7 | Битва за Штормград

      Существование гробокопателя в пределах часовой башни грезилось уже настолько скомпонованным и правильным, что обладательница хором не могла представить ситуации, если бы его рядом не очутилось. Пускай звук ударяющей наковальни её вымораживал, особенно, когда звучал среди ночи, это не стоило ничего и значило столько же, когда поутру она обнаружила у себя на столе очередную заколку, но только теперь с маленькими кроличьими ушками. Лишь от наблюдения за подделкой она взвизгнула, спеша его благодарить, но, конечно, тот ещё дремал. Он же до трёх ночи лепил эту шёрстку! Тогда, остановив себя в шаге от разлёгшегося на выданной постели тела, она аккуратно укрыла его одеялом и, поправив безобразно распустившиеся волосы, испустила восхищённый вдох, прежде чем удалиться прочь. Избавиться же от желания порадовать его она не сумела, так что, подумав о своих способностях, та решила попытать удачу в изготовлении сладостей. Замесив тесто под сырники, она принялась те печь, и очень сильно удивилась, когда фигура выползла ещё до того, как она закончила. — Чем это так пахнет? — томимый голодом, шептал Алексей. — Сырники. — Аромат такой, что я мог прийти, будучи хоть мёртвым! — Отлично, — положив на тарелку ещё одну, волшебница выдала ту собеседнику. — Буду так тебя из могилы поднимать! — А я думал, что ты будешь той, кто первой за лопату схватится, лишь бы меня закопать, — шутил диггер, издеваясь над особой. — Не буду. Мне слишком лень. — А печь сырники утром не лень? Отобрав один из них, тёмный князь сложил изделие и вкусил, ощущая, как его язык озяб от полученного наслаждения, а глотка сама по себе взвизгнула. Старающаяся донельзя Алиса создала очень вкусное блюдо. — Ты волшебница, гусеничка! — восторгался он, поедая сырник так, будто это — последний кусок пищи, какой ему дали в жизни. — Просто… Фантастическая волшебница! — Не налегай так! — кинула она, видя, как следом за вторым, в рот с невероятной скоростью летит третий. — Ещё джем доставка должна привезти! С ним вкуснее, да и я поесть хочу! — Закажи себе второй комплект ингредиентов, потому что эта тарелка тебе не светит! — Лёша! Предприняв попытку ударить его лопаткой, девушка потерпела крах, потому что талантливый кузнец отлетел от неё, заглатывая ещё один сырник прямо на лету и убегая так, что уже любому станет ясно его намерение не делиться. — Лёша! — Прости, гусеничка моя! — совсем не искренне выдал он, отдавая абсолютно всё своё внимание блюду в руках. — Но я не могу лишиться такого чуда! Не могу! — Я обижусь! Подобный аргумент уже работал лучше, и настрой маленького ребёнка поутих, да так, что игривый малец сам пришёл с повинной, протягивая сожительнице чуть ли не последний блин прямо в рот. — Так уж и быть, буду милосердным, — произнёс Равелин, отодвинув розовые локоны от лица и стукая по щеке без румян прямо вкусностью. — Ешь! — Лёша! — пищала колдунья времени, ощущая на щеке масло. — Никак тебе не угодишь, гусеничка моя! Предложенный сырник в итоге полетел в уже очень сытый рот, а масло полезла потирать кожаная рука хранительницы времени, какую ловко поймал на лету Алексей и, отведя ту от мордашки, подвёл к своим губам, оставляя уже фирменный поцелуй, ныне звучавший с благодарностью. — Спасибо огромное за сытный завтрак. — Сейчас три часа дня, — поправила его собеседница. — Спасибо большое за сытный обед! — кричал тот, смеша покрасневшую от его ласк девушку. — Буду наглым и попрошу их ещё и на ужин. — Ты действительно обнаглел. — Я старался. Вместо того чтобы играть в эту игру с убеждениями, диггер лишь ещё раз чмокнул костяшки пальцев и вернулся к уже почти пустой тарелке, какая так и голосила о том, что сама повариха останется голодной, с чем она смирилась очень быстро. Улыбка этого засранца значительно поднимала её настроение. Прозвучал звонок, и Алиса, обрадовавшаяся, что привезли джем, поскакала вперёд, хваля его на все комнаты, и оттого замолкла, когда поняла, что пред ней совсем не ожидаемая стеклянная банка, а письмо. Испугавшись этому посланию, она мигом взяла то в руки и, не читая никаких данных спереди, где не имелось никого, кроме отправителя, полезла внутрь, проходясь глазами по сказанным данным. Варя, опасность, сражение. От понимания, её затрясло, но совсем не от страха за подругу. — Так, где твой божественный джем, гусеничка? — поинтересовался гробокопатель, высунув голову в прихожую, из-за чего девушка сразу спрятала письмо за спину, боясь, что он его увидит. Только он её и беспокоил. — А! Его ещё нет! — напрягшись всем телом и вытянувшись вверх, очень плохо лгала колдунья. — А звонок? — Это лишь почту ненужную принесли! Отвечая на вопросы, несчастная мямлила, да настолько, что раскусить обман оказалось легче лёгкого. Приспустив свои выразительные брови, хитрый пройдоха сокращал шаги, налегая на несчастную так ловко, что, когда он очутился в сантиметре от него, её лопатки уже вжались в стену, а руки освободились, давая все шансы возыметь послание себе. Но он решился дать девушке последний шанс на добровольную отдачу секрета. — Гусеничка моя, покажи, что там у тебя, — шепелявя каждую букву из-за еле разжимающихся челюстей, просил он. — Да ничего! Только газеты тупые! — Ты же знаешь, что я не хотел и не хочу этого делать, да? Язык еле-еле успел настроиться, чтобы сказать «что», как она опомниться не успела, оказавшись на полу, лёжа на тёмном князе, какой, воспользовавшись условиями сполна, ловко перевалил её в сторону, возымев рукопись себе. Когда колдунья времени поднялась на ноги, Алексей успел прочитать его несколько раз. — Ты хотела это скрыть от меня?! — гневно восклицал он. — Это сражение, Лёша! — пыталась объяснить свою позицию та, у которой по коже побежали мурашки размером с мамонтом, лишь от предположения, что он окажется в этой бойне. — Это опасно и рискованно! — А ещё там Варя! — будто её существование перечёркивало все причины жить и существовать, заявил ондок. — Ты могла как-то подумать, что я могу её бросить?! — Я лишь хотела, чтобы ты хоть раз подумал о себе! — Глупо, гусеничка моя! Она — моя кобылка! Это невозможно! Фигура рванула к лестнице так быстро, что владыка башни не поспевала за ним вовсе, способная лишь выкидывать имя в расстояние огромного количества этажей, какие он даже не слышал, ибо те становились эхом. Решив помчаться следом, она успела преодолеть лишь два пролёта, как он пролетел мимо неё в обратную сторону, к выходу, облачённый в свой фирменный пиджак и рубашку с его фирменными рюшами, с надетым на поясе чехлом для ножа. Только она отшагала с трудом вверх, и теперь на куда большой скорости побежала вниз. — Лёша, стой! — Не проси даже! — Лёша… — Только если ты хочешь, чтобы я подождал тебя! Кузнец развернулся к ней и, раскинув руки, смотрел на девушку с вызовом, требуя скоротечного решения. Ему бы не пришла такая идея пару минут на кухне ни за что, но сейчас он остро