***
Работать в частной стоматологии лучше, чем в государственной: здесь нет длинных очередей, время на перерыв радует и платят, соответственно, больше. Леша пару лет назад получил образование, и, когда набирался опыта, работая помощником — делал пломбы, протирал огромные инструменты и следил за самим процессом лечения зубов, — ему предложили дело получше. Отказываться было бессмысленно. Здесь Белецкого уважают и любят, у него просят советы и помощь, а омега с радостью соглашается что-нибудь подсказать. Альфы — большая их часть — засматриваются на Лешу, подолгу глядят ему вслед, и он это замечает. Приятно. — Тут чуть ли не каждый второй тебя хочет, — усмехается Слава, открывая контейнер с обедом, который утром наверняка упаковывал его милый муж. Признаться, если бы не кольцо на пальце альфы, Леша бы рассматривал его как потенциального партнера. — А ты каждый второй? — омега флиртующе дергает бровями и смеется, когда Слава, сидящий напротив, расширяет глаза от удивления. — Знаешь, если бы я не встретил своего прекрасного Андрюшу и мы не заделали с ним детишек, я бы с удовольствием стал каждым вторым. Андрей, Славин муж, действительно хорош: у него идеальные рыжие волосы, почти достающие до плеч, и большие зеленые глаза, на которые альфа, наверное, и повелся — взгляд у них наивный, олений. А что говорить о милых семейных фотографиях, которые Слава частенько показывает… Белецкий завидует. Ему тоже хотелось бы иметь рядом с собой любимого человека, который бы поддерживал его, обожал чудесного Матвея и не обращал внимание на то, что малыш-омега от другого мужчины. — Не понимаю, почему ты не ищешь себе кого-то. Мне кажется, много кто согласился бы стать твоим альфой. — Ре-бе-нок от другого, — отвечает Леша, разведя руками. — Кому нужен одинокий омега с ребенком? Это же дополнительные хлопоты, — Белецкий глядит на время, допивает чай и натягивает медицинскую маску. — Ладно, у меня клиент. Не засиживайся тут. Омега кайфует от своей работы: от запаха эвгенола, обрабатывающих средств, а также в целом от процесса. Его клиенты всегда следят за зубами, пусть в редких случаях все бывает запущено. Сегодня у Леши постоянный посетитель — двадцатилетний омега, студент, кажется, юридического. Он немного болтливый, но после того раза, как Леша чуть не спилил ему весь зуб, омега больше рот не открывал. За этот день пациентов мало, и в полшестого вечера Белецкий уже заглядывает в детский сад, видя сына на качелях с другими детьми. — Я за Матвеем, — он возникает рядом с Марком, одетым в длинное черное пальто, и приветливо улыбается. А Матвей никакого внимания не обращает на собственного папу, продолжая звонко смеяться. — Конечно, — альфа отдает Леше плюшевую игрушку сына и подзывает ребенка. — Про пакет не забудьте. Хорошего дня. Вечером, уже за ужином, Матюша без остановки рассказывает про нового воспитателя. Говорит, что у него милые ямочки на щеках и что он не заставляет омегу есть, когда тот не хочет. Ох, Леша прекрасно знает, какой сын привередливый в еде, но все равно ест как не в себя на обеде из-за того, что утром отказывается. Матвей еще охотнее рвется в садик — похоже, ему безумно нравится Марк, который работает чуть больше месяца воспитателем. Леша замечает, что и сам альфа, вечно светящий белозубой улыбкой, будто бы привязан к его сыну. Они хорошо смотрятся вместе. Как семья. У Матюши взрывной характер, яркий, резкий, а в глазах альфы плещется детское озорство, которое довольно неплохо сочетается с эмоциями малыша. Омега теперь прекрасно понимает, что сыну не хватает именно такого родителя рядом. И невольно Белецкий представляет этого парня отцом своего ребенка, и эта мысль вдруг надолго заседает внутри, вызывая противоречивые чувства. — Тебе просто надо найти альфу, вот и все, — омега передразнивает Славу в ответ и складывает руки на груди. — А что? У тебя давно никого нет. — И никто мне не нужен. — А Матвею, может, нужен. Не думал об этом? — Он не спрашивал меня про отца ни разу, Слав. Леша запутался. Ведь малыша никогда не интересовало ничего, что связано с Димой, и он не обращал внимание на полные семьи, где есть и папа, и отец, когда они гуляли в парке или ездили в торговый центр. Но разве это значит, что сын не думает об отце? Вдруг он считает себя каким-то не таким и ощущает непонятные эмоции, когда детей из садика забирают оба родителя? Белецкий напряженно выдыхает, уткнувшись лбом в собственные ладони, лежащие на столе. В висках пульсирует множеством ощущений. Дима не был бы хорошим отцом для Матвея. Рабочее время заканчивается не очень приятно, и новогодняя суета — покупка подарков, очереди в магазинах и всеобщее веселье — только раздражает, но омега старательно прячет плохие мысли о ненужном поглубже в своей голове и выходит из салона автобуса на морозную улицу, направляясь к детскому садику. Почему-то в последнее время здание дошкольного учреждения успокаивает Лешу особо уютной атмосферой. Ему хочется вновь и вновь возвращаться туда, потому что дома становится плохо, одиноко и тяжело — один лишь Мотя, звонко смеющийся или хлопающий в ладоши, убивает скопление негатива. Марк, сегодня одетый в черную водолазку, обтягивающую его подтянутое тело, поправляет очки в круглой оправе средним пальцем и обворожительно тянет уголки губ вверх, когда видит Белецкого, всего запыхавшегося и оттряхивающего снег с волос. — Можно вас на минуту? — альфа с надеждой заглядывает в глаза. — Да, конечно. Что-то с Матвеем? — Белецкий подходит ближе, шарф колется, а волнистые пряди соскальзывают на лицо. — С Матвеем все в порядке. Вы вырастили чудесного ребенка. — Я старался, — Леша смущается, украдкой глянув на сына, который кладет мишку на скамейку и сам натягивает темные ботинки на маленькие ножки. И все это он делает совершенно спокойно и умело. Невольно омега гордится собственным малышом. — Я хотел сделать подарок на Новый год. Мы ведь не увидимся в это время, — Марк отходит в другую комнату и возвращается с плюшевой игрушкой в виде зайца и скромным, но довольно милым букетом цветов. — Заяц, конечно, не вам, но цветы... — Не стоило, вы что... — Я просто хочу сделать приятно. К тому же думаю, Матвей будет очень рад. Леша чувствует, как сильно начинает краснеть, когда забирает цветы из чужих рук, а игрушку отдает подошедшему сыну. Да, его сына всегда обожали, но чтобы дарить подарки, в том числе и самому папе... Омега удивлен. — Папуль, это мне? — Это тебе от Марка, Матюш. — Спасибо! — маленький омега тянет ладони вверх и широко-широко улыбается, когда альфа легко поднимает его на руки, оставляя Белецкого в ужасном смущении наблюдать за этой картиной. Прав был Слава, его сыну нужен отец. Именно такой. Кухня не кажется до одиночества пустой, когда в полупрозрачной серой вазе стоят пять свежих лилий. Разноцветные — розовые и белые, — они радуют своим шикарным запахом, но больше все же тем, кто является их дарителем. Матвей увлеченно играет с новым зайчиком, не забывая, конечно, про любимого мишку, а Леша наконец может выдохнуть с долгожданным облегчением. Кажется, жизнь начинает налаживаться.***
Новогодняя неделя отдыха — очередная порция рутины, только в этот раз вместо работы поездки в торговый центр, потому что малышу нужно найти новую одежду. Белецкий не перестает ужасаться тому, как быстро растут дети и с какой частотой им нужно покупать вещи. А ведь недавно Матюша был еще совсем крошечным, лежал в голубых ползунках на своей кроватке, заразительно смеясь от щекотки Вани, брата Леши. Или учился ходить и постоянно падал в руки дедушки-омеги, но упрямо поднимался и пытался идти дальше. А вот теперь он бежит вперед Белецкого к стенду с толстовками на молнии и показывает на мятную с белым капюшоном. — Такую хочешь? — Да. — Ну давай возьмем, чтобы примерить, — омега укладывает вещь к остальным в корзине и вздыхает: у него самого столько одежды нет. Выходя из примерочной и отсекая добрую половину одежды, потому что Моте она вдруг перестала нравиться, Леша, идя чуть позади сына, замечает знакомую фигуру в отделе игрушек. Похоже, мысли материальны. Марк, будто ощутив на себе взгляд, поворачивает голову и удивленно улыбается. Матвей тут же бежит к нему, на ходу приветливо размахивая руками. Леша лишь подходит ближе, разглядывая отдел с конструкторами так, словно видит впервые. — Неожиданно, — омега усмехается, держа сына рядом с собой. — Это не для меня, — тут же говорит альфа, неловко переглядываясь с Белецким, который в ответ пускает тихий смешок. — Ищу подарок племяннику на день рождения. Оказывается, это трудно. — Почему конструктор? — Павлик их обожает, но вот папаша не особо рад наступать на детальки. — Альфа? Ну, племянник, — Леша присматривается к ценникам, мысленно находясь в шоке. Неужели конструкторы настолько дорогие? — Да, но он не очень любит машинки всякие, пожарные станции и прочее, — Марк вздыхает от усталости и садится на корточки вслед за Матвеем. — Удивлен, если честно, потому что его младший брат-омега как раз такое обожает. — Папуль, смотри, красивый, — сын хватает ручонками большую прямоугольную коробку «LEGO DUPLO» и пытается поднять. — Не говори, что ты это хочешь, Матюш, — омега, поджав губы, глядит на и так полную корзину. Он уверен, что на чеке будет красоваться сумма больше десяти тысяч. — Не хочу, пап, но они красивые, — мальчик сначала тычет пальцем на фигурки обезьянок, а потом на дерево с лианами, поднимая светлые бровки. Марк с полуулыбкой берет упаковку и кивает собственным мыслям. — Мне нравится, — и, когда замечает насмешливый взгляд сверху, смущенно отворачивается и поднимается на ноги, направляясь к кассе. — Не мне, но… — Я понял, — омега идет за ним, отдавая просящему попить сыну полупустую бутылку воды. Белецкий оказывается прав, когда видит, что потратил на Матвея двенадцать тысяч, но он не расстраивается — детям нужно отдавать лучшее. К тому же скоро должна прийти зарплата. На улице морозно и ветер бьет прямо в лицо — омега буквально не чувствует его. Матюше он потуже завязывает голубой шарфик и проверяет, не торчат ли уши из-под шапки. Не хватало ему, чтобы еще и малыш заболел. — Папуль, я хочу есть, — мальчик складывает брови домиком и с интересом оглядывается по сторонам. Неоновый свет от вывесок торгового центра слепит, как и яркие электронные надписи на автобусах. Шумно. Матвею это перестает нравиться. — Сейчас такси вызову, а дома что-нибудь приготовлю. Мы же не будем возвращаться, правда? — омега гладит ребенка по голове и включает телефон. — Зачем такси? Я могу отвезти вас домой, — Марк кивает на вместительную черную BMW и вертит ключами. У Моти загораются глазки. — Не знал, что у вас есть машина. — Пап, поехали! Леше приходится согласиться. Включается подогрев, сын сзади довольно хлопает в ладоши и поудобнее усаживается, повернув голову к окну. Пахнет свежим кисловатым лаймом, он будто ощущается на языке. Тело, инстинктивно поддавшись приятному феромону сильного альфы, расслабляется, и Белецкий ощущает потихоньку подбирающуюся волну сна. — Тоже хотите есть? — он склоняет голову в вопросе, когда машина останавливается на перекрестке перед светофором и урчание чужого живота кажется громким. Альфа с грустью опускает глаза и сжимает руль. — С самого утра не ел. Сейчас, как обычно, приеду домой, закажу очередную доставку. Я не умею готовить, да и некому. Омега жует губу, раздумывает и поворачивается назад, глядя на заснувшего сына. Автомобиль наконец трогается с места. — Как насчет поужинать домашней едой, а не покупной? — Что? — В качестве благодарности приглашаю к себе на ужин. Шведский стол, конечно, не обещаю, но у меня кулинарные способности папаши-одиночки, — Леша усмехается, отслеживая смятение на чужом лице, и отмахивается. — Соглашайтесь, а то мы уже подъезжаем. — Звучит очень соблазнительно. Котлеты шипят на сковородке, макароны перемешиваются ложкой, а Белецкий исподтишка наблюдает за стараниями альфы в нарезке огурцов для салата. Из-за