Поколений пятнадцать назад

      Какой-то этот дождь сегодня особенно мерзкий. Сейчас бы вниз, к Чанду, уже явно нагревшему собой простыню и одеяло, но Лори — не прирученная енотиха, Лори — капитан. И спать она не пойдёт, пока остаются хоть малейшие сомнения насчёт движения яхты. Лори поправляет румпель, отхлёбывает из термоса старый-добрый чёрный чай. Не угадала, никому из команды такой не полюбился. Ну и ладно, ей больше будет. До окунающего в глухоту чёрного ещё градуса два грязно-серого, горизонт уже еле виден, мелкая рябь у бортов совсем ртутная. С севера на ещё больший север. Как было бы неистово, неподъёмно круто взять однажды на зюйд и не сворачивать… Но все мы знаем, что южнее Орегона — смерть.       Эспаньола… Это на восемнадцатой широте, там, где до катастроф были сочные тропики и тёплый океан… Теплый. Океан. Вы такое видали? Лори — нет. Ледяной дождь припускает ещё сильнее, и Лори от души чихает в вымокший сгиб локтя. Проверяет, светится ли датчик радио. Замерев, любуется стройно вытянувшимися будто ей в угоду вантами, уже полусъеденными сумраком. В капитанском одиночестве можно не таить гордость, что ей доверили такую яхту. Что за чудо её «Триумф»! Пафосно? Ещё как! А, между тем, другие варианты Лори и в голову не пришли.       Когда им с Шоном было совсем немного от роду, мама занавешивала их детство от трепетного, как камыш, страха перед едва уцелевшим, обглоданным по самую Аляску миром всегда одной и той же, не надоедающей, раскрашивающей разум в пёстрое легендой. Что будто бы их предки, родоначальники всей женской линии, были мореплавателями и — что совсем уж поразительно по тем временам — речь шла не только об отце-основателе.       Мама рассказывала им, слегка щурясь от воображаемого карибского солнца, что их род произошёл от сделавшейся пираткой дочери губернатора Санто-Доминго и невероятно честолюбивого испанского адмирала. Что по началу эти двое были непримиримыми соперниками, что пра-пра-пра… Лори загибает пальцы. Так, это сколько получается? Поколений где-то пятнадцать назад? Ладно, задолбёшься отсчитывать. Будем называть её просто бабушкой. Так вот, что бабушка была могущественной колдуньей и сумела, поборов морского дьявола, предотвратить конец света… Лори, грустно хмыкнув, качает головой. Жаль, что в середине двадцать первого века такой ведьмы не нашлось. Хотя, справедливости ради, потепление климата, эпидемии и Арктические войны похлеще дьяволов будут, даже морских.       Мама добавляла, сгребая их с братом под дырявый плед, что неуёмный дедушка хотел найти какой-то меч смерти (на такие сказки Лори с Шоном уже тогда не велись), но бабушка всегда оказывалась на шаг впереди, даже (здесь мама всегда начинала смеяться до слёз и еле успокаивалась) угнала у соперника его галеон «Триумф». В конце концов, когда дьявол одолевался, а мир чинился, ведьма и адмирал в семейной легенде всегда, чёрт пойми как, мирились, женились и у них вырастало «потомство, способное свернуть горы».       Лори давно не вспоминала эту историю. Обычные подростковые дрязги на фоне вечных сомнений, доживёт ли она до чего-нибудь, ноющая хрупкость сохранившейся, загнанной на Север цивилизации надолго вытеснили из головы картины скорее всего никогда и не существовавшего волшебного прошлого. То, что подросшая Лори стала учиться управлять яхтой, как-то само получилось, это будто всегда в ней жило. Узкие бухты залива Аляска, все в мягких от мха камнях, ничего другого не могли продиктовать. При чём здесь какие-то мнимые предки-пираты с адмиралами?.. Так она думала до сегодняшнего дня. Но когда ей передали в управление эту красавицу, самую видную во всей гавани, и предложили переименовать на свой лад, слово «Триумф» само сорвалось с языка, и будоражившая детский ум история развернулась перед глазами взрослой Лори Каплан, капитана Лори Каплан, как воды открытого океана.       В грохнувшейся на море ночи Лори прислушивается. За дождём слышно чуть хуже, но ничего необычного в скрипе снастей не угадывается. Всё в порядке, капитан, не изводи себя. Судно новое, вдвое больше тебе привычного, но ты справишься. Ведь ты, получается, и есть то самое «потомство, способное свернуть горы». Лори смеётся, не в силах совладать с самоиронией. А, с другой стороны, почему бы и нет? У неё здесь тоже миссия по спасению мира, между прочим. Может, с дьяволом махаться не получится, но зато уберегающей от истечения кровью «Палладии», которую они должны доставить, в любой деревушке обрадуются. Каждая сохранённая препаратом жизнь — это минус один живой мертвец, вырвавшийся из рундука.       