***
Лондон, 1834 год. Дворец британской семьи находился в близи центра Лондона, но он, не учитывая собственные размеры, был окружён несколькими десятками гектар земли, на которые не смела вступать ни одна нога простолюдина. На этой территории процветала природа, жили животные и ходила королевская гвардия, охранявшая дворец. Это было прихотью Англии, который не любил, чтобы в паре миль от него кто-то мог спокойно жить. Только издалека, забравшись на крышу своего дома, они смогут увидеть завораживающий вид готического дворца. Две башни, находящиеся на самых краях здания, были словно наконечником чёрной стрелы. Резиденция Англии была построена в начале XV, когда в Англии царил готический стиль, который пришёл от ненавистных ему французов. Но то, что сотворили английские архитекторы, заставило бы всех французов упасть в обморок. Дворец имел оттенок, который был золотой серединой между светлыми и тёмными оттенками, будто в стене соблюдены обе стороны: «благодушную» и «зловещую». Если вспомнить своего первого обитателя этого дворца, то первая сторона теряет свой смысл – остаётся только «зловещая», как и сам Англия. Всей Европе известно, каким своеобразным и непредсказуемым бывает Королевство. Французы, которые и ненавидят, и боятся его, распустили среди европейцев немало страшилок и мифов про него, из-за чего Англию видят как поехавшего головой бледного короля, что жаждет пролить по миру кровь, чтобы воссоздать великую империю. И поэтому многие считали, что готический дворец идеально описывает своего обитателя. Очень легко манипулировать фактами, когда англичанин, выполняя свои цели, не задумывался о том, как он выглядит со стороны. Как же по-другому простому крестьянину, ищущего только драму, объяснить чрезмерное желание Англии когда-то завладеть Шотландией? И речь даже не о множестве конфликтов и попытках объединения двух стран, а про саму персону Шотландии, которую тот ласково называет Скоттом. Чуть ли не три века англичанин пытался завоевать и государство, и его сердце. Он быстро понял, что вторая цель является невозможной, но тогда никто не отрицал, что в будущем всё может поменяться с течением времени. И всё же, под конец XVII века Англии мало того, что удалось временно соединить два королевства, так ещё и «завладеть» Скоттом. Это был один из мрачных дней дождливого марта, когда шотландца напрочь обесчестили. Никто не понимал, за что так с ним поступил Господь: одни сожалели, другие обвиняли его в предательстве католической веры. Как только по всему Лондону объявили о долгожданной беременности, они сыграли свадьбу, рассылая новость по всему континенту. Все страны понимали, что ребёнок не является плодом истиной любви. Многие посчитали такое событие трагедией, но никто не мог поддержать Шотландию в этот момент. Его верный союзник и настоящая истинная любовь, Королевство Франция, хотел вмешаться во времена Девятилетней войны, но тщетно. Уже во времена Войны воссоединения родился Британия, о рождении котором Англия оповестил весь мир. О нём знала любая американская колония и азиатская деревушка. Словно беспрерывный поток всемирного океана между людьми ходила новость о новом «мессии». Всё ещё ходят легенды, что в тот день Господь отвернулся от человечества. Когда весть дошла до Франции, это стало последним гвоздём в гроб в шансы француза воссоединиться со своим возлюбленным, с которым он больше никогда не встретится. Первый гвоздь забил Ватикан, выступая против брака между католиком (Франция) и протестантом (Шотландия), второй – Англия, познав Скотта первым, третий – нерушимый никем брак, и последний – Британия. Все страны знали о их любви. Среди простого люда она казалась сказочной, для воинов – ярким примером французского рыцарства. Но уже под конец века, когда Франция оказалась чуть ли не изгоем, многие государства стали глумиться над ним, припоминая его утерянное счастье. Их пути разошлись. Шотландии пришлось смириться со своим положением и действовать в интересах своего народа, которому нужно выжить в Объединённом Королевстве. Никто не мог тогда представить, какая власть находиться прямо у Скотта в руках, укутанная в пелёнки. До родов он был в числе тех знающих на ряду с Англией, но после рождения наследника в шотландце вдруг что-то щёлкнуло. Он – «папа» будущей великой страны, в состав которой входят и его земли. Британию нужно воспитать с превеликим уважением к шотландскому народу, и разрушить их крепкую связь даже англичанину будет не под силу. Только милой, доброй матери ребёнок может доверится. План Скотта оказался успешным. Помимо особенного почтения к его персоне со стороны родного сына, он добился улучшения жизни для своего народа, который не потерял возможность самоуправления под британской короной. Их земли развиваются наравне с английскими, Шотландия является равным Англии, как никогда не было прежде. Сейчас наступил самый настоящий «золотой век» для Британии, который получил абсолютную власть над всеми странами и территориями, управляя ими с помощью своего непревзойдённого флота, армии и ресурсов. Протестантизм, океанская торговля и овладение морями создали бастионы для защиты свободы обитателей Британской империи. Эта свобода нашла свое институциональное выражение в парламенте, законе, собственности и правах, которые были экспортированы по всему британскому атлантическому миру. Такая свобода также позволила британцам уникальным образом соединить классические несовместимые идеалы свободы и империи. Великобритания после окончательной победы над Наполеоном заявил, что сегодняшним курсом его политики является рынок, и потому он начал военные интервенции в страны Латинской Америки и Азии, при этом успевая «играть» на Востоке с Российской Империей. Сын Англии добился тех самых высот, о которых мечтал его отец, и сейчас его могущество над миром только укрепляется. Англичанин, сидя сейчас в кресле и попивая кофе, видит напротив себя славную державу, чей рост в разы превосходит других. Чем величественнее государство, тем её рост, форма и ум выделяются своей блистательностью. Британия высок: его рост достигает аж двух метров, из-за чего простой верный ему люд может потерять дар речи, а враги – в панике убежать с поля боя. И не стоит его сравнивать с человеком, который при таком росте является тем ещё тощяком – британец имеет крепкое телосложение, да такое, что его можно сразу же отправить на войну, где он сможет убить целую дивизию голыми руками. Англия гордится своим творением – настоящий воин и дипломат в одном могучих размеров теле. Говорят, что кофе стимулирует умственную деятельность, успокаивает душу и «иссушает фонтаны слёз». Британия был кофеманом и при любой возможности заменял чай этим бодрящим тёмным напитком. Он всегда был спокойным, не испытывал гнев или радость так ярко, как другие люди или страны. Это не хладнокровность, а сдержанность, скромность и подвластная настоящему мужчине уравновешенность. Англия может с полной уверенностью сказать, что разговаривает сейчас со своей гордостью. — Священный союз рассыпается прямо на глазах своих собственных создателей, — говорил на латыни Англия, ехидно улыбнувшись. — В Европе доминируют либеральные ценности, и сейчас, как бы этого не хотел Священный союз, на каждую их попытку сохранения абсолютизма придёт революция, — ответил Британия спокойным голосом, будто он говорит не о политике, а об очевидных ребёнку вещах. — Это случилось во Франции, а после неё, как показывает практика, волна революции распространится на весь континент. России стоит уже успокоится. — Ох уж эта боль потери любовника, — посмеялся англичанин со своего же сарказма. — Она не такая острая, как противостояние двух братьев Германии. — Австрия не выдержит, — сказал британец, сделав глоток горячего кофе, а после того выдохнул от приятных жгучих ощущений в своём горле. — Легче убедить немецкого свояка, нежели чуждого себе славянина, а то и венгра. — Абсолютно верно, — сохранял улыбку Англия от того, что его мысли в точь-точь сходятся с мнением сына. — У Пруссии выгодные позиции, только реализовать он их не сможет из-за своей глупости. — Им необходимо пережить волну революции, которая прокатится по их территории, и вот тогда мы будем знать будущее. Если кто-то из них сможет выстоять и не пойти на уступки своим крестьянам, то смогу признать эту державу своим достойным соперником. — Брит, ты у нас человек слова – поаккуратнее с такими выражениями, — сказал англичанин и сделал небольшой глоток кофе, которого, если честно, не так сильно обожал. Великобритания имел зоркий глаз, чтобы видеть вдалеке время, показанное на старинных часах возле стены. Полпятого вечера. Всего лишь полчаса на то, чтобы собраться и успеть хотя бы к началу пятого к назначенному заранее месту за городом. Он не мог заранее подготовиться из-за