ощущал, как нуждается в ней и сколь сильно она нуждается в нём. В такой ситуации, по его мнению, когда и ему, и её хорошей подруге грозит опасность, мозг обязано переклинить, чтобы он наконец-то позабыл про безопасность, какую обеспечивает эта башня, потому что там, недалеко за её пределами, страдали её близкие люди. Серые зеницы требовали ответа, губы сотрясались, а она превратилась в камень, какой уже и произнести что-то «против» не мог, ощущая, что, шаг вперёд станет дорогой туда, в мир. А там опасно, рискованно и больно. Лишь окатившись снова сполна этими эмоциями, она проснулась от паники, ощущая, как крики сменились слезами. — Я не могу, Лёша! — еле-еле шептала она, захлёбываясь от ощущений. — Прости, не могу! Много какой реакции она ожидала в ответ, но точно не того, что человек, каким она любовалась и каким восхищалась, считая понимающим себя, закрутится волчком вокруг себя, гудя о том, как всё отвратительно. — А! — рычал князь под себя, уже не способный бороться с всплесками ярости. — Какая же ты всё-таки мелкая трусливая гусеница! От ярости на девушку, на её глупые беспринципные страхи, его покорил такой тремор, что он даже стоять в одном положении не мог. Зубы стучались, а он ощущал себя, как при белой горячке, держась на каком-то пределе, где кто-то бы и вовсе подумал, что он может избить даму, стоящую пред собой. Он бы не сделал этого, естественно, но это никак не отменяло того, что он мог многое наговорить. — Сидишь здесь в своей каморке, питаясь пылью и грязью, и веришь в то, что это — жизнь! — верещал он истерично. — А там люди нуждаются в твоей помощи! Страдают, и совсем не от выдуманных проблем, какие могут произойти, а от тех, что уже происходят! А ты, как гусеница, спряталась в своём долбаном коконе, будто зайцы твои любимые в норку зарылась, и сидишь, поджав свои ушки и хвостик, чтобы, не дай тебе свыше, никто помощи не попросил, а то как же твоя яма без тебя! Слишком много он говорил и слишком сильно преувеличил итак произносимое, но виной тому стал страх. Он сразу понял, что битву придумала совсем не его кобылка, а, значит, она здесь — первое лицо, какое пострадает. Нежелание же персоны, получившей его сердце, выходить наружу, его душило и унижало, заставляя думать, что он выбрал не того человека. Как будто бы он имел право выбирать! Того пуще его сотрясало, потому что это пухлощёкая милочка с аккуратными губами и изумрудными завлекающими зеницами, с длинными ресницами куклы и пастельно-розовыми, такими сумасбродными локонами и подходящим им же причёсками совсем не походила на ту, кому он некогда позволил занять место в своём сердце. Никаких острых черт и нрава, от какого веет северными ветрами. Раньше ему грезилось, что они похожи характером, но сейчас он видел, что и это у девушек кардинально разнится. От воспоминаний об ушедшем и от той боли, какую он поел, лишь бы хранительнице времени стало лучше, он опять прокрутился вокруг себя, пыхтя. — Ты же волшебница времени! — напоминал яростно диггер. — Можешь управлять временем! Управлять, понимаешь?! Ты можешь держать тот самый опасный мир под контролем! — Меня это не спасло тогда… — Но у тебя хотя бы есть возможность! — не прислушиваясь вовсе, настаивал засранец. — А есть люди, какие не могут ничего! Абсолютно! Их от обычных не колдунов отделяют лишь перья, что в глотке застряли, но они, в отличие от тебя, творят и делают, преодолевают границы и не останавливаются! Они не сидят здесь, как трусливые зайцы, а выходят и помогают, потому что там льётся жизнь и есть люди, которым ты нужна! Они не складываются под своими страхами и не делают себя их заложниками! Они не гусеницы чёртовы! Когда же его рот замолк, он заметил, что от былого настроя полнейшей боли не то чтобы много осталось. Уголки губ опустились, а лицо пришло в обозлённое состояние, где явно читалось, что она совсем не согласна с его мнением и даже не прочь его за такое выгнать самолично. В принципе, именно это сделать она и собиралась. — Раз я такая трусиха, — кричала Алиса, пропадая в пучине ярости, — То вали тогда отсюда из моей кроличьей норы! Отвали от гусеницы, коли я такая боязливая! В зеницах загорел огонь, являющий мощь, какая сразу возбудила в гробокопателе каждое воспоминание о том, почему собеседница его так привлекла. Из-за этого он посчитал сказанные фразы слишком грубыми, но извиняться он не считал правильным, особенно сейчас: скудное «прости» ничего не изменит. Она выйти не согласится, а он может потерять драгоценное время. Но и покинуть её сейчас на этом эксцессе чувств без исполнения одного действия он не мог. — Да! — воскликнул громогласно он, идя на неё. — Ты именно такая! Боязливая и трусливая! Испуганный заяц и встревоженная гусеница! Такая! Представляясь тараном, бывший князь очень быстро оказал достаточное давление, чтобы вжать хранительницу времени в стену её лопатками опять, вынудив ту пальцами сгрести бетон, пока его мордашка нависла над ней, пугая своей серьёзностью и строгостью. Чёрные, всё ещё не положенные красиво локоны нависли над её розовыми гульками, вызывая ещё пущую бурю эмоций, а глаза светились таким загадочным блеском, что она от страха приоткрыла уста. Сейчас она боялась даже дышать, не понимая вовсе, чего же хочет от неё уже явно всё высказавший Алексей. Поэтому, когда вместо очередных унижающих оскорблений, она ощутила, как его уста впились в её губы, она сумела лишь издать нервный писк, открыто подавившись моментом. Гладя её подбородок, дух мёртвых кормил себя сластью поцелуя, какую сам и выдумывал, искренне веря, что это момент полон сахара и счастья, с чем позднее согласилась и сама колдунья, влившись в игру. Но всё хорошее обязано кончаться, особенно, когда в любовной истории в мужчинах гуляет всех спасающий герой, у которого в башке даже есть будильник с показателем «помощь». Отведя девушку от себя за плечи, он поглядел в её мордашку, любуясь ещё красными от крепости поцелуя губами, и выдал последнее, что считал важным. — В такую тебя я влюбился! Признавшись в своей слабости, диггер не стал ждать ни того, что она как-то отреагирует, ни того, что скажет очевидный ответ. Лишь последняя буква произнеслась вслух, как он соскочил с места, уходя за дверь, спеша на спасение того, кого поклялся защищать. Пока он брёл по улице, тот постоянно касался губ, ощущая, сколь иначе они чувствуются, будто отделёнными от всего. Словно сотканы из чистого золота или отлиты из лучшего железа. Поцелуй возлюбленной, оставшийся на его устах, он считал драгоценностью. Мельтеша рюшами, он винил себя за мысли сравнения, когда смел искать плюсы и минусы в двух своих любимых девочках. Естественно, Злата была другой, кардинально другой, но именно это и являлось причиной, почему он никогда не испытывал к ней того, что ощущал к Алисе, позволяя в своём нутре бунтовать такой мощной связи, какая точно обернулась жёлтой нитью на его пальце и обозвалась филией.