закатанных рукавов можно увидеть увитые венами крепкие руки, а следом, ниже, длинные пальцы, держащие рукоятку ножа. Леша засматривается, котлеты начинают подгорать. Матвей как с голодного края, но по просьбам папы он действительно пытается пережевывать пищу, чтобы не подавиться. Леша взъерошивает русые волосы на маленькой голове сына и отправляет его в комнату вместе с детской пластиковой кружкой, в которую налит теплый чай. — Вина? — Белецкий вертит бутылкой и обворожительно улыбается. — Ой, я забыл, что вы за рулем. — Ты. — М? — Я себя странно ощущаю, когда ко мне обращаются на «Вы», если это не дети, — Марк кладет локоть на стол и подпирает щеку ладонью, не отрывая взгляда от омеги, крутящегося у столешниц. — Вино буду. Потом вызову себе такси, я все-таки законопослушный гражданин. — Я, если что, редко пью. Это вино брат привез мне из Грузии, — Леша передает бокал альфе и садится на стул. Волнистые пряди выбиваются из прически, коснувшись оголенных ключиц. Футболка не по размеру. — Не хотелось бы, чтобы ты думал, что я алкоголик. — Я не думаю так, — неяркий свет лампы на удивление не раздражает чувствительные глаза. Марк наконец начинает осматривать помещение под тихие звуки природы за окном. — Я и сам по праздникам пью. — Давно хотел спросить, почему ты работаешь воспитателем, — пальцы отодвигают пустой бокал, омега приваливается головой к стене и смотрит в потолок. — Молодые альфы вроде тебя обычно оказываются айтишниками или, не знаю, музыкантами. — Мне двадцать пять, я не молодой уже, — Марк улыбается, слыша смешок, и вдруг понимает, что ему сейчас хорошо и спокойно. Совершенно не хочется возвращаться в пустую квартиру и проснуться в ней же с осознанием полного одиночества. — Люблю детей, они хорошенькие. У меня дед тоже был воспитателем в детском саду, видимо, наследственно передалось. А ты? — Стоматолог. Альфа вскидывает брови и глупо улыбается. Это было неожиданно. Спустя полчаса Матвей возвращается из комнаты с пустой кружкой и говорит, что ему надоел мультик и он хотел бы посмотреть другой. Леша извиняется перед гостем и берет сына на руки. — Матюш, я знаю, что ты уже скоро уснешь. Пойдем лучше зубки почистим. Марку остается лишь наблюдать за двумя омегами. Черт, мысли о семье не дают покоя, и радостное настроение вдруг подкашивается и падает ниже плинтуса. К двадцати пяти уже почти все его бывшие одноклассники и однокурсники успели встретить своего человека, завести детей и наконец зажить той самой счастливой семейной жизнью, о которой грезят многие, а у альфы так и не получилось. Почему-то все омеги, с которыми он имел серьезные отношения, были против детей и наотрез отказывались заводить их, в качестве оправданий говоря, что карьера важнее. Ну и что? Теперь есть карьера, деньги, машина, но детей-то нет. Только чужие в детском саду, где он работает. А Марк всех этих малышей безумно любит, и, попался бы парню хороший омега, у которого в приоритете не карьера, он бы уже сидел в своей квартире с мужем и двумя милыми детишками, похожими на него. Белецкий возвращается незаметно и тихонько подбирается к раковине. — Знаешь, мне иногда очень тяжело с Матвеем. Так трудно растить его в одиночку, — Леша кусает губу. Марк лишь прислушивается, потому что ему действительно интересно, в чем причина. — Если бы бывший хотел ребенка, мы бы сейчас, наверное, тут не сидели. Может, и к лучшему, что его больше в моей жизни нет. Только имя в сообщениях с переводом алиментов. — Ты его бросил? — Нет, он меня. Все никак не успокаивался со своим этим абортом, а я хотел ребенка и рад, что оставил его. И меня наконец оставили в покое. — А ты не жалеешь, что он сейчас не с тобой? — альфа вертит головой чуть влево, глядя на моющего посуду омегу. Лицо скрывают волосы, которые тот упорно пытается сдуть. — Что именно он? Нет, я понял, что он бы стал плохим отцом, раз уж и мужчиной был не особо приятным в отношениях. Я жалею, что Матвей растет без отца, — и так тихий голос становится практически беззвучным, и Марк уверен, что если бы он был собакой, то уши тут же навострились бы. Приходится подняться и подойти ближе, упереться бедром в столешницу. Леша устремляет печальный взгляд в сторону и выключает воду, после вытерев руки о махровое мятное полотенце. — Я боюсь, что он переживает на этот счет. Дети в таком возрасте, конечно, многое не знают и не понимают, но я действительно думаю, что он может считать себя не таким, когда вокруг полные семьи и счастливые дети. — Хочешь назвать своего сына несчастным? Леша смотрит в пол, и Марк успевает заметить скатившуюся по щеке слезу, прежде чем сам бросается вперед, прижимая Лешу к себе в объятиях. — Я хочу, чтобы он любил себя, когда повзрослеет, и не винил меня в том, что я оставил его без отца, — омега тычется носом в плечо и глубоко вдыхает. Лаймовый аромат начинает действовать как успокоительное. — Ты видел, как Матвей смотрит на тебя, когда ты забираешь его из садика? — альфа устраивает ладонь на голове Леши, снимает прозрачный крабик и, положив его на столешницу, аккуратно приглаживает длинные мягкие волосы. Леша отодвигается, с грустью смотря будто в пустоту, и отмахивается ладонью. — Ты прекрасный папа, вот и все. Они одновременно вздыхают, Марк проводит ладонью по лицу и улыбается, глянув на время. — Думаю, мне уже пора. — Да-да, наверное, — слышится сзади, когда альфа оказывается в небольшом коридоре, чтобы обуться и стянуть пальто с крючка. — Извини, что я все это выливаю на тебя. Не ожидал, что так произойдет. — Все в порядке, полезно кому-то высказаться, — он улыбается омеге, одиноко пристроившемуся около серой банкетки, и вдруг закатывает глаза. — Забыл про такси. — Точно, ты же выпил. Все-таки законопослушный гражданин, — Леша усмехается и убирает распущенные волосы назад. Шелковистые, чистые. Сильно Марку нравятся. Он прищуривается в ответ и вызывает такси. — Я пойду. Спасибо за ужин, было очень вкусно. Я бы с радостью поел твоей еды еще не раз. — Напрашиваешься, — голубые глаза весело блестят, и альфа лишь кивает, не скрывая желания. Да, он напрашивается. Входная дверь закрывается. Цитрусовый запах альфы начинает отдаляться, постепенно исчезать и растворяться в пустоте подъезда. Белецкий, простояв пару минут в коридоре, уходит на кухню и улыбается каким-то своим мыслям. Домывает посуду, аккуратно расставляет ее по местам и напоследок заглядывает в комнату к Матвею. Как же мило он спит… Леша обожает наблюдать за сном малыша, за его тихим дыханием и редкими поворотами на другой бок. Сейчас ребенок обнимает медвежонка и свою новую игрушку — красивого серого зайчика. Омега подходит к кровати и оставляет на лбу сына поцелуй, а затем натягивает теплое одеяло повыше и выходит из комнаты, чтобы наконец почистить зубы и лечь спать. Белецкому редко приходилось открывать кому-то душу, потому что человеком он был скрытным, переживающим все внутри и решающим проблемы, соответственно, в одиночку. Вечно крутил у себя в голове, что сильный, что сам справится — взрослый человек ведь, мудрый. А сегодня так глупо вылил все на альфу, с которым никогда не обсуждал дела, касающиеся личной жизни. Захотелось поделиться, быть услышанным, наверное.***
Утром в понедельник Леше, взбодрившемуся и выспавшемуся, приходит идея приготовить вишневый пирог, и он с этой идеей соглашается. Ну а что, пропадать вишне, которую привез брат на выходных? Дома находятся все нужные продукты: и ванильный сахар, и разрыхлитель, и яйца, и мука. Хочется приготовить побольше, пусть сам омега не так сильно любит сладкое, а Матвею в больших количествах его давать нельзя. Но замешивает тесто Белецкий почему-то с мыслями о Марке и в конце концов, когда нежно пахнущий пирог режется на равные дольки острым ножом, понимает, что все это было ради альфы. От этого возникает желание спрятать покрасневшее лицо в ладонях. Однако омега вздыхает, поджимая губы, и переводит взгляд на экран телефона: пора будить сына. На улице уже нет снегопада, как неделю назад. Лишь тишина, легкий мороз, от которого немеют пальцы — пора бы купить перчатки, — и типичная для зимнего утра темнота. Но снега вокруг, стоит заметить, много. Видимо, ночью пошел, а сейчас толстым слоем лежит на стоящих у домов машинах, покрывая целиком и крышу, и лобовое стекло, и на лавочках около подъездов. Матвей сгребает его ручонками, спрятанными в синих перчатках, лепит круглые снежки и кидает на ледяную землю. Сегодня у малыша хорошее настроение, потому что папа пообещал вечером дать ему кусочек пирога. Внутри детского сада все так же, как и всегда: парочка детей в игровой, чистая поверхность шкафчиков и улыбающийся Марк. Кажется, с его губ улыбка никогда не сходит. Матюша давным-давно научился самостоятельно переодеваться, поэтому сейчас умело переобувает ботинки и под конец снимает шапку. Леша смотрит на альфу, задумчиво прикусывая губу, и все-таки лезет в сумку за контейнером с пирогом. Глаза Марка вспыхивают удивлением, а темные брови взлетают вверх. Он тянет ладонь вперед. — Это мне? — Да, пусть будет… В качестве извинений за мои душевные терзания, которые я тебе высказал, — омега всучивает запотевший контейнер с серой крышкой парню в руки и опускается на корточки к Матвею, чтобы поцеловать того в макушку и отдать малышу плюшевую игрушку. — Веди себя хорошо. — Я всегда веду себя хорошо, — сын выпячивает нижнюю губу будто обиженно, а потом, схватив зайца, уходит к друзьям. — Нет нужды извиняться, — начинает Марк, когда Белецкий выпрямляется и по привычке поправляет волосы. — Ты не обязан держать все в себе, всем нужно куда-то выплескивать эмоции. — Говоришь так, словно у тебя дома лежит диплом психолога, — омега тянет уголки губ вверх и наклоняет голову, замечая, как выражение лица Марка вновь меняется. Только теперь он усмехается. — А если и вправду лежит? — Да ну, врешь ты. — Нет, но это не высшее. У меня вообще нет высшего, два средних — психологическое и педагогическое. Леша, увлеченный затянувшимся разговором, отвлекается лишь на звонок собственного телефона. — Алексей Борисович, здравствуйте. У вас через двадцать минут пациент, а вас на рабочем месте нет. Я переживаю, — звучит растерянный голосок омеги с регистратуры. У Белецкого от шока глаза расширяются. — Черт, Дань, я уже лечу! — он сбрасывает вызов и в растерянности оглядывается на шкафчик сына, чтобы проверить, все ли вещи тот убрал внутрь. — Марк, ты мне все зубы заговорил! Я из-за тебя опаздываю теперь, — омега едва слышно стонет от разочарования, но взгляд парня напротив совершенно не меняется. — Извини, — а он все так и продолжает усмехаться и протягивает Леше свой телефон. — Дашь мне свой номер? — Все номера родителей должны быть вбиты в базу, разве ты не знаешь? — Знаю. Просто хочу, чтобы ты сделал это сам. Белецкий щурится, недоверчиво забирая мобильный. Марк смотрит прямо в глаза. И по итогу, опоздав на пару минут, омега врывается в здание стоматологии, пытаясь отдышаться, кивает в знак приветствия Дане, совсем уж разволновавшемуся, и головой указывает своему пациенту в сторону кабинета. Тридцатилетний бета обозленным не выглядит: конечно, Леша же чуть ли не на колени встал, извиняясь за ожидание. Слава, проходящий мимо, насмешливо оглядывает стоматолога с головы до ног. А позже, когда пациенты практически один за другим благодарят и прощаются, выходя из кабинета со здоровыми зубами и легкой улыбкой — кривой из-за анестезии, стоит заметить, — Слава все-таки не дает омеге покоя с бесконечными расспросами. — Что-то у тебя происходит, а ты даже с другом не делишься, — театрального вздоха коллеги хватает, чтобы Белецкий закатил глаза и сложил использованные инструменты в мойку. — А чем мне с тобой делиться? — Ну… — альфа, будто размышляя, прикладывает палец к губе. Боже, надо было ему в театральный поступать, а не заканчивать медицинский. — Например, не хочешь рассказать, от кого те цветочки в твоем инстаграме? Или почему ты сегодня так опоздал? — Цветочки