работы, а также от повседневного чаепития, которое поддалось большим изменениям. Быстро допив своё кофе, из-за чего во рту надолго засядет горький приторный привкус, Британия встал. Англия сию минуту отставил чашку на столик, удивлённо уставившись на сына. Он явно не был предупреждён о том, что тот куда-то сегодня собирается. — Прошу прощения, отец, но сейчас мне желательно поспешить – важное дело на сегодня намечается, — изрёк британец, поправляя на себе чёрный мундир, который предпочитал носить чаще, чем мучиться в белых лосинах. — Вернусь лишь завтра утром, передайте это Шотландии. Развернувшись, Брит подался в сторону лестницы, чтобы добраться до своих покоев и приказать лакею готовить карету. Он чувствовал, как отец прожигает взглядом его спину, но Англия не злился. Тот, наоборот, только сильнее расплылся в улыбке, намереваясь кое-что сказать ему вслед. — Снова хочешь навестить свою любовницу? — выпалил Королевство, из-за чего британец резко остановился. Обернувшись к тому, Великобритания сохранил на своём лице спокойствие, чтобы не выдать своё удивление. Он не сообщал о подобном своему отцу, но англичанин никогда не пустословил. Его заявления явно на чём-то основываются, потому Империя очень сильно надеется, что это не результат его собственных наблюдений при помощи шпионов. Хотя Британия в подобной версии сильно сомневается, ибо слова Англии не совсем точны. — К ней нельзя ехать с пустыми руками, — добавил англичанин и затем развернулся в сторону стражи, что стояла по обе стороны двери в сад. — Get me Scotty now. He knows absolutely nothing about the adventures of his own son. Приняв замечание во внимание, Великобритания последовал по раньше установленному пути, но шёл как можно быстрее. Да, он слегка испугался таких резких слов, но успокаивал себя тем, что это была лишь простая шутка. Брит не боялся того, что когда-то его отец может застать его с любовницей. Да тот только счастлив будет, если его обеденные шутки окажутся правдой. В каждом отце, чей сын уже давно повзрослел, просыпается внутренний дед, который хочет снова услышать, как по полу бегают маленькие резвые ножки, а за углом доносится детский смех. Мало ему США, который подавно отказался от принадлежности к британской семье. В британских владениях имеются огромные территории с множеством колоний, но самым главным для него является рождение страны, которая будет представлять Канаду. Сколько раз Англия предлагал своему сыну «отдохнуть» в Торонто? Пока что только раз, ибо сам город был официально основан два месяца назад. Идею с Квебеком он сразу же откинул в сторону, так как не желал, чтобы Британия имел хоть какие-то связи с французами. Королевство готов был дать Британии хоть коренную американку, как и случилось в середине XVIII (она стала матерью для США), но только не француженку. Канада должен иметь только английские корни, чтобы Франция больше никогда не претендовал на эти земли.***
Британия отправился в дорогу к своему загородному поместью, которое специально построил для отдыха в начале этого века. Удивительно то, что он выбрал стиль неоклассицизма, который напоминал Имперский стиль. Великобритания не желал ни перед кем объяснять свой выбор, даже перед своим отцом. Но кто сказал, что это была его воля? Может, он сделал это по чей-то просьбе? В любом случае, Британия дал разрешение на построение этого поместья, которое действительно вышло красивым, хоть и слегка в скромных размерах. Большую часть территории занимал сад, за которым ежедневно ухаживали слуги. Но весь фарс в том, что Брит не любил посещать сады или пруды, да и не был эстетом. Если он приказал построить дом для отдыха, то почему эта картина совсем не сбегается со всеми предпочтениями хозяина? Возможно, учитывая всё перечисленное, Англия из-за этого и подумал, что поместье предназначено для другой персоны, которую его сын частенько любит навещать. Брит не любил пышные встречи, поэтому его визит сюда проводился как можно тише и незаметнее для чужих глаз, в особенности от собственных родителей. Когда Империю встречал старший лакей, кучер как можно скорее прятал карету за дворцом; королевская стража должна была следовать за своим повелителем и оставаться внутри дворца. Возможно, с тех пор, как Англия начал шутить про несуществующую любовницу (а это произошло сегодня), эта морока выглядит ненужной, однако, Британия не считал это в данный момент лишним. Перемещался он по дворцу свободно, оставив стражу в главном зале. Ему не от кого здесь защищаться, тем более, если это место предназначено для отдыха и свободы. Империя шёл в сторону покоев, которые были расположены на втором этаже поместья. Здесь он, как вольная птица, мог полностью раскрыть свои крылья, нежели в своём родном очаге. Тут нет лишних глаз, все слуги до самой смерти будут хранить королевские тайны, ибо в ином случае их ждёт казнь. При всём уважении к своим родителям, Брит не может полностью им раскрыться, как человек с чувствами. Он их подавно скрывает, ещё начиная со своего детства, когда британец мог получать одобрение от отца в том случае, если он сдержан и спокоен. Разве что Шотландии можно было рассказать всё, что он в себе испытывает, особенно когда он был совсем молодым юнцом. Но даже ему Брит не может рассказать всё до мелочей, да и не считает это нужным. Он думает, что его рассказ может перевернуть их жизнь с ног на голову; сможет разрушить спокойную жизнь, которой им давно не хватало за годы беспрерывных войн и конфликтов. В частности это может глубоко задеть Англию, который слишком сильно идеализирует своего сына, и после такой кошмарной правды неизвестно, не сойдёт ли он с ума. Конечно, Империя понимает, что затягивать с таким секретом опасно, но пока что он не видит предпосылок к тому, чтобы рассказать им правду, а не в очередной раз соврать. Если в государственной жизни Британия великолепен, то в личной он постоянно наступает на те же грабли, сохраняя одну и ту же уверенность. Остановившись перед дверью, британец постучал ровно три раза. Никто ему не открыл, не было слышно даже топота в помещении. Не красиво будет, если он в наглую войдёт в покои, но это будет хотя бы равносильным тому, что самому Британской Империи не открывают дверь. С недовольным вздохом дёрнув ручкой и войдя во внутрь, обнаружилось, что в покоях никого нет – только дверь на балкон была слегка приоткрыта. Неаккуратно разбросанные по туалетному столику украшения в виде бус, пары ожерельев, кулонов, открытые и закрытые шкатулки с кольцами и прочим, а также парфюмы давали знать, что в этой комнате всё же кто-то был. По всей комнате веяло запахом лаванды – любимого цветка Британии, — заставляющие окунуться в нежную атмосферу, почувствовать умиротворение. Не смотря на тёмные оттенки покоев, здесь обитает самый светлый человек в его жизни. На ближайших часах время показывало полшестого. Он обещал быть здесь к пяти, поэтому неудивительно, что спустя ещё полчаса все утратили надежду его здесь увидеть. Конечно, нужно понимать, что Британия является королём, у которого слишком много забот и можно было простить такой поступок, однако, здешний обитатель имеет полное право посчитать это неуважением к своей персоне. В руках Брита была небольшая длинная коробочка, в которой находился небольшой презент для «любовницы». Теперь оно станет для «неё» извинениями за столь долгое ожидание. Взяв её в одну руку и спрятав за спиной, Империя вышел на просторный балкон. В лицо сразу же дунул ветерок, который заставил некоторые непослушные волосинки развеяться, слегка испортив укладку. Тёмно-синие глаза бегали по террасе, желая как можно скорее найти желаемую персону. Пройдя вперёд, из-за спины появились две руки, которые аккуратно обвили талию Великобритании. К ней сразу же прижалось худенькое тело, встав на цыпочки и уткнувшись мягким носиком в золотой эполет. Белые руки, на которых отсутствовали перчатки, начали бродить по всей твёрдой суконной ткани мундира. Британия не прогадал со своим выбором, ибо знал, что тому нравилось видеть его в военной униформе. Кто же ещё, если не сам Британская Империя, сможет защитить «любовницу» ото всех бед? К примеру, от гонений собственного брата Франсиса в Париже в 1799 году? Его второе имя – Французская Империя, а тот, кто сейчас позволяет себе обнять чуть ли не властителя всего мира, – его брат, Французская Республика, именуемый Франсуа. — Pourquoi avez-vous conduit si longtemps? — произнёс француз, подняв голову на возлюбленного. — Qu'est-ce que tu as dans la main? Слегка повернув и опустив голову в сторону Франции, Брит расплылся в нежной улыбке, а вместе с ним и француз, который ещё сильнее прижался к крепкому телу и потёрся щекой об лопатку. Он словно был большим белоснежным котом, который готов впиться своими когтями в твёрдую ткань и не