На постой

— Командир! — Молодой альфа в запылённой форме остановился, с изумлением глядя на Танатоса, развалившегося на обочине дороги с папиросой в зубах. Справедливости ради стоит заметить, что обочиной был небольшой пригорок, покрытый зелёной травкой. Так что Танатос расположился со всем возможным комфортом. — Разрешите обратиться! — Обращайтесь, сержант… — Мужчина лениво поднёс руку ко лбу и взглянул наверх. Погода до противного была распрекрасной. Сержант стоял против солнца, и ему пришлось ладонью загородить глаза от нестерпимо яркого света. — Разрешите не по форме?.. — Ты долго меня мариновать сбираешься? Чего хотел? Сержант красноречиво взглянул на дорожный мешок под головой у Танатоса. — Пятый час, командир, — заметил он. — Вы тут до сих пор. Хотите, я поговорю со своей хозяйкой? Она бета. Если я скажу, что вы… — Отставить! — махнул на него рукой командир. — Во-первых, закат ещё не скоро. А во-вторых... Ты слышал приказ начальства? Местное население принимает нас на постой добровольно. «Добровольно» — это ключевое слово. Танатос достал из портсигара папиросу и протянул, улыбнувшись, сержанту. Безобразные шрамы на лице натянулись, собирая кожу. Сержант помрачнел, но угощение принял, уселся рядом на траву, и командир, чтобы ободрить его, потрепал по плечу: — Да не нервничай ты так, Родос. Уж тебе ли не знать, сколько раз мы спали под открытым небом. Одной ночью больше, одной меньше — какая разница? Гляди, как хорошо! Погода просто отличная! Ночь точно не будет холодной. Это невозможно! И альфа откинулся назад, заложив руки за голову и беззаботно уставившись в голубое небо. Хмурый сержант прикурил от своей «пьезы» и опёрся локтями на колени. — Но это глупо. — Он выдохнул сизый дым и поджал губы, понимая, что спорить с командиром — крайне бесполезное занятие. — Ничего глупого, Родос. Они боятся. — Война уже окончилась! Мы победили. Чего тут бояться?! Танатос хохотнул: — Ты такой наивный, сержант. Посмотри на меня внимательно. Альфа нехотя повернулся. — И? На что я должен смотреть? — Посмотри на моё лицо. Что ты видишь? — Я вижу капрала Танатоса Иберского, одного из самых бесстрашных командиров, под чьим командованием мне только приходилось служить! — зло и расстроенно выпалил сержант, не желая мириться с действительностью. — Нет, Родос, — мягко улыбнулся мужчина, — ты видишь изуродованного хромого вояку, страшного, как сама война. — Вы эти шрамы получили не по собственной воле, — горячо возразил Родос, — а защищая их! — Он махнул рукой в сторону деревни. — Ленивые задницы! Сколько наших полегло из-за них! Если бы они хоть немного уважали… — Отставить истерику, сержант! — подорвался Танатос, выпрямляясь. Подобные разговоры, несмотря на победу, обычно ничем хорошим не заканчивались — ни для его парней, ни для местных. Сейчас Родос говорил это в сердцах, потому что к слову пришлось, а потом он где-нибудь напьётся и начнёт объяснять всем вокруг, в чём они неправы, а после выхватит нож или ещё чего похуже. Видал он, к чему иной раз приводили такие разговоры. И, по-хорошему, как командир Танатос обязан предотвращать проблемы в зародыше. — Отставить… — уже тише, но не менее внушительно повторил капрал. В гневе он становился настолько страшным, что казался больше — выше и шире, чем был на самом деле. Волна гнева придавила Родоса, заставила побледнеть и напрячься. Расслабленное настроение как рукой сняло. — Эти «ленивые задницы», как ты изволил выразиться, подданные Его Величества. Защищать их — наш святой долг. Надеюсь, слово «долг» тебе о чём-то говорит, а, победитель? — Виноват, командир! — кивнул перепуганный сержант, и пусть, по его мнению, он не сказал ничего особенного, спорить с начальством расхотелось мгновенно. — Вольно, Родос. — Мужчина сделал глубокую затяжку, встряхнул его ещё разок за плечи, за которые приобнимал одной рукой, и