***
Всю следующую неделю она вновь голодает. Она подмечает для себя, что тяжело даются только первые дни: потом организм обеспечивает тебя энергией за счёт жира, который сжигает. Она действительно становится очень энергичной на третий день своей диеты, если это диетой вообще можно назвать. Она видела много картинок в интернете, где было расписано количество калорий на каждый день, и думает, что стоит просто написать "не есть" вместо каждого из пунктов. В глазах у неё всё ещё темнеет, когда она встаёт с кровати. Или когда она ходит. Или когда она резко поворачивает голову. Но её это не волнует. Для неё это так романтично, так самоотверженно. И десять дней проносятся слишком быстро. Она почти не спит, она просто не может заснуть. Мысли невольно вертятся вокруг еды, но она знает: так будет продолжаться до тех пор, пока она не победит коварную зависимость. Сердце стучит либо слишком быстро, либо слишком медленно. Иногда она скручивается на кровати от боли в груди, думая, что ещё немного, и она перестанет дышать. Но она не обращает на это должного внимания. Она думает, что это нормально: её организм будет сопротивляться первое время, но это можно преодолеть. Она свято верит, что и без еды жить сможет прекрасно. Голова раскалывается, её бросает то в жар, то в холод, с каждым днём она тусклеет всё больше. Ещё несколько дней назад активная и весёлая, она теперь становится слишком неприметной, слишком тихой, и просто отсиживается на уроках, периодически выслушивая недовольство учителей. Сил на уроки не хватает, да и думать о математике невозможно, когда мозг то и дело одолевают соблазны. Она листает мотивационные паблики, часами рассматривает фотографии людей худых, можно даже сказать, истощённых. Она читает минспо на тысячи слов, но прочитать одного параграфа по химии не может. Потому что жизнь её давно вертится вокруг цифр. Цифр на весах, на этикетках. Она отсчитывает часы своего голодания: в её телефоне есть специальное приложение, с помощью которого она оценивает свои старания. Когда оно показывает 325 часов и 8 минут, Ангелина слышит своё имя со стороны учительского стола. Наталья Андреевна, оказывается, звала её уже несколько минут, но она просто не слышала этого. И когда она встаёт, в ушах звенит, а перед глазами всё плывёт резко. Кто-то вскрикивает, кто-то вскакивает со своих мест, кто-то включает камеру, пока пожилая учительница подбегает к ней, глаза распахивая удивлённо, сводя брови домиком, пытаясь растормошить её. Но Ангелина уже ничего не видит и не слышит.***
Она просыпается под сомнительный пищащий звук, и, медленно глаза открывая, смотрит в потолок несколько секунд. Чувствует запах хлорки, и, возможно, каких-то микстур. Впервые за две недели она чувствует себя отдохнувшей по-настоящему. Она обводит глазами кабинет, всматривается в вид из окна, подмечая, что листва на деревьях уже почти опала. И когда это только успело произойти? Взгляд останавливается на капельнице, и сначала она не придаёт особого значения тому, что в ней, она просто наблюдает за тем, как это что-то течёт по трубкам прямо в её организм. А потом она понимает. И резко выдёргивает из себя иглу, задевая в бешенстве между тем какие-то катетеры и трубки, шипя от боли. На звук прибегает врач, пытаясь её успокоить. Он говорит ей, чтобы она легла на место, ведь ей действительно хотят помочь. Но она не слушает. В её голове только одно число. Тысяча. Тысяча калорий в этой ёбаной капельнице. Она отмахивается в истерике, и сама не замечает, как начинает себя царапать. Вскоре сюда приходят ещё несколько человек и вкалывают ей какие-то успокоительные, и, как ни странно, это довольно быстро действует. Она со своим положением смиряется быстро, вдруг понимая, что если она будет паинькой, быть может, она быстро выберется отсюда, и даже разрешает вернуть капельницу на место, хотя руки всё ещё трясутся от страха, что она наберёт. Несколько часов она просто лежит, глядя в потолок, ведь силы иссякли, и ей больше не хочется абсолютно ничего. Вечером к ней вновь заходит дежурный врач с тарелкой в руке. Ангелина закатывает глаза, думая о том, что теперь с ней будут обращаться, как с ребёнком. – Тебе нужно поесть. – Я не голодна. И теперь закатывает глаза уже он, давая понять, насколько абсурдно это звучит. – Послушай, я работаю не первый год здесь. Я знаю, что у таких как ты, – на этом слове он показательно тыкает в неё пальцем, – на уме. – И что с того? Он лишь пододвигает тарелку с манной кашей ближе к ней. – Я не могу это есть, это отвратительно. Собак и то кормят лучше. Он