Гитара? Почему она здесь? Разве он не оставлял её в комнате? Она такая старая, рухлядь почти, но она хранит историю, тихую и личную, выбросить её не хватит духу. Её струны, словно струны его души. Как же давно это было.
Он обещал научить его играть на гитаре. Обещал и сам когда-то ему сыграть. Почему же теперь инструмент, выбранный когда-то с таким трудом и трепетом, пылится в чехле на шкафу.
Горько. И больно. Он не поднимает глаза туда, не хочет смотреть, он помнит. Помнит все те обещания, помнит смех, шутки и искрящую нежность. Как же так, все ускользает так быстро, словно песок сквозь пальцы. Тот парень был таким искренним. Они дружили пару лет, знакомы были столько же. Сынмин помнит, что новый парень Чонина познакомил их. И как-то все так завертелось. Скучные пары пролетали вдвое быстрее за тихими перешептываниями, а грустные вечера скрашивались интересным фильмом и долгими долгими разговорами. Чего Сынмин не помнит, так это того, когда же он успел так влюбиться, так сильно как никогда и ни в кого. Банально и глупо, но он сравнивал эти чувства с теми, что были в прошлых отношениях, и не находил ничего общего. Вот только кому он сдался с его чувствами, когда у Чанбина девушка есть. Они вместе кажется всю жизнь. Встречаются лет 5, а знакомы и того больше. Ему нельзя было на что-то рассчитывать, Она милашка, а он вообще-то парень и совсем с ней не сравниться. С ним хочется выпить в пятницу вечером и обсудить какой-нибудь фильм. А с Ней хочется провести все время на свете. Чанбин сам когда-то так сказал, что хочет быть рядом с Ней каждую секунду. Их с Сынмином дружба была яркой и тёплой, но закончилась она как-то скомкано и размыто. Это Мин был инициатором, он бы не простил, не простил бы себе, если бы из-за его чувств и неумения их сдерживать сделал бы больно. Поэтому после 4‑го курса решил переводиться в университет в Америке. Так заезженно, что даже тошнит, но он был совсем неглупый и английский знал хорошо, а значит с поступлением не будет проблем. У родителей достаточно средств, чтоб оплатить там все. Он старался сводить их общение к минимуму, получалось откровенно плохо. Чанбин рвал и метал когда узнал. Сказал что не отпустит пока не поговорят, пока не разберутся. Но как же тут разберёшься, когда сам Сынмин погряз в этом так, что и вылезти не получается. Он сказал ему об этом за 2 недели до отъезда. За неделю до они виделись. Сынмин молодец, он справился, наврал с три короба, обещал звонить, говорил, что это мечта его, он так хочет быть там. А почему никогда не рассказывал? Да как-то никто и не спрашивал. Только кажется Бин ни единому слову не поверил. Улетел Мин на день раньше чем обещал, не хотел прощаться, он бы не сдержался - рассказал бы все. А этого нельзя допустить, он сначала уедет далеко, а потом, может быть через какое-то время, они поговорят.
Как жаль, что он так и не научился играть на гитаре, как жаль, что не услышал как играет Чанбин. Он позвонил всего один раз, сказал что все в норме, что начинает осваиваться и чтоб хён не беспокоился за него, и что позвонит обязательно, и на зимние каникулы прилетит. Не позвонил, и не прилетел. Лишь написал в смске через несколько недель, что и к чему. Что тяжело и больно, что не хотел улетать, что тошно одному, что гитару эту чёртову хочет сжечь, что хочет вернуться. Что любит сильно и не сможет отпустить - потому и уехал сам. Что желает ему искренне счастья с Ней, что ему нужно время. И извинялся, он бесконечно много раз извинялся, за то что поступил как мразь, что друг ужасный, что не заслуживает совсем Чанбина и что скучает он так, как никогда ни по кому не скучал. Чанбин тогда много чего писал, что Сынмин дурак последний, что не оттолкнул бы его, да на чувства бы не ответил сразу, но они бы справились, обязательно справились бы. И что не обижается и злиться лишь чуть, старается понять. Не может он злиться, и что скучает тоже очень и сожалеет, что не попрощались нормально, что не поговорили. Но не винит, ни в коем случае, Сынмин у него молодец, не смотря ни на что молодец, гордиться он им до безумия. И очень хочет снова быть рядом, когда Мин сможет. Обещал что будет ждать его. Несколькими словами всего обмолвился, что в отношениях с Ней отчего-то стало сложно, совсем не клеится и все идёт к расставанию. Охладели как-то за столько лет. Спрашивал, может ли он как-нибудь прилететь к нему, туда, куда он от него сбежал. В самом конце, написал что, наверное, тоже любит его, всегда любил, просто не понимал или не хотел осознавать, извинялся за это. Он написал, что даст им время остыть и нагреться вновь.
