— Я взываю к магам Старого Света и прошу их благословения.
Я взываю к связи между волшебницей и волшебником
и прошу узреть золотую истину сердца.
Кровью, сердцем и магией я прошу эти узы.
Кровью, сердцем и магией я прошу эти узы.
Внезапный удар под дых заставил Гермиону почти согнуться пополам — задыхаясь, она обхватила себя руками. Проходивший мимо прохожий крикнул ей что-то по-французски, но Гермиона отмахнулась, ведь боль прошла так же быстро, как и возникла. Несколько раз она глубоко вздохнула, по-прежнему не размыкая век. Ветер порывисто бил в затылок, словно подгоняя её раскрыть глаза. Через минуту Гермиона решилась и, затаив дыхание, взглянула на свои запястья. А в следующий миг охнула со смесью благоговения и облегчения. Развернув ладони к небу, она увидела, как от центра каждого запястья струится золотая цепочка. «Нет, не совсем цепочка», — рассудила Гермиона, коснувшись кончиками пальцев одной из них, хотя знала, что почувствует лишь воздух. Узы больше походили на золотые нити, так нежно и крепко переплетались их звенья. Сначала её взгляд прошёлся вдоль левой нити, которая скрывалась за её спиной, уходя в двери квартиры. «Люциус». Увидев это, Гермиона прижала пальцы ко рту, пытаясь сдержать нахлынувшие чувства. Их связь до сих пор сохранилась. Широко распахнув глаза, она быстро взглянула на другое запястье и заметила, что нить уходит вправо, а потом теряется где-то за углом в полумраке улиц. «Сириус». Неизвестно точно, истончились ли узы из-за отсутствия свежей кровавой жертвы или потому что её отношения с двумя волшебниками испортились, ведь Люциус предал её, а она сама предала Сириуса (по крайней мере, в его глазах). Но обе связи оставались на месте, как и прежде, всё ещё достаточно прочные и заметные. Одна нить тянулась обратно в тёплую квартиру, а другая — вперёд, в темноту. Стиснув зубы, Гермиона бросила последний, долгий взгляд на золотую вязь, ведущую к Люциусу, и обернулась обратно к тёмной улице. В жёлтом свете высоких фонарей узы сияли, дрожа от каждого движения её рук. Проверив, нет ли рядом маглов, она наложила на себя заклинание отвода глаз, мысленно помолившись, чтобы никто не обратил лишнего внимания на магические привязи, и направилась по золотой нити к Сириусу. Пока Гермиона петляла по многолюдным улицам Парижа, согревающее чары начали ослабевать, но её мысли крутились лишь вокруг ниточки уз. Она не сводила с неё глаз, словно ветер мог развеять её на крупицы. Словно если она оступится или кто-то встанет у неё на пути, она потеряет её… Потеряет Его… навсегда. Двадцать минут спустя Гермиона резко замерла, вскинув руки перед собой, и едва не врезалась в кирпичную стену, внутри которой исчезала нить. Неловко отшатнувшись на шаг назад, она огляделась по сторонам, пытаясь понять, где оказалась. По бокам вздымались ряды домов, между дверями слева и справа была необычайно широкая кирпичная стена совсем без окон. Закусив нижнюю губу, Гермиона вновь положила пальцы на шершавую кладку, и под леденящим холодом кирпичей ощутила тёплое волшебство, наполненное жизнью, почти осязаемое… «Волшебный квартал!» — поняла она и улыбнулась. Перед ней наверняка было нечто вроде прохода, ведущего на платформу 9¾. Простое прикосновение к стене не возымело никакого эффекта, но если отойти от неё подальше… Не сводя глаз с золотой нити, Гермиона попятилась, пока ботинки не упёрлись в край бордюра. Затем, расправив плечи и высоко подняв подбородок, она бегом бросилась к стене. К её облегчению, кирпичи растворились, словно водой обтекая тело, и она перелетела на другую сторону. Дав себе минутку отдышаться, Гермиона огляделась у входа в Парижский Волшебный квартал. С виду он сильно напоминал Косую Аллею: магазинчики, горящие огни и толпы народа, снующие туда-сюда, несмотря на поздний час. Только дома на Косой Аллее