***

Воспитание Иоанна, какой перенял полностью на свои плечи его дядя, шло наилучшим ключом для всей семьи. Сам заседатель семейства Моригач и дедушка юного мальчишки искренне поражался тому, сколь много информации и умений дарует его внуку самовлюблённый диггер, встреча с которым оставила как не самые лучшие впечатления, так и очень долгие объяснения. Пока сойка пыталась объяснить отцу, что её ребёнок учится правописанию на могильных камнях, ей пришлось применить все знания об оказании первой помощи. Мёртвый дух старика действительно пугал, в отличие от самого ученика великого кузнеца. Иоанн очень быстро привык к Алексею, не находя ни его внешний вид пугающий, ни его спесь надоедливой. На самом деле, пока они общались вместе, второго не имелось вовсе, потому что кузнец тратил на своего ученика все имеющиеся у него запасы добрых изречений, где так и слышалось, сколь мальчонка ему важен и нужен. Зато надменность снисходила на всех других, да настолько, что, в первое время, Злата размышляла о том, чтобы закрыть склеп и больше никогда не приводить сына туда. Тёмный князь не стыдился припоминать о несчастном братце, какой месяцами запивал их расставание алкоголем, о её заносчивости и самомнении, какие сам считал не меньшими, чем свою же возвышенность, и о том, как сильно разбились понятия Пети, после того, как она раздавила ему сердце. Тот вовсе не видел, что нечто подобное искорёжено и у самой его собеседницы. Но со временем шутки прекратились, а их болтовня всё больше начала походить на диалоги брата и сестры, какие раздумывают над тем, как воспитать ребёнка одного из них. Курсистка не редко начала сидеть на занятиях вместе с сыном, слушая проворливого духа, порой того поправляя и попутно рисуя скелеты прямо с реальных трупов. Специально для неё, Равелин открывал крышки склепов. У парочки имелось своё расписание уроков, где на себя ответственность за некоторые занятия брала сама мать ребёнка, переняв заботу об учении латыни и биологии. Существовали также особые дни литургического мастерства, в какие Злату ни за что не имелось шансов встретить в гробнице, ибо она находила это тяжким и мученическим трудом, но именно в тот день она нарушила принципы. — Доброе утро, Ваня, — выдал, не поворачиваясь, гробокопатель, сразу услыхав шебаршение юбки, какому просто решил не придавать значения. — Дядя Лёша, мама сегодня побудет с нами, хорошо?! — наивным голосом вопрошал он. — А то ей дома скучно! — Что, трупик, — игриво шептал Алексей, развернувшись к собеседнице, — Уже вовсе нет интереса находиться в местах, где мёртвых нет? — Я же с тобой много общаюсь, потому и начала подражанием заниматься. — Это из-за того, что я такой неотразимый? — слепя зубами, болтал ондок. — Мама использует другое слово! — влезло дитё, паля родительницу с потрохами. — Чванливый телепень! Серые глаза направились на ничуть не смущающуюся девушку, какая лишь выше подняла голову. — Телепень? — Это производная от увальня и тюленя, — хладнокровно пояснила она. — Разве тюлени обладают столь искусными руками? — показав свои ладони, заявил диггер. — А ты ими обладаешь? Я думала, что твои ручки-воришки сами по себе существуют. Хохотнув наигранно, бывший тёмный князь исполнил слабый поклон, а после отправился к своему племяннику, какой имел при себе очередной повод для его гордости. — Дядя Лёша! Я сделал стрелу, как ты и просил! — Отлично! — принимая изделие из рук мальца, уже сам кузнец начал показывать своё творение. — Смотри, что изготовил я! Это арбалет, но тетива ещё недостаточно натянута, вроде… Надо проверить. Отдав изделие в руке мальчонки, он отправился за своими инструментами, готовый подтянуть тот до надобного состояния, вовсе не помышляя о том, что племянник что-то удумает делать. Очень глупо так думать, учитывая степень вашего родства. — А как делать?! — обратился он с вопросом, взяв оружие неправильно. — Сюда тянуть?! Или сюда?! Остриё направилось в сторону открытой двери, совсем неподалёку от места, где уселась на гробнице сама мать дитя, какая, при вздрагивании его руки, смогла бы оказаться травмированной. Пока же стрела метила в поле, но совсем не чистое — рядом со склепом гуляла семейная корова. — Нет! — лишь успел взвизгнуть Алексей, видя, что пальцы уже совсем близко к исполнению выстрела. — Не трогай кнопку, не трогай! Шагов ему, к сожалению, не хватило, потому что стрела вылетела, издав достойный звук скрежета, а следом послышалось больное мычание, с каким парнокопытное повалилось на землю, признавая себя мёртвым. Только что следящая за всем этим Злата сразу позабыла о своих зарисовках, со злым лицом повернувшись к учителю своего ребёнка. — Это он сделал! — выпалил тот, пытаясь свалить вину за гибель животного на своего племянника, с чем, естественно, справился плохо. Вряд ли же пятилетний ребёнок как-то отдавал себя отчёт в том, что он только что вытворил и в том, что его попытка овладения оружием закончится гибелью. В любом случае, на этом этапе про погибшее животное не забыли. — Сегодня, мы хороним нашего несчастного погибшего питомца и брата меньшего! — причитал эмоционально засранец, остановившись подле входа в склеп, совсем рядом со сдохшим питомцем. — Как звали покойную? — Сейчас рядом возляжешь, — причитала агрессивно сойка рода Моригач, готовая изувечить талантливого мастера за исполненное ассистированное убийство. — Великомученица! — воскликнул тот, подняв руки в небо. — Надеюсь, что эта корова обретёт спокойствие, достойное её, в ином мире! Причитания и актёрские этюды отваживали Иоанна от реальности, из-за чего он слабо понимал происходящее, в отличие от его матери. Она очень сильно злилась на ондока за его представление, не находя в нём