***
Под судорожно сжатыми пальцами хрустит дешёвая выстиранная простынь, пока зубы сжимают угол чужой подушки, пропитанной дурманящим запахом. Тем самым, что тяжело оседает в воздухе и сейчас пьянящим теплом окружает покрытое испариной тело. Тем самым, от которого голова кружится, который хочется унести с собой и вдавить в собственную кожу, чтобы навсегда, чтобы не исчезал каждый раз, когда приходится возвращаться в свою холодную комнату. Загривок трогает горячее дыхание, чтобы потом на том же месте оказались острые зубы, хватающие так, будто пытаются разорвать и оголить острые позвонки. Найвз никогда не скупился на укусы, как и на широкие синяки, разливающиеся темным лиловым на каждое следующее утро, но Легато никогда не жаловался, принимая их как дар, как одолжение и свидетельство их фальшивой связи. Он не был единственным, подобные мысли даже не смели прорастать в его глупой и влюбленной до одури голове, однако в такие моменты можно было предаться мечтам и фантазиям, вслушиваясь в громкие шлепки, тихое рычание и ощущая грубую хватку на собственной талии. — Ты такой тихий всегда, что иногда мне кажется, будто ты заснул подо мной. Не очень вежливо, не думаешь? — жаркий шёпот на ухо, заставивший отпустить влажную наволочку и чуть повернуть голову, облизывая пересохшие губы. — Я так плохо стараюсь или настолько тебя противен, Блусаммерс? — Что?.. Нет, конечно, нет, я просто…– губы, не занятые подушкой, распахиваются судорожно с коротким вскриком, когда широкая ладонь резко опускается на ягодицу со звонким шлепком. Ногти впиваются в покрасневшее место, оставляя полосы царапин и совершенно не помогая в сдерживании долгого тихого стона, нарушившего влажную тишину. До безумия хорошо и дико страшно. От того, что в его хриплом голосе этот совершенный человек сможет различить давно скрываемые и подавляемые запретные чувства. И тогда исчезнет даже то немногое и плотское, что связывало их на протяжении этих нескольких месяцев после двух лет коротких беглых взглядов украдкой и молчаливого любования. Быстрые движения становятся ещё нетерпеливее, а нутро горит огнем, когда с очередным жалящим укусом в плечо жесткое тело за спиной замирает, подталкивая к грани и самого Легато. Бёдра дрожат и разъезжаются, волосы липнут ко лбу, пока искры остаточного удовольствия пробегают по телу. Шершавая ладонь лениво гладит его изогнутую спину, и эта незатейливая ласка болью отзывается в сердце. — Мне пора, нужно успеть в душ, пока сосед не занял, — брюнет отстраняется, поправляя блестящие синим от тоника пряди и краем глаза замечая, как падает в урну завязанный узлом латекс. — Можешь сходить здесь, в чем проблема? — разгоряченное тело падает спиной на кровать, и Найвз шарит рукой по тумбочке в поисках телефона, чтобы тут же разблокировать и перевести на него всё внимание. «В том, что это слишком нормально. Слишком выглядит так, будто у нас нечто большее, чем просто периодический секс по договоренности. Слишком больно, потому что то же самое ты говоришь и другим до того, как они сытые и довольные уходят от тебя. Всех всё устраивает, и только я один здесь идиот, поддавшийся ненужным чувствам.» — Мне удобнее у себя, — руки очень быстро собирают одежду, разбросанную по полу, и столь же стремительно Легато одевается, не обращая внимание на неприятные ощущения от прилипающей к коже ткани. — До скорого. Слышится ответное мычание, и парень пулей вылетает в коридор, переводя дыхание и на мгновение прислонившись спиной к холодной стене. Всё в порядке. Всё так и должно быть. Дрожь на кончиках пальцев ничего не значит.***
