***
— Ты же в курсе, что использовать студентов, как бесплатную рабочую силу — это противозаконно? — гудела под ухо Кика, мельтеша с лопатой по лесу. — Ты — не рабочая сила! — Крепостная?! — Уртика! Возмущение молодого человека зараза радостно испивала и считала это действенной платой за прогулку по лесу с лопатами. — Хотя, откуда составу преподавателей нашего колледжа об этом звать? — язвила она, разрезая мачетой кусты на своём пути. — Верно, это правило пропущено в их трудовом кодексе… — У нас его нет. — Тогда и про отношения преподаватель-ученица резко всё ясно становится! Наконец дуэт верных товарищей остановился на небольшой поляне. Астроном полез в свою жилетку за картой местности, вначале пытаясь подержать лопату под рукой, но подмышка оказалась неспособна на такое при его-то хрупком телосложении, из-за чего он попросил помощи подруги. — Твоя лопата — твоя проблема! — Уртика, минуту! — Тарахакум, да хоть секунду! — облокотившись на свой инструмент, голосила ядовитая особь. — Мало того, что ты принудил меня взять куда-то эти тяжеленные массивные изделия, ты ещё теперь свою пытаешься на меня перекинуть! В землю воткни! Фыркнув под нос, Астер сумел отодвинуть голубые локоны от очков, что разлетелись при ходьбе, а после предпринял попытку исполнить совет, сунув железной частью совок в грунт. Естественно, сила мальца считалась настолько малой, что она через несколько секунд упала, радуя его партнёршу хотя бы тем, что рухнула не на его ногу. — Ой, бля! — буркнула та, наклонившись вниз и подняв несчастную. Она точно ведала, что, если за такую работу примется её друг, то, однозначно, испачкает потом очки в грязи. — Я и забыла, что дружить с тобой — это нести что-то чёрт пойми куда, находится где-то хер пойми где, и творить что-то хер пойми ради чего! Юнец крутился по площадке вместе с листом в руках, проверяя правильность выбора, вовсе не слушая болтовни, о чём особа знала, позволяя себе гудеть дальше, вплоть до момента, пока тот не признал своё решение верным. — Здесь! — Картошку сажать будем? — молвила Кика. — Почва неподходящая, если что! — Здесь проведём раскопки, — заявил тот, возвращаясь за своей лопатой. — А я думала, что поиском клада ты занимаешься лишь со своим любовником… — Бонвиван — мне не любовник! — защищался преподаватель. — Заметь: ты сразу понял, о ком я говорю! Встав подле одного из мест, куда указал товарищ, они принялись копать, попутно обсуждая так и не работающий дуэт из двух гениев алхимии. — Совсем никаких результатов? — Твоя бриофита наверняка на меня жалуется! К чему тогда вопросы?! — Хочу услышать твою позицию, — признался волнующийся юнец. — Не поверишь: мы в паре работаем, и, если она заявляет, что у нас получилось прекрасное нихера, то это прекрасное нихера получилось у нас обеих! — Кто знает? Может, ты происходящее видела лучше? — О да! — воспела язва. — Свой несработавший коктейль я посыпала блёсточками! Продолжив разрыхление земли, те решили отложить шутки и поискать не только сокровища, но и корень проблемы. — Тарахакум, мы не слушаем друг друга! — вывалила на него очевидную дли них обеих истину студентка. — У нас у каждой своя позиция на происходящее: я делаю на глаз и наугад, а она без книжки и дышать не будет! Это столкновение, какое не способно принести хороших результатов, в случае, если потом обе материи соединяются! Нельзя сталкивать два торта или два цвета вместе — созданные из одинаковых материалов, но имеющие разные рецепты, они просто не сойдутся. — Мы же с Корвином сошлись. — А потом сам говоришь, что он тебе — не любовник. Усмирив шутку лишь взглядом, астроном продолжил. — Я — несусветный бардак, а он наоборот — поразительно скомпонованный порядок, но это никак не отменяет того, что мы хороши вместе, — пропустив мимо себя умиляющийся взгляд, так и голосящий, сколько шуток эти фиолетовые губы прячут за собой, тот лишь продолжил балакать о том, кто в нём сейчас очень нуждался. — Но получается у нас это лишь тогда, когда мы находим компромисс или делим обязанности, ставя