ничего, кроме замучившего её инженю. Злая мордашка верной подруги не то чтобы очень сильно радовала актёра, так что, приблизившись к ней, он чуть наклонил голову и заговорил: — Ты выглядишь слишком напряжённой… Прости, если я убил твоего домашнего любимца. Верно, она была тебе хорошим другом. — Ты лишил меня свежего молока по утрам, — со своей привычной циничностью, цедила сквозь зубы остеолог. — Ах, прости! Большая утрата! — продолжал голосить он. — Я думал, ты горюешь по погибшей… Как её звали?! — По-твоему, нашей семье делать нечего, как имена коровам раздавать? Презрительность в голосе, будто так и уведомляла, что дама не лжёт, но сынишка сдал её с потрохами во второй раз подряд. — Сёмочка! Или Семёнушка! Ухмылка истинной заразы очутилась пред пташкой, так и твердя, что она чего-то не знает и не больно то умна. — У твоей семьи его явно масса, коли они запомнили имя, какое ты не смогла, — балакал он, доводя подругу до желания немедленной трепанации. — Ну, да, наверное, ты звала её просто «молокоотсос»… — Лёша! Гневные причитания женщины раззадорили гробокопателя лишь пуще, открывая ему не соразмерный запас шуток, какие он бы и за век произнести не смог, но времени ему на это много не давалось. — Мам, я кушать хочу, — просил малыш, дёргая матушку за подол её крепкой юбки. — Беги в дом, — оповестила его она, аккуратно подталкивая того к выходу. — Я скоро приду и приготовлю обед. Послушавшись матушку, Иоанн побрёл вперёд, неспособный уйти без фирменной шутки своего родственничка. — Будет говядина, кстати! — выкрикнул тому вслед диггер. — Лёша! Смех полился с его губ, грезясь ему истинным мёдом. Пылкие эмоции вечно безразличной возлюбленной его брата всегда возбуждали в нём такие бури, что он не мог угомонить свой нрав шутника, пыля ими только так, и он точно знал, что, невзирая на её мимику, сойка не то чтобы на него злилась. Она уже давно привыкла к его характеру и, чаще всего, отвечала бодро следом, но именно сейчас она беспокоилась о кое чём совсем другом, и потому никак не могла отразить атаки из дурацких анекдотов. — Похороны на твоих руках, — прыснула она, направившись обратно за сборником своих записей. — О как! — копошился сзади дух мёртвых. — Как я, по-твоему, занесу то это тёлку и могилу раскопаю? — Трупов своих призовёшь на помощь! — Если тебя восстание нежити не смутит, то легко! — Я только рада буду, — заявила та, захлопнув сборник прямо пред носом собеседника. — Больше подопытных для опытов! Будучи тоже голодной, Злата предприняла попытку покинуть склеп, будучи уже на грани исполнения этого мечтания, но голос князя её перебил, выводя их к очень важной беседе. — Настолько скудно тебе бытие, что ты уже готова мёртвых из могил выкапывать, чтобы себя повеселить? С первых же букв поняв, куда несёт голову засранца, дама застыла, прижав книжку к груди. Она развернулась, глядя на него и сознаваясь, что заботливый товарищ сейчас заведёт уже фирменную, но такую важную шарманку. Мерещилось, что он вообще единственный, кого это до сих пор волнует. — Я занималась этим и раньше. — Но не в таком количестве, — отметил Алексей. — Собирать кусочками останки и отрывать целые черепа — это разные вещи. — Плоть я не нахожу столь интересной, да и… — Ты её уже всю изучила, — дал верный ответ на происходящее актёрок. — Ты вымучила каждого лежащего здесь постояльца и постоянно угрожаешь исполнить это со мной. — Я это и брату твоему предлагала. — Он соглашался отдать тебе хоть сердце из груди! — Ты так и не виделся с ним? Пара глубоко посаженных больших глаз глядели на него с душащей надеждой, какая лишала воина голоса, потому что он не находил правильного слова для продолжения беседы. С того самого момента, как правда открылась, прошло уже немало времени, так что, понятное дело, дружная пара идиотов виделись. Любитель трупов выдал ему всю правду о том, что исполнили отношения книголюба с живым человеком, упомянув многократно, в том числе, и его сына. Но это не породило ничего следом. Душевные страдания, какие принесла ему остеолог своими изречениями, оказались для него настолько глубокими шрамами, что он даже при упоминании её имени или прозвища каждый раз делал дополнительный вдох. Та губила его, открыто изничтожала и вытворяла несусветные вещи, став уже простейшим воспоминанием. Пускай он желал увидеть сына, снова встретиться с любимым человеком, ему так и не хватало сил на то, чтобы покорить эту стену и явиться в знакомый дом, потому что он боялся, что, лишь встретившись с ними, сразу сбежит, сгораемый от внутренних чувств. Будучи ещё далеко не хорошим товарищем для курсистки, кузнец даже желал выдать её правду, но после он очень чётко уловил, что Злата, какую ему представлял Петя, сильно разнится с той, с кем он общается сейчас. Каждый раз обращаясь к нему с вопросом, она лишала свою мимику хладнокровия, становилась ощутимо ранимой, будто в ней загоралась надежда, какая потом мигом затухала, и тогда он понял, что говорить ей истину никак нельзя. Проще солгать, выдав, что это он не видел своего фанаберичного обалдуя, чем сознаваться в том, что тот настолько эгоист, что не может посетить семью, какую сам же и породил. — Прости, всё ещё нет. — Не понимаю, к чему тогда твои извинения. — Поддерживаю тебя, — игриво произнёс тот. — Отлично получается! — выдала та, хохотнув и указав пальцем на корову. — Так поддерживаешь, что без молока меня оставил! — Да брось! — Кто вообще даёт ребёнку арбалет?! Снова беседа переросла в ругань родителей, неспособных решить, чем же заниматься растущему у них на глазах мальцу. — Мы с братьями ножами владели с младенчества! — Кулинарных способностей тебе это не прибавило! — язвила сойка. — Зато я могу разделать