были сплошь отделаны потёртыми камнями и покрыты кривой черепицей, здешние же здания пугали величественно белым кирпичом и воронёной ковкой. Плиткой того же оттенка был выложен и широкий тротуар, который поблёскивал перед ней в свете ярко-зелёных газовых ламп. Квартал представлялся прекрасным местом и будто приглашал себя исследовать. Однако сейчас было совсем не время. Гермиона заставила себя вновь перевести взгляд на золотую нить и заметила, что она теряется в стене всего через пару-тройку магазинчиков дальше по улице. Внутри вмиг вскипел гнев, вперемешку с нервозностью, когда она поняла, насколько близко оказался Сириус, и поспешила туда. До ушей донеслось хриплое пение на французском и звуки музыки, в нос ударил пьянящий аромат ликёра, и Гермиона поняла, что Сириус, конечно же, осел в первом же баре, на который наткнулся. Остановившись перед дверью, она закусила губу и задумалась, сделает ли огневиски его сговорчивее или наоборот. Гермиона по-прежнему терзалась мыслями, когда дверь перед ней распахнулась, и оттуда вывалилась стайка хихикающих волшебниц. Отскочив с их пути, она пробормотала слова извинения и уже хотела отойти ещё дальше, когда вдруг наткнулась глазами на знакомую копну взъерошенных тёмных вихров. Сердце застучало быстрее, и она проскользнула внутрь. Сириус сидел за барной стойкой спиной к ней, подперев лоб руками. Перед ним стояли две пустых пинты и одна стопка. Гермиона невольно задумалась: заметил ли он привязь, или слишком сильно напился? Или попросту предпочёл её не замечать? Замерев от него всего в паре-тройке шагов, Гермиона глухо кашлянула, так и не придумав хороших слов. Сириус медленно расправил плечи, потянулся и, схватив стопку, залпом выпил остатки, а затем поставил её обратно на стол так оглушительно громко, что на миг даже перебил поющие динамики над головой. — Ну, не стой, как кошка на крыльце, котёнок. Гермиона сглотнула, услышав его хриплый голос, и едва разобрала сказанное. Отбросив беспокойство в сторону, она отодвинула высокий табурет справа от него и присела рядом. Сириус выглядел ужасно. Пивная пена прилипла к бороде. Серые глаза, обычно такие тёплые, сейчас покраснели и казались стеклянными. Возможно, потому, что он решительно не смотрел на неё, вместо того уставившись куда-то вдаль поверх её плеча. — Сириус? — Гермиона коснулась кончиками пальцев его локтя, но вздрогнула, когда он резко отдёрнул руку, а затем вскинул вверх два пальца. Обернувшись, она обнаружила, что бармен уже взмахнул палочкой над бутылкой огневиски «Янтарное пламя». — Сириус, разве это хорошая идея? — спросила она, заламывая руки, пока к ним по воздуху плыли два бокала. Они ещё не успели наполниться до конца, когда Сириус схватил один и разом осушил. — Разве я не любитель плохих идей? — протянул он в ответ, отставив пустой бокал на стол с обманчиво-мягким стуком. — Вот. — Он пододвинул к ней вторую порцию. Гермиона внимательно взглянула сначала тёмную жидкость, затем на Сириуса, который наблюдал за ней со странным блеском в глазах. По крайней мере, он больше не казался таким сердитым. Гермиона решила пойти у него на поводу и подыграть, и неуверенно поднесла бокал к губам. Огневиски заструился по горлу, обжигая даже хуже, чем тот, который Гарри и Рон держали на площади Гриммо. Отплёвываясь и утирая губы, Гермиона спешно взмахнула палочкой, наполнив водой пустой пивной стакан, и едва не поперхнулась, сделав огромный глоток. — Ну, ну, котёнок, — проворчал Сириус и, что удивительно, заботливо похлопал её по спине. Прикосновение не было нежным, но всё же было прикосновением. — Неплохо, да? Когда слёзы перестали катиться из её глаз, он убрал свою руку. — Сириус? — вновь попыталась Гермиона и затаила дыхание, встретив пронзительный взгляд его глаз. Ещё один хороший знак. — Я так рада, что нашла тебя! Едва