Скучающее выражение на неизменно надменном лице не удается скрыть, но Найвз и не пытается, вполуха слушая лекцию, содержание которой и без монотонного бормотания профессора давно знает. Сосредоточенные лица вокруг раздражают, в какой-то степени от них даже иррационально тошнит, но всё, что он может — только брезгливо морщиться и отворачиваться к окну. Интровертом до мозга костей он себя не считал, однако находиться среди множества людей он не любил. Впрочем, наверно, это лишь из-за того, что и самих людей блондин не особо жаловал. Порочные и грязные, шумные и эгоистичные, прячущие всё под маской доброжелательности и искренности. Тот факт, что сам он принадлежал к тому же виду, его не смущал. Хотя, наверно, всё-таки временами раздражал, когда у самого себя замечал проблески непонятных эмоций. Но лишь проблески. Редкие и, конечно, ничего не значащие. Будь его воля, он бы даже свои низменные желания не утолял, но, к счастью, проблем с этим никогда не возникало. В очереди у его дверей желающие, конечно, не выстраивались, сказывался характер, но внешних данных хватало для привлечения мимолётных физиологических связей. С недавних пор, правда, появился один экземпляр, задержавшийся достаточно надолго, но особого значения Найвз ему не придавал. По крайней мере старался. Взгляд сам по себе от пустой дороги за окном сместился к соседнему ряду, перехватив блеск янтарных глаз, тут же скрывшихся за челкой, когда их обладатель быстро отвернулся и уткнулся в свою тетрадь. Невольный вздох раздражения сорвался с жёстких губ, пока он продолжал наблюдать за одногруппником. Ему-то скрываться было не за чем. Смущаться нечего. Его взгляд не был наполнен таким же отчаянием и жаждой, настолько заметными, что было странно, как ещё все остальные не догадались. Или, может, только он один такой наблюдательный? Но не заметить чужие чувства было невозможно, хотя столь же простым было и их игнорирование. Плевать, хотя и странно, что кто-то испытывает подобное по отношению к такой отталкивающей личности. Найвз себя прекрасно знал, как и мнение других на свой счёт, а потому с лёгким интересом смотрел на этого замкнутого парня. Вспоминал прошлую неделю и то, какой теплой была его тонкая кожа и мягким — млеющий золотой взгляд. Лёгкая усмешка окрасила бесстрастное до этого лицо. Блусаммерс был вполне популярен у девушек, но тот факт, что его срывающиеся стоны и хрупкое сердце принадлежали ему, почему-то тешил немалое самолюбие Найвза.***
Лицо горит против воли, а для выравнивания дыхания потребовалось всё оставшееся до конца лекции время. Схватив свои немногочисленные вещи, Легато вылетает из аудитории, услышав неподалеку громкий смех и чьи-то беззлобные ругательства. В душе заскреблась яростная зависть и ревность. На этого растрёпанного блондина Найвз всегда смотрел с яркими эмоциями, при взгляде на него не сдерживал переживания и не скрывал бережливое отношение. Этот блондин смотрел на своего брюнета с непередаваемой нежностью и заботой. А его брат разделял с Легато только грубые прикосновения и тесную кровать, на которой они никогда не спали вместе. Вид счастливой парочки был невыносимым, и Блусаммерс постарался скрыться за поворотом как можно скорее, когда услышал сигнал входящего сообщения. «сегодня вечером буду занят, можешь не приходить» Разочарование сжало грудь, но лицо осталось холодным, только зубы до скрипа сомкнулись.***
Стук в дверь кажется странным и немного неровным, заставив Легато дёрнуться и испортить чернилами идеальный конспект. Брови свелись к переносице, пока ноги несут к двери, чтобы приготовиться открыть дверь и огрызнуться, но стоит неяркому свету лампы осветить слишком знакомое лицо — маска злости сменяется удивлением. — Ты вроде говорил, что будешь занят? — отступает обратно в комнату, словно под давлением, тем самым освобождая проход и позволяя Найвзу переступить порог и закрыть за собой дверь. На ключ. Этот звук показался неестественно громким, а по хребту побежали непрошенные мурашки. — Забудь, планы поменялись. А что, не хочешь меня видеть? — красивое лицо почему-то искажает странная гримаса из смеси раздражения и насмешки, пока губы растягиваются в улыбке-оскале. И даже ответа