отстрельнул окурок в дорожную пыль. — Ты тоже пойми меня. Такие мысли до добра не доводят. Если все будут, как мы, то во что превратится этот мир? Кто-то всё же должен сеять хлеб. А кто-то умеет только убивать, и уж так получилось, что ни ты, — он ткнул притихшего Родоса в грудь, — ни я ни хрена не умеем жать снопы и печь булки с корицей, а только отрывать бошки! Так что… Так что иди-ка ты к своей хозяйке бете и не мешай мне любоваться облаками. Выполняй, сержант. Он устало улыбнулся, показывая, что всё окей и не стоит с ним тут торчать. — Точно не хотите, чтобы я поговорил с хозяйкой? — Иди уже, не мешай мне наслаждаться видом. Родос еще немного помялся около прикрывшего веки командира, но в итоге сдался и ушёл. Танатос не знал, сколько так пролежал с закрытыми глазами, греясь на солнце, слушая жужжание шмелей и редкий свист коршуна, кружившегося где-то в стороне над полем. Что он там высматривал — одному богу известно. Вдруг к общему ровному фону примешалось тихое лязганье, никак не вписывавшееся в звуки природы. По пыльной дороге в сторону Танатоса поднимался кто-то из местных. Превращаясь за взгорком в тропу, дорога делала здесь петлю, а после спускалась вниз в расселину. Там протекал ледяной ручей, в котором жители набирали воду. Шёл омега… Худенький, черноволосый, с короткой стрижкой и заходившей мысом на лоб рваной чёлкой, будто его остригли, как пленного, а после волосы немного отросли. Никаких длинных кудрей, хвостов или убранных в пучок волос. Видимо, такие заманчивые для альф вещи, как длинные волосы, ему были ни к чему. Одинокий или чей-то обожаемый жених? Так сразу и не поймёшь. Парня можно было спутать с бетой, настолько он был строгим. Отсутствие так часто свойственных омегам черт его вовсе не портило. Наоборот, придавало особого шарма и свежести! Капрал заинтересованно приподнялся на локтях и прищурился, внимательнее оглядывая незнакомца. Смуглая кожа, едва угадывающиеся под ней мускулы — не такие, как у Родоса или у него самого, а длинные, наверняка крепкие, как у всякого человека, привыкшего жить в горах, но в то же время внешне никак не проявляющие себя узлами и буграми, как у альф. Эдакая изящная красивая мускулатура, как у легкоатлетов, даже странно. Неширокие запястья, длинные красивые пальцы, и нигде не видно обручального кольца. Вытянутое печальное лицо с широкими прямыми бровями казалось отрешённым, будто омега — монах или отшельник, решивший удалиться от суетного мира. Никаких капризных изгибов губ или подкрашенных глаз. Его словно нарисовало солнце, но где-то там, в пустоши, где сухо, — на древних камнях горячей охрой, и забыло солнце предупредить Танатоса, что тепловой удар, полученный от этого прекрасного видения он вряд ли выдержит. — Ах ты ч-чёрт… — пробормотал себе под нос капрал, весь подбираясь. Его прострелило с головы до ног неясным чувством. Возбуждение? Вряд ли. До гона ещё далеко. Он в этом уверен на все сто десять процентов, да и будь что не так с парнем, будь у него то самое, он бы вряд ли разгуливал по селенью, где тестостерон зашкаливал, а в каждом доме торчало по вояке. Восхищение? Радость? Бескрайнее волнение? Что за дьявольщина?! Лёгкие сжались, и никак не получалось спокойно вдохнуть. А ведь парень ещё даже толком не приблизился. Мысленно собравшись, Танатос попытался расслабиться. Командир был вовсе не из тех, кто на войне оскотинился окончательно и прыгал на каждого встречного-поперечного омегу. Он лично за такое расстреливал, так что и не собирался начинать, но что с ним такое происходит прямо сейчас? Омега поравнялся с Танатосом, бросил на него короткий взгляд и спокойно прошёл мимо, громыхая пустыми вёдрами — шестью сразу. Капрал очень старался не выглядеть как все эти идиоты, когда видят течного, и ему это удалось. Со стороны никто бы не догадался, что творилось у альфы внутри. Уже