фраза слетела с её губ, как она покраснела, почувствовав себя глупо. По правде говоря, она так и не смогла подобрать идеальных слов, признание будто… вырвалось само собой. — Я думал об этом, — пробормотал он, взглянув на своё запястье, оплетённое золотой вязью, которое спускалось со стола к ладони на её коленях. Потянувшись, Сириус поднял её руку, желая поближе рассмотреть бледную кожу на внутренней стороне запястья, где исчезала ниточка уз. Его пальцы казались раскалёнными прутьями, жёстко впиваясь в кожу. — Я помню это. — Сириус склонил голову набок, огладив большим пальцем тыльную сторону её ладони. — Ритуал до сих пор действует? — Думаю да, пока между нами сохраняется хоть какая-то связь, — призналась Гермиона, а потом судорожно вздохнула, когда его пальцы скользнули вверх, тщательно исследуя её ладонь. Казалось, он был очарован её кожей, тем, как её маленькие хрупкие пальцы смотрятся рядом с его собственными. — Сириус, между нами всё ещё есть связь, — вкрадчиво прошептала Гермиона, не упуская момента переплести их пальцы вместе. Крепко стиснув его ладонь, она положила их руки ему на колено, и пододвинулась ближе. — Пожалуйста, вернись со мной. — Зачем? — Здесь небезопасно, — начала она, но сразу поморщилась, услышав его грустный смех. — И ты нужен мне, Сириус! Пожалуйста, помоги мне разобраться… со всем этим ужасным бардаком, в котором мы очутились. Свободной рукой Сириус взял со стола её бокал и одним глотком выпил половину, словно тыквенный сок. — И как всё прошло со слизеринским ублюдком? Неужели он просто… снова оклемался? — Люциус сейчас отдыхает, но… вроде помогло. — Помогло, ха? — повысив голос, протянул Сириус и расплылся в кривоватой улыбке. — И как же ты его вылечила? Отсосала? Подрочила ему?.. Или притворилась медсестрой и трахнула его на больничной койке?! Сириус запрокинул голову, целиком осушая бокал. Кто-то поблизости прыснул от смеха — видимо, здесь больше людей говорили по-английски, чем она надеялась. — Сириус! — прошипела Гермиона, наполовину от ярости из-за его очевидной попытки скрыть обиду за грубостью, наполовину от беспокойства, что кто-нибудь в парижском баре обязательно обратит внимание на средних лет мужчину в компании молодой девушки, которые громко ссорятся на английском. Ведь они были достаточно хорошо известны по всей Волшебной Европе. Возможно, их действительно вскоре узнают, если они привлекут слишком много внимания. Соскользнув со своего табурета, Гермиона дёрнула Сириуса за собой, проигнорировав его ворчание и невнятные протесты, и вышла через парадную дверь на прохладную улицу, а затем резко свернула в боковую аллею, залитую зелёным светом фонарей. — Брось, котёнок, это просто шутка… — Нисколько не смешная! — рявкнула Гермиона и оттолкнула его от себя к стене, когда решила, что они отошли достаточно далеко от главной дороги и скрылись любопытных глаз. Понятное дело, что физически ей было не сравниться с Сириусом, но он, казалось, и не собирался ничего предпринимать, а просто стоял, привалившись спиной к кирпичам, и глядел на неё сверху вниз с небрежно насмешливой улыбкой. Гермиона шагнула вперёд, загораживая ему пути отхода, и спрятала руки в карманы, не желая лишний раз его касаться. — Послушай меня, Сириус Блэк, — гневно прошипела она, отчего ухмылка мгновенно сползла с его лица. — Что бы ты сейчас ни сделал… Что бы ни сказал… Ты ведь поступаешь так, намереваясь меня оттолкнуть? Но это не сработает. Только не со мной. Не тогда, когда на наших плечах лежит ответственность за спасение этого грёбаного мира! Гермиона глубоко вздохнула, мельком оглядев тёмную бездну переулка, а затем вновь заглянула в его глаза, но удивилась, встретив в них спокойную задумчивость. — Мне жаль, что я вернула тебя обратно к жизни, когда ты об этом не просил. Извини, что заставила тебя