ждёт, а не толкает к стене или кровати, как обычно. — Я… «Всегда рад тебя видеть?» «Никогда не против?» «Не смог бы тебе отказать, даже если бы хотел?» — Я сейчас соберусь и приду. — Забудь, здесь ничуть не хуже. Я видел, как твой сосед уехал на выходные, — шаг вперёд, острый взгляд. Они почти одного роста, но рядом с ним Легато чувствует себя никчёмной, сжавшейся в комок жертвой. Он сглатывает, не замечая то, каким взглядом провожает это действие Найвз, и опускает голову. Его комната всегда была тем местом, где он мог скрыться вместе со своими чувствами. Здесь нет горького запаха креозота, коим пропитан Найвз, здесь нет приготовленных салфеток и пачки с шелестящими пакетиками из фольги, здесь нет ничего, что могло бы свидетельствовать о том, какие у них отношения. Это место чистое, и Легато было страшно впускать сюда ту часть своей жизни, страшно привязываться ещё сильнее, но «не смог бы тебе отказать, даже если бы хотел» было искренней мыслью. Его рука поднимается, начиная расстёгивать пуговицы, но её тут же отбрасывают, перехватывая запястья и дёргая на себя, чтобы впиться болезненным поцелуем в искусанные губы. Нежности между ними не было никогда, но в этот раз Найвз по какой-то причине был особенно груб. Словно мстил за что-то, словно пытался Легато что-то доказать и выбить из него любую адекватную мысль с каждым резким толчком. Парень всегда старался сдерживать голос, но теперь не было возможности даже пытаться. Дышать тяжело, грудь вздымается, а из горла вырываются громкие стоны, наполненные не только удовольствием, но и самой настоящей болью, распространяющейся от сильно стиснутых без возможности вырваться в кулаке запястий до слишком широко раздвинутых ног и неистовых движений, будто блондин хотел буквально вытрахать из него жизнь и впечатать в стену головой. У Легато не было возможности — да и сил — даже задуматься о причинах подобного, но стоило Найвзу наклониться ради очередного кровавого укуса на шее — янтарные глаза распахнулись от ужаса и колючей боли. Ледяной креозот смешался со сладкой клубникой, разбавленной приторной ванилью, а на широких плечах виднелись следы чьих-то острых ногтей. Короткие, словно их обладателя тут же остановили, но не мешающие Легато вариться в удушающем чувстве ревности и безысходности. Злые слёзы скопились в уголках прищуренных глаз, но не пролились, и он буквально задыхался от переизбытка эмоций. Ему никогда не было так хорошо физически и столь же плохо морально одновременно. Когда собственная разрядка наступила — он даже не почувствовал, словно тело натренировалось получать удовольствие от объекта своей непреодолимой страсти, но зато оргазм Найвза Блусаммерс ощутил всем телом. Его сжали в тисках так сильно, что он без шуток подумал, что умрет здесь и сейчас и будет этому безмерно рад. Блондин так близко прижался к нему, что запах клубничной ванили стал невыносимым. Не обращая внимания на шум вокруг, коим, видимо, были какие-то слова, Легато выпутался из жарких объятий и, спотыкаясь, поспешил в ванную, тут же заперевшись и склонившись над раковиной. Его рвало долго, но кроме желудочного сока не вышло ничего. Не вышли чувства, не вышло отвращение к самому себе и той неизвестной, которую Найвз наверняка оставил довольной перед тем, как прийти к нему. Только зачем пришел? Чтобы позлорадствовать? Чтобы показать, насколько Легато ничего не значит для него? Слёзы душат, и уже теперь сдерживать их сил не нашлось, получилось только закрыть ладонью рот, упав на кафель и прислонившись боком к стенке душевой кабины. Содрогается совсем беззвучно, совсем не хочет, чтобы его услышали и поняли всю глубину той бездны, в которую он столь неосторожно упал. Однако ни одной негативной мысли не пронеслось в сторону его бездушного ангела. Нет, он не виноват. Он совершенен и обладает правом на всё, о чем пожелает. Глупец тут только один.***