от тайного поклонника, а опоздал из-за того, что тайный поклонник разговорил меня, пока Матвей переодевался и играл с детьми в саду. — Не говори, что к тебе подкатывает ребенок. Пожалуйста. — Ты идиот, Слав, — Леша хихикает, стягивает перчатки и, кинув их в мусорное ведро, машет в сторону гардеробной. — Сомневаюсь, что воспитатель моего же ребенка подкатывает ко мне. Скорее, он просто пытается сдружиться, чтобы произвести хорошее впечатление. — Красивый хоть? — звучит сзади, когда омега обматывает шею шарфом и чуть ли не задыхается, потому что сильно затянул его. Он выходит из здания. Похолодало, вновь начался снегопад. — У него темные волосы и светло-зеленые глаза. Знаешь же, мой типаж. — М, ну да, а Димочка твой был светловолосым и с карими глазами. — Значит, Димочка не в моем вкусе. Но за ребенка ему, конечно, спасибо, — приближаясь к парковке, Белецкий останавливается и понимает, что от холода у него дрожат губы. Хочется поскорее забрать Матвея из сада и оказаться в теплой квартире. — Слушай, не подвезешь до метро? — Да хоть до детского сада. — Нет уж, а то я приохочусь и захочу постоянно ездить на твоей машине. — Свою бы уже купил наконец-то, а не трясся в метро в час-пик. — А деньги с неба не падают. Этим вечером они с Марком ограничиваются парой держурных фраз — что-то вроде «привет-пока», — и Леше начинает казаться, что к нему потеряли интерес. Однако мелькнувшее в центре уведомлений «Есть планы на выходные? Это Марк» смело говорит об обратном. Сначала омега, конечно, думает, что что-то стряслось, но альфа, узнав о планах в виде поездки к Лешиным родителям с целью оставить им Матвея — давно не виделись все-таки, — вдруг в конце последующих сообщений ставит многозначительные скобки. А уж когда парень предлагает подвезти папу с сыном на машине, отказ ощущается тяжелым грехом. Не сказать, что Белецкому совершенно лень добираться самостоятельно — не без помощи шумного метро и нескольких автобусов, — но он прекрасно знает своего Матюшу от и до: тот ужасно утомляется в общественном транспорте и не любит его. Омега соглашается на предложение. Теперь ему придется вставать немного раньше, чтобы помыть голову и, быть может, даже как-то привести свое лицо в порядок. Насчет причины возникновения этих мыслей думать нет желания. Но они известны.***
Тепло в салоне машины, когда Марк — точно джентельмен — открывает омеге дверь и приглашающим жестом указывает внутрь, разбавляет холод южного района Москвы. Температура все же совсем скоро становится такой же приятной и комфортной. Матвей мгновенно засыпает сзади, склонив голову на небольшую подушку. Раньше Белецкий в этом автомобиле ее не замечал. — Ты много для меня делаешь. Альфа не отвлекается от дороги. — Мне это не приносит никаких неудобоств, — отвечает он расслабленным тоном и сворачивает на шоссе, проходящее через пруд, названный в честь соседнего района. — Тебя смущает мое внимание? — Я не знаю, — Леша морщится, отводит глаза к пролетающим за окном домам и задумывается. В голове вертятся любимые Славины высказывания насчет одиночества и надобности найти партнера. Хочется отмахнуться от них. — Явно же не просто так все это… — То, что я просто пытаюсь сделать тебе приятно? — Должны быть причины. Для всего есть причины. Марк не отвечает. Одним уголком губ улыбаясь, он глядит через зеркало назад, на спящего Матвея, и продолжает спокойно стучать кончиками пальцев по рулю. Леша считает, что разговор окончен. Но стоит только попрощаться с сыном — повторить байку о том, что он обязан слушаться дедушек, хорошо есть и вести себя соответствующе — и вернуться в машину, альфа приковывает цепкий взгляд к Белецкому. Не такой, какой был до этого. — Мне не нужны причины. Это мое желание. Отвлечься от раздумий удается, потому что Марк умело скачет с темы на тему, когда они сидят в кафе друг напротив друга. Диван небесно-голубого цвета ощущается до жути мягким для уставшего тела. Лешу впечатляет простенький интерьер, составленный, однако, со вкусом, потому что он никогда не был сторонником вырвиглазных узоров и кислотных стен. Альфа, разглаживая складки на черной рубашке, наблюдает за Белецким, но тот старательно делает вид, что не замечает откровенной слежки. — Красиво тут. Довольно мило, — немного погодя произносит он, наконец наградив Марка коротким взглядом. А Марк шире улыбается. — Мне казалось, что тебе здесь понравится. Хорошо, что так оно и оказалось. Цены здесь примерно такие же, как и в среднестатистических кафе столицы. Леша, успевший утром перекусить, не заказывает себе горячее или суп, а обходится салатом с креветками. Под насмешливым взором альфы он сводит брови к переносице и протестующе направляет вилку зубцами в сторону чужого лица. — Не причисляй меня к омегам, которые делают из себя неженок и заказывают салатики, чтобы произвести впечатление. Я просто позавтракал и не хочу забивать желудок. — А я ничего не говорил, — Марк прячет улыбку за бледно-коричневой кружкой. — Но ты подумал. — Нет, ты выглядишь забавно. — Мне двадцать семь, я не могу выглядеть забавно, — Белецкий утыкается в тарелку и цокает, когда волосы лезут вперед, но не успевает убрать их: пальцы сидящего напротив ловко подхватывают русые пряди и заправляют за ухо. Леша, щурясь, не комментирует это действие. Марк решает последовать его примеру. Спустя час новостройки сменяются знакомыми окрестностями — на автобусе обычно этой дорогой омега и ездит. На экране телефона светятся фотографии, отправленные папой: на первой Матвей смеется, сидя у дедушки на коленях, а на второй лепит с ним на пару большого снеговика. Омега улыбается, рассматривая приближенное личико сына. Машина останавливается у двенадцатиэтажного дома, за которым наверняка, судя по неоновым вывескам, находятся магазины. Леша недоуменно вертит головой. — Подождешь пару минут? — Дела какие-то? — Назовем это сюрпризом, — альфа открывает дверь и, выскальзывая на улицу, по-доброму ухмыляется. — Не переживай, я сейчас вернусь. Можешь даже время засечь. Белецкий время, конечно же, засекать не собирается, довольствуясь разглядыванием улицы и вслушиваясь в тихую иностранную песню по радио. В машину вновь заползает холод, и теперь Леша смотрит на букет в немом восторге. — Да, это и был сюрприз, — негромко произносит Марк. Лилии почти такие же, как и в прошлый раз, но полностью белые, источают приятный легкий аромат. Некоторые бутоны не успели раскрыться, но омеге кажется, что так даже лучше. Они зацветут в вазе на подоконнике, и букет будет выглядеть еще пышнее. — Мой папа сказал, что тебе подходят лилии. Он работает флористом. — Это мои любимые цветы. Леша думает, что так сильно не смущался никогда. Он благодарит за лилии и всю оставшуюся поездку осторожно прижимает их к груди. А потом неловко прощается — Боже, почему альфа опять открывает ему дверь и протягивает ладонь? — и скрывается в подъезде. Букет смотрится, как и в прошлый раз, красиво для небольшой кухни, а Белецкий, полюбовавшись им пару минут, вспоминает, что не сказал Марку спасибо за сегодняшний день, и начинает строчить сообщение. Ответ приходит почти сразу: «Я рад, что тебе все понравилось. И не надо опять ругаться на меня за оплаченный ужин)» Омега вздыхает, мысленно произнося: «Только хотел сказать», и отвечает, что следующий счет они обязательно поделят пополам. Осознание того, что Леша дал надежду на что-то большее, маячит в голове перед самым сном. В воскресенье Белецкий забирает вместе с сыном пакет с наготовленной едой домой, без остановки причитая: — Пап, ну мне почти тридцать лет! Неужели ты думаешь, что я не умею готовить? — Кожа да кости, Леш… Матвея откармливаешь, а сам-то ешь хоть? — папа прислоняется к дверному косяку, но тут же меняет тему. — А кто вчера тебя привез сюда? Не похоже на такси. Леша с опаской смотрит на мужчину. — Знакомый. — И что за знакомый? — Не начинай. Папа фыркает. Матвей продолжает молчать, натягивая курточку. — А что не так? Не хочешь же ты провести оставшуюся жизнь в одиночестве. Или ты не можешь забыть этого придурка, который заделал тебе сына? — последнее предложение звучит немного тише, чем остальные до этого, и вынуждает омегу застыть на месте. — Это было мое решение. И мы с тобой уже на эту тему говорили. Настроение стремительно приближается к нулю. Лешин папа всегда считал, что детей нужно рожать в полной семье и в любви. А разве у омеги был выбор? Он хотел ребенка — он получил ребенка. Иногда папа лезет не в свои дела, и это раздражает, но Леша его понимает. Он бы, пожалуй, тоже не был против присутствия отца рядом с собственным сыном. Остается надеяться на то, что настроение появится завтра при виде Марка. И почему мысли снова об этом?***
Февраль по ощущениям в разы холоднее, чем прошлые зимние месяцы, но Матвей радуется снегу и катается на ледяных горках с малышней со двора. Леша радуется тому, что у сына есть друзья, а у него самого — немножко свободного времени, чтобы позаниматься делами. Он аккуратно складывает плюшевые игрушки на застеленную новым постельным бельем кровать, моет полы, а у себя в комнате, когда замечает странную атмосферу одиночества, думает прикупить какую-нибудь ерунду. Хочется больше голубого и синего, чтобы подходило к интерьеру. Белецкий понятия не имеет, почему был повернут на этом и даже решил отыскать обои бледно-синего цвета при въезде в пустую квартиру. Да у него даже плед и ковер похожих оттенков! Может, попробовать себя в уходе за домашними цветами и поставить тут парочку горшков? А с чего начать? Звонок в дверь мешает додумать очередной гениальный план, возникший в голове. Да, определенно надо что-то здесь поменять. Порог квартиры сначала переходит Матвей. Щеки у него красные, шапка немного слезла с головы, но он светится от счастья и говорит, что хочет есть. Марк, стоящий сзади, одаривает омегу совершенно ангельской улыбкой. — Если он заболеет, в первую очередь пострадаешь ты, а потом моя зарплата, — Леша тоже улыбается в ответ, но с угрозой. — Эй, вообще-то, я здесь пострадавший. Матвей меня по всему парку таскал. Откуда у него столько энергии? Омега оставляет парня без ответа. На кухне он разогревает щи, ставит перед сыном маленькую тарелку и обещает ему булочку с вишней, если тот все съест. Глаза малыша тут же вспыхивают интересом. Марк с усмешкой качает головой. А потом и перед ним появляется тарелка. На растерянный взгляд Леша хмыкает: — А что, думал, поедешь к себе домой и поужинаешь покупной отравой? Альфа пожимает плечами, но за стол все же садится. Недавно Белецкий посчитал, что не хочет терзать себя лишними проблемами и просто начнет плыть по течению. Марк теперь зачастил ездить в эту квартиру и стал проводить с Матвеем больше времени. То, что они крепко привязываются друг к другу, слишком заметно. — А ты останешься у нас? — Матвей отодвигает тарелку и хлопает длинными ресничками, наблюдая за гостем. Марк откашливается. — В смысле? — На ночь. Уже поздно. Альфа поворачивает голову назад, смотря на Лешу, упорно старающегося глядеть куда угодно, лишь бы только не на него. Омега натягивает рукава свитера на пальцы и упирается руками в подоконник, принимаясь наблюдать за покачивающимися от ветра деревьями. А сын продолжает: — Пап, разве ты не хочешь, чтобы дядя Марк остался у нас? — Матюш… — Белецкий наконец забирает опустевшие тарелки и ставит их в раковину. Он берет сына на руки и, захватив обещанную булочку, уходит в комнату. Через пару минут возвращается, нарочно медленно приближаясь к столу. — Извини за это. Дети ведь, понимаешь. — Да все в порядке, я в соседнем районе живу. Доберусь как-нибудь, — альфа встает на ноги и движется в сторону прихожей, однако и куртку свою взять не успевает. Леша сзади тихо произносит: — Я тебя не прогоняю. Но, если действительно решишь остаться, тебе придется спать на моей кровати. Я могу на полу. — Я тебе не позволю спать на полу, — Марк хмурится и прислоняется к дверному косяку. — И я тебе не позволю. Тут