условия деления. Так мы разгадывали тайну демона мироздания, распределив, что и как читает он, а что изучаю я. Это экономило наше время и помогало не прийти к коллизии. — Предлагаешь составить план? — работая куда активнее названного брата, вытащила итог она. — Предлагаю попытаться понять позицию друг друга. В обоих ваших подходах имеется весомый смысл, но без первого, не будет существовать второго и наоборот. Книги по алхимии помогут тебе, а ты взамен своим истинным даром мгновенного осознания можешь помочь им. Подобное и создаёт безызъянный синапс. — Слово-то, какое ты к нашим пляскам с бубнами подобрал! Аж похлопать хочется! Приспустив веки и поглядывая на подругу из-за красной оправы, он слил губы в единую линию. — Надеюсь, ты меня услышала… — Нет, мне скрежет лопаты обо что-то острое очень мешал. Говоря это совсем как шутку, зараза очень сильно удивилась, когда её товарищ подобрался вплотную к месту его раскопок и полез в него руками, выуживая причину неприятного звука. Пред парочкой предстал не маленький аметист, какой поблескивал своим грязным фиолетовым светом, при этом доводя мальчонку до восторга. Потерев его своей жилеткой, он вовсе удивил девушку до широко раскрытых очей, а когда он подпрыгнул и приобнял её, хваля за находку, та вовсе отступила на шаг назад. — Ты большая умничка, Уртика! Просто дар высший! Некоторое время такое счастье её только пугало, позднее оно её обрадовало, ведь она осознала, что сделала что-то благое, а потом оно вовсе пустило по её телу гадкий холод. Сие нечто вязалось с минералами. — Эм, Тарахакум, — попросила очень мягко, совсем далёко от себя она, — А к чему он тебе? Ты же, вроде, коллекционированием уже давно не увлекаешься… Тревога окутала её скоротечно, прибавив холода и без того хорошо работающему рассудку, но Астер сумел успокоить подругу и, не выходя из этого состояния возвышенного счастья, начал пояснять ей свои чувства. — В колледже совсем нет минералов для уроков, — балакал тот. — В программе алхимии я их тоже не обнаружил, как и магию такого вида уже не изучают… — Ну, конечно, — произнесла Кика. — Большинство каменных магов учатся в другом колледже, а из того селения здесь только мы с тобой. — Но они же меня как-то научили колдовать. — Да, и, учитывая то, что способностей ныне у тебя нет, они даже потом об этом пожалели. Носителем не редкой, но очень особенной магии существование всегда считалось тяжёлой задачей. Понятное дело, их миссия куда менее опасна, чем бытие принцесс Ветровых, но свою лепту колдовство носило, потому что как таковой мощи оно не несло. Управление минералами требовало от тебя максимум сил, потому что твёрдые горные породы совсем не желали подчиняться, и не важно, сколько в тебе там таких родовых линий и сколько уже дорог пройдено. Чтобы добиться от них такой же скорости, как и от ветров, могли понадобиться не десятилетия, а века изучения. Пускай это и давало преимущество, язва никогда даже и не пыталась изучать эту стезю, остановившись на весьма подчиняемых травах, потому что у неё имелся вполне реальный пример перед глазами о том, что лезть туда не надо. И последующие его решения лишь пуще убедили в том, что ничего делать не стоит. Взяв камень и отчистив, Астер бережно сложил его в сумку под слой бинта от своей возлюбленной. — Но изучать алхимию с ними надо, — заговорил он. — Тебе ли не знать, как мощны из них лекарства. — Не знаю, их ты готовил, — беспризорно заявила та, закинув лопату на плечо. — Да и готовил их ты совсем не с помощью пробирок и горелки! Припомнив свои потуги в волшебство, тот тяжко вздохнул. — Но ты помнишь эффект, а это значит, что подобные зелья нам надобны. Убрав узелок вдаль, он вернулся к лопате, уведомляя, что это — не конец пути. — Мы продолжаем? — Карта утверждает, что здесь где-то ютится ещё изумруд и гранат… — Ой, бля! — разгорячённо восклицала кикимора. — Надо было скинуть тебя с того дерева, а не мириться!***