почти подойдя к спуску, омега на мгновение остановился, будто в задумчивости, будто хочет повернуться, но не решается. Помедлил и после плавно начал сходить к ручью. Глупая мысль о том, что у омеги шесть вёдер вдруг стала важной. Это и впрямь многовато для одного человека. Как он потащит воду обратно? С другой стороны, почему Танатос за него вдруг волнуется? Наверное, этот парень тут каждый день ходит и таскает эти чёртовы вёдра, и ничего с ним до сих пор не случилось! Послышался шорох осыпающейся земли и мелкого гравия. Омега закончил набирать воду и поднимался от ручья. Танатос, чтобы избежать неловкости, которую ощущал всем телом, прикрыл глаза и откинулся назад. Глупо вот так прятаться от кого-то, как в детстве, за опущенными веками, будто никто не догадается, что ты не спишь. Но это проще, чем разбираться с нетерпением, грызшим капрала изнутри. Парень преодолел несколько метров, что их разделяли, наполняя округу тихим плеском воды в вёдрах и мягкими звуками шагов, как вдруг затих. Большая тень легла на веки, и Танатос с досадой подумал, что зря он приблизился. Мгновения утекали, ничего не происходило. Сейчас уйдёт… Вот сейчас. Должен уйти. Вот теперь... — К кому вас назначили на постой? — Низкий голос с хрипотцой неожиданно продрал по затылку так, что волосы там встали дыбом. Капрал резко распахнул глаза. Чёртов омега навис над ним! Загородил собой яркое солнце, и вот так, в слабом ореоле из его сияющих лучей стоял против света. Тонкий запах лотоса и кожи, нагретой солнцем, ударил под дых. По виску поползла капля пота. От жары! Это, должно быть, от жары! Возбуждения не было, но капрал был в ужасе! Ситуация была бы комичной, если б случилась не с ним. Танатос, раза в два здоровее этого парня, застыл и боялся пошевелиться. Омега нахмурил свои соболиные брови, пожевал губу и склонил голову набок, точно хищная птица, отыскавшая раненого, чтобы немного поклевать его печень. — Вы слышите меня? Эй! У вас что — контузия? Говорить можете? Танатос кашлянул и привстал на локтях. Неловко-то как. Конечно, он мог говорить! — Слышу. — Едва справившись с голосом, он чуть не дал петуха. Омега отодвинулся и улыбнулся краешком рта. Легонько так. Таинственно. — Слава богам, а то я решил, что вы, капрал, онемели. И парень улыбнулся. Мелкие морщинки побежали вокруг глаз и выдали, наконец, возраст. Омега вовсе не был мальчишкой. Ему было около тридцати—тридцати пяти, возможно, больше. Определённо, он был старше капрала. С близкого расстояния стали заметны редкие серебряные нити, попадавшиеся в шевелюре в основном на висках. На шее, с левой стороны, у омеги была набита крошечная татуировка — герб империи с инициалами Э. А., что было вдвойне странно. Такими изображениями украшали себя лишь спецвойска. Внезапно и эта татуировка, и возраст сделали незнакомца ещё более привлекательным для капрала. Карие глаза изучали его так, словно он душа в чистилище и вот-вот начнут взвешивать его злые и добрые поступки. — Нет, не онемел. Просто немного в горле пересохло, — пробасил альфа, даже не пытаясь рисоваться. Не с его исполосованной рожей. Не перед таким омегой. — Жарко тут у вас. — Танатос повёл плечом вверх, вытирая щёку от пота. — Что есть, то есть, — хмыкнул омега. Снова это снисходительное выражение лица, будто из них двоих омега тут не он. — Так к кому вас назначили? — Назначили? А-а-а, вы про постой. Да ни к кому, — пожал плечами альфа. — Нынче не положено. Сельские сами решают — пускать военных в дом или нет. А если пускают, то не бесплатно. — Вот как? — Так точно. — И чем же вы платите или, может, вам платят? Вопрос прозвучал двусмысленно. Танатос сглотнул. Омега что, заигрывает с ним, или Танатосу башку совсем напекло? Что за странные вопросы? Если он хочет что-то с него поиметь, то кроме стандартного пайка капралу и предложить-то нечего! Да и