холодно, можно простудиться. То, как Белецкий кусает губу и прижимает ладонь к задней части шеи, дабы хоть как-то занять руки и прекратить переживать, от взгляда не укрывается. — Перестань нервничать. Я могу уехать, тебе необязательно все это делать. Но омега уже скрывается в комнате и выходит из нее, держа свежую стопку вещей. Говорит, можно взять любой гель для душа и любой шампунь, но нижнего белья у него точно не найдется. А новая зубная щетка, по его словам, должна лежать в ящике под раковиной. Марк поджимает губы и ощущает неловкость, но в ванной все же закрывается. Заканчивает он со своими делами минут через десять, по-быстрому вытирает голову и вешает полотенце на крючок, а позже осторожно заглядывает в комнату, где Матвей смотрит с папой мультик. Тот тут же поднимается с кровати и подзывает сына жестом за собой. — Матюш, пойдем помоемся и зубки почистим. — А дядя Марк у нас остается? — Остается, — Белецкий, остановившись у комода, обращается уже к альфе: — можешь пойти в мою комнату. Если что, я постельное сегодня поменял, а подушек у меня целых три. Марк слушается. Он не знает, как реагировать на все это, но от чужой гостеприимности в груди становится тепло. От подушки немного пахнет сладкой вишней, но по большей части стиральным порошком. Омега тихо проскальзывает рядом, опускаясь на кровать, уже через полчаса. Кажется, он успел уложить сына и помыться тоже. — Второго пледа у меня нет. — Ничего страшного. — А еще я очень мерзлявый. — А я нет. — И люблю вертеться во сне, так что прости, если тебе случайно прилетит по лицу рукой. Марк смеется, уткнувшись в подушку, и немного расслабляется, однако Леша по-прежнему остается напряженным и шепчет: — Ну и… Не могу спать без телевизора, так что надеюсь, ты не будешь против, если я включу его. — Это твой дом, Леш, ты не обязан у меня спрашивать такие вещи. — Тоже верно, — он щелкает пультом, и комната мгновенно озаряется синеватым светом. Альфа, повернувшись на левый бок и подложив ладонь под подушку, наблюдает за нежным омежьим профилем. При взгляде на тонковатые губы у него возникают мысли, которые определенно нужно отогнать подальше. Просыпаясь, Марк первым делом чувствует, что левая рука совсем онемела, и некоторое время пытается прийти в себя. Он до сих пор слышит какую-то программу по телевизору, а отрезок солнечного света слепит глаз, на который направлен. Альфа потирает ладонью лицо и наконец понимает, что на предплечье устроилась голова Белецкого, а кончики распущенных волос щекочут пальцы. Как бы поосторожнее вытащить ее, остается загадкой. Марк отыскивает на подлокотнике пульт и выключает телевизор, а затем опускается на подушку и старается освободиться из захвата. Когда удается решить все тихо-мирно, Леша едва слышно вздыхает и отворачивается к окну. Из автомастерской в сообщении говорят, что машину проверили и ее можно будет забрать сегодня. Альфа заглядывает в комнату Матвея, отмечая, что тот еще спит, и уходит на кухню, где делает себе чай. Сколько он так сидит, понятия не имеет, но из ванной уже слышится шум воды, а спустя некоторое время напротив, приоткрыв дверь, появляется омега и зевает, прикрывая рот ладонью. — Сегодня прям хорошо поспал. — Моя онемевшая рука не разделяет твоего мнения. Белецкий замирает и отводит взгляд. — Я лежал на ней? Ну говорил же, что люблю ворочаться, — Леша напряженно стучит пальцами по столешнице, пока ждет закипания воды в чайнике. — А что с машиной? — Уже все хорошо, пора забирать ее. — Собираешься сейчас? Даже не позавтракаешь с нами? — виноватая улыбка тут же появляется на губах. — Матвей расстроится, если проснется и не увидит тебя. — Я ему нравлюсь. — Ты ему очень нравишься, и он сильно привязывается, — омега грустно усмехается и ставит кружку перед собой. — Думаю, причины вполне понятны. Ты их сам знаешь. Но я решил, что хочу плыть по течению. Будь что будет. Марк склоняет голову в вопросе. Смысл фразы для него не ясен. — О чем ты? — Ой, Матвея будить пора. Вопрос так и остается без ответа.***
До самого марта происходит что-то странное. Марка по-прежнему волнует, что значит «плыть по течению», но он больше не спрашивает. Они все еще улыбаются друг другу, когда Леша приводит Матвея в садик и забирает оттуда, все еще иногда гуляют вместе по Москве как полноценная семья, связанная любовью, и все еще молчат. И это немного тяжело, потому что Белецкий не против мягких прикосновений к волосам и запястьям, когда альфа ощущает жгучую необходимость коснуться его, будь то помощь с готовкой — он до сих пор в этом деле полный ноль — или попытка убрать мешающие пряди за уши. Но больше всего он, конечно, любит невесомо дотрагиваться до поясницы омеги, когда они переходят дорогу. Марк считает это правильным. Леша молча позволяет ему считать это правильным и, возможно, делает то же самое. Но это не то — это не полное согласие, не сказанное вслух «Да». Это немного другое. Что-то, что можно интерпретировать по-своему. А потом они просто идут на свидание. Белецкий обхватывает себя руками и отводит взгляд на предложение сходить в кино. Они как чертовы школьники — не иначе. Но все же омега кивает и что-то говорит про Матвея и своих родителей. То, как он одевается на это свидание, вызывает у Марка восторг. Леша в целом вызывает восторг одним своим видом, и Марку деваться некуда. Омега поправляет спадающий с одного плеча объемный кардиган серо-бежевого цвета и касается горловины белой водолазки, когда они покупают мороженое. Огромное. Леша уверен, что не съест это в одиночку. — Мне как будто пятнадцать. Альфа поворачивает голову и дергает бровью. Фильм наконец начинается. — Эта атмосфера… Знаешь, такая подростковая. Как первое свидание, — продолжает Белецкий, захватывая пломбир пластиковой ложкой. — Возможно. Но это не первое свидание. — Что? — Леш, фильм. — Да, фильм. Дальше они долго едут на машине, обсуждая просмотренное. Для вечера субботы на дороге удивительно пусто, но альфа не спеша поворачивает на каждом перекрестке и не повышает скорость хотя бы до средней. Будто не хочет, чтобы они расстались сейчас. — И все-таки ты не дал мне оплатить половину ужина, — напоминает омега, накручивая на указательный прядь собственных волос. На него глядят с легкой улыбкой. — Называешь это ужином? — Какая-никакая, но еда. — Если для тебя это еда, Леш, то я не удивлен твоей худобе, — альфа стучит пальцами по рулю. Леша не пускает колкость — засматривается на ровный нос и длинные ресницы, когда они заезжают в тоннель и теплый свет скользит по спокойному лицу. Марк этого не замечает, увлеченный наконец небольшой возникшей пробкой. Но он зачем-то меняет ладони на руле, и теперь правая опускается на колено омеги. Белецкий подавляет неровный вздох внутри. — Ты так готовишь чудесно, а сам словно не ешь. — У меня хороший метаболизм. В ответ ничего не произносят, поэтому Леша отвлекается на телефон. Однажды папа перестанет слать ему каждый шаг сына в фотографиях. Он усмехается и просит пожелать Матвею сладких снов, бегло показав Марку пару снимков и увидев на губах того ласковую улыбку. И они все же подъезжают к дому Белецкого — время пролетело незаметно. Машина по-прежнему закрыта, а пахнет в салоне крепким лаймом. Вынуждая Лешу поднять взгляд, альфа осторожно поглаживает колено и задумчиво глядит в сторону. — Ой, двери, — он переключает внимание, и Белецкий для себя решает, что плыть по течению он больше не хочет, потому и тянется вперед, останавливая Марка прикосновением к щеке. Тот не сразу реагирует, застыв на пару секунд, но после спохватывается и целует в ответ, слегка наклонив голову. Омеге давно не хватало физического контакта, а с тем, кто безоговорочно симпатичен, — тем более. Но он пугается и сам не знает, чего именно. Отдаляется, кладет руку на собственное бедро и собирается извиниться, но Марк не отпускает — жмет левую ладонь к шее, придвигается и инициативно целует. Теперь Леше не отвертеться. Теперь Леша податливо раскрывает губы, и альфа прихватывает зубами нижнюю, слыша трогательный шумный вздох. На вкус он совершенно такой же, как и на запах, — сладкий, нежный, как спелая вишня в саду. Марк практически теряет голову, собираясь раствориться в этом всем, но вспоминает о здравом смысле. Он напоследок, все же не удержавшись, целует уголок губ омеги и прижимается лбом к его. И Белецкий молчит, затуманенно смотря прямо в глаза. — Откроешь мне дверь? — Конечно. До встречи. Леша бегло кивает и скрывается в подъезде, быстрым кривоватым шагом преодолевая путь. Безумно хочется остановиться, взять себя в руки и спросить, не хочет ли Марк остаться сегодня у него. Не хочет ли сделать наконец что-то большее. Но Белецкий все еще пугливый идиот, которому однажды будет нужно переступить через себя. Избегать его трудно, если они за день встречаются дважды. Прятать взгляд от цепких зеленых глаз — суперсложный уровень, как в какой-нибудь игре из тех, что скачаны на Славин телефон. У омеги все валится из рук. Он откровенно ругается в мыслях, потому что мысли эти самые не о том совсем. Они не о работе, не о зубах пациентов и пломбах, которые он уже на автомате ставит. Слава негодует, гонит омегу домой — «Тебе платят не за сломанные зубы, а за вылеченные». Леша сдается, отпрашивается под понимающим взором начальства, к тому же и пациентов у него больше нет. Слава по доброте душевной соглашается прибраться в кабинете и почистить инструменты. В сад он успевает к тихому часу. Замечает это, лишь когда из глубины главной комнаты — возможно, даже не в ней самой — слышится шепот. Леша различает «Я дома поем» и свирепое «Полуфабрикаты свои поешь?» в ответ. Он пресекает продолжение разговора, постукивая по косяку двери, и из кухни выглядывает Марк, а следом за ним — взрослый омега, который сверкает вечно приветливой улыбкой. Белецкий до сих пор не может вспомнить его имени, но кивает и переводит взгляд на Марка. — Полуфабрикаты, значит? — он видит, как альфа на секунду виновато опускает голову, а затем будто отмахивается и подходит ближе. — Полуфабрикаты. Матвей не спит, в отличие от остальных. — Да… У него, кажется, с этим проблемы. Он и ночью спал плохо из-за кошмара. Не знаю, что могло случиться. Альфа мягко прикасается к предплечью, и Белецкий поднимает глаза, замечая в чужих попытку успокоить его. — Я бы рассказал тебе об этом, но у нас заканчивается тихий час, так что нужно будить малышню. — Слушай… Не хочешь остаться с нами сегодня? Марк вскидывает брови, и его очки, которые Леша видит довольно редко, соскальзывают по спинке носа. Он стягивает их, проводит по вспотевшей коже тыльной стороной ладони и надевает очки обратно. — И какова причина? — А мне нужна причина, чтобы пригласить тебя к себе? — парирует Белецкий. Губы напротив растягиваются в улыбке. — Покормишь меня не полуфабрикатами? — Покормлю. — Тогда я приеду. Марк к восьми часам пишет: «Ты точно хочешь, чтобы я приехал?», и Леша закатывает глаза. Он бы не стал предлагать, если бы не хотел. Он бы не заговорил об этих долбаных полуфабрикатах, намекая. Омега перебарывает желание ответить что-то грубое и оставляет в их переписке одинокое: «Да». И альфа его слушается, спустя полчаса красуясь на пороге квартиры с очередным букетом нежно-розовых лилий. — Ну я не мог иначе, — улыбается он, а Белецкий в смущении забирает цветы и идет на кухню. И неужели он хочет казаться таким холодным и стойким, когда мнется у плиты, теряется под долгим взглядом зеленых глаз и вечно дергает край большой бежевой футболки, с которой давным-давно слез принт? — Эм, тут плов. Не знаю, любишь ты его… — Я готов любить все что угодно, если это готовишь ты. — Что ж… Спасибо, да, — омега разворачивается к плите, убирая крышку, и из огромной кастрюли — Марк понятия не имеет, действительно ли это кастрюля — валит пар. Окна на кухне запотевшие, да и в целом здесь довольно душно. Лешины волосы вьются сильнее, и он переделывает пучок. — Знаешь, я себя так странно чувствую, когда ем твою еду. Я