Заботливая девушка, пропадавшего не пойми где учителя, коротала время в своей комнате. Очутившись в спальне в полной тишине, она возрадовалась тому, что из неё больше не надобно сбегать, потому что теперь прячущаяся от мира принцесса Царьграда бытовала в кабинете директора, дозволяя той вновь прятаться от всех и вся в привычной атмосфере. Тишина и спокойствие настолько ублажили волшебницу земли, что она, наперекор здравому рассудку, отложила сборники для обучения студентов и, взявшись за давно нечитаемую классическую литературу, улеглась на постели, оставив ботинки у пледа. Такой её часто видели подруги и очень редко видел Астер, но совсем не удивился узреть новый гость помещений. Зачитавшись Трёх мушкетёров, она очень испугалась, услышав стук по стеклу, и того пуще поразилась, когда, вскинув голову, узрела знакомое чёрное оперение. Шок был столь силён, что некоторое время она подозревала в пташке обыкновенного ворона, но серые зрачки и очень настырное клевание оконной рамы вынудили её в скором темпе надеть обувь и поспешить, чтобы открыть доступ в помещение. Потянув ручку, она раскрыла створку и впустила животное внутрь, какое, миновав немалое расстояние, очутившись почти вначале комнате, наконец-то обернулось знакомым ей человеком. — Не припомню я, чтобы ты отличалась столь степенной реакцией. — Конечно, не припомнишь, — дивясь происходящему, но, в первую очередь, подумав о безопасности, заявила Маша, попутно закрывая окно обратно. — Мы оба ею славились. За это нас ребята и не любили. — Правда? А я думал, что они не переносили меня за мои филигранные знания и осведомлённость о всём в мире. — Заносчивость — это тоже одна из причин. Развернувшись к нему, на подобный укор она узрела улыбку, из-за какой по коже поскакали гигантские мурашки, вынудившие её трухнуть рукой, лишь бы хоть часть них лишиться. Эмоции сводили её, и не столько от знания, что он пришёл к ней, сколько от понимания, что он цел. Это доставляло ей неприкрытую радость. — Прошу прощения, если я прервал твой акт уединения с восхитительной литературой и возвышенными диалогами, — бормотал метаморф, заметив пред влётом наличие рукописи на постели бывшей. — Не такие уж тут и возвышенные диалоги! — пожаловалась учёная. — Короткие реплики, занимающие очень большую часть книги. — Платили за строчки? — Платили за строчки. Посмеявшись в дуэте, пара вновь посмотрела друг на друга, ощущая давно не испытуемые эмоции. Словно они снова ценны и относятся крайне кропотливо к этому моменту, что неудивительно — с некоторых пор их обоих не то чтобы больно волновали чувства друг друга, а всё, чем они кормились, могло бы зваться неприятием. Никто из них ныне не желал возвращаться к конфликту, и, боясь всё испортить, они оба тщательно подбирали слова. — В Графе Монте-Кристо вроде такой проблемы не бытует. Хотя, я читал её лишь мельком. — Чтобы роман, да мельком?! — поражённо воскликнула собеседница, не веря в такие сказки. — Мне требовалось это лишь для спора с Любавой, чтобы после издеваться над ней, когда она бы не прочла ничего. — Ты спорил с ней?! — не столько удивлённо, сколько встревоженно обратилась девушка. Ощутив тревогу, Корвин словил её на полуслове. — Не на драку, не бойся! — молвил тот. — Я обязался выучить греческий, а она прочитать Граф Монте-Кристо. К слову, никто из нас не выиграл. — Выигрышем можно считать хотя бы то, что ты не встретился со стеной и не лишился костей! — вякнула встревоженная исследовательница. — Не говори это в такой интонации, а то мерещится, якобы ты боялась… — Я и боялась. Смело признавшись в своём страхе, она поглядела на анимага во все глаза, утопая в молчании, повисшем меж ними. Отчасти все знали причины, почему Мария, после новости о побеге поэтика, так дико разозлилась на своего любимого, и даже сам астроном понимал, что словит не малых люлей за это. Пускай месяцы с их расставания оставляли их в не лучших отношениях, позволяя всем их обозначать, как неприятелей, ближайшие лица прекрасно понимали, что годы близкого общения не имели права кануть в лету мигом и с таким убогим треском. Недаром именно Корвин полез вытягивать её из той драки с