вообще... — Сахаром, — нахмурившись, ответил капрал, и омега приподнял брови. Острая улыбка, не добрая и не злая, а скорее скептическая, появилась на гладком лице. — Сахаром? — Да. Нам-м-м… Фух. Нам выдают несколько сахарных голов на всех, и… Раскалываем, и вот... Он зачем-то полез рыться в вещмешке, нащупал узелок с кусками сахара, вынул его на свет божий, развязал и протянул омеге. — Хотите? Более идиотский вопрос задать было сложно, тем более что Танатос последние пять минут чувствовал себя неуклюжим потрёпанным медведем, который ведет себя нелепо. Какой, к чёрту, сахар?! О чём он вообще?! Омега протянул длинные пальцы к его огромной мозолистой ладони, на которой в тряпице посверкивали кристаллы. Взял один, самый большой, и без стеснения запихал его в рот. Бархатная кожа натянулась, когда он, рассасывая угощение, перекатил кусок за щекой, и вот теперь-то Танатоса обдало жаром. Его словно пеплом пылающим обсыпали! Он… Он пропал! Как есть пропал! Окончательно. Вот так вот сразу — с первого же взгляда, с размаху, врезался и погиб, и только сейчас осознал всё до конца. Проклятье! Омега похрустел немного сладким куском, сглотнул и больше не улыбался, о чём-то раздумывая. Только морщинки в углах глаз выдавали его — он, кажется, заметил, что́ произошло. — Помогите донести воду, капрал, — прозвучало скорее приказом, чем просьбой. — Там у ручья ещё три ведра остались. — Разбираетесь в военных званиях? — наконец-то сообразил Танатос, поднимаясь. — Есть немного, — усмехнулся омега и, подхватив свою ношу, направился обратно, ни разу не обернувшись. Знал, что альфа сейчас как дурак метнётся к ручью и поспешит за ним, расплёскивая в спешке воду. Так и вышло… Уже подходя к крепко слаженному дому, Танатос обратил внимание, что за калиткой царит аскетичный порядок: белые каменные дорожки уходили в сад, вдоль забора высажены ежевичные кусты — скорее для того, чтобы неудобно было через него лазить, а не ради ягод, глухие ставни на окнах, а ближе ко входу были ровными рядами сложены вязанки хвороста — плеснуть на них керосину и поджечь, и зайти через калитку будет невозможно. Всё это выглядело донельзя странно, если сравнивать с другими домами в том же селенье. — Бочка во дворе, обойдите дом. — И снова этот командный тон. Танатос обошел дом, слил вёдра, поставил их рядом и уже было собирался уйти, когда омега его окликнул. — Так как же вас звать, капрал? — Меня? — Альфа глупо похлопал глазами. Омеги должны были быть робкими, беззащитными, не разговаривать один на один со здоровыми мужиками, у которых морда исполосована шрамами. А ещё они не должны были смотреть в кишки, как военное начальство. — Капрал Танатос Иберский. К вашим услугам. — Он коротко кивнул и взялся за калитку. — Я тут подумал, Танатос… Сахар был не так уж и плох, а у меня вполне хватит места, чтобы ещё один верный солдат империи не ночевал на улице. Что скажете? — Что скажу? — Капрал опустил голову и покачал ею из стороны в сторону. Он не хотел так. Столько времени без нормального человеческого тепла. На войне бывало всякое, но теперь всё иначе. Омега ему действительно понравился, хуже того — он выкручивал ему все внутренности одним своим видом, а если во время близости капрал нахлебается его запаха, то после сдохнет от тоски, как паршивый пёс. Вот такая вот глупость… Так что… — Вынужден отказаться, чтобы не стеснять вас, — вежливо ответил он в конце концов. — Тем более на днях мы выдвигаемся. Хочется быстрее попасть домой, и проблемы мне не нужны. — Хм… Высоконравственный капрал? Надо же! — Омега неприятно усмехнулся. Танатос глянул на него исподлобья. Фраза ему не понравилась, было в ней много издевательского. — Но, увы, отказ не принимается, — продолжил тот невозмутимо. — Отчего же? — Альфа начинал злиться. — Боюсь, это приказ, капрал Танатос Иберский. — Да ладно, и чей же? — Он скептически