жениться на мне, не оставив иного выбора. И прости… пожалуйста прости, Сириус, что не сказала тебе раньше о своих чувствах к Люциусу. — Гермиона шагнула ближе, наконец вытащив руку из кармана, и положила ладонь ему на грудь, на руну, которую вырезала над его сердцем. Золотая ниточка свисала между ними, столь хрупкая, что порвалась бы от одного неверного движения. — Но я не жалею, что сделала то, что нужно было сделать, чтобы пророчество исполнилось. — Сириус вздохнул, грудь дрогнула под её ладонью, тёплое дыхание с привкусом виски обожгло её холодные щёки. — Пожалуйста, Сириус, — простонала Гермиона отчаянно, ощутив, что если он снова отвергнет её, она просто умрёт. — Пожалуйста, просто вернись. Прошло немало времени, прежде чем он накрыл её пальцы своими, прижимая её руку крепче к груди. — Хорошо, — прошептал Сириус. — Я вернусь. Они трансгрессировали на крыльцо перед квартирой, ладонь Гермионы покоилась на сгибе его локтя. Когда тошнота и головокружение от перемещения прошли, Сириус быстро высвободился и скрылся в двери, заставив её ощутить укол потери. Казалось, сейчас она лишилась не только его прикосновений и привязанности, но и будущего, которое они когда-то могли разделить. Гермиона последовала за ним и, оказавшись в уютной теплоте квартиры, сразу почувствовала себя чуть лучше. Сириус быстро взлетел по лестнице, но, что удивительно, так и стоял на верхней площадке. Поднявшись, Гермиона поняла, что заставило его застыть на месте. Люциус развалился на диване и спал, свесив одну руку и уткнувшись лицом в подушки. Сначала Гермиона подумала, что Сириус поразился, насколько бесстыдно тот выглядит даже во сне, но когда включила верхний свет, заметила золотую нить, протянувшуюся между ней и Люциусом. — Прости, я могу убрать её, нужно только произнести заклинание… — Прекрати, — голос Сириуса прозвучал тихо и устало, но по-прежнему язвительно. — Я имею в виду, перестань извиняться, Гермиона, — добавил он уже мягче, посмотрев ей в лицо. — Дело сделано. И я… ты верно сказала, случившее вовсе не значит, что мы и вправду обязаны быть мужем и женой. Если вы двое хотите спать вместе, можешь разбудить его… — Я не собираюсь, — Гермиона бросилась к Сириусу, желая поймать его руку, но отдёрнула пальцы в последний момент. — Я имею в виду… Знаю, ты больше не захочешь меня, но мы можем просто спать рядом? — Она указала головой в сторону приоткрытой двери в спальню. Сириус кратко кивнул, а потом ушёл. Гермиона проводила его взглядом, а затем прошептала заклинание отмены. Две золотые нити мгновенно исчезли. Она ненавидела их. Ненавидела эту неловкость. Ненавидела своё желание утешить Сириуса… и оказаться в его успокаивающих объятиях. Грядущая ночь в одной постели с так называемым мужем, который испытывает к ней лишь отвращение, обещала стать подобием ада на Земле. Гермиона метнулась глазами к Люциусу, который по-прежнему крепко спал на диване. Он, конечно же, не будет возражать, если она присоединится к нему, и они лягут на подушки рядом, согреют друг друга, прижавшись ближе. Скорее всего, Люциус даже не стал бы сильно переживать, что Сириус вернулся и спит в соседней комнате. По правде говоря, он, вероятно, и вовсе наслаждался бы его страданиями. Какими бы соблазнительными ни казались Люциус и диван, Гермиона устало поплелась в спальню. Сириус принимал душ: из-под двери лился яркий свет и доносился плеск воды. Натягивая пижаму, Гермиона ненадолго мысленно растворилась в мерном шуме стучащих капель. Купание, расчёсывание и чистка зубов могли подождать. Она ни за что не стала бы вторгаться в ванную, пока Сириус не закончил мыться. Гермиона скользнула под одеяло, не переставая мысленно терзать себя, воскрешая в сознании каждое чудесное и ужасное событие минувшего дня. К тому времени, когда вода стихла, а Сириус начал молча одеваться