отпускать свою игрушку. Вот-вот и Франц будет готов по-настоящему замурчать. Отпустив короля, Франция позволил тому повернуться к нему. Француз по-прежнему выглядит неотразимо: ни у кого в мире среди стран нет такой чистейшей белоснежной кожи, окрашенную в синие, белые и красные цвета. Франсуа обожал выглядеть великолепно и соблюдать современную моду, из-за чего его лицо было незаметно укрыто разноцветной пудрой, которую он сам научился изготавливать с помощью красителя. Однако Брит не любит огромные слои пудры, которые не раз заставляли его бешено чихать, поэтому Франц пытался свести всё до минимума. Империя любил естественность, но не которую «красит» косметика. И без пудры тело француза окрашено в чистейший белый цвет. Даже у Англии кожа не настолько светлая, как у него. Это лишь потому, что Франсуа уделяет гигиене наивысшее место в своей жизни, ухаживая за своим очень уязвимым к грязи телом каждый день, утром и вечером. И за это его Британия, несомненно, боготворит. Такие же синие, но чуть светлее глаза Франции с огромным интересом смотрели на появившуюся из-за спины британца коробочку, в которой обязательно да лежит какая-то «безделушка». Француз был одет в свой излюбленный фрак, только на сей раз без пиджака, оставив только фиолетовый жилет по верх рубашки. Пурпурный и ему подобные цвета ткани даже в эти времена являются удовольствием лишь высших слоёв общества, и Франц был премного благодарен своей любви за такие щедрые подарки. А вдруг в коробочке находится брошь, которая идеально подойдёт к его повседневному наряду? Или же там находится какое-нибудь колье, которое точно будет плохо смотреться на рубашке с жилетом? Это чуть ли не катастрофа, а отказаться примерить такой подарок будет равным оскорблению в сторону самого Британии. У Франсуа настала дилемма. Но Брит вместо того, чтобы самому открыть коробочку, вручил её прямо тому в руки. Империя раньше так не поступал с французом, на что тот удивлённо метился глазами то с коробки, то с лица самоуверенного британца. Известно, что Британия очень требовательный к соблюдению этикета и огромного списка правил поведения, поэтому он никогда не посмеет хоть одно из них нарушить. Но тогда как он объяснит этот жест? — Je veux le voir sur toi ce soir quand tu l'associeras avec la bonne tenue, — ответил Брит с той же ласковой улыбкой, окрасив при этом и свой голос. Франция не мог поверить тому, что тот тоже трепетно относится к его красоте, не ставя его в неловкое положение. Кто-нибудь другой мог посчитать это оскорблением его жилета, что сейчас сидит на французе, но у того своё восприятие. Он знает, что Великобритания ни за что его не захочет обидеть словами. Взяв коробочку в руки, француз еле сдерживался, чтобы не затанцевать на месте: ноги лишь ударились коленками друг о друга, на цыпочках единожды прыгнув и не отрываясь от пола. Хочется узнать, что он на деле держит в руках, но вовремя решил, что лучше отставить сюрприз на вечер. Да и для Британии сегодня имеется очень большой сюрприз, о котором тот даже не сможет догадаться. Вдруг к подбородку Франции подставили два пальца, которые приподняли пылающее от румян голову. Посреди тоненьких, легонько украшенных светлой розовой помадой губ виднелись светлейшие идеальные зубы. Франц был во всём шикарен, будто он – само творение Господа, который решил подарить его Британии за верное служение. При виде приоткрытых уст хотелось немедленно к ним прикоснуться, а затем проникнуть глубже, чтобы прочувствовать сладкий вкус француза. Удивительно, что такого излишне твёрдого и неподатливого эмоциям мужчину, как Брит, притягивают такие нежные, хрупкие, но соблазняющие лица, как Франц. Франция видел того насквозь, знал о его намерениях сейчас. Только самый настоящий романтик способен понять сущность до безумия влюблённого интеллигентного мужчины. В улыбке кроются все-все его тайны. Губы Британии тоже приоткрылись, но лишь тогда, когда он увидел подобное на лице своего возлюбленного. Франсуа видел, как его веки слегка опустились, а брови перестали быть такими напряжёнными из-за спавшей улыбки. Как же долго они не прикасались к нежным лицам друг друга, а сейчас готовы чуть ли не с ума сойти от одного лишь вида своей пассии. Британия держится то ли от приличия, то ли от страха напугать его. Франция не понимает, как можно просто стоять и смотреть на того, которого ты можешь крепко прижать к себе и всего расцеловать. Но в то же время ему нравилось, когда тот до последнего держится, чтобы не потерять свой «добросовестный» вид перед «распутным» Францем, как его однажды назвал. С этого француз лишь посмеялся, а теперь понимает, что Брит вовсе не шутил. Франция, поднявшись на цыпочках и положив руку на плечо британца, прикоснулся к его давно иссохшим губам. Сколько Британия говорил французу, что помада на лице ему является крайне неприемлемой? Ещё с прошлого века женщинам Великобритании запрещено использовал помаду, потому что «они будут похожи на проституток». Но Францу, кажется, абсолютно всё равно на здешние законы, которые перестают действовать на территории его поместья. Брит не сможет скрыть от него то, как ему приятно прочувствовать на своих устах такой сладкий вкус его губ. Будто перед встречей тот специально их подсластил мёдом или спелой вишней, из-за которой чувствуется мимолётная кислинка. Сначала это был легонький, даже детский поцелуй, как для любовников, которые уже несколько лет встречаются на этом месте. Они слились в одно целое, без намёков и лишних движений понимая, что именно сейчас надо раскрыться перед друг другом. Британия нависает над Францией и прижимает его к себе, но не сильно, чтобы, не дай бог, сделать больно. Он словно держит фарфоровую куколку, которая от лишнего вздоха или движения может разбиться вдребезги. Рука Франсуа сжимает золотой эполет, а ноги, как у самого девственника, сжимаются от отдавшегося по всему телу тепла. Каждый раз словно новый, не похожий на все предыдущие. Он чувствует, насколько Британия становится сильным в этот момент, когда он просто ставит руки на его талию, поочередно хватает губы и целует их; язык его такой же твёрдый, когда переплетается с французским. У Франции создаётся ощущение, что в этот момент он становится Дюймовочкой. То ли он действительно такой маленький, не смотря на высокий для человека рост, то ли Брит слишком велик для этого мира. Но Франц знает, что под твёрдыми тканями униформы прячется гора мышц, от которых глаза невольно закатываются назад, а из гортани сам по себе доносится блаженный вздох. По инерции они разорвали поцелуй. Их ничто не побуждало к этому – в один момент они всё закончили, как всечасно. Между ними оказалась одна лишь ниточка слюны, и Брит это посчитал возможностью напоследок облизнуть сладостные губы. Франция, вспомнив об его непереносимости помад, тихонько хихикнул. Сейчас слишком замечательный момент, чтобы портить его иронией. — N'enlève pas cet uniforme, — елейным голосом попросил француз, опустив свой взгляд вместе с рукой, что начала бродить по мундиру, цепляя несколько медаль и наград. — Vous exciter mon âme là-dedans, mon général. — Pour moi, ce sera un excellent test, — сказал Империя, запустив руку в тоненькие волосы Франца. В них они такие нежные, слегка вьющиеся, словно целое море множеств белейших лилий. Великобритания однажды спросил его, откуда тот к нему явился, как принцесса из давней сказки. «Par-delà la mer», — ответил тогда Франция, одаривая британца своим взглядом, полных звёзд, будто в его глазах само море, что отражает Млечный Путь. То ли это были звёзды, то ли целые клады ярчайших алмазов, которые лежат прямо пред ногами Британии, надеясь, что тот их скоро себе присвоит. Пока британец наслаждался ангельской красотой своего любовника, тот, наоборот, отдался на некоторое время своим мыслям. Брит это понял, когда тот отвёл глаза в сторону – вмиг с него исчезли миллионы звёзд, сделав глаза простыми стекляшками. Улыбки одновременно исчезли с их лиц, но Британия выглядел более озадаченным. Он хотел к нему снова наклонится, чтобы Франц обратил на него внимание и объяснил эту внезапную перемену в лице. Однако француз резко прижался к его сильной груди и, обвив Брита руками, обнял изо всех сил. Империя не понимал, что значит сие действие, но подсознательно думал, что тот требует ответа, потому аккуратно обнял. Вокруг наступила тишина – даже ветер остановил шелест листьев в саду, и в ушах не слышен его прерывистый шум. Как будто весь мир ждёт того, чтобы Франция подал свой голос. Британия, можно сказать, побывал в каждом уголку света, и поэтому все, от Старого до Нового света, в диком предвкушении последующих действий Франсуа. Единственное, что король сейчас видел, это только светлую макушку Франца, чья голова наклонена так, что тот не в силах увидеть его лицо. На деле его глаза прикрыты, брови беззаботно подняты, а нижнюю губу легонько прикусили. Брит слышит спокойный ритм сердца возлюбленного, который в точь-точь сбегается с его. А ведь француз приложил ухо прямо к его сердцу, и потому в разы лучше слышал, как оно бьётся. Оно такое большое, не смотря на сам характер Британии. Именно это сердце способно вместить в себя всю его любовь, доходя по самые края и не нуждаясь в лишних граммах. Для него этот мужчина – весь сегодняшний мир: солнце и луна, вода и огонь, земля и воздух. Он всё преподнёс к его ногам, не прося ничего взамен, не делая его каким-то должником на всю его жизнь. Никто даже из французской семьи не смог так ценить и уберечь, как злейший враг, о котором говорят одни страшилки в родном Париже… А был ли ему Париж роднее, чем стало это поместье, построенное специально для его покоя? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности. — Je t'aime tellement… — шёпотом произнёс Франция, не надеясь даже на то, что его слова услышат. — Oui, je suis au courant, — ответил тот и легонько поцеловал того в макушку головы. — Et vous, tu m'aimes? — спросил Франц и поднял на Брита свою голову, на которой засверкала самодовольная ехидная улыбка. — Je t'aime tellement que je suis prêt à prendre Paris pour toi, — подразнился британец. С лица француза сразу же спала улыбка и он, надув щёки, отстал от Британии и пошёл обратно в покои. Великобритания не мог после этого сдержаться, выпустив тихий смешок и последовал за Францией. Тот никак на него не обижался, но такие слова всё же задели внутреннего французского патриота. Любовь британца велика, и уж лучше Франсуа согласиться с этим сейчас, нежели заставить того перейти к радикальным действиям. Да и не верил он, что у того хватит смелости и желания стать изгоем в глазах всех стран, чтобы погулять с Францем в самом центре Парижа.***
Целый вечер Британия и Франция пробыли вместе, не отставая друг от друга ни на секунду. Иногда француз чувствует себя здесь, как в золотой клетке, с пониманием того, что за дверью его поджидает злостный Англия. Ему приходится днями ждать хоть одного словечка своего любовника на листе бумаги, которую приходится сжигать ради своего же покоя. Однако некоторые письма, поэтичность которых у Франца могло ночами сносить крышу от румян, он сохранял и прятал в по разным шкатулкам. And me, forgetting the past, Get lost in the dreams, A pretty white body, A starry white beauty. Его стихи были словно молитвой, которую Франция проговаривал каждую ночь перед сном. Только читая стихи он мог представить рядом возлюбленного, который думает о нём перед тем, как сомкнуть веки. Не хочется, чтобы желания Брита были лишь мечтами, которые можно увидеть только во сне. Хочется воплотить строчки про «pretty body» и «starry beauty» в реальность. Сегодня же должно всё сбыться наяву. После насыщенного разговорами и смехом ужина Франц заявил, что Бриту необходимо подождать его за дверью покоев, а уж лучше будет, если тот чем-то себя займёт в ближайший час-полтора. Это была даже не просьба, а, что не говори, настоящий приказ. Но Британии даже не дали высказаться против, убежав из столовой и оставив его ошарашенно стоять перед закрытыми дверьми. Франц думал, что тот попытается заглянуть, и поэтому чуть ли не забаррикадировал двери. Как Империя об этом догадался? Всё просто: он попытался к нему заглянуть, но в итоге двери не открылись из-за поставленного наперёд стула, а в ответ британец услышал «pervers!». Как же хорошо, что за Великобританией никто не наблюдал, а то такое резкое высказывание могло повергнуть любопытного слугу в шок. Хотя они уже давно знают об истинных целях частых визитов Британии в это поместье. Даже более – они могут мимолётно услышать их результат. Прошёл целый час, как Великобритания, как послушный дворцовый пёс, ждал разрешение от низшего себя по статусу Франца. Некоторые слуги слышали недавний приказ своего господина, и, честно говоря, думали, что завтра они смогут лицезреть его труп. Как он смеет так грубо вести себя по отношению к своему повелителю? Но в течении часа начал складываться вопрос, почему Брит позволяет ему так себя вести. Каждый издалека мог увидеть, что тот пребывал в не самом лучшем расположении духа. Пробыть целый час в тишине даже Британия не сможет, поэтому он провёл эти долгие минуты не один. При доме Франсуа служил молодых лет камердинер Жюльен, француз за происхождением. И так как жизнь Франции состоит только из моды, красоты и чего-нибудь экстравагантного, то личный слуга превратился в личного модельера. Вероятнее всего он является одним из первых представителей ещё толком несуществующей профессии. Он всюду ходит со своим блокнотом, в которым запечатлены все его эскизы, главной фигурой которых выступает Франц. Изредка Британия просматривал его рисунки, и в каждом его любовник выглядел бесподобно. Но сейчас валет чувствовал себя не совсем хорошо, а по бегущим по полу глазам ясно, что его что-то сильно тревожит. Не в первый раз он стоит перед своим королём, ожидая оценку своим недавним идеям. Может, он что-то скрывает, но не имеет возможности вовремя забрать из рук свои эскизы? Или же, наоборот, Жюльен сильно жаждет того, чтобы Британия долистал до самого конца и увидел новейшую идею для костюма? Брит никуда не спешит, детально разглядывая каждый рисунок. На нём наконец появилась лёгкая улыбка, что уже является спасением для целых двоих французов в этом доме. Империя перелистывал следующую страницу, и снова начал изучать эскиз. Некоторые наряды подходили скорее не для встречи с Британией, а на какой-то итальянский маскарад. Он их намного быстрее перелистывал. Жюльен считал каждый просмотренный листок, и на его счету это был предпоследний. Камердинер думал, что уж лучше бы зарисовывал туда все свои идеи, чтобы Бриту они надоскучили и он поскорее отдал ему блокнот. Однако Британия дошёл до самого конца, перед ним предстал последний рисунок. Его лицо вмиг потеряло улыбку, а в сердце Жюльена будто выстрелили несколько десятков пуль мушкета одновременно. Суженные синие глаза то ли со злобой, то ли с презрением рассматривали эскиз. Впервые валет почувствовал, как по его лбу начинает обильно стекать пот, будто за этот рисунок Великобритания в этом же зале задушит его голыми руками. Для Жюльена прошла словно целая вечность того, как Брит не может и слов подобрать к увиденному. Вдруг его взор, как у хищника, устремился на взволнованного валета, чьи зрачки до невозможности сузились от страха. Он заранее понимал, что этот рисунок будет выглядеть слишком вызывающе, а за разврат при дворе нет иного наказания, кроме казни. И, если там изображён главный и единственный фаворит самого Британской Империи, то сердце чует, что Жюльен скорее будет молить о быстрой смерти. — What is this? — грубо и явно сдержанно спросил Британия, показав тому последний эскиз. Жюльен замялся, вспоминая, как ему описывал такой наряд Франция. Естественно, что самостоятельно он не смог такое придумать, а уж тем более воплотить это на бумаге. — A variant of a shortened lace peignoir for Mr. France, — ответил валет с французским акцентом, стараясь не смотреть на свой же рисунок. Услышав ответ, Британия вновь глянул на эскиз. Его всё смущало на рисунке: и поза, и сам пеньюар, но, в отличие от Франца, горелые красные щёки ему чужды. Как-бы ему не хотелось, но в голове всплыла одна картина, где Франция, убранный в этот лёгкий, просвечивающий всё тело тёмный пеньюар, ждёт его на своём ложе, скрестив свои оголённые ноги и запрокинув одну руку за голову; и этот влюблённый, манящий к себе взгляд глаз соблазнителя направлен на Брита. От собственных мыслей, где-то за грудью разразился небольшой огонёк, путь которого разразился по всему телу и заставил мужчину всего полыхать. Из уст ненароком вышел томный, задумчивый вздох, после которого Британия сразу же прикрыл рот. Ему нравится этот костюм. Франция будет выглядеть в нём, как настоящая роскошная брошь, что будет гордо лежать на его груди. — Have the tailors sew it by early next week, — сказал Британия, вернув блокнот в руки Жюльена. — Franz did not say why he needed a women's peignoir? — He said that he needed a loose peignoir that could be easily taken off. Well, and also for beauty and blue eyes… Валет только сейчас смог понять, про чьи синие глаза идёт речь, но хорошо, что он к этому пришёл лишь после сказанного. Британия, осознав, для кого эта красота предназначена, расплылся в улыбке и вновь прикрыл рот, выпустив небольшой смешок. Возможно, у него скоро начнётся истерика из-за того, какой разврат он сейчас представляет. На такое одеяние даже проститутка не согласится, а может, в восторге побежит к портному. Но, что ни говори, британцу это было по душе. А как же скромность, которую он ценит