В ушах всё ещё звенело после сумасшедшего и оглушительного удовольствия, и до сих пор мерещился блеск распахнутых глаз и надрывные стоны, заставляющие кровь кипеть лавой. Найвз даже не сразу понял, что произошло, и очнулся, лишь услышав хлопок двери. Собственное сердце потихоньку успокаивалось, возвращалась ясность ума и отступала проснувшаяся по не совсем понятной причине ярость. Он смутно помнил лицо девушки, шепчущей на ухо какой-то слащавый бред, который по всей видимости должен был быть сексуальным, и почти совсем не помнил мягкость её бёдер и форм. Мучить медлительностью эту глупую курицу пришлось долго, потому что при таком темпе кончить ему было практически невозможно, а большее для нее было «слишком». Всего один раз блондин цепко схватил ее за колено по привычке и уже услышал возмущенный визг. Мерзость. Хотелось сжать крепкие мышцы, вонзить зубы в пульсирующую жилку на шее и намотать волосы на кулак, как обычно. … Как обычно? Как обычно с кем? Образ покорно раскинувшегося на кровати тела возник тогда перед глазами, заменив женскую фигуру, и вместе с вернувшимся возбуждением проявилась злость. На того, о ком он вообще не должен был думать в тот момент. Не должен был вспоминать его деликатные вздохи и искусанные в попытках сдержать голос губы. Из комнаты той, чьё имя не запомнил, Найвз ушел взбешённый и не удовлетворенный. Ноги сами понесли его к двери, о существовании которой он знал, но ни разу не открывал. Зачем? Он и сам не знал. Себе объяснял тем, что просто хочет уже трахнуть кого-нибудь (определённого) спокойно и не думать о всякой ерунде. Сейчас же одиночество и тишина, с которыми обычно оставлял его Легато после совместных мгновений — иногда и часов — ощущались неприятно. Чужеродно и пусто. Из ванной не доносилось ни звука, и Найвз, накинув на голое тело только джинсы, тихо подходит к двери, дёргая за ручку. Ожидаемо закрыто. — Эй. Выходить собираешься? — стучит, вслушиваясь в доносящиеся из-за стены звуки, но не различает ничего. — Блусаммерс? — ничего, кроме тишины. — …Легато? Проходит минута, прежде чем слышится шорох, и Найвз крепче сжимает в ладони резную ручку. — Всё нормально, я сейчас выйду. Ты можешь пока идти, я сам уберусь, — да, простыни точно придется менять, ибо с собой блондин ничего взять не догадался, а волшебной порочной тумбочки у Легато не было. — Я хочу в душ, открывай. — Думаю, тебе будет удобнее сходить у себя. — Я не хочу идти к себе, мне нужно сейчас. Открой дверь, Блусаммерс. Легато стискивает челюсть, поднимая своё нагое ослабевшее тело на ноги, и старательно опускает голову, закрывая лицо густыми прядями ещё тщательнее, чем обычно. Всё просто. Нужно лишь выйти, одеться и куда-нибудь уйти на время, пока комната не освободится. Найвз не маленький, сам уйти сможет, даже дверь запирать не надо. Но не успел он отпереть защёлку и сделать шаг из ванной, как оказался втянут обратно и прижат к прохладному кафелю. Паника начала заполнять изнутри, а пальцы обеих рук вцепились в чужие плечи, чтобы иметь возможность сохранить хоть какую-то дистанцию. Опускает голову ещё ниже, разглядывая мокрый пол, но жёсткие длинные пальцы сжимают тонкий подбородок, насильно заставив поднять лицо. Чувствует кожей пристальный взгляд голубых глаз, но свои держит на уровне носа, опасаясь встретиться. И проклинает свое слабое сердце за то, что даже в такой ситуации оно трепещет лишь от близости этого пугающе прекрасного существа. — Тебе… Было больно? — голос на удивление сквозит неуверенностью, которая бесит его самого, но Найвз смотрит на покрасневшее лицо, мокрые дорожки и поджатые губы и… он переборщил? Ему плевать на этого влюбленного придурка, конечно, но не хотелось терять возможность проводить вполне приятные вечера. Да, вот так. Так звучит убедительно и надёжно, не правда ли? — Нет, конечно, всё… Всё было хорошо. Просто подавился слюной, вот закашлял и глаза заслезились. — Ты