любое мясо за несколько секунд! В очередной раз, почтив корову своим взглядом, Злата отдала приказ. — Вперёд и с песней! Разрежь для нас эту тёлку! — И не жалко тебе Сёмку?! — играя представление, гудел он. — Похоже на то, что во мне есть жалость?! — Сомневаюсь, что там есть хоть что-то, кроме истинного стремления стать хорошим врачом и исследователем. Пускай попытка уйти от беседы прошла хорошо, далеко сбежать юнец ей всё равно не позволил. По его мнению, им необходимо провести этот диалог. — Мы уже обсуждали это, Лёша, — выдала сойка рода Моригач, печально касаясь листов в своём блокноте, облокотившись на чью-то могилу. — Я не могу сейчас поступить в университет. — Можешь, — настаивал на ином ходе диггер. — Причём, с каждым годом говоримые доводы имеют всё меньше смысла, потому что якорь, в лице Иоанна, уже далеко не такой сдерживающий аспект, как был когда-то. — Но и бросить сына я не могу! — отрицала вариацию девушка, ударив по крышке чужой усыпальницы. — Пускай он уже не младенец, но он нуждается во мне! — Он — твой ребёнок, Злата! Он будет нуждаться в тебе всю свою жизнь! И что ты теперь, будешь вечно сидеть подле него и помогать, абсолютно забывая о своих целях и мечтаниях?! Подобравшись к подруге вплотную, кузнец повторил её положение и потянул руку к её лицу, аккуратно убирая вязкие тёмные выбившиеся локоны от лица, пряча те за ушко, открывая пред собой всю истинность положения — дело совсем не в Иоанне. Проблема крылась в том, что годы его воспитания и само его возникновение вывело в то, что привычная спесь занудливой пташки заметно спала, ведь она, будучи беременной от книжного духа, считала себя самой главной идиоткой на этой земле. Ей свезло не только родить ребёнка от истинной волшебной ошибки, из-за какой и её дитя мерещилось ныне просчётом волшебного мира, но и потерять голову от персонажа, какой видеть её из-за её зазнайства не желал. Поняв все грани своего ужасного характера, мечтательная курсистка потеряла ту самую уверенность в себе, от какой многих тошнило, сменив её на бесконечное неверие в то, что она хотя бы хороша. Та считала, что больше она не лучшая, да и хотя бы не сносная. Никчёмная. — Трупик, ты даже представить не можешь, насколько ты, на самом деле, гениальна и невообразима. Ни я, ни твой отец большинство вещей, какие ты рассказываешь, даже понять не можем, что уж говорить об иных представителях высшего сословия, какие о подобном даже не слышали? — Кроме тех, кто университет закончил, — презрительно шептала она. — Тебе ничего не стоит к ним присоединиться. — Меня не возьмут, — стояла на своём несчастная. — Уже когда-то не взяли, так что шансов нет. — Я бы тебя тоже тогда не взял, — язвил ювелир. — Прогнал бы прочь смирять спесь и заносчивость. — А Петя бы взял… — Да он любую бы тебя взял. Прикоснувшись к подбородку собеседницы, Алексей нахально повернул её к себе, требуя, чтобы она слушала его и смотрела ему в глаза. — Что тебе стоит попытаться? Лишь попробовать сдать эти экзамены ещё раз и снова предпринять затею достигнуть своей мечты? — Если мне откажут опять, то я лишусь какой-либо веры, — смело призналась дама. — Но они не откажут, — стойко стоял на своём засранец, какой шептал так нежно и приятно, что ему очень хотелось верить. — Тебе с твоими знаниями будет попросту невозможно отказать. — Но… — Ты куда умнее, чем сама думаешь. Ты — не настолько гениальна, как мнила себя, когда мы только познакомились, но именно сейчас, как по мне, ты близка к этому званию, как никогда. Ты для меня гений, трупик, и я лишь хочу, чтобы это вылилось в нечто великолепное. Выслушав сладкие изречения, Злата ощутила в себе слабенький, но огонёк, какой настаивал на том, что, возможно, то, что они обсуждали, и впрямь сумеет дать какие-то плоды. — А как же Иоанн?! — Да достала ты со своим Иоанном! — взбудоражено, воскликнул Лёша. — У него есть дедушка и я! Не думаю, что он пропадёт! — Скоро осень и заниматься здесь вам будет опять очень холодно… — А летом мы на этих могильных плитах прямо задницу греем! — шутил гробокопатель. — И что ты предлагаешь?! Продолжить обучение в доме, где я находиться без трупа не могу?! Может, нам тогда какой-то труп в подвал поместить, чтобы я мог там существовать?! Очи будущей курсистки загорелись ясным светом, чем напугали диггера. — Злата, нет! — Мы туда не спускаемся почти никогда! — Но твой отец спускается! — Значит, потерпит запах гнили! Вскочив с места, она начала выбирать труп, какой запрячет в фундамент дома. — План дикий! — Твоя вина — не стоило убеждать меня, что я — гений! Тот день они и впрямь потратили на то, что найти одному наиболее разложившемуся трупу место в погребе среди кучи банок от соленья, а вечер отдали под то, чтобы успокоить Иоанна старшего, когда он узрел это нечто среди своих сластей и вкусностей, и чуть не упал в обморок, выслушивая план семейства. Против образования своей дочери, он, очевидно, ничего не имел, и начал уговаривать Злату даже с пущим запалом, чем её же друг, но вот само нахождение мёртвого духа, как и необходимого для его обитания скелета, он считал дичайшей выдумкой, из-за какой ему придётся лечиться от инфаркта. В любом случае, тревоги и страхи оба мужчины отложили прочь, когда провожали девушку в путь-дорогу на экзамены, ждать вердикта от её знаний. Будучи в холле пред посещением кабинета, сойка сотрясалась, как банный лист, уверенная в своей глупости и несусветном идиотизме, какой угомонить почти ничего не помогало, пока в холле не заиграла песня. Очень знакомая мелодия сальтарелло. Будучи в трансе, она повторила на месте еле-еле должные шаги, ощущая, как воспоминания её заметно расслабляют, и именно в таком наплыве, без зазубренных на устах