Кикой и недаром именно она желала избить своего возлюбленного за то, что он помог безмозглому фанфарону сбежать. Они считались двумя людьми, прошедшими вместе немалый путь, каких очень делила ярость, бунтующая в чернокнижнике после слов об отсутствии его характера, но диалог с его новой дамой сердца значительно сменил стрелки, заставив того чуть потушить пожар злобы. Сейчас, видя волнение бывшей, он не находил в себе и капли агрессии. — Это не страшно, — прыснул он, но с добротой. — Любава кинула свою племянницу в стену… Ты хоть понимаешь, какие пытки я предполагала над тобой?! — Неисполненные? Вздрогнув, учёная вспылила, заходив по комнате и мельтеша своим каштановым хвостом. — Я тут чуть в книги кричать не начала, моля Петю о помощи! Думала, что лучше: потом тебя от грунта отковыривать или в психушке искать! — Не пришлось бы делать ни того, ни этого, ибо это невозможно. Любава чистоплотна, так что, разнеся меня по помещению, она бы сразу же после убрала останки, а в психушку бы она меня точно не положила, потому что ей довольно лень куда-либо ходить, помимо знакомого оккупированного дворца. — Корвин! Страх бывшей любимой, вопреки надобной жалости, вызывал в нём лишь умиление, работающее от обоих факторов, таких, как её не безразличие и острое понимание, что то, кем она видит биполярную особу, даже близко не то, какой булочкой с корицей она становится перед ним. — Я по ночам засыпала и думала о том, как мне потом объяснять твоим родителям, как ты помер, и тут уже не важно каким! Не Равелины, не Моригачи мне рады точно не будут! — Мария, успокойся! Я в порядке! — кричал он в никуда для ушей беспокойной дамы. — И, если тебя не станет, то, как я буду?! — Лишишься бутыля без наполнения, всего-то, — шутливо молвил он, следом ловя самую противоречивую реакцию. — Если бы! — выкрикнула та, миновав парад из страха и выдав наружу фундамент каждых её тревог. В хризолитах, будто как предписанные специально и указанные в каких-то методичках, возникли искры, какие нельзя описать иным словом, как «стыд». Чмокнув губами, одноклассница, только что выдавшая во всей красе свою беспокойность за бывшего возлюбленного, собрала волю в кулак, чтобы сказать то, что давно требовалось, но на что лишь сейчас она нашла верные изречения. — Прости меня за те фразы, прости, — шептала она, находясь на грани слёз. — За мои слова об отсутствии твоего характера… Умоляю, прости! Я не хотела тебя обидеть… — Ты лишь сказала правду, — ощущая, сколь тяжко ей это даётся, пытался приструнить болтовню, итак знающий истину Корвин, но униматься взамен та не желала. — Это не правда вовсе! — вопила истерично волшебница природы. — То, что я наболтала тогда, полностью является моей ошибкой: это я не решилась поведать тебе о своих родителях, потому что всегда понимала, что это немного не наша тема для бесед, хотя ты мне о своих говорил; это я никогда не выказывала позицию, противоположную твоим желаниям, даже при условии, что они не совпадали с моими, хотя предельно ясно, что ты бы меня выслушал, ведь ты же джентльмен! Ты иначе не можешь! Признаваться в том, что та гадость, какую она кинула ему в обвинение, запутавшись в себе, полностью возлагалась на её плечи, грезилось вовсе не сложной задачей, потому что больше выступало прямыми пояснениями к итак понятным вещам. Сейчас то, проанализировав годы отношений, она понимала, что именно она в их паре отторгала многое, глушила себя и пряталась, потому что до последнего не хотела верить и потому что по-прежнему любила другого человека. Проблема ютилась совсем не в бонвиване, а лишь в том, что он пытался стать её лекарством, совсем не поняв, что так никогда и не стал человеком. По крайней мере, он не обрёл такой облик, пока она не потеряла его. — И это не ты любил другого, пытаясь обмануть самого себя и всех вокруг! — завершила она. — Я чувствовала себя ужасно стыдно пред тобой, потому что понимала, что все проблемы в отношениях лежат на мне, и поэтому старалась хоть как-то себя оправдать, из-за чего и вышло, что я обвинила