Страх

      Москва груб, холоден, непривычно хмур. Саша даже смотреть на него не хочет, все время отводит взгляд куда угодно лишь бы не видеть его. Хочется выставить Мишу за дверь, спрятаться, что угодно сделать лишь бы не видеть его. Горло сдавливает темный животный страх. Ему не по себе. Он не знает, что ожидать от этого Миши. Не знает в какой момент в спину вновь прилетит нож.       Его Миша не поступил бы так, его Миша ласков, его руки мягкие и приносят столько тепла, любви и наслаждения. Они не делают больно. Они делают приятно. Дарят наслаждение, которые хочется вернуть. И Саша всегда возвращает. Его руки небольшие по сравнению с Мишиными. Пальцы тонкие, кожа бледная и он кажется гипсовой статуей рядом с ним. Но ему всегда так нравилось касаться Мишу этими гипсовыми руками.       Руки Михаила были грубые, холодные и не приносили ничего кроме боли. Грубых следов. Все тело бывшей столицы отзывалось фантомной болью в теле стоил им пересечь взгляды.       Михаил молчит. Снимает пальто, шапку, но молчит. И, даже кажется спокойным сегодня. Он обходит его в коридоре проходя в комнату, будто он хозяин этого дома, а не Саша. Что ж, возможно это и так. Саша давно уже не чувствовал себя тут дома.       Он идет следом. Миша снимает рубашку демонстрируя подтянутую сильную спину исполосованную старыми белыми шрамами. Большие, более крупные и старые красовались почти по всей спине. Они должны были давно зажить, да вот никак не сходили.       Саша, раньше, очень любил целовать их, пытаясь забрать всю боль которая оставалась вместе с ними очень давно. Еще когда самого Саши и не было в помине. Боль это не забирало, но Миша всегда улыбался, и, пожалуй эти прикосновения были даже чересчур интимны. Они почти не говорили об этом, но, Саша, пожалуй, все понимал без слов. Он был тем, к кому Миша всегда мог повернуться спиной. Одним из немногих, к кому он мог по настоящему доверять не смотря ни на что.       Саша думал о нем так же. Раньше. Сейчас, эта наивность казалась неправильной. Как он мог не увидеть этого? Как он не видел этот алый блеск в глазах новой столицы? Сердце сжалось. Он не был виноват в этом. Он вряд ли мог остановить это. Но щемящие чувство вины не покидало. У Саши, тогда еще столицы, тоже иногда бывали вспышки. Его вспышки были короткие. Но вскипало тогда все ярость, злость. Он мог кричать, оскорблять, но никогда бы не посмел сделать больно. Не Мише Но конец всегда был один, Саша буквально на коленях вымаливал у Миши прощения, за все это, а тот и не злился. Почти. Как он вообще мог обидеть Мишу. Он же как солнце. И глаза такие красивые. Саше почему-то он всегда напоминал природу их страны. Золотые поля пшеницы и ярко-голубое небо. Или реки. Разве это важно? А волосы его были настоящим произведением искусства. Словно золотом струилось между пальцев когда Саша перебирал их.       У Михаила волосы были жесткими, короткими и тусклыми. И, Саша, даже не мог придумать с чем их сравнить. С осенней листвой? Не рыжие конечно, но желтые, тускло желтый. Это, пожалуй хорошее сравнение. Сейчас осень. Осень их отношения, осень Сашиной жизни. После осени обязательно будет зима. А зиму необязательно пережить. Вряд ли весной все расцветет вновь.       Саша смеется про себя. Революцию пережил, блокаду пережил, самые жестокие и холодные морозы, когда даже он, бессмертный, готов был душу отдать лишь бы не мучиться больше, он пережил. Вытерпел. А их зиму не вытерпит. От чего-то хочется закурить. И выпить. Что угодно сделать лишь бы забыться.       Саша сглатывает, понимая, что Миша уже переоделся и явно хочет что-то от него. Саша подходит ближе, Михаил молчит. Смотрит, долго, выжидающе. Затем переводит взгляд на стеллаж с книгами и чуть кивает. Саша к счастью(или нет) понимает его без слов. Всегда. Даже сейчас.       Он отходит, беря со стеллажа с книгами первое что под руку попадется. Пушкин. Сойдет. Возвращается. Садится рядом. Вновь вздыхает и чуть отодвигается. Михаил, казалось не теряется. Ложится головой ему на колени и закрывает глаза. Саша начинает читать заученные строки, даже не внимая в текст. Лицо Михаила расслабленно и не выражает ничего.       Домашняя кофта чуть слезает оголив толстую шею. И засосы на ней. Саша поджимает губы, стараясь сдержать подступающие слезы. Старается держать лицо и голос, чтобы не дрожал. Хотелось накричать, взорваться. Устроить скандал. Отвесить пару тройку подщёчен. Разреветься. Сбежать. Спрятаться. Куда угодно. Лишь бы не видеть его.       Саша, тихо, не дай бог услышит, хмыкает. Ага. Пытался как-то. С месяца три назад. И ударил. Тишина повисшая в воздухе после громкой подщёчены, была жуткой не предвещала ничего хорошо. Михаил молчал. Молчал с десяток секунд, а потом резко схватил его за волосы дернул их намереваясь, похоже, вырвать. Саша плохо помнит что было дальше. Помнит глухой удар затылком о стену. Помнит грубые большие ладони которые сжимают волосы. Помнит слезы, которые текли из глаз. Помнит грубый Мишин голос.       –Не тебе мне указывать, щенок       Помнит те же грубые ладони сжимающие его тонкую шею. До боли. Возможно, до хруста, а возможно, это галлюцинации от потери воздуха. Больше в тот вечер Саша не помнит ничего.       Помнит как проснулся утром уже один. Он лежал в кровати, без одежды. Очки заботливо лежали на тумбочке рядом. Шея, голова, да и все тело болело. Ныло неприятной болью. Подойдя к зеркалу замечает синяки оставшиеся от мишиных рук на его горле. Рядом с ними были еще след. След укуса чуть ниже у ключицы. На тумбочки рядом с очками обнаруживается вода и таблетки. Обезболивающее. Он вдруг смеется, истерично, в голос. Заботиться. Как мило с его стороны. Сначала душил, а потом заботиться. Да, мечта, а не отношения…       Саша не хочет вспоминать, что было в тот вечер.       После войны началось казаться что все налаживается. Миша вновь был прежним. Трясся над ним как над хрустальной статуэткой. А теперь все сначала. Одно радовало, Михаилу, кажется, он теперь не так нужен. Даже приезжать реже начал. Ну и хорошо.       Саша останавливается, понимая что Миша, кажется, уснул. Саша откладывает книгу. Снимает очки и чуть закутывает себя в плед. Больше Саша его не увидит. Он очень надеется на это. Он обещает себе, что завтра, как только Миша уедет, он сбежит. Он не уверен куда. Он уверен что Миша его еще найдет. Но он попытается. Попытается скрыться.       1989 был слишком тяжелым для него, он не выдержит ещё один год с Мишей. Нужно будет купить сигарет с утра.