сложил руки на груди. — Мой приказ. Генерал Эриас Аргосский, к вашим услугам, — вернул ему реплику омега. — Вас что, не предупредили? — Ка-ка-как генерал? Вы… То есть он… То есть Аргосский… разве не погиб год назад при форсировании Анэма?! Что ж, теперь ясно было, откуда у какого-то сельского тридцатилетнего омеги татуировка спецвойск на шее и такая манера держаться. — Погиб мой супруг, полковник Ориген Аргосский, — счёл нужным пояснить Эриас. — А я, как видите, жив-здоров, вторую неделю пребываю в заслуженном отпуске. Доктора говорят, свежий воздух полезен после ранений. Ну что, теперь смирно, капрал? — без переходов велел он, будто вопрос задал. Приказ был негромким, но Танатос побледнел и вытянулся в струну, глядя куда-то поверх головы генерала Аргосского, что было, впрочем, несложно, так как тот едва доходил ему до подбородка. — И ещё… Думаю, ваши люди и без вас дойдут до дома. Мне тут понадобится помощник. Сами видите — до воды далеко. Танатос не выдержал и удивлённо скосил глаза вниз. — Я предупрежу ваше начальство. Личная просьба генерала… — Эриас понизил голос, и капрала снова прошиб пот. — Думаю, мне не откажут. Прикосновения пальцев к сдвоенным шрамам на щеке он не ожидал, так что чуть не подскочил на месте, будто его током шарахнуло. — Я… Я не… Ох… — Танатос начал заикаться и пятиться, пока не упёрся лопатками в калитку. Он глупо обтёр лоб ладонью, забыв, что команды вольно не было, и загнанно уставился в карие омуты, насмешливо следившие за его передвижениями. — От меня ни на шаг. Это тоже приказ, капрал, — добавил Элиас и поманил его за собой в дом. Он приметил огромного альфу, когда их отряд только вошёл в селенье, но решил, что ему показалось. Вполне нормально, что брутальный здоровый вояка привлёк его внимание. Это ещё ничего не значит, ведь у генерала давно никого не было. Но потом он беседовал с проживающей по соседству бетой и увидел её постояльца, от которого тянулся слабый шлейф корицы и тёплого хлеба — запаха, от которого рот у него наполнялся слюной. Вот только никто в доме ничего не пёк, да и сержант, остановившийся на постой, пах чем-то другим, но вот его одежда… Сержант Родос охотно принялся отвечать на вопросы внимательного омеги, говорившего с ним очень вежливо, и в конце концов посетовал, что командира никто не берёт на постой. Родосу было обидно, так как капрал больше, чем кто-либо заслуживал доверия со стороны местных, но тот то ли не хотел никого стеснять, то ли ещё не надумал никуда попроситься и на все уговоры сержанта похлопотать за него перед бетой, хозяйкой дома, ответил отрицательно. Полдня Эриас прождал, надеясь, что тот самый капрал всё-таки отправится искать себе приют и вот тут-то он и предложит ему место, потому что живёт в доме один. Но капрал попался упрямый. Тогда генерал решил сходить за водой и заодно убедиться, что исполосованный шрамами альфа действительно так хорош, как ему показалось издалека. И чем ближе он подходил к капралу, тем больше убеждался в своей правоте. Робкий запах корицы сказал ему всё. Танатос был прекрасен настолько, насколько это возможно. Шрамы? Что за абсурд! Они только украшали! Как и косая сажень в плечах, крепкая, как орех, задница и голубые бездонные глаза мученика. Так смотрел этот альфа на Эриаса. Не похоть, а испуг от непонимания, в чём тут дело, и восторг, будто он лицезреет произведение искусства. Когда вояка нервничал, запах корицы так усиливался, что Эриас едва держался, чтобы не наброситься на него на месте, нарушая все приличия, и только господь бог знал, чего ему стоило держать себя в руках — хотелось радостно прыгнуть ему на шею прямо там, на дороге, будто ему лет шестнадцать, а не тридцать шесть. Конечно, Эриас договорится с его начальством! Куда ж он денется! Генерал Аргосский не собирался упускать своё. Ведь истинные пары на дороге не валяются...