в каждом человеке? Да Францию и скромность разделяют целые моря и океаны! Камердинер немедленно пошёл к портным, а Британия ещё несколько минут пробыл в глубоких раздумьях, связанные с тем, как он сможет прекрасно отдохнуть на следующей неделе со своим любовником. После плотного ужина у Империи вновь разыгрался аппетит, но уже в ином смысле слова. В зал явилась горничная, которая доложила королю, что Франция ждёт его. Удивительно, что пришла именно женщина, ибо за французом обычно бегает дворецкий. Так или иначе, Великобритания незамедлительно пошёл в покои Франца. Уж сильно он его заинтриговал, так ещё и не позволил ему глазком заглянуть в его комнату. Если час назад Брит был скорее зол, то сейчас он хочет сейчас же узнать, что приготовил для него лилейный суккуб. Уже стоя возле двери, Британия без всяких сомнений открыл её, но не вошёл внутрь, застыв на месте. Его будто ослепили, заставив синие глаза полностью раскрыться. Это было белейшее за все ткани мира пышное платье, аккуратно сидящее на Франции. Длинный подол многослойной юбки платья, украшенное бирюзовой лентой, а на груди красуется большой бант, показывает из-под себя бархатные светленькие туфельки цвета ленты. Главной деталью, которой раньше так не хватало тогдашнему горем убитому Франции, была длинная цепочка с кулоном, который идеально помещался в самый центр банта. В золотой оправе находился берилл, чей бирюзовый совпадал с окрасом ленты. Возможно, в мире до этого больше не было подобных удивительных, даже шокирующих до глубины души совпадений. Кажется, что одно лишнее движение и платье медленно будет спадать с элегантного тела, будто сам Брит раздевает француза своим взглядом. Францу было до дрожи в коленках приятно от зрелища, за которым он наблюдает на своём пороге. Ему и смешно, и страшно, но страха-то нет, а ощущения всё те же, что были до прихода возлюбленного. До этого дня француз ни разу в жизни не носил изящные платья на своём теле, которое идеально подходило к его мужской, но всё же женственной фигуре. В его руках, спрятанных под длинными перчатками, был веер, который он готов чуть ли не сломать от волнения. Веер нужен был лишь для того, чтобы смахнуть с себя недавние капельки пота, ибо кто знает, как Британия отреагирует на мужчину в женской одежде. Прошла минута, на часах пробило десять часов, а Империя ни шевельнулся, ни подал свой голос – только глаза его бегали по Франции, рассматривая каждую деталь, изгиб, ровность и неровность. Тишина давила на француза, который, вслед за британцем, начал разглядывать самого себя. Вновь глянув на Британию, который, кажется, не собирается что-либо предпринимать, Франсуа решил подойти к нему, пока тот не потеряет сознание в коридоре. Намного лучше, чтобы он упал перед Францем, а не на глазах слуги. Руки француза взялись за края юбки и он, громко постукивая каблуками об паркет, неспеша подходя к королю. Он ходил, как самая настоящая леди: края подняты на одинаковую высоту, руки не движутся, а ноги совершают плавные, равномерные ходы, чередуясь на одной линии. Британия теперь следил за его походкой, в особенности уделяя внимание именно ногам. Это его самая настоящая слабость, и дело вовсе не в туфлях, укрытых золотой кружевной вышивкой. Скрывается ли под таким лёгким платьем корсет, а может, под этим платьем абсолютно ничего нет, кроме самого красивого? Вот это Брита и притягивает к ним, ажно хочется встать на колени перед уже пришедшим Францем, чтобы увидеть то, что скрывает под собой юбка. Голова британца была направлена вниз, и это слегка взбесило француза. Спрятав высунутые на показ туфли под платьем, Франция прислонил к подбородку Великобритании палец и одним движением поднял его на себя. Если все остальные мужчины предпочитают смотреть на большое женское декольте, то Британия не может отстать от вида белых гладких ножек. Франц положил обе руки, включая с веером, тому на плечи, затем неторопливо спускал их вдоль рук британца и, достигнув самих рукавов, потянул его к себе вперёд. Конечно, француз чуть не наступил на свой же шлейф, но всё прошло без лишних морок. Империя не мог свести с Франца взгляд, сохраняя на лице настоящий шок. И даже в эти моменты, когда Империя стоит как истукан, выводя из себя, тот продолжает сохранять спокойствие и оставаться таким же мило-завораживающим. Бессловесная реакция Брита и умиляет, и пугает Франсуа. Всё ещё неясно, отреагирует ли тот слишком гневно на переодетого в женщину мужчину. Франция давно мечтал о платье, это была его давнишняя мечта, которая то появлялась в голове, загоревшись огромным пламенем желания, то угасала так, что вскоре начинал отрицать, что когда-то хотел надеть платье. Но почему же он решился на такой импульсивный поступок, так ещё и ради Британии? «При короле должна быть королева», — так говорили ему все знакомые ему люди, страны. И в этом правиле не может быть исключений. Франц мечтал стать Великобритании, своему королю, мужем, с которым навеки свяжет брачные узы. Только в браке, по его мнению, любовь становится нерушимой; вне брака она зарождается, а в нём – укрепляется сотнями замками, ключи от которых потеряны. Он хочет быть ему равным: не хочет быть низшим, как какой-нибудь граф или герцог, и чтобы никто в мире не был выше Франции по отношению к Британии. Если есть такие люди – есть конкуренция, а значит – шанс потерять Брита. Он здесь никто иной, как скрытый от лица всех беженец, который, выйдя на свободу, встретит или вилы, или ствол перед лицом. О нём никто не знает, хотя должны, чтобы все поняли, что их король уже имеет фаворита, который ни с кем не сравним: ни с одним мужчиной, ни с одной женщиной. Хочется крикнуть об этом, но разум, всё ещё трезвый от любви, понимает, что он, захотев подняться, упадёт перед глазами любимого мужчины. Так если Франсуа не примут ни как француза, ни как мужчину под мужчиной, то он готов от печали носить эти невыносимо ужасные, но роскошные платья. Очень отчаянный поступок. — Parle moi, — промолвил Франция, взяв того за руки. Британия молчал. Он практически ни на что не реагировал, разве что пальцы рук самовольно касались рук француза. Сложно сказать, что он сейчас чувствует: удивление, гнев, изумление, радость или всё вместе. Как только его внимание привлекло то, что сзади дверь не закрыта, он, отойдя от Франца, закрыл её. Это знатно напугало другого, который, видя, что его возлюбленный может уйти, приложил руки к сердцу, до последнего надеясь, что тот одумается. Когда тот к нему повернулся, из полуоткрытого рта вышел облегчённый вздох. Теперь Франц, чьё тело будто недавно поразила молния, не мог скрывать своё волнение. Ему важно знать, что думает об этом его возлюбленный, и подойдёт любой ответ. Оказывается, что в такие важные моменты Брит любит изо всех сил тянуть время, прямо как Франция всю интригу. Он подошёл к нему и, как при первой встрече, запустил руки в его волосы, убрав локоны с украшенных золотыми серьгами и каффой ушей. Его светло-синие большие глаза смотрели на британца с такой надеждой, будто на их краях вот-вот появятся маленькие диаманты, что потекут рекой по щекам. Нужно остановить этот поток до его начала. — Why are you wearing a dress? — с неприкрытым интересном спросил Брит, в голосе которого прозвучала нотка заботы, что громко зазвенела в ушах Франсуа. Франция – талантливый пианист, который не просто слышит, но и чувствует каждую сыгранную ноту. Этот певчий, басистый голос Британии звучит для него огромной живой оркестровой игрой, в которой француз — дирижёр. Он не только способен уловить даже самые незначительные детали, но и управлять им, заставлять действовать согласно партитуре. — It's so beautiful… — наивно ответил тот, взглянув на своё платье. — Do you like it? — Yes, it fits you perfectly, — с паузой ответил Великобритания, осторожно взяв его за руки. — What do you want to shout to me with this, if you could not whisper before? Британия – безупречный солдат, который умеет управлять опаснейшим оружием и попадать чётко в цель. Сейчас он попал прямо в сердце, разразив не блаженное пламя любви, а разорвал его на части одним выстрелом. Какое же у него мастерство попадать в цель, цепляться за самое ранимое и живое место в своём любовнике. От этого Франц залился истерическим смехом. Он защищается от британца с последних сил, только вот жаль, что не выдержит. — I love you, but you don't understand how much, — ответил француз и, пройдясь руками вдоль рук до плеч, обвил шею британца. — I am no longer going to be in the shadows with so many beautiful women and men in front of you. I am ready to be everyone: even Adam, even Eve; I'm ready to wear trousers, dresses, I can become anyone, you just don't underestimate me. But please let me be next to you, not behind you. Ожидалась какая-угодно реакция, но