в темноте, её разум решил зациклиться на двух конкретных моментах. Люциус над ней… Внутри неё… Отчаянно и одновременно нежно стискивает пальцами горло. Его имя срывается с её губ, когда нутро переполняет магия и удовольствие, унося её в край блаженства. Сириус стоит у окна. Его тёмные кудри мерцают в ореоле солнечного света. — Я думала, ты смирился со своей смертью. Не об этом ли ты постоянно твердил? Что тебе суждено отдать жизнь! Что ты умрёшь! А я должна просто… принять это! — Я считал так раньше. — До чего? Сириус не дал никакого ответа, в его словах прозвучали лишь гнев и ревность — чувства, хорошо понятные в тех обстоятельствах. Но он оставил невысказанной ещё одну эмоцию. «До чего?» Матрас просел вниз. Гермиона почувствовала, как Сириус вытянулся под одеялом неподалёку, услышала протяжный вздох и шорох пальцев по льняным простыням. «До чего?» Ответ находился так рядом, в хрупкой тишине, повисшей между ними в воздухе, пока они лежали на противоположных сторонах кровати. Вздохнув, Гермиона перекатилась на другой бок, пристально вгляделась в него сквозь темноту, и услышала, как Сириус шумно сглотнул. Ей нужно было знать. Сердце бешено колотилось в груди, будто готовое переломать всё рёбра от дикого желания вырваться. Гермиона облизнула губы и, подперев рукой щеку, прошептала: — Сириус? — Да? — он ответил сразу, словно того и ждал. — Что ты собирался сказать? Тогда, днём… ты говорил мне, что раньше был готов принять свою смерть. Что изменилось? Сириус повернулся, и лунный свет, спадавший из окна, лёг на его лицо, обрисовав контрастными тенями скулы и выделив глаза, которые больше не казались холодными, или пустыми, или злыми. Сириус просто… смотрел. Наконец он выдохнул и перекатился на спину. — Ты изменила меня, Гермиона. — Сириус сцепил пальцы за головой, уставившись в потолок, пока она скользила по его лицу внимательным взглядом. — Когда ты вернула меня, я понял, что ты нравишься мне как человек. Я всегда знал, что ты привлекательная ведьма, — добавил он более спокойно. — Мне стало наплевать, что этот подонок встал у меня на пути, наплевать на дракклово пророчество, я начал… представлять себе… разное. Жизнь с тобой, когда эта зима пройдёт. Жизнь, в которой нас могло бы ждать счастье. Гермиона прикусила губу, пытаясь удержать стон сожаления. — Я тоже этого хочу. — А ещё ты хочешь его. — Не вопрос — утверждение. В голосе Сириуса не прозвучало и толики сомнений. — Да. — Он заслужил чистую правду, как бы ни было больно вновь её признавать. — Я… я не знаю почему, Сириус. Или что со мной не так. Но я хочу тебя. Хочу вас обоих. Сириус молчал, прикрыв веки, и через несколько мучительных минут Гермиона задалась вопросом, не заснул ли он. Но вскоре он перелёг на плечо, развернувшись лицом к ней, но по-прежнему ничего не говорил, и Гермиона придвинулась ближе, так и не осмелившись протянуть руку, — не настолько, чтобы их тела соприкоснулись, а просто, чтобы видеть его глаза в темноте и чувствовать, что он здесь, рядом. — Пожалуйста, скажи что-нибудь? Что ты ненавидишь меня, и теперь даже не хочешь меня знать… — Я не ненавижу тебя, любимая, — пробормотал Сириус. — Я… мне жаль, что я так вспылил сегодня. Было несправедливо обвинять тебя, когда я сам… — Сириус вдруг оборвал себя на полуслове, будто не решаясь продолжить начатую мысль. Заметив его сомнения, Гермиона протянула к нему руку, но положила на простыни между ними, и испытала огромное облегчение, когда он накрыл её ладонь своей. — Когда ты сам?.. — Не знаю точно, что ты чувствуешь, Гермиона. Я никогда не испытывал влечения к двум совершенно разным людям одновременно. — Вы похожи больше, чем ты думаешь, — тихо фыркнула Гермиона. Сириус усмехнулся. — Признание, которое я бы предпочёл не принимать во внимание. Но я хочу сказать… Мерлин, блять, это тяжело, хм… Сириус