понятиях, она и зашла к комиссии добиваться надобного, но, по её мнению, недостойного места. Юнцы дома очень сильно переживали за её состояние, и потому очутились на пороге дома ещё до того, как она хотя бы покинула карету. Трое истинных мужчин глядели на неё с нетерпением, ожидая финального ответа. — Как?! — Что как? — якобы недоумевая, играла с ними пташка. — Университет, мамочка! — Какой?! — Не играй дурочку, Злата! — верещал требовательно Алексей. — Что они сказали?! Вместо долгого рассказа, девушка поступила проще и, изъяв из своей сумки конверт, протянула его отцу. — Это тебе на подпись разрешений о том, чтобы я могла учиться. Старый хозяин рода Моригач принял подарение, а потом сразу же чуть не откинул его в сторону, от радости осознания момента. — Ты поступила! Семейство бросилось её обнимать и поздравлять. Они кидались пышными фразами, пророча ей светлое, воистину счастливое будущее, в каком она добьётся всего того, чего некогда считала себя достойным. — Вы точно справитесь без меня? — собирая саквояж, переспрашивала она. — Какое же у тебя отвратное мнение о нас, трупик! — балакал диггер. — Неужели не правдивое? Боюсь, что мне потом придётся трепанацию черепа проводить, чтобы вынудить все тайны, какие вы от меня скрываете! — Этого не будет! — строго заявил он. — Пока ты будешь покорять своей гениальностью залы, мы, будучи тупейшими существами на планете, точно не будем от тебя ничего не скрывать! — Не занижай себя так сильно, Лёша! — потребовала дама. — Не тупейший, тупенький! Парочка товарищей расхохоталась, напоследок обнявшись. В мгновении, когда Злата внимала аромат гнили уже даже с какой-то признательностью и любовью, она ощущала себя в по-настоящему семейных объятиях. Всё-таки, они так много вместе прошли. Она не сомневалась, что он не солжёт ей, и они смогут прожить ещё много лет совместного доверия. Во-первых, он солгал. Когда Иоанн начал летать в книги без какой-либо помощи своего отца, никто не додумался рассказать его матери о внезапно возникшей способности, ибо оба мужчины лишь безмолвно в панике сидели возле фолианта, ожидая, когда напечатанные страницы вернут им их дорогого ребёнка. Не понимая, как рассказать это их курсистке, они молчали, предполагая, что у неё и без этого найдётся масса проблем, что оказалось правдой, вытекающей во второй пункт не исполнившегося. Много лет им никак не светило.

***

Проведённый вместе день, рано или поздно, обязался привести возлюбленных в книжную обитель, из-за какого-то невесомого спора, когда один из них ни за что не согласится признавать, что он не прав. — Подобное даже унижает, нимфа моя, — трезвонил анимаг, когда девушка своей фирменной модельной походкой отыскала надобный шкаф и, остановившись подле, начала искать надобную книгу, — Ты в действительности мнишь, что я запамятовал дату распада Римской империи? — Нет, что ты? — выдала принцесса, найдя нужный экспонат. — Я мню, что ты подобных данных банально не знал. Угостив мальца лёгкой полуулыбкой через плечо, та вновь прогнала по нему волну сумасбродного волнения, какое лишь усилилось, когда хитрая биполярная особа телепортировалась ввысь, к той самой нужной книге. На пару секунд она застыла на вышине, а потом потянула книгу на себя, летя вниз. — Любава! — вспрыгнув со стола от страха падения возлюбленной, метаморф поскакал вперёд, желая её спасти, из-за чего прокатился по полу, ловя несуществующий объект. Поняв, что никого нет, а он попросту распластался на ламинатном полу, тот испуганно завертел головой. — Что ты развалился? — обратилась гордо девушка, расположившись позади него. — Твою пыльные губы я после целовать не буду. В очередной раз смирившись с торжеством её разума, Корвин поднялся с пола и принялся чистить себя, очищая кофту от множества комьев пыли, каких он сумел собрать не мало. Пока он приводил себя в порядок, а его девушка сидела за столом, листая книгу, он остро ощутил, как его покоряет тяжёлая невесомость. Словно его тело лишается веса, что мигом заставило того покрутиться вокруг себя, ища причины на это, и он обнаружил их крайне быстро — книги. Прапрадед, видимо, жаждал перекинуться парой слов с внуком, и потому, пользуясь своей магией, мельтешил по всем сборникам, желая вынудить его на беседу точно, как поступил некогда, прося у него совместной работы с Нон гратом. Только тут воронёнок понял, что он, по факту, очутился в ловушке, где шаг в сторону, к шкафам, и крошечное касание хоть к какому-то произведению обеспечит ему полёт в книжные дали, какие при Любаве, очевидно, ему не надобны. Меньшее, чего он жаждал сейчас, получив взаимные чувства, так это лишаться человека, какого клялся обманывать. Подтянув всё, что только можно, маг побрёл обратно, стараясь обходить каждую старую выпирающую книгу с невероятной аккуратностью. — Извини, Петя, не сейчас, — лишь шикнул он, преодолев истинную полосу препятствий, когда узрел, как биполярная особа расположилась за столом с книгой, раскрыв её на надобную страницу. — 4 сентября 476 года! — заявила громогласно волшебница. — Я же говорила, что в подобном я не могу ошибаться! — Мы говорили о распаде Римской Империи, а не о падении её Западной части, — уточнил информацию графоман. — Так что, с уверенностью могу сказать, что я прав со своим 395 годом. — Абсолютно точно нет! Мы болтали о падении Рима и беседа велась о нападении вандалов, так что это, абсолютно точно, моя дата! Указав рукой на изображения карты Западной империи, биполярная особа настаивала на своём ответе. — Сам подойди и посмотри, как твои вандалы припечатаны к распаду Великой Римской Империи! Сделав шаг поближе, юнец ощутил, как силы, какие сковали его в шкафах, бурлят и здесь. Книга взывала