Его тайна

      Римус стоял перед окном и смотрел на закат. В Хогвартсе закат всегда был особенно прекрасен. Сначала солнце спускалось из-за верхушек сосен Запретного леса, и они постепенно становились тёмно-зелёными, затем серыми и, лишь потом, превращались в непонятные, нечёткие тени. Затем небо ненадолго окрашивалось в алый, бросая зловещие отблески на гладь Чёрного озера, а после сумерки окончательно поглощали всё, окутывая замок темнотой.       Не так давно он был преподавателем и мог ежедневно смотреть на закат из окон своего кабинета. Находиться в Хогвартсе было одновременно здорово, и крайне болезненно. Здесь остались все его самые прекрасные воспоминания. Нет больше его друзей, разделивших с ним бытность оборотнем. Но самое ужасное — нет ЕЁ.       Каждый раз, спускаясь в гостиную факультета, он знал, что увидит её там. Светлую, солнечную, звонкую. Такую прекрасную, что сердце заходилось и сбивалось с ритма. Сотни раз он думал о том, как судьба к нему несправедлива. Не будь он оборотнем, он мог бы хорошо устроиться в жизни. Талантливый волшебник из хорошей семьи. Умный. Если бы не было шрамов на лице и его зверской природы, он мог бы пригласить её в Хогсмид. Он подходил ей намного лучше тех двоих. Один любил в ней только себя, другой не сумел взять, то что лежало совсем рядом — только руку протяни.       У него же с Лилс было много общих интересов, они могли часами обсуждать книги, гулять, делиться всем. Они были бы отличной парой и его тянуло к ней. Десятки раз он просыпался от душных влажных снов, особенно в преддверии полнолуния. Но никогда не позволил бы себе озвучить ничего из своих мыслей.       Сотни раз после войны он корил себя, что не рискнул. Возможно, она осталась бы жива?       В чём-то он был солидарен с лучшим другом: Снейп ей не подходил. Римус, в отличие от друзей, прекрасно осознавал силу и коварство противника, только вот Северус не был способен обуздать Лили. Она вертела им как хотела и он в своём слепом и нелепом обожании не был ей интересен. Лилс нужно было завоевать. И Поттер смог. Взял её на абордаж. Только он никогда, до самой своей глупейшей смерти не видел в ней её самой. Только себя. Он грозился бросить к ногам весь мир, но дал лишь маленький домик в глухой деревушке и бесконечный страх за жизнь её и сына.       Римус не мог сосчитать сколько раз он предлагал им уехать. С деньгами Поттера они могли устроиться на континенте, переждать. Но ждать было не в духе Джеймса Поттера, ему нужно было быть на передовой. Он хотел быть отцом героя!       Сколько раз Римусу приходилось утешать Лили? Сколько? Как часто он прикрывал зад Джеймса, делая то, что должен был делать он? Готовить ей ужин, когда уставала так, что едва держалась на ногах? Выслушивать её страхи и радости? Приносить цветы? Джейми никогда не дарил ей цветов. Шмотки, драгоценности. Но не цветы. Лили не любила наколдованных, только настоящие. И Римус покупал их ей со своих скудных заработков, а она принимала, с тихой радостью:       − Римус, ты — настоящий друг.       Друг…       В замке было тихо. Двое одиноких побитых жизнью мужчин даже не подозревали, как много между ними общего. Только Северус пронёс любовь и жалость к себе через всю жизнь, закутавшись в них как в кокон и страдая год за годом, а Люпин находил в этих воспоминаниях силу. Он бы забрал Гарри себе, если бы Дамблдор строго-настрого не запретил. А теперь, после смерти директора, Римус узнал, что именно Альбус законопатил оборотня на долгие пять лет в резервацию, после того как тот трижды прокрадывался на Тисовую улицу.       Лили не раз делилась где теперь живёт её сестрица. Лили любила Тунью, и надеялась, что та однажды простит дурацкие выходки Поттера и его лучшего друга. Но Тунья отыгрывалась на сыне Лили за все тяготы своего детства. Римус хотел спасти ребёнка, пытался смягчить чарами отношение Туньи к малышу, зачаровывал для того игрушки, стены комнаты, чтобы не был слышен плач. Подливал Тунье елейную смазку Грегоровича. А потом об этом узнал Дамблдор и сдал его властям.       Теперь он знает.       В старом замке в этот вечер было двое мужчин, у которых были личные причины ненавидеть директора. Из-за женщины. Из-за её сына.       Римус прислонился лбом к стеклу. Холод остужал голову. Он прикрыл глаза.       Лили сидит посреди Гриффиндорской гостиной в позе лотоса и сосредоточенно поднимается над полом вместе с ковром. Дурак Сириус изображает заклинателя змей, посвистывая через свёрнутый в трубку пергамент. Лили сосредоточенна, меж её бровей складка, она контролирует ковёр и себя. Высшие Чары, она всегда была в них сильна. Так же плавно, как и взлетела, она садит своё транспортное средство обратно на пол, встает и торжественно заявляет:       − Ты проиграл, Поттер! Теперь ты неделю патрулируешь коридоры ночью! — её глаза светятся торжеством.       Из кресла в углу гостиной раздаётся визгливый голос Хвоста:       − А желание?       − Ах точно, как же я могла забыть?! — всплескивет руками Лилс и лукаво говорит:       − На ужине прокукарекаешь в Большом Зале гимн Хогвартса.       Все опешили. Лили всегда блюла правила. Она была старостой. А выходка с кукареканьем выглядела очень по-мародёрски. Лицо Поттера вытянулось, а Сириус заржал: − Лунатик, кажется мы сломали старосту!       Лили смеётся и выглядит в этот момент такой красивой, что его сердце не может найти в себе сил чтобы биться. Такой он запомнил её навсегда. Не той, усталой, чуть выцветшей, но всё равно прекрасной Лили Поттер, из которой материнство высосало все соки, а быт, страх и невнимание мужа — уверенность в себе. Нет. Он запомнил её дерзкой, смелой, хитрой, храброй. Девушкой, которую нельзя не полюбить.       Однажды, уже будучи преподавателем и лёжа в больничном крыле после очередного приёма зелья он видел патронус Снейпа. Слишком хорошо знал такой же. Потому сказал утвердительно:       − Ты любил её.       Единственный раз за всю историю их удивительно долгой вражды Снейп ответил, глядя ему в глаза:       − Ты тоже.       Из коридора послышались быстрые шаги. Римус оторвался от окна и повернул голову. В класс влетела его жена.       − Фуух! Дурацкие лестницы!       − Ты закончила?       − Да, меня чуть задержала Макгонагалл, но мы закончили. Замок подготовлен к любым сценариям. Можем отправляться домой.       − Можем, − сказал он, и тихо улыбнулся.       Нимфадора сегодня была брюнеткой с курносым носиком. Видимо, визит в школу действительно её утомил.       − Домой? — спросил он, и жена кивнула.       Они прошли до черты аппарации в обнимку. Так Дора меньше спотыкалась, да и выглядела гораздо счастливее. Уже дома, поужинав и оказавшись в спальне, взглянув в шальные глаза жены, он вдруг попросил:       − Дора, я бы хотел сегодня тебя рыжей.       Та лишь лукаво улыбнулась, и её волосы смени цвет на яркую медь.       − Светлее, и длиннее, так тебе будет красивее, − снова сказал он.       Волосы жены отросли до лопаток, а их цвет стал похож на золото. Лампа за её спиной превращала жену в порочного ангела. Люпин на секунду испытал угрызения совести, но тут же их отмёл и опрокинул жену на постель.