тебя в бесхарактерности! Я лишь желала найти в тебе недостаток, из-за которого я любила другого! С уст сорвался очень болезненный всхлип. — Но их не было. Когда-то давно Влад пытался её убедить, что она не виновата во тьме Любавы и страданиях учеников, но сейчас ей требовалось признать точно обратное и сознаться самой себе в лживости произошедшего и причинах намеренного унижения близкого человека. Только она и её сердце, а он никогда не был виноват. — Ты настолько полный кувшин, что без тебя весь учительский состав в депрессию провалился, — буркнула она, завершив экспрессию из своих речей и вызвав у мальчишки смех. — Мне всё кажется, что Кривозуб на одном уроке просто встанет и расплачется от твоего отсутствия. — Я бы на это посмотрел, — выдал метаморф, сократив расстояние и приблизившись к бывшей вплотную. — Позволишь? Закивав с чуть приподнятыми ввысь уголками губ, Маша разрешила собеседнику окутать её давно забытой заботой, когда руки вначале царским движением смели слёзы, а после аккуратно прижали её к себе, создавая ощущение, будто тебя при дворе сами князи обнимают. — Я не злюсь на тебя, — мурлыкал он ей прямо в ухо. — Уже совсем нет. Мы оба в тот момент поступили не совсем верно. — А ты что неправильно сделал? — шутила та. — Неправильное сложное слово из толкового словаря избрал для пояснения той ситуации? Расхохотавшись, анимаг поглядел на её зеницы под очками и улыбнулся, успокаивая душу. — Нагрубил, вопреки пониманию, что тебе очень тяжело и что ты запуталась, — нашёл всё-таки свою горсть вины в прошедшем мальчонка. — Положение твоей души на тот момент отличалось серьёзной нестабильностью. Ты пришла к нам в зал, еле дыша и зарёванная, при условии, что Влад вообще сомневался в том, что ты придёшь, а я, вместо того, чтобы учесть этот еле живой настрой, наговорил тебе лишнего. — Это произошло уже после моего унижения… — Но я всё равно не имел на сие никакого права… — Да откуда в тебе этот правильный порядок истинного джентльмена?! — пискнула несчастно исследовательница, поражаясь такому нраву. — Тебе не надобно знать, откуда, потому что ты в нём никак не нуждаешься, — упрекнул её игриво бонвиван. — Насколько я понимаю, твой типаж — это беспорядочные и неуклюжие, очень умные, но дико не скомпонованные учёные. — Со слов Кики, это ещё и твой типаж. Вновь рассмеявшись, Корвин замолк. У него определённо типаж на гениальных особ с порой необузданным нравом и, судя по всему, нестабильной эмоциональностью. Вспомнив о Любаве, он сразу же заговорил. — Мне очень нужна помощь в алхимии. Надобно кое-какое зелье, сможешь оказать услугу? — Может, даже в запасах есть, — предположила химик, отправившись к шкафу, где аккуратно расположила готовые бутылки. — Какая проблема? — Надобно что-то от похмелья или нечто, что успокоит действие алкоголя на мозг. На некоторое время учёная подвисла, припустив свои брови. — То есть, родственная преемственность, доставшаяся тебе от рода Моригач, — это колдовство анимага, истинный дар в литургии, фантастическое воспитание и образование, а то, что в подарок дали Равелины, — это предстоящие прошения о дарении зелья от похмелья? Улыбнувшись нелепо, находя нынешнее и впрямь глупым, фанфарон приподнял и опустил плечи. — Родословная она такая. — Никого не щадит, — согласилась с ним подруга, потянувшись внутрь. — По-моему, я что-то готовила Варе для просветления сознания, когда она с Петей пила, хотя, зная их пьянки… Девушка замолкла на пару секунд, а после, огорчённо вздохнув, отпрянула от полок, не найдя надобного. — Там никаких запасов не хватит. Надев свою обувь полностью, она попросила молодого человека посидеть немного в комнате, пока она отправится в лабораторию, чтобы приготовить зелье, с чем он с лёгкостью согласился. Как только исследовательница вышла, воронёнок сразу облокотился на знакомую стену подле кровати и с восхищением сделал вдох. Ни запах, ни пространство больше не наводили на него горестных эмоций, как и не приносили никаких страстных чувств любви. Те мерещились миром и спокойствием, будто стенами дома, где за тебя боятся и где тебя знают. Подобное положение дел между ним и подругой даровало усладу, какая заставила книголюба улыбнуться.***
