычет Соуп. — Ага, конечно. — Секс наскучил? — поддразнивает Газ. — Не-а, но ещё бы несколько дней, и я был бы точно полностью сытым… — Стоп! — кричит Прайс. — Не рассказывай. Откроешь рот — и будешь драить сортиры, сержант. — Соуп, — предупреждает его Гоуст. Соуп сдаётся. — Ладно, ладно. Просто ответил на вопрос. — Ух ты, так вы двое… — Ласвэлл смотрит то на Гоуста, то на Соупа. Отвращения она никакого не испытывает, просто искренне удивлена. — Видимо, я пропустила несколько новостей. — Считай, тебе повезло, — мямлит Газ. — А мне вот понадобится лоботомия, чтобы забыть всё то, что я слышал. Гоуст решительно прекращает этот разговор: — Смени тему или сдохнешь, — дело в том, что это не пустая угроза. Звенят бутылки, пока наливаются новые порции. — Мы демонтировали старую сторожевую башню, пока вас не было, — быстро говорит Газ. — Ну, знаете, чтобы освободить место для новой тренировочной площадки. Сердце Соупа трескается. Он наклоняется, чтобы схватить Газа, но Прайс лениво удерживает его на месте. — Ты, проклятый ублюдок, взорвал её без меня? — У строителей был крайний срок, — пожимает плечами Ласвэлл. — Извини, парень. — Здесь преданностью и не пахнет. Я звоню Алехандро и переезжаю в Мексику. — Нет, не переезжаешь, — говорит ему Прайс. Он тянет руку назад и хлопает Гоуста по руке, как будто бы изначально был в курсе, что тот стоит там. — Потому что у меня есть кое-что, что тебе нужно. Соуп устанавливает с Гоустом зрительный контакт. Маска на его лице выражает целое ничего, но вот глаза его выглядят… живыми. Почти счастливыми. Соуп ухмыляется и закидывает на Прайса ноги. — Подловили меня, капитан.✯✯✯
Если и есть обратная сторона их небольшого отпуска, так это то, что теперь у Соупа значительно меньше рычагов давления на поле боя, и это совершенно не то, о чём вы подумали. — Если облажаешься, то спать будешь на своей койке. — Мне кажется, — Соуп перезаряжает свою винтовку и снимает снайпера со сторожевой башни, — или наказание не соответствует преступлению, элти. Успокаивающий голос Гоуста — приятное утешение для его ушей, даже когда он зол. — Просто вернись живым. Если мне придётся спасать тебя, то узнаешь, что такое настоящее наказание. Соуп усмехается, настраивая прицел. Вся эта миссия не идеальна, но он счастлив просто потому, что находится не на солнце и не в проклятых джунглях. Тут немного снежно — прям почти как дома. — Звучит заманчиво. — Правда? Хочешь быть отшлёпанным? Соуп слегка стонет. — Стоп, погоди немного, я должен разобраться с остальными башнями прежде, чем стану твёрдым. — Ты невероятен, — Гоуст отвечает ему так, словно не знает, плакать ему или смеяться. — Хе-хе. Все снайперы убраны. Выдвигаюсь внутрь. — Стой. Посмотри наверх, любовь моя. Соуп делает это как раз вовремя, чтобы увидеть, как в стене базы появляется огромная дыра, словно в неё выстрелили из ракетной установки. Огонь сияет оттенками красного и оранжевого, сажа застывает на снежных сугробах маленькими серыми кристаллами. Свет отражается в глазах Соупа, и он задыхается от счастья. — Это было для меня? — Верно. Счастливого Рождества, Джонни. Соуп смеётся, поднимаясь из сугробов и вешая винтовку себе на плечо. — Чертовски красиво, сэр. Я готов вас расцеловать. — Оставь это на потом. Увидимся на другой стороне. ㅤ ㅤ ㅤ Соуп встречает его в мире льда, огня и пепла. Мимо них летят пули, жужжат вертолёты, их наколенники скребутся о землю, когда они скользят под обломками и бросают гранаты прямиком в бушующий шторм — и нет ничего более романтичного в их восставшем из ада мирке. В этом и заключается весь кайф зависимостей. ㅤ ㅤ ㅤTHE END.
ㅤ