такой никчемный в этом деле, и мне стыдно, что я ничего не могу сделать, чтобы порадовать милого омегу в ответ. Пожалуй, альфа уже и не замечает, что его слова без конца вводят Лешу в ступор. Он просто говорит то, что хочет говорить. — Милый омега может порадовать себя сам, — Белецкий с гордо поднятой головой ставит большую тарелку на стол и идет за второй для себя. Она оказывается меньше, как и сама порция. — М, огурцы? Что-то еще? — Просто сядь рядом со мной. — Ладно. Не то чтобы они заводят какой-то разговор во время еды, но Марк немного рассказывает о том, почему Матвею мог присниться кошмар. Сразу отметая варианты с увиденным на экране телевизора, он предполагает, что причина этому — стресс или вспышка бодрости перед сном. А Матвей, будто чувствуя, что разговаривают о нем, появляется на кухне. Его взгляд не меняется, когда малыш видит Марка: кажется, уже привык к частым визитам к его папе. — Папуль, я хочу спать. — Ты уже закончил рисовать? — Да, я рисовал деревья, но они мне не понравились, — Матвей расстроенно дует губы и обнимает себя маленькими ладошками. Леша лишь жалостливо улыбается. — Я уверен, что они получились красивыми, — он гладит сына по голове, исподтишка глянув на альфу, и целует мягкую щечку. — Посмотрим твои деревья, а потом почистим зубы и ляжем спать, хорошо? — Хорошо. Рисунки у трехлетних детей всегда одинаковые — пестрые, чуть кривые и даже смешные, но Лешин мальчишка определенно старался. Он рассматривает рисунки, замечая, что Марк тоже с легкой усмешкой глядит на смесь коричневого, зеленого и желтого — это, видимо, листья. — Чудесные деревья, — произносит он, присаживаясь на корточки рядом с Матвеем. Тот хмурит светлые бровки и укоризненно тычет в ногу альфы указательным пальцем. — Ты всегда так говоришь. — Потому что ты всегда так рисуешь. Кажется, малыша не очень устраивает этот ответ, поэтому он вопросительно смотрит на папу, задрав голову. — Это правда, — подтверждает Леша. А потом, еще около пяти минут в ванной причитая сыну, какие шикарные у него рисунки, омега чистит зубы и себе, и ему. Возвращаясь из ванной, он кидает в Марка желтое полотенце, пахнущее стиральным порошком. Марк непонимающе разглядывает насмешливое лицо. — Перестань притворяться, я знаю, что ты притащил с собой сменные вещи, планируя остаться на ночь. — От тебя не скроешь. Укладывать малыша спать Белецкий теперь старается осторожнее, переживая, что, быть может, он что-то делает неправильно. Матвей просит Марка почитать ему сказку, и отказаться, когда лисьи глазки, точь-в-точь похожие на Лешины — но карие, — умоляюще впиваются в зеленые глаза Марка, он просто-напросто не может. Альфа садится на стул рядом с кроватью, а омега устраивается рядом с сыном, обнимая его за плечо и прижимая к себе. Сам Леша, конечно, не вникает в суть сказки, потому что мягкий голос Марка успокаивающе касается ушей, а его длинные пальцы, перелистывающие страницы, блестящие в свете ночника волосы и сосредоточенный вид отвлекают от всех проблем. Леше даже кажется, что он и сам засыпает, когда альфа разглядывает его с улыбкой и произносит шепотом: — Малышня уже спит. Омега аккуратно перекладывает голову сына с себя на подушку и накрывает тело теплым одеялом. Ночник никто не выключает. В своей комнате Леша залезает на кровать, руки служат опорой, когда он чуть разгибается и потягивается. Марк без всяких вопросов ложится рядом, поднимая край пледа для омеги, и тот проскальзывает под него, уложив одну ладонь под щеку и почти прижавшись к альфе. — Что-то не очень ты доволен. Марк рассматривает хитрые глаза около десяти секунд и шуршит рукой под пледом. А дальше он закидывает левую ногу Леши на себя и оставляет ладонь на его бедре, ощутив тепло через ткань домашних штанов. — А так? — Почему все это выглядит так, будто ты меня соблазняешь? — Потому что ты проецируешь свои желания на меня. — Совсем забыл о твоем втором образовании, — Белецкий прикрывает глаза и жмется холодным кончиком носа к чужой шее. Марк понятия не имеет, что нужно делать, но перемещает ладонь на омежью талию и прижимается к русой макушке. Не просыпаться в гордом одиночестве, оказывается, так хорошо, что Марк готов расплакаться от эмоций. Он привык к извечному «встать-умыться-поесть-одеться» в сопровождении нервной тишины и пустоты собственной квартиры, но сейчас все по-другому. Сейчас он может наблюдать за тем, как омега приглаживает взлохмаченные после сна волосы, расчесывая их перед мытьем, и ежится от холода, когда вылезает из-под пледа и горячих рук альфы. У того это только вызывает улыбку. Не завтракать в гордом одиночестве еще лучше. Белецкий выглядит невыносимо сексуально при всем его виде: влажные волосы касаются плеч, штаны болтаются на бедрах. Но это не значит, что Марк не хочет прижаться к омеге сзади, заползти ладонями под футболку, касаясь мягкой кожи, и зацеловать изящную шею. Определенно хочет, но не делает просто потому, что не знает, будет ли это верным решением. Несмотря на это, он думает, что они могли выйти на новый уровень за эти несколько дней. В некотором плане сдержать себя не получается. Марк все-таки целует омегу, когда они заканчивают завтракать. Чужие губы на вкус вишневые с примесью мяты от чая, а пальцы, нервно теребящие старую футболку, прохладные на кончиках, когда альфа перехватывает их своими в успокаивающем жесте. Белецкий не отталкивает, не ругается, а только поднимает голову, чтобы было удобнее, и расслабляется. С глубочайшим сожалением Марк осознает, что у него есть чуть меньше часа, чтобы окончательно собраться на работу. — Тебя нужно подвезти? — Нет, у меня прием сегодня позже. — Тогда отвезу малышню. — Хорошо, — Леша хватает альфу за руку, когда тот отодвигается и планирует развернуться, и целует сам. Приходится улыбнуться ему в губы, игриво прикусить их и положить ладонь на шею, чтобы омега вздохнул громче обычного. Видно, ему очень понравилось это действие. — Я разбужу его. Об этом всем хочется поговорить — нужно разъяснить, что все-таки между ними и как действовать дальше. Марку хорошо в компании Леши, хорошо находиться рядом с его сыном — порой даже считать этого сына своим, — но ему важна конкретика. Только вот Белецкий не выглядит так, будто желает говорить. Он странный, изворотливый, но при этом тянущийся к альфе, который дает ему внимание, заботу и покой, а Матвею — замену отца. Нет, наверное, просто отца. Без всякой замены. Мальчишка рядом с Марком открытый и мягкий, как с собственным отцом, родным для него по крови, и Матвея совершенно не волнует, что этот человек чужой, никак не связанный с ним. Он буквально никто, но в глазах малыша плещется радость при виде альфы, и Леша понимает, что иначе уже не выйдет. Иначе просто нельзя. Но… Нет, он продолжает молчать, показывая действиями, что рад Марку и его широкой улыбке, что рад приятному голосу над ухом и прикосновениям. Что, в конце концов, рад ему как отцу своего ребенка.***
Слава говорит, что от Леши пахнет альфой и что ему это подходит, а также не забывает упомянуть, как сильно блестят голубые глаза, когда он думает о предстоящем свидании. Боже, сколько у них этих свиданий уже было? Три? Четыре? Может быть, больше, чем он думает. А Марк даже не подгоняет его, не вынуждает перейти на новый уровень и ждет, как послушный пес своего хозяина. Лешу смешит это сравнение. А вдруг он сам готов к новому уровню? Надо ведь рано или поздно перестать бояться собственных проблем и начать с ними бороться. — Так ты… Не хочешь пойти ко мне? — голос под конец предложения скачет на тон выше от нервов, а Марк бросает на омегу задумчивый взгляд и усмехается. — Это намек? — Нет, я тебе прямым текстом предлагаю наконец трахнуть меня, — резко отвечает Белецкий и пугается самого себя. Неужели он действительно может быть таким? — Если я скажу, что долго ждал этого, ты примешь мои слова за оскорбление или… — За согласие. Хватит думать, давай уже просто поднимемся в мою квартиру и сделаем то, чего хотим оба. Если они и вправду хотят оба, альфа не имеет права отказывать никому из них в удовольствии. Он молча открывает двери в машине и выходит. В лифте Леша видит, как напряжено чужое тело, и по собственному шустро расползается возбуждение. В квартире Марк водит кончиком пальца по его губам и не отводит нетерпеливый взгляд. — Хватит кусать их, оставь это на меня. Омега почти стонет. Мозг отказывает в функционировании. Он утыкается носом в подбородок альфы и шепчет: — Мне нужно в душ. И было бы хорошо, если бы ты сходил после меня тоже. — Хорошо. Это ощущение, будто Белецкий впервые собирается заняться сексом, нельзя ни с чем сравнить. Он вспоминает, как тогда, в далекие семнадцать, тер кожу мочалкой почти до покраснения, будто пытаясь содрать всю невидимую грязь, которую чувствовал на себе. Тогда в животе было тяжелое волнение, а губы кровили от его же зубов. Леша смотрит в зеркало. Ничего не меняется. В дебрях ящика под раковиной находит жирную гигиеничку, несколькими слоями покрывая ею губы, и искренне старается успокоиться. Его первый раз был чертовски неловким, потому что партнер тоже оказался девственником, но в тот момент они оба смогли перебороть себя. В конце концов все вышло не так плохо, но ничего с тем альфой у Леши не получилось. Да и решили они сделать это, на самом-то деле, по дружбе — попробовать, каково это. Но сейчас в его комнате взрослый опытный альфа, и сам омега не вчера родился, но даже от мысли об этом руки не перестают дрожать. Взглянув последний раз в зеркало, он достает с полки чистое полотенце и складывает его на стиральной машинке, приглаживая ладонями. Марк перехватывает Лешу в спальне, бегло целует и с насмешкой заглядывает в глаза. — Ты прекрасно выглядишь, но так переживаешь, будто я прячу нож за спиной. — Я в порядке. — Если ты не уверен, то не нужно себя заставлять. Я не хочу, чтобы это было по принуждению. Белецкий гордо вздергивает подбородок. — Не забывай, что я был тем, кто предложил это. Полотенце там лежит. Шея альфы пахнет сводящим с ума лаймом и одним из гелей для душа, когда омега слабо прикусывает ее и вновь дрожит. Ему по-прежнему волнительно и хорошо. Крепкие руки гладят предплечья, скользят под футболку и под нижнее белье, пальцы сминают то тут, то там, и Белецкий приоткрывает рот в немом стоне, заставляя Марка по-собственнически оскалиться в ответ. Он не признается, но такой альфа сильно заводит. Но самому альфе больше нравится крепко сжимать ягодицы большими теплыми ладонями и целовать Лешу за ухом, слушать удивленно-возбужденные вздохи и водить носом по распаренной коже. Она мягкая, будто не тронутая никем до Марка. Хотелось бы, чтобы это действительно было так. Хотелось бы познакомиться с ним раньше. Может, тогда бы все оказалось чуточку проще? — У тебя есть презервативы? — Конечно. Омега торопливо роется в тумбе, отбрасывая пальцами все ненужное, и кидает открытую пачку на кровать. — Они… Цветные? — Закрой свой долбаный рот, Марк. — Ладно-ладно, это мило, — Марк тянет его к себе, жмется всем телом, мажет губами по шее, щекам и ключицам и ловко избавляется от черных трусов, тяжело вздыхая от бьющего в нос вишневого запаха. Он знал, что рано или поздно все приведет к этому. Хотел. Представлял, как произойдет их первый раз и каким окажется Леша в постели. Думал, нежным и покорным, таким, который с радостью подставится и будет сладко-сладко стонать на ухо, гладить плечи. А Леша выворачивается из рук, скинув альфу на кровать, и садится сверху, нагло облизываясь. Теперь можно увидеть, как свет луны падает на его лицо, черты лица смягчаются, а волосы, все такие же шелковистые и кучерявые, растрепанные лежат на плечах. Омега дает потратить пару минут на растяжку, напоминая о долгом отсутствии интима, но так судорожно дышит и царапает грудь, что терпение Марк свое теряет. И наконец слышит протяжный стон, когда входит полностью и его охотно принимают. Сейчас его, пожалуй, волнуют только чужие слова, произнесенные