Сынмин такого не ожидал. Как же так, он ведь уверен был, что нет шансов, что Она лучше намного. Что он не достоин даже дружбы с ним. Но был все равно по-детски счастлив, что Чанбин несмотря на его, Сынминов, поступок, остался рядом, не оставил. Получаеться, все эти будоражащие и отравляющие чувства, взаимны? Взаимны ведь… как так вышло, разве нужно для этого было столько страданий и боли. Вероятно. Но дальше теперь только будущее, возможно даже совместное. Чанбин прав, нужно остыть, чтоб снова нагреться. Иногда нужно погаснуть, чтоб снова заискриться ярким светом.
Месяц прошёл или два, этого Сынмин тоже не помнит. Все начиналось потихоньку. С редких сообщений, иногда даже голосовых. Позже звонков, всего раз в две недели, больше было не нужно. Когда стало не хватать добавился обмен фотографиями. Разными — милыми, скучными, а иногда даже нелепыми. Они собирали себя по частям, старались не ссориться, и говорили, говорили, говорили. Восполняли любые недопонимания разговорами, с них хватило молчания, оно портит, о чувствах и мыслях нельзя все время молчать. Их разделяли километры и часовые пояса, но их больше не разделяло молчание.
***
Чанбин появился на пороге его маленькой квартиры зимой. Ровно через год как младший улетел от него с обещаниями звонить. Он приехал неожиданно, не предупредив. За пару дней до, заливал, что много работы, что и умереть некогда, что из сети пропадёт на какое-то время, чтоб Минни его не волновался, все в порядке, просто дедлайны горят. И Минни не волновался, пока утром субботы в квартире не раздалась трель дверного замка. Сынни был сонным и совсем капельку раздражённым. Но как только увидел такое родное, нежное и любимое лицо вмиг распереживался и, кажется, чуть не умер прям на пороге. От счастья. Конечно от счастья. Чанбин не теряя времени зашёл за порог и прикрыл дверь. Сколько же прошло, наверное ещё секунд десять до того, как они оба кинулись друг другу в объятья. Такие желанные и такие нужные. Год, целый год они прятались за экраном телефонов и конвертами с нежными письмами их чувств. И вот, наконец то, рядом. Так близко, что даже не вериться. Их первый поцелуй солёный из-за слез, и такой невероятно чувственный. Как и последующие. Сынмин не уверен, что может описать все свои чувства, которые он испытал тогда. Он плакал, конечно, они оба плакали, долго, достаточно долго, чтобы их лица успели опухнуть. Мин чемодан огромный заметил только через час, когда пошёл за чанбиновым телефоном в коридор. На его немой вопрос, что это, Бин сказал, что им теперь нужно либо говорить хозяевам о пополнении жильцов, либо искать новый дом. Что он больше никуда от Сынмина не уйдёт и что самому Сынмину снова сбежать не даст. Сказал, что не отпустит и что весь год работал на одну американскую фирму, где его с радостью ждали теперь тут. Что не говорил ничего, чтоб Мин не отговаривал его и не нервничал больше. Его Бинни теперь всегда рядом, даже когда не онлайн.
***
— Малыш, чего это ты, все в норме? — из мыслей его вывел голос, мягкий, убаюкивающий и теплые руки обвивающие его талию.
— Да, хочу чтоб ты сыграл мне, ту песню. Помнишь, мы учили, когда ты только прилетел, — он тянется за инструментом, стараясь не разорвать объятий.
— Конечно, давай только петь будешь ты, я хочу слышать тебя, — Бин забрал инструмент из рук и взявшись свободной повёл из коридора назад в комнату. На кровать - их любимое место.
— Я люблю тебя, хён, я очень люблю тебя, — руки сами тянуться за объятьями, он обожает вот так легко сцеплять их за спиной, чтоб чувствовать его рядом, — спасибо, что тогда не бросил, что рядом сейчас, — кажется сынминов голос совсем не изменился, все такой же, в отличие от самого Сынмина, он уже совсем не такой, как тогда. Но такой же счастливый. Наверное даже счастливее, раз в сто. Да, конечно счастливее.
— И я люблю тебя, я тут, и пока я здесь, — он приложил свою ладонь к миновой груди, — я всегда буду любить тебя, и это тебе спасибо за то , что справился, за то, что позволил быть рядом, — голос с возрастом приобрёл хрипотцы, но совсем не обрёл усталости, лишь спокойствия и уверенности.
Они совсем не те, кем были 5 лет назад, но их чувства все такие же, такие же искренние и светлые. Всегда будут такими, потому что они больше не молчат, больше никогда не посмеют молчать.
Перебор струн разлился по комнате и слова слились во едино, скрепленные временем и обещаниями.
— I'll wait for you, babe, that's all I do, baby
— Don't come through, babe, you never do