действительно думаешь, что я настолько идиот? — тон становится острее, пальцы на подбородке стискивают почти до синяков. — Посмотри на меня. И, чёрт возьми, лучше бы тебе не перерекаться. Глубокий вдох. Очень медленный, немного судорожный после позорных рыдыний, но помогающий чуть успокоиться. Совсем немного. Легато поднимает взгляд сантиметр за сантиметром, пока не встречается с арктическим льдом напротив. И пропадает. Пропадает в неизвестных эмоциях, которые плещутся на дне расширенных зрачков, пропадает в яркости светлой радужки. Идеален. Прекрасен. Словно божество, снизошедшее до него, которого Блусаммерс точно не заслуживает. Слепит и оглушает одновременно. И, господи, как же больно, столь невыносимо больно от собственной жадности и эгоистичности. Потому что хочется, несмотря на все здравые доводы разума, хочется обладать этим божеством, чтобы только ему дарили обжигающие прикосновения, чтобы только на него смотрели со свирепостью и страстью. Но он не имеет права даже думать об этом, и переполняющие чувства снова собираются в смущающие слёзы, стоит лишь бросить мимолётный взгляд на эти проклятые царапины. Зря, конечно, ибо Найвз тут же замечает и прослеживает этот взгляд, приподнимая в удивлении бровь. Он даже не заметил, что остались следы, когда та когтистая попыталась распустить руки, помнит только раздражение, вспыхнувшее в моменте. Легато почти никогда его так не касался. Он вообще старался не оставлять следов и никоим образом не показывать своего присутствия звуками или лишними движениями, дабы не испачкать и не осквернить. Даже не подозревал о том, что его не оттолкнули бы. — Всё из-за этого? Ты что, ревнуешь? Ты в курсе, что не имеешь на это никакого… — чёрт, ты точно это хотел сказать? Ради этого с беспокойством оглядываешь это заплаканное лицо (хотя выглядит, конечно, безусловно привлекательно)? — Это не то, о чём ты подумал. Я случайно, я не хотел, прошу, прости меня. Я просто… — голос срывается, дрожит, и очень хочется отвернуться, но этот ангельский взор держит, не позволяя отвести взор ни на секунду. — Ты просто что? — с нажимом, наклонив ближе голову и игнорируя нервный страх в расплавленном золоте. — Отвечай и, блять, только попробуй придумать ещё какую-нибудь хрень. Пальцы Легато сильнее впиваются в чужие руки над локтями, словно забыв о собственном обете не осквернять. Но тут здравомыслие уже давно поплыло куда-то далеко и без его на то ведома. — Я просто… — боится, но сдаётся, не в силах выдержать это чудовищное давление. Лучше бы ударил, честное слово. Лучше бы выбил из него всю дурь, чем заставлял выворачивать нутро наизнанку, оголяя сердце. — Просто хотел, чтобы меня было достаточно. Вот и всё. Никому не нужен глупый влюбленный щенок, без клыков, но пытающийся тявкать. Это лишь трата ресурсов и времени, и Легато только проклинает свою глупую несдержанность за то, что сегодня таким позорным образом все закончится. Он же просто хотел быть рядом. Хотя бы иногда. Хотя бы ненадолго. Глаза закрываются в ожидании хлестких слов, зажмуриваются до пятен перед глазами, но всё никак не могут дождаться. Хватка на подбородке исчезает, и сердце медленно начинает покрываться ледяной коркой. Но почему-то тепло не исчезает. Почему-то он все ещё слышит тяжёлое дыхание и чувствует его на своих волосах. Как и чувствует внезапно руку на своей талии, которая обвивает её немного нервно и дёрганно, чтобы резко и не особо аккуратно прижать трясущееся тело к горячей груди. — Такой ты бесячий придурок, уму непостижимо, — раздраженный выдох в висок и напряжённый скрип шестерёнок в голове. Он не был влюблен. Блусаммерс ему даже не нравился. Но и чувствовать в объятиях любое другое тепло тоже почему-то больше не хотелось. Видимо, появилась новая тема для раздумий на парах и неисчерпаемое количество новых вопросов к самому себе. Ох уж эта человеческая сущность. — Тебя достаточно.