дразнящим шепотом, худые ладони, скользящие по телу, и Лешины рваные вздохи. Он садится, обхватывает одной рукой изящную спину омеги и другой упирается в подушку. — Иди сюда, — альфа тянет к себе, трогает шею и заставляет омегу, задравшего голову, опустить ее. Мутный взгляд почти растворяет остатки разума. Долгожданный блеск светлых глаз — безумие. — В следующий раз я обязательно схвачу тебя за волосы. Потому что он прекрасно знает, что следующий раз у них будет. Омега впивается ногтями в плечо и льнет к щеке носом, растягивая губы в довольной улыбке. — Я запомню это, — и ему, кажется, даже не стыдно. Да и не должно быть, наверное. Марк хочет быть единственным, кому дозволено, как сейчас, знать, насколько внутри омеги горячо и туго, как широко он раздвигает ноги и влажно целуется. И, в конце концов, как жалобно и протяжно стонет, содрогаясь в оргазме, и щеки его становятся румяными, а тело — расслабленно-обмякшим, горячим. Белецкий приоткрывает глаза, глубоко дыша через рот, и мычит собственным мыслям. — Все-таки с узлом, — он елозит задом, вновь ахает, сомкнув пальцы на чужих предплечьях, и возвращает голову на вздымающуюся грудь альфы. — Ты не был против. Они лежат пять минут молча, успокаивают дыхание. Марк заправляет волнистые пряди Леше за ухо, и альфа внутри него, кажется, довольно рычит из-за произошедшего. Омежья шея становится отчего-то жутко привлекательной для его клыков. — Разве тебе нужно это? — Что? — Встречаться с одиноким омегой, у которого есть ребенок, — Белецкий немигающе смотрит в окно, даже не подумав взглянуть на альфу. И теперь тело его кажется напряженным. — Мы можем просто заниматься сексом, когда приспичит обоим, но… — Я не хочу твое «просто», — Марк хмурится. Почему они сейчас затрагивают эту тему? Почему они вообще ее касаются именно в таком неприятном ключе? — Я хочу тебя. Как человека, как омегу. — У меня есть ребенок от другого. — Ты ожидал, что я, увидев Матвея, убегу от тебя? Леш, не надо считать меня похожим на твоих бывших мудаков, которые трахали тебя, а после того, как узнавали о сыне, сразу исчезали, потому что для них он был балластом. — С чего ты взял, что так было вообще? — омега отталкивается от груди и, вздохнув — узел все-таки причиняет некоторую боль при резких движениях, — сводит брови к переносице. Марк внимательно смотрит на него. — Не будь оно так, стал бы постоянно говорить об этом? Ты же поэтому боишься хоть какие-то отношения начинать, думаешь, что твоего ребенка не примут и что ты так и останешься одиночкой. — Я не хочу об этом разговаривать, отпусти меня. — Нам рано или поздно придется, как бы ты сейчас не отпирался. Когда узел наконец спадает, Белецкий слезает с чужого тела и встает с кровати, ища свои вещи в темноте. Он бросает короткое: «Сотру это с себя» и исчезает за дверью. Марк почти рычит от негодования и утыкается носом в подушку. Зато его не выперли из квартиры, как грязного щенка. Весь остаток ночи проходит в молчании. Леша даже не разговаривает — редкие дежурные фразы по типу «Если хочешь есть, поищи в холодильнике» альфа не считает. А позже омега противоречит собственным словам действиями и засыпает в объятиях Марка, цепляясь пальцами за предплечье и размеренно дыша в шею. Когда он спит, брови не хмурятся, а лицо выглядит очень аккуратно. Альфа утыкается носом в русую макушку. Он может злиться, но не имеет права, потому что это Лешины установки в голове и только он может подтолкнуть себя к решению собственных проблем. Просыпается Белецкий не от будильника, а от звонка в дверь. Шепотом матерится, вылезает из-под руки альфы и поправляет на себе футболку. Тело, похоже, пропахло Марком полностью, как и одежда. Он сам это чувствует, или на самом деле все вокруг пахнет альфой. — Доброе утро, страна, — брат улыбается, а сын тянет ладошки вверх, требуя приветствие. Что ж, Леше придется долго извиняться из-за того, что он не сдержал обещание и не забрал Матвея сам. — Папуль, отец у нас? — Леша застывает на месте, слыша от сына такое впервые. Он старается отойти от шока, но почему-то не поправляет Матвея. Брат вопросительно выгибает брови. — Ты им пахнешь. — Да… Да, он здесь. Не разбуди его. Только Марк спящим не оказывается, когда появляется в дверном проеме спальни и с улыбкой передразнивает маленького омегу. Слышал ли он, Леша понятия не имеет. — Пойдем, — он тянет брата на кухню, позволив альфам лишь кивнуть друг другу. — Ты мне звонил? — Видимо, ты так хорошо провел ночь, что даже не проснулся от пяти моих звонков. — Извини, Вань… И ничего не хорошо! — Белецкий складывает руки на груди и отводит взгляд. Щеки стремительно краснеют. — Обычная ночь. — Да забей, я хотел сказать, что мой прекрасный Илюша наконец забеременел. И Леша расплывается в улыбке, позабыв обо всем волнующем, и его глаза тут же становятся влажными. У Вани с его мужем были проблемы в этом плане, они безумно хотели завести детей и подготавливались к этому, но два года подряд все было безрезультатно. Сначала Ваня даже подумал, что у кого-то из них может быть бесплодие, но анализы были в порядке. — Я рад. Как Илья отреагировал? — По-моему, он плакал от радости два дня подряд, — брат с улыбкой качает головой и добавляет: — я тоже плакал вместе с ним. — Так значит, я наконец-то стану дядей? — Ну не всю же жизнь мне быть им. Леша поглаживает Ванино плечо и закусывает губу. — У Матвея много вещей осталось. Они все хорошие, вам нужно что-то отдать? — Тебе самому они еще пригодятся. — С чего ты вообще это взял? — Просто знаю, — разводит руками альфа. Леша хмурится, решив оставить этот разговор без продолжения. На кухне возникает Марк, уже одетый в уличное. Он обменивается с Ваней коротким знакомством и впивается в альфу выжидающим взглядом. — Можешь оставить нас наедине? — Без проблем. Когда брат успевает затеряться в двухкомнатной квартире, Белецкий упирается поясницей в подоконник. Марк нервно зачесывает свои взлохмаченные волосы и наклоняет голову, чтобы быть на одном уровне с омегой. — Я не забыл о вчерашнем разговоре, Леш. Ты сам знаешь, в чем проблема. Я бы хотел, чтобы ты сделал правильный для вас двоих выбор. Омега упрямо молчит, скребет поверхность подоконника ногтями и кусает щеки изнутри. Альфа слабо зажимает его подбородок между двумя пальцами и продолжает говорить, почти касаясь Лешиных губ своими: — Мы взрослые люди, а взрослые люди должны быть умными. Так что я прошу тебя… Подумай о том, что тебе действительно нужно, а я подожду сколько угодно, слышишь? Пожалуйста. — Слышу. Марк улыбается одним уголком губ и невесомо целует Белецкого, потом спустившись к шее и поцеловав в едва выпирающий кадык. — Тогда мне пора. И кто обещал перебороть себя? Белецкий стопроцентно облажался, как и всегда. Он только и называет себя идиотом каждый раз, когда вспоминает маленькую надежду в глазах альфы тем утром на кухне. А когда Матвей спрашивает что-либо про Марка — обычно это вопросы о его визитах, — омега почти плачет от безысходности. Они целовались, они даже занялись отличным сексом и все время до этого показывали влечение всеми способами. Белецкий, конечно, видит, что альфа настроен серьезно и не напуган ответственностью, которая может лечь на его плечи. И омеге безумно стыдно из-за этого всего, потому что он ведет себя глупо, слишком эмоционально, но ничего не может с собой поделать. Это тяжело. Но Леша принимает окончательное решение, зная, что после него не получится тихо слинять, когда вылавливает альфу утром в детском саду и, собираясь с мыслями, шепчет: — Течка начнется через пару дней, и я хочу, чтобы ты провел ее со мной. То, как растет надежда в чужих глазах, он тоже замечает. — Течка? — Да, побудь со мной на правах моего альфы в трудный период. — Только в трудный период? — огорченно звучит в ответ. Альфа щурится, будто пытается выведать какую-то тайну, и его лицо опредленно выглядит разочарованным. Леша дотрагивается до его загривка пальцами, поглаживает и, мысленно глубоко вздохнув, улыбается: — Не только. В любой период. Просто будь моим альфой и все. Столько счастья в этой улыбке он видит впервые. Столько ликования и страсти ощущает в долгом поцелуе тоже впервые. Марк трется носом о Лешин, гладит щеку и прикрывает глаза. Даже его плечи перестают быть напряженными. — Ты не шутишь? — Я бы не позволил себе этого, Марк. — Тогда я буду очень рад быть с тобой в любой период. И все установки в голове, переживания и страхи, протянувшиеся из прошлого к настоящему, мгновенно исчезают. Стоило лишь перестать быть трусом и наконец почувствовать, чего омега хотел на самом деле. Это не так волнительно, как в первый раз, когда они сделали это. Сейчас Марк выглядит уверенным в их будущем и откровенно залипает на смущенном лице омеги. От него так крепко пахнет вишней, что воздух вокруг кажется душным, и он выглядит иначе: мягче, стройнее и привлекательнее, чем когда-либо. — Так и будешь стоять с открытым ртом? — Леша хихикает, пряча сцепленные руки за спиной и немного вытягиваясь в росте. — А ты хочешь прямо с ходу? — Знаешь же, что у нас куча времени впереди. — Это так. Альфа не хочет называть это сексом, чем-то, что завязано исключительно на инстинктах. Он и не хочет грубости, скорости и похотливых взглядов, когда целует сладкую шею рядом с загривком, а омега, до предела чувствительный, теперь ведет себя так, как в представлениях Марка. Он шепчет, что совсем позабыл, каково это — быть с альфой в течку, — и Марк успокаивающе гладит его живот, отвечает, что максимально постарается ради его комфорта. Ради их комфорта. И Леша действительно успокаивается, прикрывает глаза и тихонько дышит, принимая в себя целиком. Да даже если бы этот парень был с ним грубым, он бы остался доволен. Кажется, что вся шея уже исцелована, как и плечи, потому что Марк желает коснуться губами везде. Его толчки медленные и глубокие, а пальцы на животе и груди — ласковые. Его шепот на ухо сбивчивый, но по-прежнему нежный. Лешу плавит, он то и дело елозит лицом по подушке и закатывает глаза. Рука осторожно натягивает волосы, закручивает, и омеге приходится приподнять голову, чтобы услышать довольное: — Я же обещал тебе. Мне так нравятся твои волосы. Белецкий стонет, мысленно просит еще больше комплиментов и любви в свою сторону и получает, будто телепатически услышанный альфой. — И твой невероятный запах. Он хочет сказать, что тоже любит запах Марка и что ему тоже многое нравится в нем, но у Леши совершенно нет никаких слов в голове — в ней только удовольствие, желание и глубочайшее успокоение. Ему остается лишь что-то бессвязно шептать, двигать бедрами, искать ладонями чужие и чувствовать такую нужную для него заботу во время течки. И живот не крутит от боли, и голова не раскалывается — не приходится справляться в одиночку, потому что омега окутан теплом и отдает себя в желанные руки, полностью согласный на большее. Его слабо покусывают в оголенное плечо через полчаса. Оранжевая футболка сползает, совсем старая и растянутая, но никто не спешит ее поправить. Марк молчит, размеренно дышит и укладывает горячую ладонь на талию. Все это похоже на самый счастливый сон. Леша хочет повернуться к альфе лицом, но узел мешает и при каждом движении вызывает множество разных ощущений, так что он разочарованно вздыхает и продолжает лежать в одной позе, устало рассматривая бледно-белые узоры на голубом постельном белье. Он рад тому, что отвернут от окна и солнце не светит прямо в глаза. Оно светит только на левую руку, которой Марк касается своей, чтобы сжать пальцы и притянуть их руки к Лешиной груди. Он измученно улыбается — сил не хватает ни на что — и прислоняется макушкой к чужому носу. Говорить не хочется тоже. Нужно еще некоторое время, чтобы наконец освободиться от горячего тела сзади, заметить, что Марк уснул, пока гладил его по бедру и талии, и усмехнуться. Омега накрывает его одеялом по плечи и целует в одно из них, а желудок требует хоть какой-нибудь еды, потому что она была