лишь ухмыляется, глядя на неё, а потом сквозь зубы цедит: – Тебе придётся. Она озадаченно смотрит на него пару секунд. – А что если я не стану? Будете меня насильно кормить? – Я? Нет. Насильно я могу тебя только в клинику сдать, а там, таких как ты, и кормят насильно, и к кровати привязывают, – и выдерживая небольшую паузу, он продолжает: – Послушай меня. Если ты сейчас наберёшь несколько килограммов здесь, под моим руководством, то очень скоро выйдешь отсюда и сможешь продолжать заниматься своими анорексичными делами, поэтому сейчас есть – в твоих интересах, – и он ещё раз кивает на тарелку с едой. Она взвешивает все за и против и приходит к заключению, что врач-то прав, как бы сильно он её не раздражал. Она аккуратно берёт в руки ложку, пробует на вкус манку, мерзкую, больничную, но сейчас ей она кажется даже вкусной. И с того самого дня она не может остановиться.***
Ангелина всё ещё чувствует себя виноватой, когда ест. Она всё ещё пропускает завтрак, обед и ужин. Только теперь раз в несколько дней она теряет контроль. И даже не понимает, как это происходит: она обещает себе попробовать совсем немного, чуть-чуть, а через полчаса она уже опускается на пол, пытаясь дышать, когда желудок забит полностью. И она вызывает рвоту каждый раз, когда в её организм попадает больше пятисот калорий. Теперь её рутина, однако, не такая однообразная. Красивая, стройная, лёгкая на подъём Ангелина теперь живёт беспорядочной половой жизнью. Сложно понять, что это: акт самомазохизма или попытка доказать самой себе, что она может привлекать. Что она красива. Он крутит романы с каждым вторым, и ведь все ведутся: видят, как она похорошела. Парни таких любят. Таким не отказывают. А потому она лишь победно смеётся, понимая, что хотят её все. Но слухи слишком быстро разносятся. Кто-то делится с другими подробностями совместной ночи, и все, кому Ангелина, добрая душа, не дала, считают своим делом отпиздить её на школьном дворе. Из чата в чат пересылают её голые фотки, и кто-то смеётся, кто-то осуждающе пялится на неё, пока она сидит с открытым ртом за своей партой. И в считанные месяцы учёба становится невыносимой. Мать, к счастью, устаёт от визитов к директору, а потому переводит Ангелину в другую школу. Не обходится без скандалов: в её адрес то и дело летят оскорбления со стороны матери и отчима, и Геля думает о том, что называть её шлюхой некрасиво. Это мизогиния, между прочим. Мать предупреждает, что вновь этого терпеть не станет, и Новосёлова ей клянётся, что будет паинькой. Но в новой школе всё остаётся по старому. Почти всё. Когда Кира застаёт её в туалете, что-то всё-таки меняется. Как минимум потому, что теперь кто-то ещё знает про её маленький грязный секрет. Кира кажется ей слишком зажатой и недоступной, а оттого интерес к ней только растёт. Спустя ещё несколько подобных встреч, Ангелина думает, что хочет, чтобы Кира сама решила переспать с ней. Её не интересуют уже ни Свердлов, к которому она подкатывала так удачно в начале года, ни другие парни. Она хочет лишь внимания девушки, но кажется, что Кире вообще всё равно. И на Гелю, и на всех вокруг. И Ангелина спит со Свердловым только для того, чтобы понять окончательно, правда ли Кира вообще ничего не чувствует к ней. Не может же Ангелина быть настолько ей безразлична? Она теряет надежду, когда видео с ней сливают, и она не видит ровным счётом никаких эмоций на чужом лице. Она думает, что зря пропустила несколько учебных дней. Для неё намного легче пережить то, что о ней теперь шепчется вся школа, чем то, что кому-то правда похуй на неё. И Ангелина думает, что это произошло, потому что она недостаточно худая, чтобы её не отвергали. Но Кире, как оказывается позже, не похуй. Кира её защищает даже, и это правда неожиданно. Геля, однако, не понимает, почему Медведева это делает. Она не может и саму Киру понять: раньше она всегда насквозь видела всех, с кем переспать хотела. К слепому обожанию в чужих глазах она привыкла, и лишь эмоции Киры она никак не разберёт. А потому она делает всё, чтобы вывести её на чистую воду. Она замечает, как Медведева пялится несколько дольше, чем нужно, на её плечи. Но убеждается окончательно лишь тогда, когда Кира палится совершенно случайно, рассматривая её фотографии. Ангелина ничего не говорит, лишь ухмыляется, а затем заходит ещё раз в класс, на этот раз со стуком. Чтобы Кира спрятать телефон успела. Ей недостаточно. Она хочет, чтобы Кира сама сделала это. И она готова искушать её до тех пор, пока та не сдастся. Новосёлова прихорашивается, носит короткие юбки постоянно. И вес сбрасывает легко и быстро, заставляя себя вновь отказаться от еды, через силу. Потому что если она будет худой, ей ни за что не откажут. Потому что если она будет худой, она не будет одинокой. И она разбавляет ярко-красный напиток водой. Потому что пятьдесят калорий на стакан это слишком много.***