его к себе, требовала его срочного явления, и это стремление родственника, бонвиван откровенно не понимал — он обязался стать скрытным шпионом, а никак не таким, чтобы прямо на глазах революционерки пропасть в легендах Константинополя. Остановившись в пяти шагах от любимой, он чуть вытянул шею. — Да, да вижу, — наивно буркнул он, надеясь, что на этом их беседа закончится. — Что ты оттуда видишь? Спину мою?! — сказала Бабейл, находя поведение нецеломудренным. — Подойди поближе и найди мне вандалов при распаде! — Да я и отсюда вижу, что твоя информация правдивая… — Да не можешь ты оттуда этого видеть! — закатив глаза, пререкалась колдунья. — У тебя ограничений масса, начиная с того, что здесь крошечный шрифт и завершая тем, что твои безобразные вороньи локоны тебе обзор закроют! — Нет, я увидел! Всё увидел! Пускай тот не мог разглядеть ни единой буквы и даже распознать флаг знаменитой Византии, Корвин стоял на своём, искренне тревожась исполнять ещё хоть шаг. Тому грезилось, будто его, подобно гипнозу, взывает несчастная рукопись и поглощает в себе, и он настолько одурманен этим, что, не сдержавшись, трухнул головой, выдохнув. Предок над ним воистину издевался. Заслышав явно усталое дыхание, догадливая революционерка поняла, в чём же кроется проблема, и решила доиграть подобный акт издевательства до конца. — Ну, раз уж тебе так лень подходить, — взяв книгу со стола, она очень быстро поднялась с места, не дав метаморфу и шанса одуматься, — Тогда я сама! Когда уже её фигура направилась в его сторону, тот отступил на шаг, выдавая себя с потрохами. — Любава, нет! Книга грезилась ему такой близкой, чуть ли не в миллиметре от него, и она настаивала на том, что заберёт его в свою пучину и пленит там навсегда. Теперь разговора с родственником он страшно боялся, но даже обрадоваться не сумел, когда лишь в шаге от него книга с треском упала на пол, закрывшись. Сложно чему-то радоваться или хотя бы спокойно выдохнуть, когда на тебя глядят такими угрожающими синими глазами. — Прапрадед жаждет познакомить тебя с римским императором Феодосием 1, я так понимаю, — выдала она, скрестив руки на груди и откинув книгу лишь каблуком ещё дальше в сторону. — Не хочешь обсудить с ним распад империи после смерти или как? — Я всё объясню! Вытянув руки, якобы в жесте, что он сдаётся уже второй раз, Корвин принялся клясться в том, что, в принципе, на самом деле и вытворял, наперекор всем планам своего предка. — Уж постарайся, пока я руки в узле держу, — напомнила о вчерашней угрозе принцесса. — Если хочешь, я могу даже тебе помочь: ты отправился сюда по совету Петра Равелина добывать информацию… — Но я ничего ему не передал! — воскликнул, моля о прощении, анимаг. — Да, план взаправду считался таковым, что я вхожу в твоё доверие и доставляю информацию на ту сторону, чтобы обеспечить им благую жизнь, но ни единой крошки данных я так и не передал! — Ничего интересного не собрал? — Не смог бы идти против тебя! Сердце бы не разрешило! От такой откровенности без длинных стихотворений и тяжёлых слов, Любава распахнула рот и зеницы, не веруя, что действительно услышала то, что услышала. Одно дело — голосить комплименты и утверждать, что ты — не предатель, а исполняешь дела лишь во благо, и совсем другое открыто признаваться в том, что ты влюблён. Подобное вызвало внутри личностей очень скандальное дребезжание, когда они все втроём не поняли, как соединить контакты. Не может нечто такое слишком искреннее в её башке как-то совместиться. — Ты не передавал информацию, потому что тебя инфаркт хватил? — сгенерировал шутку мозг, когда Сатана аж прокрутилась от удовольствия, что не померла от внезапности. — Потому что я в тебя влюбился! И тут же владелец адского костра выкинул свой табурет в стену и отправился прочь, дозволяя оставшимся личностям решать как-то эту проблему. Такие вещи нельзя ей говорить. — Не говори таких вещей, — хмыкнула Психея, не веруя вовсе в то, что слышит. — Почему это?! — задал вопрос метаморф, не понимая её огорчения. — Тебя стыдит правда?! — Меня стыдит ложь. И не столько потому, что это говорил тот, кого она изначально принимала за шпиона, сколько от того, что она никак не могла поверить, что её могут полюбить. Что в ситуации, когда пред человеком действительно поставили выбор между ней и Варей, кто-то выбрал её. — Так, нимфа моя, — ласково шептал Корвин, приближаясь к очень слабой собеседнице, — Даже помышлять не смей о том, что я тебя привираю. Это абсолютно искренние чувства — я влюблён, и потому я ничего не сказал своему прапрадеду о тебе. — Этого не может быть! — Это есть! Коснувшись в изнеженном движении её щеки, книголюб погладил её, словно пытаясь угомонить панику, какая зарождалась, ибо именно тут разглядел в ней совсем не воительницу и революционерку, не ту даму, жаждущую играть в войну, а ту самую девушку, какую действительно никогда не выбирали. Но он жаждал показать, что он готов бросить всё, чтобы доказать, что он выбирает её. — Можешь считать, что я — больше не предатель. Пётр точно не получит от меня ничего, — пальцы коснулись длинных ресниц. — Сердце не позволит. Выдавив из себя улыбку, биполярная особа с её тремя личностями ему поверила и позволила её обнять в таком тёплом доверительном жесте, когда она вжалась носом в его пиджак, утверждая, что она не находит в его словах обмана. Покоряясь своим чувствам уже какой раз за дни, она совсем не уловила внезапный поток из желания добиться пустоты в голове, какой всецело взял в управление рассудок её родственницы. Точно, как и предок Равелиных, очутившись в плену своей влюблённости, пропустил очень надобный вызов от деда, какой, по понятным причинам, совершался совсем не напрасно.