нервно откинул назад волосы. Заметив, как напряжены его плечи, Гермиона робко придвинулась ближе и погладила его по плечу — обнажённому, как сразу стало понятно, ведь он не носил пижамы. Сириус расслабился от её прикосновения, и она погладила его по голове, рассеянно перебирая пальцами волнистые влажные пряди. — Я знаю, каково это — испытывать чувства к тому, к кому ты не должен их испытывать, — выпалил Сириус на одном дыхании, а потом протяжно выдохнул. Гермиона нахмурилась, продолжая ерошить пальцами мокрые пряди. Ни Сириус, ни Гарри — да и никто другой, если уж на то пошло, — не упоминали о каких-либо любовных авантюрах из его жизни. Во всяком случае, ничего серьёзного. Разумеется, она знала, что в Хогвартсе Сириус имел репутацию в некотором роде… казановы, который был готов перепихнуться не только в факультетской гостиной и кладовке для мётел, но и везде, где только можно. Эти истории о своём покойном крёстном Гарри с радостью повторял вновь и вновь, когда они выпивали вместе и вспоминали прошлое и людей, которых давно потеряли. — Кто она была? — тихо спросила Гермиона. — Он. — Прости? — Эти… чувства, я испытывал не к женщине. «О-о-о!» Гермиона ожидала услышать имя, возможно, какой-то красотки из Слизерина со времён его юности, но мужчина… — Кто он был? — мягко спросила она, ощущая, как растекается тепло внутри от мысли, что он открылся ей, доверил нечто настолько личное, даже после столь отвратительного поступка днём. Сириус наклонился и прижался губами к её предплечью. — Он был чертовски умён и необъяснимо добр, и он… он был самым храбрым человеком, которого я знал, — прошептал он, обжигая дыханием кожу. — Когда мы были молоды, я не хотел признавать, что к нему чувствовал. Просто напросто запретил себе давать этому название. Во всяком случае, тогда. Лишь после долгих лет разлуки, когда мы вновь встретились, я наконец-то каким-то чудом понял, как называется это чувство. Любовь, — выдохнул Сириус на грани слышимости. — Но он уже полюбил другую. Наше время давно прошло, и теперь… он не пережил войну. — Ох, Сириус, — прошептала Гермиона. Она подозревала, кого он имел в виду с самого начала рассказа, но осознание всё равно обрушилось на неё тяжким грузом давно похороненного горя. Сморгнув набежавшие слёзы, она придвинулась ближе и уткнулась носом в его шею рядом с плечом. Сириус обнял её, стиснув пальцами так крепко, словно она могла утонуть, если он отпустит хотя бы на секунду. — Римус любил тебя, — сказала Гермиона, слегка отодвинувшись, и вновь погладила его по волосам. — Я точно знаю. — Сириус явно сдерживал слёзы, и Гермиона вновь прильнула к нему, желая согреть в кругу своих рук. — Я знаю, он любил тебя, — шептала она, успокаивающе поглаживая его по спине. Сириус обнимал её несколько минут… Или, может, она обнимала его? Но когда он наконец заговорил, его голос уже звучал ровнее. — Я не хочу причинять тебе боль, Гермиона, — прошептал он, зарывшись носом в её кудри. — Но я не вынесу, если потеряю тебя так же, как потерял его. Пускай у нас в запасе всего пара недель… Или дней… Чёрт, даже часов… Я нужен тебе, чтобы исполнить пророчество, но мне нужна ты, Гермиона. Я знаю, нечестно просить тебя, и я поступаю эгоистично, ведь у тебя есть чувства к Малфою. Но ты нужна мне. Пожалуйста, котёнок. Просто будь со мной, пока я не умру. Сириус отстранился, заглянув ей в глаза со смесью обожания и печали. Гермиона разрывалась от внутренней боли, проклиная несправедливый мир, который столь жесток с ним. Ведь несмотря на все его ошибки, несмотря его вспыльчивый характер, Сириус заслуживал чего-то хорошего. И сейчас он хотел быть с ней, а её сердце тянулось к нему столь же безумно сильно, как к волшебнику в соседней комнате, но разве могла она отказать? У них не было будущего. Но у них осталась сегодняшняя ночь.