I've got my eye on you.

Вики бесит Астарота. Нет, даже не так: Астароту откровенно жаль её. Это истина, так глубоко и тесно засевшая в его мозгах, что он даже не пытался искоренить её. Ведь как можно жить, когда твои интересы начинаются и заканчиваются неравной борьбой с самой смертью? Ему такая жизнь кажется убогой, скучной и бесцельной. Куда веселее ведь бороться за свое место в обществе ангелов и демонов, которые целиком и полностью преклонялись Чуме, и даже пялиться всю ночь напролет в потолок, эта мысль звучала намного лучше, чем так называемая борьба за существование. Раньше Демон никогда не жаловался на жизнь. Может, на душе и было паршиво, но он выдерживал все, пусть сердце и сжималось от обиды. Иногда ему было настолько жаль себя, что боль ощущалась физически: он сжимал зубы, лишь бы не зарыдать в голос, или закусывал кулак, превращая боль душевную в телесную. Ведь он не один, ему стоит жить хотя бы ради брата, ведь у него в этом мире больше никого нет. И эти мысли часто помогали Но это было раньше. Сейчас все кардинально изменилось. Он стал одним из тех, кого бы в другой ситуации назвали бы эгоистичным и жестоким демоном, но разве демоны не должны быть такими? Наверное нет, в особенности если ты полукровка, и ведь он ни капельки о том не жалел. Да, по началу было трудно: тяжёлое прошлое, когда они буквально прятались от всех и всего, полукровки не должны жить. Это не правильно, от этого было не легче. Потом переход на сторону Чумы, хотя это вряд ли можно было так назвать, Астароту пришлось, как и пришлось Кристоферу. Полу-демон соврал бы, сказав, что все они ему не нравятся, сломленные, подбитые. И даже Чума, очень даже нравилась и она, и её порядки: здесь, по крайней мере, тебя никто не осуждал за то, каким ты был. Но долго тешить себя такой свободой Астарот бы все равно не смог. Слишком долго пытался стать нормальным, и сам не заметил, как привык. Все новое казалось ему чуждым, неродным. Парень метался туда и обратно, пытался найти что-то, к чему можно было бы привязаться. Он был, словно крошечный кораблик в бушующем море, отчаянно ищущий хоть какую-то пристань. И нашел. Сначала жутко не хотел признавать, сам себя убеждал, что ошибся, сопротивлялся диким и неконтролируемым порывам души, не верил, в конце концов. Но вскоре принял, потому что понял, что иначе никак. Астарот нашел свою панацею, свое спасение в той, которую так упорно унижал в собственных глазах несколько месяцев. Сам себя накручивал, считая её недостойной даже взгляда. А она–то не так глупа, как ему казалось. И когда эта неуравновешенная блондинка успела обвести его вокруг пальца? Когда успела влюбить в себя, да так, что Аст и сам не понял, как обнаружил себя полностью и намертво запутавшимся в её хитро сплетенной паутине? Она ворвалась в его жизнь нагло и без предупреждения. Хм, а разве о войне предупреждают? Потому что для него Вики Уокер была никем, как ядерной бомбой, которая готова была вот-вот взорваться, а все, что происходило между ними — война, которую Астарот проиграл без боя. Проиграл добровольно, с радостью и ухмылкой на лице. И сделал бы это снова. И снова. Он бы с легкостью отказался от всего — собственной гордости, чести, скинул бы корону с головы и покорно положил у её ног, только бы иметь возможность вновь просыпаться, ощущая её пальцы, зарывшееся в его взлохмаченные волосы, а позже находить её сладкие губы, и впиваться в них со всей нежностью и ненавистью, которую он мог только испытывать. Потому что все было именно так: он любил и ненавидел, готов был расцеловать и задушить до смерти. Только с ней парень чувствовал себя относительно на своем месте, только рядом с этой истеричкой все становилось спокойным — кораблик нашел тихую гавань. И это его раздражало больше всего. «Молодец, Астарот, спишь с той, которую раньше считал подстилкой ангелов, и той девушкой, что получила своё нагретое место путем раздвигания ног. Плачешь и успокаиваешься только в объятиях той, что прямо или косвенно виновна во всех случившихся бедах. Молодец, Аст, Кристофер бы гордился!» А, к черту! Собственных достоинства и самоуважения и так уже не видать, как собственных ушей. Так смысл лишать себя последнего удовольствия в этом злом мире? Именно злом, потому что другие слова — жестокий, греховный, прогнивший, несправедливый, — они выражают только лишь одну грань того, каким этот свет на самом деле является. Астарот это знает. Знает, какой бывает эта жизнь на самом деле. И Уокер узнает. Уже убедилась и убедиться еще не раз на своей шкуре. И если они и могут еще ощутить себя живыми, ощутить жизнь и насладиться ею по самое не хочу, то это только рядом друг с другом. Вики в этом не уверена — слишком долго была оранжерейной куколкой, поэтому жизнь со всеми её «прелестями» для нее в новинку. Она наивно, как Мими, полагает, что еще можно спастись, убежать, притвориться, будто ничего не было. А он наблюдает за этими бесполезными попытками с издевательской ухмылкой. «Не дергайся, милая, мы застряли в этом лабиринте вместе и без меня тебе не найти выход. А я не хочу уходить» Но Вики упертая и Астароту надоедает её настойчивость. «Думаешь, я не пытался? Думаешь, не хотел начать с чистого листа? Ага, как же. Вот только нескончаемые попытки были тщетными и прошло довольно много времени, пока я осознал один сокрушающий факт: весь альбом уже изрисован. Нет больше чистых листов» Полукровка терпеть не может, когда Вики Уокер плачет. Но доводить её до слез — то еще развлечение. И он себе в этом не отказывает. Отыграться за все те дни, когда она строила из себя недотрогу перед ним, когда твердила что она Люцифера, и принадлежит лишь ему? И черт знает, зачем он это делает. Самоутвердиться? А смысл? И так рано или поздно опять прибежит к её белоснежной двери. Побитый после очередной потасовки в Люцифером, оставит за дверью свое эго и пожелает ему «Спокойной ночи», а сам зайдет в уютную обитель, ставшую ему почти что родной. — Опять подрался? — спросит она нежно, обрабатывая раны, которые сами должны затянуться в скором времени. — Нет, с велосипеда упал, — огрызнется Астарот, но за пару секунд, устало вздохнув, добавит: — Будто сама не видишь. Она все видит, хотя предпочла бы закрыть глаза и чувствовать только его слегка солоноватые губы на своих. Раз по другому никак, то нужно довольствоваться тем, что имеем. К обоим приходит осознание этой истины, причем почти одновременно. — Не влезай больше в разборки с ним, не нервируй Чуму, да побереги Криса. — Захочу и влезу, — бурчит он, явно чувствуя, что пора бы выместить на ком-то всю черноту, что скопилась внутри. — А если ради меня? Ради меня перестанешь постоянно выяснять с ним отношения? — шепчет Вики едва слышно, но он улавливает даже её бархатистый шепот. — Пошла к черту, Уокер, ты мне никто, чтобы я тебя слушал, — сдавленно отвечает он, затыкая её настойчивым поцелуем и тем самым прекращая поток пустых девчачьих слов. По случайности ли, но после того вечера Астр ни разу не ввязывался в драку с Люцифером