***

Ожидание письма от брата грезилось богоку с каждой минутой всё более и более бессмысленным занятием. Он уже ни в какую не верил, что затея работает, зато полностью уверовал в то, что отправленные рукописи и впрямь не читаются: за сегодня он направил на имя брата столько своих очерков, что Алиса обязана в них потонуть, но, естественно, она не получила ни единого. Надеясь угомонить как-то свой страх, заядлый книголюб вытянул фляжку и покрутил её, прикрыв веки, чтобы влить в себя божественный коктейль. Удовольствие у него отняли, ибо крепкая жестяная бутылка оказалась в грязных пальцах талантливого литургического мастера. — А что, книги без процентов уже не интересны? — нахально выкинул тот, делая глоток напитка, веруя, что, хотя бы он потушит пожар на губах. Мерещилось, что те жгутся поцелуем до сих пор. Скривив брови, младший Равелин приподнял глаза. — Ожидание без них скудно, — заявил он, захлопнув книгу. — Я до последнего не веровал, что ты получишь моё письмо через книгу. — Письмо через книгу? — облизывая уста, с издёвкой, повторил по слогам гробокопатель. — Петя, так я его и не получил. Я тебе дальше больше скажу: я его не получил, не получу и не получил бы! Я когда вообще в последний раз на твоей памяти книгу в руки брал?! — Когда ею стол подпёр. — Тогда какие вопросы?! Исполнив ещё один глоток, Алексей начал прямо настырно елозить языком по губам, пытаясь смыть свои ощущения. Уходить они ни в какую не хотели. — Что с тобой? — поинтересовался богок, поправив свои тёмно-каштановые локоны. — Почему ты ведёшь себя, как жвачная корова? — Я Сёмушка! — от воспоминаний о Злате, сразу выкинул диггер, следом решив признаться в причинах своего странного поведения, какие он выдал, как нечто совсем не тревожащее и не важное, а как такое дело между строк. — Я Алису поцеловал. На это со стороны родственника послышалось весьма удивлённое хмыканье. — Не поразил, — молвил тот. — Изначально стало ясно, что тебя она покорит. — А хотелось бы наоборот, знаешь ли! — воскликнул несчастный помешанный, испив бутыль до конца. — Мой изначальный план точно строился не на том, чтобы поселиться в часовой башне отшельницы, и влюбиться в неё! Не об этом я как бы думал! У меня целью звалось вытащить её наружу и призвать участвовать с нами в бойне, что сейчас особенно необходимо! — Необходимо? Нескрываемое непонимание лишний раз добавило уверенности к итак ясному пункту. Ондок вытащил из пиджака то самое письмо от принцессы Волшебного мира, сунув на его место пустую фляжку, производя обмен, в каком его брат получил исписанные листы. Пускай им досталась та версия письма, где у Алёнки уже затекала рука и некоторые местоимения с «она» стало «оно», суть рукописи молодой человек всецело уловил и сразу вывел главную из проблем. — Какая ещё битва?! — верещал шёпотом он. — Судя по всему, Ветровская, — будучи чуть подшофе, балакал, как песнь, ювелир. — Я бы назвал её «Битва за Штормград»! — А устраивает её девушка, какая и слыхом не слыхала о подобном, да?! Агрессия взбушевала в книжном обывателе, и он начал маячить из стороны в сторону, ярясь сам на себя и на всю эту ситуацию. — Может, тебя просто не посвятили в планы? — Естественно! — злился Пётр. — Как-то между делом забыли упомянуть мне о том, что у нас дата боя назначена! — Ты, наверное, плохо слушал расписание на месяц! — урчал пьяненький Алексей. — Там точно это имелось! — Лёша, молю, сядь! — взяв брата за плечи, малец сам его посадил в кресло. — Я понимаю, что ты хочешь от меня признания в моём дебилизме, но, я был бы премного благодарен, если бы ты не добивался его настолько абсурдными вариациями! Я бы уж точно не упустил момента, если мне объявили о том, что у нас назначена битва! — Но вам не объявляли. Ясный факт ударил по фанфарону со всей дури, будто кто-то приложился целой коллекцией «Войны и мира! к его поражённому личику. — Как и письма ты не получал, не так ли? — спросил богок. — Это — единственное, что прилетело по мою душу. — А ты нам что-то отправлял? — Массу того, что вы, судя по всему, не получили. — Во дворец нарушена поставки почты. Только тут юнцы поняли, что тот самый ореол лжи, какой они лицезрели подле Марфы и каким она обвивала своё дитя, оказался куда крупнее. Тот уже давно обратился куполом, где запрятался Дворец на Пустотелой горе, лишив несчастных на какую-либо связь с миром. — Она аннулировала возможность звонков и посылок, разъединила нас, а теперь ещё назначила битву от имени и лица Вари, — сложил все пункты охотник, ставя под обсуждение главенствующую тему. — Но я по-прежнему слабо понимаю её главную цель. Как бы сильно она не обрабатывала кобылку, та не вступит в открытую конфронтацию против своей тёти, хотя бы потому что, это — открытая война, какой она боится. — Я, честно, так и не понял, чего от неё желает Марфа, — сознался в своей несостоятельности, как следователя, Пётр. — Всё, что она делала с момента твоего ухода, так это тренировала её в гонках вслепую, бесконечно дёргая за волосы. — Не думаю, что вся суть гнусавого плана этой истинной стервы в том, чтобы сдать её волосы на парики. — Но нам необходимо узнать, что это, прежде чем рассказывать Варе… — Почему это?! — взбушевал диггер. — Показали ей письмо и дело с концом! — Потому что Марфа явно планирует сделать с ней что-то, что вынудит её саму выйти в этот бой! Письмо от её имени, вести войско обязана именно она! Нам нужно понять всю суть плана, чтобы действовать и спасать её! По мнению Алексея, его брат как всегда усложнял то, что в усложнениях никак не нуждалось, но и он понимал, что хитрость запряталась где-то совсем не в том факте, что назначена битва, а в том, что её инициатором считалась его подруга. Старообрядка явно планировала исполнить нечто такое, почему девушка действительно окажется воительницей, ведущей близких в атаку, так что им требовалось не просто остановить угрожающее сражение. Им необходимо добиться проигрыша самого плана гнусавой еретички, чтобы добиться воли их любимой королевы и привести гражданскую войну к её концу.