Ближе к вечеру многократные способы отрезвления королевы стали работать, и опечаленная принцесса, какая даже плакала вовремя истории о покойном, так и не родившемся брате, заметно посветлела рассудком, даруя такую возможность и своей родственнице. При этом сил в теле не прибавлялось, будто грузы так и остались, отчего владыка мыслей не решилась встать с постели, сдаваясь под ними, и лишь сумела улечься удобнее. Часы сумрачной ночи она проводила с открытыми глазами, поглядывая в окно и слушая в полусознании болтовню своих жителей, какие шептались каждой о своём: Сатана трезвонила о том, сколь большим мукам необходимо предать Варвару за подобное состояние, его приспешник горланил о пропущенных часах тренировок, и лишь последняя третья личность впервые вместо влюблённости голосила о симпатии, что ныне прикрывалась обидой. Любаву несказанно злило то, что минуты текли, а метаморф проведать её так и не пришёл. Решив, что ждать его глупо, та поднялась с постели и направилась в ванную, готовясь ко сну. Не успела миновать она и трёх шагов, как фигура знакомой пташки влетела в её хоромы с прикреплённой к шее бутылкой, и махом, та обратилась в знакомое тонкое и худое, но уже близкое тело. — Добыл, — гордо воскликнул он, указывая на пробирку в своих руках. — Я добыл его тебе! — Что это? — презрительно цедила биполярная особа, вернув свой фирменный настрой истинной гадкой дамы. — Микстура от болезни? Если ты не знал, то психоз таким не лечится. Улыбнувшись от того, что вновь слышит эти чёрные шутки, пропитанные самолюбием, тот начал рекламировать экстракт с ещё большей уверенностью. — Зелье для поднятия тонуса тела! — радостно грезил успехом анимаг. — Оно обязано снять побочные действия алкогольного опьянения, а также прилагает немалые усилия в том, чтобы облегчить тяготы на мышцы, тем самым, приводя их в доброжелательное состояние! — Хруст пальцев оно мне уберёт? — Понятия не имею, — светя своими маленькими зубами, как сумасшедший, лишь от счастья лицезрения собеседницы, исполнил он самую катастрофическую ошибку. — Его мне пить Мария никогда не давала. Зрачки, выражающие мало интереса к миру, резко выдали себя, пропитавшись какой-то больной нездоровой ярости, забурлившей с такой мощью, что даже совладать со ртом, чтобы задать вопрос, у волшебницы не получалось. — Его что, готовила твоя зануда? — Она — не моя, — желая назвать своей особу, расположившуюся пред собой, нашёл самый главный пункт романтичный книголюб. — Ты был в колледже. Не вопрос, а утверждение, больше напоминающее приговор. Гнусавое знание, что мальчонка, на самом деле, отправлялся в учебное заведение, выдавило из неё немало эмоций, какие одну за другой ловил её товарищ: приспущенные брови, падшие уголки губ, чуть скукоженный нос, бесконтрольные руки. Мерещилось, что особа пред ним теряет ориентиры, и, что хуже всего, это не мерещилось. — Любава, я лишь летал за лекарством для тебя! — оправдывался он, учуяв неладное, и не зря. — Никаких больше мотивов не нёс! Лишь жаждал тебя спасти! — Спасение предательством — это какой-то новый уровень сознания. Не поняв её мысль, поразившись тому, что она в нём нашла того, кем он, как бы, обязывался являться, но совсем позабыл о должности, тот фыркнул крайне громко и после повторил этот звук пару раз. — О чём ты?! — испуганно молвил он, выдумывая, как она отодвигается от него, и мир мигом теряет краски. — Я — не предатель тебе! Я за тебя! — Глупее что-то найти то можно?! — не выдержала несчастная, чувствуя себя сильно обманутой, причём по очень непонятным для себя причинам. Изначально она ведала, что он — игрок противоположной стороны, какой получил знания от своего друга предателя в учебном заведении, но сейчас лишь знание, что он находился в стенах колледжа и болтал с учёной, её вывело на бушующий ураган. — Чтобы ты, да на моей стороне! — восклицала она. — Ты Равелин! О