там в последний раз прошлым вечером. Он делает себе пару бутербродов с маслом и сыром и зеленый чай, перемещаясь с тарелкой и кружкой в спальню. Приоткрывает форточку и зашторивает окна, чтобы было не так ярко и не так душно из-за их запахов. Шоу по одному из каналов оказывается не таким уж и скучным, так что омега с увлечением смотрит его, отвлекаясь только тогда, когда голова альфы утыкается ему в живот, а рука обхватывает лодыжки. — Ты слишком красиво ешь, мне тоже хочется, — звучит хрипловатым голосом. Леша прячет пальцы в растрепанных волосах и улыбается. — Я думаю, что бутерброды ты и сам можешь сделать. — Отказываешь мне в удовольствии? Он усмехается. — Кажется, ты и так получил его сполна. — Если я скажу, что мне не хватило, насколько странно это прозвучит? Сколько раз они занимались сексом сегодня, Белецкий и не вспомнит. Начало течки всегда такое: едва контролируемое желание, удушающий вишневый запах — но Марк все равно не прекращает вдыхать его, — сильная чувствительность ко всем прикосновениям. Леша как-то даже проговаривается о том, что Матвей несколько раз назвал Марка отцом. Тогда, когда они встретили утро в одной постели, и после, когда малыш интересовался, придет ли альфа к ним снова. Леша спросил, почему Матвей говорит именно так, а тот ответил, что в детском саду второго родителя называют отцом и что он хочет тоже называть кого-то так. От того, насколько доверчиво омега прижимается к Марку этой ночью, щемит сердце. Омега совсем не хочет выпускать альфу из объятий: жмется ближе, гладит теплой нежной ладонью голую кожу и спокойно дышит в шею. Марк, похоже, не может уснуть целый час после омеги, пусть глаза уже слипаются, тело отзывается слабостью и требует сна, а парень просто перебирает шелковистые пряди омеги, натягивает сползающее одеяло на аккуратное плечо и каждую секунду хочет зацеловать милое лицо. Он теперь действительно не отпустит Белецкого, даже если тот по исходу течки начнет переживать, ругаться и выгонять его. Марк свое никому не отдаст больше. Находясь на грани сна, он представляет перед глазами картинки их будущей жизни, Матвея, считающего его своим вторым родителем, и улыбается. На душе хорошо, нежно и наконец-то счастливо. Утром, когда Леша лениво потягивается и смущенно глядит на альфу исподлобья, тоже. — Будешь завтракать? — омега накидывает на себя футболку, зевает и оборачивается. Парочка красноватых пятнышек на его шее, оставленных Марком, заставляют внутренне зарычать от удовольствия. — Если пригласишь меня помочь тебе, то буду. Вижу же, что ты вымотался. — Мы все прояснили вчера? — тихо звучит, когда альфа поднимается с кровати и приоткрывает форточку. Бровь дергается в вопросе. — Вчера мы долго-долго занимались любовью, но, да, думаю, прояснили. Чертова Лешина течка. Белецкий невольно сравнивает их с влюбленной парочкой из какой-нибудь американской мелодрамы: они готовят завтрак вдвоем — в обнимку, если сказать точнее. Альфа, прижимаясь сзади, касается собственных следов на гладкой коже губами, кокетливо говорит какие-то глупости, точно похожий на подростка — ну потому, что это реально глупости и подобное омега последний раз слышал в классе девятом от шутника из параллели. А Леша предпринимает попытки вырваться из крепкой хватки, ощущая прилив возбуждения снова, и обещает огреть Марка горячей сковородой, если тот еще раз полезет под футболку или укусит за плечо. Марку приходится сдаться. — Матвей и вправду назвал меня отцом? — он наконец вспоминает об этом ближе к вечеру. Белецкий жует губу и смотрит куда-то в сторону. — Да, он… Когда тебя долго не было у нас, он говорил что-то вроде: «А отец скоро придет?», и сначала я подумал, что это про моего бывшего, но Матвей ни разу его не видел. — А ты хотел бы, чтобы я стал его отцом? Пожалуй, наблюдать за тем, как омега нервно почесывает запястья и заламывает пальцы, пока молчит, довольно интересно. — Если он тебя принял, значит, и я приму тебя как его отца. — А как своего альфу? — Я же уже сказал об этом. — Мне хочется услышать это снова, — Марк подсаживается ближе, упирается ладонями по бокам от Леши и прислоняется к его лбу своим. Леша устраивает руку на груди. — Ты — мой альфа. Пока что без штампа в паспорте, но мой. — А ты хочешь штамп, да? — Я такого не говорил, — омега чуть отталкивает альфу, коснувшись плеча, и хмурится. — Отодвинься, мне нужно в туалет. — Но ты же хочешь, — Марк расплывается в довольной улыбке. Эти последние дни такие хорошие и приятные. А также приятно и спокойно на сердце становится, когда ранним утром альфа переворачивается на чистой подушке, слышит копошение из прихожей и тихое: «Отец здесь, Матюш». А потом дверь открывается, Матвей, маленький, раскрасневшийся и счастливый, заползает на кровать, укладывая голову на грудь Марка и широко улыбаясь. Все-таки его приняли в эту семью. Он стал ее частью.***
И в таком темпе пролетает чуть больше года. Леша переживает по поводу мнения папы Марка о нем — у него все еще ребенок от другого мужчины, — когда они наконец знакомятся. Но взрослый омега встречает его с распростертыми объятиями, не оставляет на лице места, которое не успел зацеловать, и шепчет, что уверен в их будущем. — Марк сказал мне, что любит тебя, и он редко говорит нам об этом, так что я точно знаю. У Леши нет слов, и он растерянно-глупо улыбается, обнимая мужчину в ответ. Просто альфа тоже никогда не заявлял об этом прямым текстом, а признавался размытыми предложениями, но омега, конечно, знал, что тот хотел бы произнести это, когда придет время. И Лешины родители вдруг снисходительно относятся к Марку — папуля-омега тот еще привереда в силу своей профессии и своего характера. Они зовут его на дачу и не кривятся, когда Матвей снова называет Марка отцом, показывая какую-то из плюшевых игрушек. Удивления в глазах Белецкого много, но оно скорее приятное просто потому, что он уверен в своем партнере и другого исхода быть не может. Каждая течка омеги, проведенная рядом с этим парнем, горяча и прекрасна. Он получает поистине невозможное удовольствие, теряясь в умелых руках и целуя любимые губы в ответ. Они все еще делают это с презервативами, ведь никто не обговаривал возможность забеременеть без них, но без течки иногда не используют контрацептивы. Леша не стесняется говорить, что так ему нравится больше. И теперь они могут целовать друг друга при сыне, но, разумеется, аккуратно и без подтекста. И могут гулять с Матвеем в парке или ездить в центр как семья. Но уже не «семья», невольно обозначенная так в Лешиных мыслях, а действительно самая настоящая, каждый член которой питает любовь к другому. Больше альфы на работе не смотрят на Белецкого так откровенно, потому что запах на его теле объясняет им все, и омегу это не расстраивает. Ему просто было важно, чтобы рядом находился тот, кто любит его, и он не гнался за этим вниманием от незнакомых мужчин. Да и зачем, когда у него есть свой — заботливый, внимательный, умный и по-прежнему не преуспевший в готовке. Порой Марк очень игривый в его течку, намекающий и хитрый. Он заглядывает в комнату, стоя голым по пояс. Ниже только трусы, которые он натянул после душа. Альфа щурится и подходит к кровати, поставив на нее одно колено. — Ты в моей футболке, знаешь, да? Я ее искал. — Имеешь что-то против? — Нет, тебе идет синий, — Марк цепляет крабик, закрепляющий Лешины волосы, и убирает его на подлокотник кровати. — И распущенные волосы тоже идут. Они мне нравятся, такие блестящие. — Ты меня соблазняешь сейчас, — омега вскидывает брови и приподнимается на локтях. Все-таки тело заставляет его реагировать на любое касание. — Не отрицаю. Леша сужает глаза и, расплывшись в улыбке, оставляет поцелуй на теплых губах. Пальцы оказываются в волосах альфы, когда тот целует шею, покусывает излюбленное — наверняка забронированное — местечко, где могла бы оказаться его метка, и захватывает зубами кожу у ключиц. Он так и не снимает футболку, только лезет прохладными ладонями к бокам и едва царапает их. Возвращаясь к чужим губам, Марк горячо вздыхает и стягивает с длинных омежьих ног шорты вместе с бельем. Ясный ум посещает Лешу, только когда голова альфы находится у его бедер. — Мы только и занимаемся сексом без остановки… — Полагаю, для того течка и существует, — Марк прихватывает губами низ живота, но умело избегает прикосновений к члену. Это определенно заставляет хотеть большего. — Перевернешься для меня? — Что собираешься делать? — Белецкий хмурится, но ложится на живот, укладывая голову на сложенные руки. — Доставлять тебе физическое удовольствие, а себе эстетическое. — М, звучит очень… — Леша замолкает, сжав в пальцах край подушки и звучно охнув. — Боже… Длинные крепкие пальцы оглаживают ягодицы, а чертов язык альфы — о, да, Леша успел проклясть его сотни раз — проскальзывает внутрь. Омега находит в себе силы, только чтобы, подняв голову, обернуться и покраснеть сильнее. Он буквально ощущает, как горят щеки, когда прижимается ими к, кажется, такой же горячей подушке. Если он не сотрет вид Марка из головы, то точно кончит раньше времени. Громко, позорно и в трясучке от всех этих чувств и касаний. Белецкий невольно раздвигает ноги шире, потому что точно желает большего контакта, и закатывает глаза. Его лижут внутри. Впервые. Никто раньше не делал этого — да никто и не просил. Дима, пожалуй, любил заниматься быстрым сексом и использовать руки, но он не был сторонником подобного. А Марк, который обдает жарким дыханием чувствительную кожу, доставляет настолько сильное удовольствие, что думать не просто не хочется… Думать не получается. Одна его ладонь продолжает сжимать мягкую кожу до тянущего ощущения, а вторая ласково гладит бедро, перемещается на талию и снова движется обратно, вызывая у омеги сверху стон, больше похожий на жалобный скулеж. Это сумасшествие. Это чересчур хорошо, особенно чувствовать это впервые с партнером, который относится к нему с трепетным вниманием. Марк даже сказал, что и ему самому это нравится. Господи. — Марк, перестань, пожалуйста, — он просит, потому что терпеть нет возможности и долго вряд ли выйдет продержаться, и альфа повинуется, напоследок позволяя себе оставить поцелуй на правой ягодице. Он дергает Белецкого за бедра, требует перевернуться на спину и расплывается в бесстыдной улыбке, когда замечает очаровательно румяное лицо и искусанные губы. — Ты сделал это без разрешения. — Думаешь? Леша пару секунд затравленно смотрит на него и шумно вздыхает. — Так ты трахнешь меня или нет? — Это грубо. Я не хочу тебя трахать, — альфа склоняет голову, прикасаясь кончиком носа к чужому и слабо потираясь о него. — Я хочу заняться с тобой любовью. — Сладкие речи… С каких пор в тебе столько романтики? Впрочем, Марк уже с легкостью входит, растягивая и так расслабленные стенки, и ловит судорожный выдох губами, когда они начинают целоваться. Леша чувствует свой вкус на его языке и руки, удерживающие в одном положении бедра, и отворачивает голову вправо. Она кружится не так, как бывает при недоедании и боли, она кружится от всего того приятного, что испытывает омега, прикрывая глаза при каждом медленном толчке. Запах альфы преследует, проникает в слизистую, и он почти довольно урчит, желая больше, глубже, интимнее. И вдруг даже хочется прошептать «Люблю тебя» на ухо охнувшему Марку, но Леша сдерживает себя и превращает слова в долгий, внимательный взгляд, которым он сталкивается с глазами альфы. Тот выглядит так, словно слышит и видит то, что пытаются донести, и утыкается лицом в шею омеги, прямо в то место, где должен находиться глубокий укус. Леша с упоением прячет пальцы в мягких каштановых локонах, накручивает их и прижимает голову парня как можно ближе к себе, срываясь на новый стон. В мыслях продолжает вертеться признание. Футболка задирается, ладонь альфы следует по животу, груди и останавливается на пояснице. Он совершает толчки чаще — но осторожность им по-прежнему присуща, — покусывает кожу и, к чему уже успел привыкнуть омега, перед оргазмом не позволяет их телам разъединиться даже на жалкий миллиметр. Марк шепчет что-то про отсутствующий презерватив, Леша его слушает и слышит, но теснее обнимает ногами и учащенно дышит в висок. Он готов позволить чужому семени оказаться внутри, готов позволить им обоим сцепиться и самому себе — вероятно, забеременеть из-за этого. Белецкий просто хочет того, о чем думает, но он не уверен в том, что это действительно может произойти. А потом Марк поднимает голову, свой этот непонимающий пристальный взгляд и с громким — больше удивленным — выдохом произносит: — Леш? А тот смотрит из-под полуопущенных ресниц, все-все осознающий, и с внезапной нежностью трется щекой о плечо альфы, будто просит ласку. И Марк больше не спрашивает ни о чем, пусть ему хочется сделать это в первую очередь.***