только не смех, который донёсся из уст Империи. Франсуа не понимает, был ли это ехидный, язвительный или вовсе беспричинный смех. Дирижёр полностью потерял контроль над своим оркестром. Он, как профессиональный актёр, который смог перенести чувства и эмоции персонажа на себя, впервые смог трогательно выразиться. Но в ответ он получает лишь улыбку, причина которой неизвестна. — You are so cute, — ласково протянул Брит, приложив к горячим щекам свои тёплые руки. Неужели король не может всерьёз воспринимать слова своей любви, будто перед ним глупый юноша или наивное дитё? В принципе, Франция в кое-каких моментах напоминает ребёнка. В отличии от многих взрослых, он сохранил в себе способность чувствовать, испытывать любовь, возможность дарить ласку и сеять всюду добро. И в то же время он взрослый, повидавший предательство со стороны своего брата и соотечественников. Он лишился своего тепла, уюта, дома, и ищет это в Британии, который смог ему всё вернуть. Очень больно, когда самый близкий человек чем-то пренебрегает во Франце. Тот хочет доверить ему своё сердце, но тщательно следит за тем, чтобы тот не сжал его до боли или не уронил из рук. — Angels are only supposed hobnob out with the angels, — сказал Великобритания, после чего легонько поцеловал француза в лобик. Он надеялся, что успеет полюбоваться видом недоумевающего Франции, однако, тот тоже непредсказуем в подобных моментах. Снова встав на цыпочки, француз поцеловал его. Их «горячий танец» оказался намного активнее, нежели плавный первый, который можно было сравнить с вальсом. Появилась радость, испытуемая Францем. Его сердце, замерев, вновь забилось. Когда он счастлив, то начинает несознательно двигаться: то пританцовывать, то смеяться, шутить, бесцельно бродить руками по королю и т.п. Британии нравилось видеть своего возлюбленного в таком лучезарном состоянии, когда само счастья изо всех щелей сочится из него. — I thought you'd think that was wildly weird, — сказал Франц, сначала покружив на месте, а после вышел на середину комнаты и глянул в зеркало в туалетном столике, чтобы посмотреть на себя со стороны. — No, it's really very weird, — ответил Брит, следуя за танцующим от эмоций французом. — Even though I'm not going to go down that much, I still like this dress, — сказал тот и поспешил сесть за столик. В этом платье он выглядит не только мило, но и иногда смешно, когда пытается подражать женскому поведению и походке. Только подойдя ближе Франция заметил беспорядок, царствующий на столе. А ведь Британия, обладая феноменальной внимательностью, может заметить маленькие свёрнутые бумажки, являющиеся его же стихами и письмами. Он всё лежащее быстро спрятал в шкатулки, которые после разложил по двум ящичкам. На столе осталось одно розоватое полотенце, которым Франц обычно стирает лёгкий макияж. Его некуда было положить, а бегать пол комнаты на неудобных каблуках с длинный шлейфом займёт длительное время под раскатистый британский смех. Не придумав идеи лучше, чтобы сделать столик пустым, Франц, повернувшись к появившемуся сзади Британии, запрокинул полотенце прямо ему на шею. Тот не понял сразу, что только что случилось, а француз, не желая объясняться перед ним, быстро сел перед зеркальцем. Глядя на себя, аж сердце ликовало от наблюдаемой красоты в собственном отражении. Не взирая на его излишне женственное поведение, он чувствует себя мужчиной. Франсуа не боится надеть на себя платье, которое ему к лицу. Когда он имеет возможность ходить в том, в чём пожелает, он чувствует себя полноценным человеком. Это и есть свобода, которую щедро предоставил ему Великобритания. Если есть выбор – желания быстро угасают, а не заседают в голове настолько, что по итогу ты всю жизнь захочешь проходить в одних юбках, чтобы доказать всем, что они тебе нравятся, и никто не имеет права ему что-либо запрещать. А так, Франц надел платье, понравилось – оставляет, не понравилось – спокойно вернётся к фраку, без чувства обязательства носить одно лишь платье. И самое главное, что любимый человек спокойно принимает его в этом виде, не беря во внимание свои принципы и личные взгляды. Брит уважает выбор француза, и это красит их обоих. Видя, как на его лице появляется широкая улыбка, Франция прикрыл рот раскрытым веером. На безымянном пальце красовалось кольцо, в квадратной оправе которой находился берилл. Его коллекция теперь полна: серьги, каффы, кулон, кольцо, а место на голове уж лучше поберечь для короны. И стоит заметить, что его макияж реально действующий, так как сейчас без него Франсуа видит на себе мужские очертания лица, в особенности скулы. По последней моде сейчас доминирует естественность, хоть сами журналы ни коем образом не оправдывают истинный смысл этого слова. Сзади Франца появился Брит, который даже не догадался снять с себя то розовое полотенце. Это сильнее смешило, но в зеркале на французе только сузились глаза, а улыбка была спрятана за небесно-голубым веером. Но вот ухмылке Британии негде было прятаться. — You're gorgeous, Franz, — сказал Брит и положил тому руки на плечи, делая ему небольшой массаж. — Next to such a man, anyone becomes unsurpassed, — добавил тот. Они любовались друг другом ещё очень долго, обмениваясь взаимными комплиментами. В итоге обильной краской облился только Франция, который не мог вытерпеть такой огромный поток эпитетов и сравнений: он звезда, что даёт новую жизнь, как Богоматерь, и луна, что при полной тьме одаряет Землю светом. Британия не чувствует радости и счастья, если они не являются одной натурой в виде Франца. Веселье невозможно, если не разразится чудное хохотание француза над своей же шуткой. Если он не является огнём, то как тогда Брит может чувствовать тепло только лишь рядом с ним? Он не только огонёк, но и освежающий весенний ветерок, который щекочет пышный сад души британца. Лишь дождичком невозможно описать француза, ибо слёзы его – отрава, что пожирает сердце Брита. Пусть слёзы превратятся в алмаз, который тот обработает в бриллиант. Британия заиграл на Франции, как на огромном рояле полыхающих любовных чувств. Вырывающиеся из него огоньки принимают форму миллионов сердечек, которые испаряются над умопомрачительной светлой головой. От такой музыки Франсуа, встав из-за столика, затанцевал вместе с Бритом. Первый не понимал, что он должен танцевать, ибо действовал лишь по инерции и тому, что хотели его ноги и руки. Только Империя смог направить их в нужное русло, но француз был слабо контролируемым. Он был готов не только прыгать, но и совершить какой-нибудь акробатический трюк. Музыкой стал непрекращающийся смех Франца, который иногда изображал что-то схожее на ноты. Британия не любил венский вальс под энергичную музыку, но его заставляли ему подражать. При каждой попытке обхватить Францию тот моментально отдалялся, а затем резко возвращался, пытаясь запрыгнуть тому на шею. Но когда-то у энергичного мужчины вмиг исчезнут силы, из-за чего у него в тотчас обмякнут ноги и он упадёт, дай бог, на кровать, если не на пол. Утомлённого от своего же танца француза слегка подтолкнул Брит, благодаря кому тот с грохотом упал на ложе. Расхохотавшись вдоволь, он присел, чтобы поправить на себе платье. — How long have we had so much fun… — со вздохом произнёс Франсуа, подняв с довольной улыбкой голову на возлюбленного. — This will last me until the end of the week, — сказал британец, поправляя свои непослушные после танца волосы. — And how long will you stay in this dress? Такой довольно риторический вопрос заставил француза задуматься, заинтересовано рассматривая внешний вид Великобритании. По нём будто провели не взгляд, а тонкое лезвие меча, заставив того замереть. У Франца появились новые планы, связанные с британским мундиром. — If you're sick of it...then take it off me. Это был намёк, который прозвучал от мужчины, плотоядно глядевшего на Брита. Его глаза были устремлены прямо на британца, будто тот только и ждёт, как внезапно напасть на него, если он отведёт свой взор куда-то в сторону. Естественно, что Британия смотрел не только на его надменно застывшее лицо с гордо приподнятым носом. Когда шили платье, из него явно убрали подъюбник, благодаря чему ткани спокойно лежали на ногах. Это значит, что Франц не осмелился надеть на себя корсет, поэтому он так свободно танцевал. Платье — это огромная сокровищница, которая прячет от людских глаз главную драгоценность всего мира – мужскую честь. Многие подумают, что Франция подавно отдал её Британии, не понимая истинной сути этого слова. Мужская честь – не что-то определенно, аки мужественность, сила, смелость, и даже не то, что он ни за что не примет нижнее положение перед каким-либо мужчиной, как это принято патриархальным обществом. Его честь — это любовь Британии к нему. Тот любит в нём всё: тело, сексуальность, ласковость, игривость, детские капризы, милый смех, острый язык, нежные уста – всё это зависимо друг от друга. Они создают полную картину Франции. Секрет его идеальности – естественность, человечность без притворства, не рисуя перед Великобританией фальшивый слой картины. Этот мужчина перед ним – Франсуа, что покорил его сердце своей безмерной любовью. Только Империи не стыдно встать на колени перед его подолом одеяния. Сокрытые от всего мира ноги сомкнулись, когда Британия положил руки на коленки. Франц чувствует, насколько они сильны. Тот сможет одним махом их развести, но не делает этого. Слишком много ткани, которые не дают полностью прочувствовать границы мужских тонких ног. Руки, не отрываясь от француза, сползали вниз. Каждый пройденный сантиметр заставлял горячее сердце содрогаться: Франция хотел, но стеснялся. Британия пристал к этим ногам, словно пират, нашедший древний клад; он хочет потрогать каждую монетку, жемчуг, кольцо, серьгу, и обогатить свою внеземную гордость, что выше облаков. Одна из рук дошла до конца и высунула вперёд к себе ногу, кожа которой никогда не видала волос, а под ней не было ни одной вены. Бог будто сотворил Франца из одного небесного шёлка. Он – настоящее искусство природы, Бога и любви, а Британия – утончённый искусствовед. Стоящий на коленях джентльмен словно нашёл ручку от зонта, под тканями которого он хочет укрыться от всех грёз. Британец шёл дальше, поднимая руку вверх, а вместе с ней и юбка открывала вид на сей шедевр. Британия аккуратно водил пальцами по гладкой ноге, заставляя её самовольно приподниматься. Секунды превращались в минуты, словно это эротический массаж. Внизу живота всё сжимается, как только король достигает оголённых коленок. Он пойдёт дальше, и это сильнее выводит тело из себя. Хочется быть увереннее, ибо француз сам предложил ему «снять платье», но тело его не может думать, а только ощущать. Сложность этого момента в том, что Франсуа понимает, что он вскоре будет ощущать, когда тот дойдёт до конца. Тело горит, кровь бурлит, в голове фейерверки, а вид всё тот же спокоен, словно у куклы. Ногу Франца запрокинули на плечо. Хищник нашёл свою добычу. Эта аппетитная кожа могла свести любого мужчину с ума, но немногим суждено попробовать её на вкус. Животные страсти побудили разум Брита прикоснуться к ней губами. Руки под перчатками не смогли полностью прочувствовать то, насколько холодны его ноги. Между ними образовалось магнитное поле, когда тёплые губы встретились с замёрзшей кожей; и долго они не расставались, пока Францу не становилось всё жарче.. Франция запрокинул голову назад, выпустив из себя сдержанный вздох. Нельзя так рано сдаваться, позволяя себе открыто стонать. Он не хочет признавать, что его возбуждают ничем не примечательные прикосновения, иначе покажется, что он слишком чувствительный. Его наивная голова думала, что Британия не знает о такой особенности своего возлюбленного. Всё он прекрасно знает. В такие долгие кропотливые моменты пролетает мысль одним рывком испортить поставленный порядок. Оба понимали, кто имеет власть над их телами, а также и над счётом времени. У Брита его было очень мало. Со срыва он, схватив любовника за обе ноги, поднялся с колен. Резкий поток воздуха заставил лёгкие ткани подняться вверх, на мгновенье оголяя всё сокровенное. Оно засветилось, как звёздочка, а затем её укрыли облака в лике платья. Британия замешкался, но его вернуло в реальность хихиканье Франца, беззаботно лежащего на постели. Он преподнёс палец ко рту и легонько прикусил, при этом не отрывая взгляда полузакрытых глаз от британца. Даже в таком положении тот хочет взять на себя верховенство в игре, давя на короля своим простодушием. — Come on, take it off, — повторил француз, вскинув бровью. Немного поразмыслив, пока ноги Франца спокойно лежат на крепких плечах, мужчина ответил: — No, I like it, — это обескуражило Франсуа. — I'll only take off the shoes. Когда с пяток послетала обувь, француз отдёрнул ноги из чужих сильных рук и чутка отполз назад. Глазки по-щенячьему смотрели на Брита, пытаясь понять, что он сделал не так. Очень страшно, когда из-за одной лишней фразы Франция смог испортить весь путь к тому, чему шёл уже как неделю. Не только сердце и душа, но и тело нуждается в ласке. К золотой пуговице двубортного фрака прикоснулись руки Брита, неспеша расстёгивая их поочерёдно. Теперь на него смотрят не с печалью, а скорее с удивлением. Что-то явно пошло наперекосяк, но Британия, словно смог всё забыть, раздевался. — I really like your dress. Снова намёк. Великобритания не хочет снимать с него платье, но и не отказывается от косвенно предложенного. Всё происходило быстро, словно кто-то специально прокручивал часы вперёд. Одно движение и фрак спал с тела британца, а из-под рубашки просвечивалась его тёмно-синяя кожа. Франция видел её не раз, с каждым новым и всё нарастающим желанием вновь прикоснуться к ней. Она на вкус, как самая настоящая черника: на языке должен чувствоваться сочный цветочный букет, чьи ноты всегда поражают его внутреннего музыканта. Этих ягод слишком много, Франция явно не выдержит весь этот набор за одну ночь, не единожды перенося трапезу на утро. Сейчас на него упадут тонны ягод, вены заполонит густой пробуждающий душу сок, а в ушах будет всю ночь голосить возвышенная музыка. Видна разница между двумя возлюбленными: Брит следует по классике, не сбиваясь со своего темпа и следуя каждому продуманному в голове пункту плана; Франсуа же так и норовит подразниться с него смеха ради. Не зря он, повернувшись к нему спиной, «случайно» приподнял свои бёдра, что скрывались под платьем, а из-под подола возле колен выглядывали широко разведённые ноги. То, что сводит Великобританию с ума, находится отнюдь не спереди, а сзади. Пред ним предстала наилучшая картина, сотворённая Францем: его обнажённая, словно никогда им не тронутая спина изогнулась, чтобы бёдра были поданы Империи, как на блюдечке, за которое нужно держаться двумя руками. Всё, что сейчас надето французом, принадлежит Британии: платье, перчатки, украшения – всё его. И не только вещи, но и всё, что с роду принадлежит Франции: его певчий голос, нежные руки, мягкие уста, вечернего цвета глаза; его смех, плач, радость, желания, страсть, похоть. С ним он как в раю, но грехи больше не запретны: можно вдоволь насладиться телами друг друга, да хоть при лике самого Господа и всех его неспящих ангелов. Франц чувствует, как Британия тяжело дышит ему в спину. Его руки едва ли не путаются, пока пытаются снять с себя одежду. А лежащему нечего больше делать, кроме того как ждать. Взяв первую попавшуюся под руки шёлковую подушку, он положил на неё голову и исподлобья наблюдал за любовником. В глаза сразу же ударил открытый вид на упругие мускулы, от которых Франсуа хочет, чтобы они аж до боли сжимали его тело. С такими рельефами Британию поистине можно считать великой страной, ибо в мире вряд ли кто-то имеет такие сильные мышцы. Франция помнит, как они с ним обращались. Сначала эти мускулы относились к нему с особым почтением, будто француз был тонким слоем льда, а британец – человеком, ходящий на нём; иногда случилось такое, что язык Британии не мог отлипнуть от нежного тельца, будто он к нему прилип. Но потом Франц ощутил, насколько это тело может быть ловким и сильным: оно может с лёгкостью поднять француза, прижать его к стене и проникать в него до тех пор, пока самому хозяину это не надоест. А его длинный орган по ощущениям будто способен доходить по самые лёгкие. Во время совокупление Франция будто теряет возможность свободно дышать, из-за чего у него каждый раз выходят громкие учащённые стоны. Поэтому от одних только мыслей, что скоро этот опасно длинный крюк окажется в нём, начинают трястись ноги, а его пунцовое от мыслей лицо хочет спрятаться в подушку. Дыхание учащается, кровь направляется прямо в мозг и теряется полный контроль над собой. И то, как он беспомощно выглядит в этом платье, привлекает к себе Великобританию, что уже готов. Над худым телом как тёмные облака нависло более крепкое и расставило руки по обе стороны, загнав француза в ловушку. Ему некуда бежать от волны страстных поцелуев по его щекам, шее, плечам и спине – Британия хочет пройтись по всем своим владениям. Ни один миллиметр прелестной кожи не будет пройден мимо. Франц уже не может сдерживаться, пуская глубокие прерывистые вздохи. Под его платье проникла рука, что обхватила бедро, пальцами прикасаясь и сжимая упругую сочную кожу. Франция сдаётся, проронив протяжный стон. Чужая рука бродит под юбкой, проникая вглубь и рассусоливая в промежности подготовленную французом смазку. Покаместь вёрткие движения внутри доставляли лежащему изуверскую усладу, выражаемую в дикой дрожи, его лицо не оставляли в покое. Нежные, аккуратные поцелуи