какой моей стороне может идти речь?! — Нимфа, прекрати! — молил несчастный, гонясь за ней, за каждым отступающим шагом, исполняя свой приближающий. — Я добыл лекарство лишь ради твоего блага! Лишь бы ты почувствовала себя лучше! — Какая скупая ложь! — Я километры пролетел, лишь бы тебе полегчало! — голосил воронёнок, уже перекрикивая все рамки, дозволенные его этичным воспитанием. — Настойка создана только для тебя! Возьми её, пожалуйста! — Нет! Горящая огнём волшебница желала хоть бежать от микстуры, ныне видя её вовсе, как нечто проклятое, потому что знание его нахождения в колледже исключительно поганило реальность. Из доброго мальчонки с эгоцентризмом он превращался в истинного доносчика и предателя. Она так и продолжала игнорировать то, что худшую боль ей принесло именно знание, что сыворотку сварила Маша. — Просто выпей! — Если ты сейчас же не уберёшь её прочь, то ты будешь искать её состав на стене, точно, как и свои кости! — жёстко осадила она молодого человека, поставив ноги чётко и не позволяя тому больше брести на неё. Заслышав выражения, романтичный, но очень смелый метаморф приподнял подбородок в фирменном гордом её жесте и выпрямился в спине, раскидывая руки в разные стороны, так и намекая на то, чтобы обещанное исполнилось. — Если мне надо пережить подобное, чтобы ты поверила, что я никак не ношу подобного звания, как предатель, то, пожалуйста, — лишний раз покрутив головой, чтобы уронить свои чёрные локоны за спину, уведомил Корвин. — Вперёд и с песней! Только, если позволишь, можно мне в ту стену? Там не такие шикарные обои, как в остальных помещениях. Сарказм собеседника вывел революционерку на новый уровень ярости. Это вынудило личностей её рассудка схватиться за стулья, лишь бы не слететь с мест, потому что тот поток, какому покорились мышцы, вопреки своей боли, сводил каждую косточку и доводил до безумия. Очи на таком остром лице пялились на неё с вызовом, будто требуя безрассудства, какое она и исполнила. Рука вскинулась вверх, готовая швырнуть нахала в шкаф, но тот слишком быстро сообразил, что особа предпринимает, и потому, ещё до того, как сила воздуха прилетела в положенное место, юнец её покинул, за собой сохранив лишь звук разбивающейся колбы. Как много драк из-за несчастного напитка. Почти сразу услышав подле хлопот крыльев, Любава осознала, что бой не завершён и, развернувшись к нему, направила силы уже туда, вновь промазав. Обернувшись человеком, тот очень ловко опустился вниз, позволив магии его миновать, предрекая длинную драку, какая будет напоминать издёвки над младенцем. Староста класса отличалась уникальными дарами со стороны волшебства, но они уравнивались банальной скоростью птахи и его реакцией, какие позволяла бою продолжаться. Пока Бабейл телепортировалась, Корвин летал, а пока она пуляла силы, тот лишь от них сбегал — драка грезилась бредовой, но в один момент бестия в ней зашла в слишком отвратительную игру. Готовый к новому перевоплощению, метаморф посмел лишь несколько секунд полюбоваться удивительной принцессой в своём человечьем образе, гася разжёгшееся пламя в себе её синими пылкими зеницами, но контакт глаз признал его проигравшим, потому что в следующую секунду, он ощутил, как воздух абсолютно покидает его структуру. Сдавив руку, колдунья его душила. Пленённая лишь тягой доказать свою мощь, она вовсе запамятовала, кто перед ней, потому не скупилась на страдания, вынудив несчастного выгнуться в спине, и вцепиться в шею, царапая, ибо грезилось, будто её проткнули сотни ножей. Лишь поневоле, в результате очередного шевеления, тот сумел добиться просветления, когда на пол с громким треском рухнула, раскрывшись, книга с греческими легендами, где много раз отмечалась история любви Психеи и Амура. Улыбка садиста, истинного маньяка, пропала с лица, а рука ослабела, являя тем самым, что рассудок одолевает безбашенность гадкого уничтожителя, что, заметив, сразу решился использовать бонвиван. Ступив ногой на страницу, он позволил книге себя засосать, вводя подругу в полное