Лори натягивает поверх размокшей треуголки капюшон мембранной куртки. Треуголки! Мать моя женщина! Ну вот а это ей зачем понадобилось? Почему она выбрала в подарок от команды именно эту, разящую восемнадцатыми веком шляпу? Ещё и енотиху свою в пиратский костюм нарядила. Но ведь Лори не специально. Вот она зуб даёт! Гены? Капитан «Алкионы», ставшей «Триумфом», уже даже не смеётся. Пожимает плечами. Если даже так, гены не самые плохие.       При всей придирчивости, подсветив фонариком каждую деталь, Лори больше не находит, к чему прицепиться, да и термос уже пустой. Она спускается с палубы по крутым ступенькам, предвкушая тепло своей капитанской каюты и самую любящую на свете улыбку Чанда, и впервые задумывается о легендарных предках с высоты возраста и опыта. В детстве её волновали лишь захватывающие морские приключения бабушки-пиратки и дедушки-адмирала испанского флота. Теперь же ей интересна бытовая, неволшебная правда за этой историей.       Лори снимает у входа хлюпающие сапоги, тихонько отворяет дверь. Енотиха, урча, жмётся к ледяным ногам. Интересно, а у ведьмы тоже было ручное мягкое счастье с огромными глазищами? Хотя, если она пиратствовала, то тут больше попугай подойдёт. Лори криво усмехается: ага, и глаз у бабушки, небось, выбит был. Чанд спит или просто притворяется. Вымокшая капитан переодевается в сухое и, взглянув на себя в зеркало случайно, задерживает взгляд. Подходит ближе, рассматривает в притушенном свете свои черты с антропологической дотошностью. Доминикана. Это, значит, они чёрные были? Тогда точно не вариант. А, стоп, они же из дворян. Значит, креолы. Вернее, бабушка — креолка. Дед — тот испанец был. А у бабушки, по легенде, были ещё в роду ацтеки. Лори рассматривает себя, как доктор Альварес заражение у пациента. Ну что, есть в ней хоть что-то латиноамериканское? Вряд ли. Хотя, блин, это ведь почти четыреста лет назад было. За столько поколений можно было всё растерять. А тут ещё и папины Капланы со своей ашкеназской стороны влились.       И о них, кстати, хоть что-то известно. Они прибыли из Восточной Европы на остров Эллис, разевая рты на Статую Свободы, вместе с сотнями других искавших лучшей жизни эмигрантов. А вот мамины… Лори чуть не лупит от досады кулаком по стене, вовремя сдерживается. Чёртов климат! Чёртовы болезни! Чёртова война! Как ей теперь узнать, кем в действительности были те «ведьма» и «адмирал»? Там, далеко на юге, всё выжжено дотла, а уровень заражения такой, что даже в бывшем Сиэтле иногда датчики зашкаливают. И больше нет того пресловутого интернета, в котором, по словам старших, можно было найти ну вот вообще всё, включая переведённые в электронный формат старинные архивы. Лори с минуту пытается представить своих предков в образах пересекающих американскую границу доминиканских нелегалов (Нина говорила, что раньше это было сплошь и рядом), но отмахивается от этой мысли. Точно не то. Так недавно мать бы знала. Если все эти россказни не враньё, то испанская ветвь рода капитана Каплан попала в Штаты задолго до двадцатого века.       Лори отлипает наконец от скромного корабельного зеркала и мягкими шагами крадётся к постели. Чанд, похоже, всё-таки уснул: чёрные волны на подушке. А вот интересно, у деда тоже такие были? Мама говорила, что адмирал, при всей его жестокости, был хорош собою. С другой стороны, не всем же красавчикам быть брюнетами. Это глупый стереотип. А то, что её Чанд — брюнет и красавчик, так это совпадение, не более.       Важнее другое. Лори мягко проводит по воздуху над скулой своего мужчины, чтобы настоящим касанием, не дай бог, не разбудить. Важнее узнать, была ли у пиратки и адмирала такая же любовь, как та, что заполнила собою каждую щель этой каюты. Умел ли дедушка вот так же легко и естественно подобрать для бабушки слова воодушевления, заставить её снова в себя поверить, как это делает для Лори Чанд?       Капитан «Триумфа» забирается под одеяло и обнимает спину своего возлюбленного первого помощника. Чанд слегка ворочается, полупроснувшись, бормочет: «Прости, Спасительница косаток, сегодня уже без связываний» и снова проваливается в сон.       Нет, Лори, не думай, не думай. Да, их, скорее всего, не существовало на свете, да это было много лет назад, да, они уже больше персонажи приключенческого романа, чем её предки. Но в воцарившейся темноте каюты щёки Лори разгораются, как первый рассвет после полярной ночи. Какой стыд, как неловко о таком думать, но оно упорно думается само: «Интересно, а дедушка бабушку тоже связывал?.. А, может, даже она его?»