превратились в сладострастную истому для обеих душ. Больше всех не покоится Великобритании, что только сейчас решил избавиться от хмеля, появившегося в их опьяненных головах. Только в таких моментах король может почувствовать себя настоящим животным, который не может отстать от сильного ароматного запаха своей пассии. Франц всегда пах особенно: его запах кочевал между разными запахами цветов, что привлекают к себе опылителей. По его характеру не верится, что это может быть безобидная лаванда, нежели хищный белый асфодель. Британия прекрасно понимает, в чьи опасные лепестки он вошёл. Непроизвольный стон раздался на все покои. Во Франсуа будто вошли всем телом и душой, парализуя его. Голова невольно запрокидывается назад, а в оголённую шею сразу же впитываются ядовитые губы. Парализованный Франц падает на подушку, пока его бёдра может спокойно держать всего лишь одна рука. Вырывающиеся изо рта блаженные крики глушит в себе перьевая подушка. Это не боль, как таковая, если от неё Франция чувствует подобную отраду. Британия проникает полностью, не щадя давно искушённую плоть своего любовника. Его размеры до сих пор поражали Францию, который не может спокойно передохнуть: душа не позволяет, а помутневший рассудок ему на зло представляет, как же сексуально сейчас выглядит король. Одно движение вперёд подобно расцвету миллионов лилий. Внизу процветает целый бутон, за который его рука попыталась схватиться, но платье стало преградой. Француз тёрся об себя рукой, пытаясь как можно быстрее покончить с этим природным недоразумением. Заиграла музыка, которой сопутствует сдавленно-блаженная французская ариоза. Эта песнь заглушала тихий восторженный голос Брита, что звучал прямо под ухом Франца. Но тот всё прекрасно слышал, и даже намного чётче, чем свой же голос. Естественно, многие люди хотят слышать то, что им хочется. Этот бас мог заглушить хоть самые истошные грудные крики, которые мог когда-либо издать человек. Британия хочет Францию. Он доберётся до самой его души, проникнет глубоко в неё, чтобы она слилась с его духом в одно неудержимое пламя. У него на счёту каждая секунда, с которой он всё больше преисполнен грешным желанием чувств. И верно, что только ангелы познали саму сущность жизни вечной – они могут делать всё, что их чистой душе вздумается. Они могут дальше оставаться незапятнанными ангелами, а могут также стать порочными демонами. Великобритания слишком много времени следовал правилам, и даже спустя столько лет заработанной закалки он, при виде такого подарка судьбы, захотел нарушить всё писанное. Так он чувствует наибольшую свободу, чем когда-либо. И всякий раз тогда, когда его в свои амурные объятия зовёт Франция, Британия готов упасть в них. Француз, глубоко простонав, незаметно для короля кончил, ощутив внизу только недолгое онемение. Всё большие ощущения придавал ему британец своим более резвым темпом. Франсуа еле как понимает, что за прыткий кошмар происходит у него внутри. Орган становится всё больше, он будто уже перешёл все границы дозволенного природой. Появился неосознанный страх, когда чувствуешь, что вот-вот что-то должно лопнуть. Франц был слишком истощён, чтобы здраво мыслить, но в то же время был достаточно обезумевшим, когда решился ждать заветного конца. Да и выбора ему иного не предоставляли – уж слишком сексуально он выглядит в женском платье. Над головой прозвучало гулкое рычание. Брит прижался всем телом к французу, завывая тому прямо на ухо. Франция должен знать, насколько сильно он сейчас будоражит своего любовника. Становится жарче. Хлопки напоминают воодушевлённые аплодисменты. Здесь нет места нежности – только дикая страсть с огромным желанием извергнуться в глубину возлюбленного. Франц готов разодрать рядом лежащие подушки в пух и перья, как игривый кот. Раз. Два. Три. Толчки ритмичны с биением их сердец. Король замирает на последнем, совершив последний хлопок. Вместе с ним будто бы остановились их сердца, а французское при этом пришло в замешательство. Батистые стенки обливаются горячим семенем, которое сковывают тело, как при действии яда. Слышится только обессиленные вздохи Франсуа, чей запах надолго ударил в нос Бриту. Кажется, что Империя сейчас не выдержит и всем своим весом упадёт на дрожащее тело. Орган неспеша покидает тело, и каждое его движение только повышает пульс на шейной артерии. Весна у них закончилась – все бутоны расцвели, – началось яркое живописное лето. Оба тела устало лежат на мягком ложе, их глаза не могут отстать от друг друга. Хочется вновь прикоснуться к чужим устам, но лёгкие говорят, что не выдержат. Они, как земля зимой, укрылись от здешнего мира и прижались к друг другу. Франция хотел услышать его сердце: как оно бьётся, живёт и расцветает при рассвете такого солнышка, как он. И, как не говори, Франц прекрасно выглядит в этом платье. Оно будто придало ему женскую магию, способную зачаровать мужскую душу. — Britain… — прошептал Франц, проведя рукой вдоль его груди. — Do you love me? До боли тупой и часто повторяющийся вопрос, от очевидности которого хочется лишь смеяться. — I am ready to deify you, and love for a deity is the highest degree of love. Сей ответ полностью удовлетворил француза. Великобритании теперь никак не пошевелиться из-за Франца, который принял такую позу, удобство которое принадлежит только ему. Франсуа так и хочет ему сказать, что самое важное в его жизни – это только он. Ему бы только мяукать научиться – вот тогда он станет похож на избалованного кота.***
Полная луна красуется на тёмном полотне ночи. Все, включая Англию, уснули крепким сном. Но в Королевском дворце не спит только Шотландия, что осмелился покинуть своего мужа после того, как тот уснул. Не спится ему только из-за того, что он хочет услышать одну весть, которую пообещал ему прислать доверенный ему человек. Слова мужа о том, что он перестал интересоваться личной жизнью своего сына, несомненно, ранят. Но сердце быстро успокаивается, когда понимает, что эти глупые слова сказал ему запутавшийся в фактах Англия. Он, как папа, выступающий матерью в семейных отношениях, знает намного больше о жизни Британии, чем тот идиот может представить. Опять-таки, Скотт ставил за свою изначальную цель то, чтобы выстроить с британцем лучшие отношения. Всё же есть небольшой нюанс: вместо того, чтобы тот ему всё до мелочей рассказывал, шотландец запомнил каждую деталь его поведения. Всего лишь одно сказанное неверным тоном слово уже является поводом для беспокойства. Он понимает, что у сына есть множество причин молчать, но Шотландия не может стоять в стороне. Это он носил его под своим сердцем, был с ним одним целым, а после всего готов был нести это чудо хоть всю жизнь на руках. Их души связаны настолько сильно, что даже Господь не сможет сравниться с этой связью. Шотландец сидел в библиотеке, к которой пробивался яркий лунный свет. В глубокой тишине он дожидался своего посланника, перебирая локоны своих кудрявых длинных волос. Англии их не просто любит, а обожает – считает их схожими на нежные ветки ивы или большой густой Рокингемский лес. Если бы Скотт не ценил так же каждый свой волосок, то точно их подавно бы состриг. Вдалеке громко хлопнула дверь. Мужчина с надеждой повернулся в сторону книжных шкафов, которые создавали собою длинные лабиринты. Глядя сквозь каждую щель, он заметил тёмную фигуру, которую тотчас осветил лунный луч. Это был тот долгожданный посланник, на которого Шотландия может положиться. — Tu es parti longtemps, — с недовольством подметил Скотт, смотря на приближающего мужчину. — Veuillez m'excuser, Your Majesty, — извинился тот, сняв с себя шляпу и поклонившись. — An et comment on-ils passé cette soirée, Julien? На вид обычный модельер, что познакомился с Францией ещё в 1800-х годах по стечению обстоятельств, оказался шпионом Шотландии. И с того времени, как Жюльен начал служить при французском дворе, Скотту стал известен почти что каждый день, когда Британия навещает Франсуа. И, судя по мягкой ухмылке папы, он совсем не против таких запретных отношений. Как-никак, его сердце всё ещё питает чувства к своему бывшему – Королевству Франции. И даже если их брак ни за что не воплотится в жизнь, то пускай его сын обретёт счастье с французом. — Ils ont passé une excellente soirée ce soir. His Majesty Great Britain lui a remis un précieux pendentif parfaitement assorti à la robe de Monsieur France. La robe était une surprise pour His Majesty. — C'est bien. Даже Шотландии известно, что Франц является заядлым модником, поэтому он всегда просит Жюльена при возможности приносить ему эскизы его будущих нарядов. Иногда модельер, выслушивая мнение господина, пытается навязать его французу. В этот раз Жюльен снова принёс свой блокнот, но вырвал последний рисунок, чтобы уж точно не лишиться головы.