глупышка

      Она красивая.       И глупая, такая глупая, что ему почти смешно. Но столь прекрасной женщине простительна и глупость, и некоторая истеричность — Марина похожа на идеальную говорящую куклу, которую можно двигать так, как захочется, и у него в животе стягивается тугой узел от мыслей.       Восхитительно было бы владеть такой девушкой — но она смотрит на тряпку Петра как на снизошедшее божество, и это бесит. Пётр далёк от чего-то божественного настолько же, насколько и сам Сергей, только если мальчишка обычный человек с жалкими амбициями и примитивным складом ума, то Сергей — сын дьявола, ступающий по земле и изменяющий её под своё видение. Но глупышка Марина этого не видит и не понимает, с вежливостью смотря куда-то в область его уха и робко бросая редкие взгляды в глаза — но не от смущения, просто потому, что не привыкла к прямому зрительному контакту с мужчинами кроме своего жениха, который никогда не станет мужем.       Ничтожество.       Он мог бы дать ей так много, гораздо больше, чем сможет Пётр, но она влюблена и верна, будто способна принадлежать всего одному за всю жизнь. Нелепость, сущая нелепость, Сергей может подарить ей множество забитых украшениями шкатулок, гардероб от брендовых дизайнеров, ежегодные полёты по всей планете, пропуск в высший свет, разнообразный секс и лучших врачей. Но Марина противится, хлопает накрашенными ресницами и отводит взгляд, отказывая и отступая, словно боясь, словно он животное, способное наброситься, затащить в комнату и изнасиловать, зажав рот.       И ему почти хочется, вкус её бархатный кожи почти оседает на языке, а ладони горят от жара — но он усмехается и возвращается к столу, а Пётр ничего не замечает и продолжает улыбаться в попытке заработать его благосклонность.       Раздражает, и Сергею снится, как руки сжимают хрупкую шею пока не стихнет пульс.       Прекрасной женщине уродливая смерть.       Сергей мечтает, как сделает её своей, как заставит если не любить, то уважать и подчиняться, но Марина отклоняет приглашение посетить банкет вместе с Петром, ссылаясь на болезнь — очевидная детская ложь, и фужер едва не хрустит в пальцах.       Как она посмела? Как он посмел?       Сергей раздавит их всех, нужно лишь подождать.       А потом всё идёт не по плану и лучше плана, и Пётр ошибается снова и снова, и приказ об увольнении уже лежит в ящике стола, осталось только подписать. Но то ли боги, то ли демоны благословили его, и Марина оказывается в его полной власти, дрожащая, напуганная, слабая, и горячая тяжесть в животе наливает голову карамелью. Расправа будет яркой, сладкой и неторопливой, и когда слово «беременна» звучит из колонок, Сергей улыбается — теперь-то девочка поймёт, что к чему, кто есть кто. Но поздно, слишком поздно, и он предвкушает, как она будет молить о спасении, стоя на коленях, плача и униженно предлагая себя, взывая к его совести, которая похоронена в утробе матери.       Он смеётся.       Пожалуй, Радомскому всё же стоит сказать спасибо.       Её слёзы и крики оказываются прекраснее, чем он ожидал — её страх, близкой к истерический панике, великолепен и возбудающ, и Сергею совершенно не хочется останавливаться, смотря, как его мутантка приближается к Марине, улыбаясь.       А Пётр молчит, наблюдая за издевательством над невестой и нависнувшей угрозой смерти — трус и слабак, но Марина сделала свой выбор, за который теперь придётся расплачиваться, и цена будет высокой, настолько высокой, что едва ли она сумеет её выплатить. Но ему плевать, он облизывает губы и не может сдержать довольного оскала.       Всё прекрасно, и приказ о включении ультразвука он отдаёт почти с сожалением.