Время проходит незаметно. На дискотеку Ангелина наряжается в свои лучшие вещи, потому что Киру в этот раз она намерена сразить наповал. Стрелки рисует длинные, красивые. Волосы расчёсывает, чертыхаясь, когда видит, сколько волос остаётся на расчёске. Но она внимания особого не обращает ни на это, ни на тремор в руках. Мысли только об одном. Она чистит зубы, подмечая, как часто её дёсны кровоточат, и решает купить себе новую зубную щётку. Эта слишком жёсткая. И она наконец открывает диалог с Медведевой, перечитывая её последние сообщения. Когда она видит её, она подмечает, что Кира более чем красива. Она и впрямь сексуальна, она смотрит загадочно со стороны, и Ангелина знает точно, что взгляд Медведевой прикован только к ней. Она танцует уверенно, а в ушах звенит, голова кружится, и ей кажется, что это всё от волнения. Она теряется в пространстве на несколько секунд, а после, как ни в чём не бывало, продолжает заигрывать со всеми, кто под руку попадётся. Нравится ей Киру, ревнивую собственницу блять, бесить. Она ухмыляется, когда её за руку тащат в раздевалку, когда Медведева спускается поцелуями от её шеи к рёбрам, а затем ещё ниже, усаживая её на подоконник. Она думает, что победила, когда Кира её бёдра оглаживает, властно, уверенными движениями. И ей кажется, что она в своём персональном раю, когда она прикасается к ней так бережно, так мягко. Кира же её телом восхищается, целуя её медленно, мокро, грязно. Она словно до божественного дотянулась: Ангелина – ангел её, падший, сумевший в себе совместить всю грязь и красоту этого мира. И она прямо сейчас под ней тяжело дышит, содрогается, глаза закатывает от каждого слова, от каждого действия. И хочется, чтобы это никогда не заканчивалось.***
На следующий день Геля на связь не выходит. Кира пишет ей пару насмешливых сообщений, мол "я была так хороша, что теперь ты не можешь встать?)", но ответа не получает. И в какой-то момент это начинает настораживать. Дни идут, а от Ангелины ни слуха, ни духа, и Кира из кожи вон лезет, не имея возможности узнать, в порядке ли она. Она думает, что наконец-то узнает обо всём, когда начинается учебная неделя. Но Новосёлова в школу не приходит. А на классном часу она узнаёт о том, что Ангелина умерла.***
Первое время Кира просто не верит в это. Ей кажется, что всё это – глупая шутка, которая слишком затянулась, что Геля вот-вот позвонит ей и позовёт на улицу играть в снежки, но никто не звонит. И спустя три дня, когда Кира видит, что она в сети, она судорожно набирает сообщение. Она радуется, она думает, что была права, но в ответ слышит лишь "приносим свои соболезнования". И это её добивает. Кира ненавидит слёзы. Но она плачет как никогда. Она проклинает эту блядскую ангельскую нумерологию, потому что это слишком больно и несправедливо. Медведева себя винит во многом. Ангелина ведь умерла той же ночью, от остановки сердца. Оно просто не справилось с такой нагрузкой. И Кира признаёт, что чужую болезнь всерьёз не воспринимала. Потому что если бы она думала головой, она бы не закрывала на это глаза. Потому что она не доглядела, не спросила, не позаботилась. Ей хочется волосы на себе рвать от переизбытка чувств, она впервые чувствует себя настолько отвратительно. Её убивает мысль о том, что в тот вечер она видела её в последний раз. И в этот день она впервые пробует наркотики. Потому что от этого чувства хочется бежать без оглядки. Потому что она хочет хотя бы ненадолго взлететь в небеса, к своему ангелу.***
Кира стоит напротив чужой могилы с жёлтыми розами в руке. Она рассказывает Ангелине про неугомонную и упрямую Чикину, про Вилку, что поддерживает её во всём. Она говорит, что счастлива по-настоящему, ведь со старой жизнью её больше ничего не связывает. Даже если для этого приходится слушать один и тот же реп на чужой колонке за стеной, а не в своих наушниках. Она смеётся, в глазах её грусти не осталось. Она думает о том, что её ангел за ней явно присматривает. И любить её хочется до сих пор, но это слишком больно, чтобы позволить этому произойти. Поэтому Кира лишь оставляет цветы здесь и уходит, не оборачиваясь. Она уходит в свою новую жизнь, в ту, где никто не идеален и не верит в знаки судьбы. И сюда она больше никогда не вернётся.