Брат приезжает вместе с Матвеем, которого забирал на выходные по собственному желанию. Он немного соскучился по племяннику, даже если они и так часто виделись по очевидным причинам. Ваня не остался на чай, лишь кратко изложил, как обстоят дела с мужем, их милым малышом и новым телевизором, купленным, когда альфа получил премию. Просто Ваня видел, что что-то изменилось в брате, в его поведении, запахе и виде, но промолчал. Рано или поздно омега намекнул бы на это. Белецкий треплет сына по волосам и опускается перед ним на корточки, ожидая привычного чмока в щеку. Матвей ведет носом, словно принюхиваясь, и тут же широко улыбается. От папы пахнет им самим и отцом, который выглядывает с кухни. — Как тебе твой двоюродный братик? — Он много смеется и ползает по полу, пап. Ваня в дверях не подавляет смешок. — Конечно, он же еще не ходит. Малыш замечает Марка и бежит к нему. Пожалуй, Леша задумывается о том, как прекрасно и правильно выглядят объятия, поцелуй на виске его сына и смущение на пухленьких щеках. А потом смотрит на время — нужно одеваться. Матвей, уставший после поездки домой, засыпает у себя в комнате, а омега идет искать одежду на сегодня. Наконец-то он возьмет отпуск, о котором так давно мечтал. — Извини за нескромность, но ты очень возбуждаешь меня прямо сейчас, — подает голос альфа, растянувшись на кровати. Ну да, ему-то никуда не надо идти, потому что сейчас он взял подработку — что-то вроде няни для малышей, родители которых заняты летом и не знают, на кого оставить детей, пока они работают. — Ты извиняешься за это после того, как оттрахал меня в течке до потери пульса и сегодня ночью? — омега многозначительно улыбается и смотрится в зеркало, поправляя вельветовые шорты длиной почти до колен. — Не думаю, что тебе стоит делать это. Марк убирает одеяло в сторону, поднимается с кровати и подходит к Белецкому, прикасаясь руками к его пояснице. — Возможно, — альфа растягивает губы в самодовольной усмешке и обводит взглядом тело перед собой. — Но ты выглядишь сексуально в этом. Как будто собираешься не на работу, чтобы взять отпуск, а на свидание. Леша пускает тихий смешок и прижимает ладонь к щеке альфы. Кожа приятная, но колючая из-за щетины, которую Марк будет обязан сбрить сегодняшним вечером. Леша щетину не любит. — Это приглашение? — Да, и я запрещаю тебе отказываться. Иди сюда, — и Марк движется задом в сторону кровати, потянув за собой омегу. — У меня немножко побаливает тело, так что я не думаю… — Я не собираюсь ничего с тобой делать, просто полежи со мной. Я соскучился. Вздохнув, омега оказывается сидящим на бедрах альфы и упирается ладонями в его грудь. Зеленые глаза напротив блестят так, как не блестели ни одни до этого, и в груди разливается теплое чувство. — Буквально час назад мы спали в одной кровати — невозможно соскучиться за это время. — Бывают исключения, — мятное дыхание и низкий голос у самой шеи вызывают мурашки. Теперь руки на Лешиных ягодицах, но в этом нет ничего эротического и побуждающего к действиям. — Я говорил о том, как хорошо ты пахнешь? — Да, этой ночью. — Тебе следует почаще это слышать. Леша не вздрагивает, когда его перекладывают на кровать и продолжают придерживать, наоборот — льнет к прикосновениям, как домашний и вкусно накормленный кот, требующий ласку на «десерт». Марк усмехается и целует в кадык, потом у линии подбородка и наконец достигает губ, вместе с этим неспешно поглаживая поясницу. — Тебя подвезти на работу? — говорит он, когда отодвигается и подпирает голову кулаком. Белецкий тихо слезает с кровати и продолжает разглядывать себя в зеркале. Чудно — одежда даже не помялась. — Нет, ты же не оставишь Матвея одного? Нужно в магазин съездить, а то к ужину нечего приготовить. Сможешь? — Все что угодно ради Вас. Между светлыми тонковатыми бровями появляется складка. — Ради нас? — Ради моих любимых омег. И Леша отмахивается ладонью, смущенно посмеявшись. В ответ он как будто хочет сказать, что любит тоже, но молча сверлит альфу многозначительным взглядом, надеясь на немое понимание, и наконец поворачивается к двери. Марк смотрит ему вслед, не прекращая улыбаться. И почему так пахнет молоком?***
В клинике дела обстоят как обычно: парочка пациентов, пришедших раньше назначенного времени, Даня, приветливо поднимающий уголки губ при виде Белецкого, и тихие голоса в кабинетах. Омега проходит мимо особенно уютного кабинета, некогда ставшего «столовой», где частенько засиживается Слава на перерывах, и останавливается, возвращаясь. Альфа поднимает на него взгляд, лениво пережевывая какой-то салат. Видимо, Андрей решил, что им с мужем следует правильно питаться. Леша злобно хихикает, но испытывает жалость к коллеге — тот не обращает на это внимание. Скорее, его привлекает что-то другое, думает омега, когда Слава ведет носом и подозрительно сужает глаза. — Выглядишь привычно красивым и пахнешь непривычно беременным. Леша изгибает бровь в вопросе. — Слав, ты дурак? — Боже, не говори мне, что ты окунулся в ванну с молоком, иначе я не знаю, что еще могу сказать тебе, — друг стучит пальцами по подбородку и ухмыляется, натыкая на вилку кусочки огурца. Разумеется, он знает о жизни друга все, за исключением того, как и в каких позах его берут по ночам. Это действительно было бы очень стыдно. — Нет, я не окунулся. — Бедные вы существа, омеги. Собственного меняющегося запаха даже не чувствуете. — Слав, это не смешно уже, перестань. Но Слава лишь с намеком указывает в сторону аптеки, находящейся прямо напротив их клиники. — Чтоб прямо сейчас пошел и купил тест. — Глупость. — Леш, я альфа, я чувствую твой запах, и, поверь мне, никакой вишни там в помине нет. Белецкий растерянно смотрит по сторонам и садится за стол. Ничего страшного, начальство подождет. Он напряженно вздыхает, когда понимает, что его с Марком последний секс в течку был без презерватива и точно с узлом, причем по Лешиной инициативе. Конечно, изначально вероятность того, что он забеременеет, превышала девяносто процентов, но почему-то омеге до последнего казалось, что чудо не произойдет. Подсознательно он все-таки желал этого — любимый альфа, все дела. — Зачем приперся сюда в собственный выходной? — Собираюсь заявить начальству, что с завтрашнего дня я беру отпуск. Матвей очень хотел поехать в Питер. Думаю, можно на неделю съездить. — Будешь покупать билеты на четверых? — Слава подмигивает. — Буду покупать билеты на четверых, — Леша язвит в ответ, но по-прежнему остается нахмуренным. — Неужели правда беременный… — А что, у тебя какие-то проблемы со здоровьем? — Нет, все идеально. Думаешь, ему это нужно? — Ой, да твой воспитатель детей любит больше всего на этом свете, Леш, так что делай выводы. Конечно, мне могло показаться, что ты так пахнешь, но я уверен в своем шикарном нюхе на девяносто девять процентов. — Нет, Марк тоже вел себя странно в первые десять минут, пока обнимал меня на кухне. Может, он подумал, что у меня гель для душа новый. Альфа насмешливо глядит на него и закатывает глаза. — Он просто не знает, что делать. — Что делать с чем? — Мда, Леш, не думал, что твоя мозговая активность так быстро снизится в эту течку, — он откладывает пустой контейнер в сторону и начинает объяснять тысячу причин молчания Марка. И заставляет омегу купить тест на беременность. Целых два. И на каждом результат положительный. Как подтвердить подозрения своего альфы и своего друга, Белецкий понятия не имеет. Единственный его опыт с этим вылился в расставание, и сейчас остается лишь надеяться, что Марк действительно хочет ребенка. Дома он либо внушает себе, либо на самом деле видит, что у него порозовело и чуть округлилось лицо. Чем-то похоже на течку, но очевидно, что это не она. Состояние не такое. Теперь в телефоне висит запись к врачу на завтра, а тесты оказываются надежно спрятанными в дебрях ящика под раковиной. Матвей мирно рассматривает картинки в новой пестрой энциклопедии, а Марк тихо рассказывает ему о растениях и животных, на которые указывает пальчик малыша. — Да, хомячки очень милые, но они слишком много едят, Моть. Я не знаю, как можно столько есть. Леша не сдерживает смешка, подходит к кровати сына и кладет локти на плечи Марка, таким образом обнимая его сзади. Сын широко улыбается розоватыми губами. — Пап, у меня новая книжка! Тут есть хомячок и… — он с открытым ртом возвращает глаза к нужной странице. — Морская свинка! — Красивая книжка, тебе нравится? — Да, она крутая. Марк до сих пор молчит, пересекаясь взглядом с умиляющимся Белецким, и чувствует, как сильно стучит у того сердце. — У тебя все хорошо? — произносит он шепотом, чтобы не привлекать внимание сына. Омега пускет неспокойный выдох. — Леш. — А должно быть плохо? У меня все хорошо. Сегодня он ничего не рассказывает, пока не собравшийся с мыслями. На следующий день все оказывается так, как думал омега. Срок в шесть недель. Запах, правда, появился поздновато. Обычно он возникает на четвертой неделе или даже раньше, но Лешу успокоил врач, сказал, мол, небольшой сбой в гормонах, а затем выписал витамины и напомнил о сдаче анализов. Теперь ему деваться некуда. Нужно все-таки рассказать. В голове всплывают старые слова альфы о том, почему он пошел работать в детский сад, и Белецкий начинает думать, что это открытие Марк примет положительно. Поэтому он кусает губы и нервничает, пока вьется на кухне и ждет альфу, который досматривает с сыном мультик. Все-таки он был обязан дать Матвею все отцовское внимание, которое тот не получал в течение трех лет своей жизни. Марк разминает шею после долгого сидения на кровати и встает напротив. В его глазах вопрос. — Почему ты нервничаешь? — Чисто теоретически… Ты бы хотел еще одного ребенка? Он выгибает левую бровь и складывает руки на груди. — Если чисто теоретически, то хотел бы. — А чисто практически? — омега отводит взгляд, ладони ужасно потеют, и он вытирает их о футболку, а потом сцепляет за спиной. — Ну вот если бы я сказал тебе, что ты станешь отцом, был бы ты рад? — А ты скажешь мне, что я стану отцом? — Почему мы задаем друг другу вопросы… — в конце концов Леша вздыхает и протягивает альфе кучу бумажек из поликлиники, шепча: — Да, я скажу тебе, — а потом они оба молчат, пока Марк вчитывается в каждый документ и каждую рекомендацию. Он наконец поднимает насмешливый взгляд. — Неужели ты подумал, что я буду против? — Да кто тебя знает. Может, ты уже обнимешь меня и поздравишь нас с этим? — Если ты позволишь Матвею дать имя этому малышу, то да. Просто он недавно признался мне, что хочет родного брата. — И что за имя? — Белецкий устраивает голову на чужом плече и чувствует, как постепенно успокаивается и перестает нервничать. Марк поглаживает его по пояснице и целует в макушку. — Гриша, кажется. — Это очень странно сочетается с твоим отчеством, но звучит неплохо. Альфа возмущенно хмурится и мягко отталкивает его. — Тебе не нравится мое имя? — У тебя чудесное имя, успокойся и не перечь беременному. — Ты только на шестой неделе. — Дальше будет хуже, — омега по-доброму усмехается и закидывает руки на плечи Марка. — Так ты поставишь мне метку или нет?