замешательство. В следующую секунду он вдоволь отомстил ей за свои секунду удушения, когда тело покорялось пред другим, потому что в точно таком положении и запер колдунью, возникнув перед ней и вжав её лопатками в стену, цепляясь за запястья так, что нет шансов ни сдвинуться, ни шелохнуться. Яростная, но теперь ещё и покорённая Любава начала от злобы рычать. — Отпусти меня, — не столько приказывала, сколько вопила она. — Не нужно мне лекарство от тебя, и уж тем более от твоей зануды. Та весёлость, привитая им чувством игры, от страха за свою жизнь заглушилась тревогой, а после и желанием отмщения, какое бурлило в нём, когда он только оказался вплотную к румяной коже и прелестных белокурым локонам. Но всё вмиг испарилось, когда он внял в себя сказанное и проанализировал, аж подавившись своим предположением. — Поверить не могу, — заявил он ей прямо в лицо. — Ты ревнуешь! Пускай в нём удивление и равнялось масштабом с самыми высокими постройками мира, оно не могло соперничать с тем, как на подобное заявление отреагировали сами жители головы, потому что те раскрыли широко глаза, хотя бы пытаясь на слух это принять. Психея только что чуть не убила человека, потому что ревнует, а ревнует она потому что… Осознание факта встало поперёк её грудной клетки, будто застряло в сосуде на пути от сердца к мозгу, не желая добираться до конца. От подобного фактора, от понимания причин своей губительной ярости, девушка нелепо выдохнула и замолкла, чуть приоткрыв губы. Она в действительности его ужасно ревновала, но и признавать этого точно не собиралась. Хотя бы потому что она соперничала здесь не с принцессой целого волшебного мира, а с обыкновенной заучкой, какая в будущем явно схлопотает немало наград, но это всё равно её унижало. И до этого она считала, что выбирать между ней и Алёнкой нельзя, а в этом выборе она и вовсе боролась с затеей, что сама такая драка — бред. В принципе, воронёнок считал также. Заметив замешательство, он расплылся в широкой, слишком довольной улыбке, ибо отыскал подтверждение своим словам, когда от его впечатления Бабейл покраснела. Какие-либо иные варианты сюжета таяли. — Я не ревную, — еле-еле пропищала она, оказывая последнюю попытку обороны, прежде чем сдаться, потому что собеседник оказался очень близко к ней. — Правильно, — молвил на это он, застыв в миллиметре от её губ. — У тебя нет для этого ни единого повода. Отыскав момент, когда болтливая особа весь день провела в трансе, будучи подшофе без единого бокала, чтобы сейчас размазать его по стенке, правильным для первого поцелуя, он прильнул к устам. Лаская губы, будто ведая о чувстве острой привязанности и симпатии, какую те, не сначала, но после подхватили, входя в песнь и играя свой концерт, он наслаждался. Утопая во взаимности, биполярная особа совсем запамятовала о злобе, а анимаг о том, почему до этого крепко держал её руки, боясь словить пощёчину. Ныне его ладони приземлились на талию, а её — на его шею, выворачивая представление с той тропы ругани, где они начались, в мгновение, когда всё переросло в романтический спектакль. Отпрянув от девушки через время, Корвин поразился тому, насколько счастливой она была: вроде нет улыбки, но лишь глаза да руки, что не желают отпускать, голосят, сколько в их обладательнице радости. — Кажется, ты даже протрезвела, — пошутил он, вызвав хохот с уст вечно остроязычной дамочки. — Зелье запахом помогло. — Так психоз же не лечится так. Смех стал и того довольнее, услаждая уши бонвивана до такого состояния его души, что он забывал все желания и задачи, поминая даже информацию о себе, потому что всё туманами становилось рядом с ней. Любава от чувства взаимности получала такой же полёт фантазии, ощущая, как её эмоции берут вверх над всеми другими, теряя четвёртого и пятого жильца под собой, попутно теряя ещё и задачи, поставленные с ними. А это клялось породить проблемы, особенно, когда из дворца прилетали письма с ознаменованием будущего сражения, при условии, что ни одно, отправленное в ответ, даже не читалось.