Тьма внутри и что с ней делать

– У тебя нет ни шанса, – сказала Салли фон Хампединг. Вообще-то она имела в виду шансы на любовь. Ну, знаете, все эти сердца, которые то начинают биться быстрей, то не начинают, все эти сбои ритма и так далее. – Почему это нет? – спросил красавчик, наставивший на неё арбалет. Блондин. Не очень-то в её вкусе. Такие вечно считают себя самыми правыми на свете, и так пока ты не щёлкнешь клыками у них перед носом. Земля всё ещё шаталась. Когда ты только что исторгла из себя бумажный зонтик для коктейлей, а потом бенгальский огонь, ты не очень-то расположена вести беседы. Но Салли просто хотела, чтобы у всех в кои-то веки было поменьше проблем. Они все только-только обсудили со Смуглянкой, что иногда не обязательно встречаться с первым, кто пригласил тебя гулять. Смуглянки здесь не было, но вот другая красавица была. Такая, что у Ангвы, Салли знала, встали бы дыбом волосы на загривке. Она светилась, эта девушка. Сказать по правде, Салли и самой в её присутствии захотелось рассыпаться в летучих мышей и тихо уснуть в уголке. Во многих уголках. Но следовать каждому примитивному порыву, как известно, вовсе не обязательно. На траву рядом с Салли приземлилась Ангва. Можно было бы пошутить: «на все четыре лапы», но пока что Ангва была в человеческом обличье. В красном боа из перьев. Салли не помнила, когда они появились. – Эй ты, – сказала Ангва, – отвали от моей… хм… от моего капрала. Второй арбалет нацелился уже в неё, но Ангва будто бы не заметила. Красавчиков было двое. Второй, темноволосый, всем своим видом словно говорил: ах, я где-то оставил свои парадные одежды, свою свиту и свой парадный жезл, но вы не волнуйтесь, я всё равно смогу вести себя как полная сволочь. – Что здесь происходит? О, а вот и Шельма. Вот у неё были каблуки так каблуки. Она в них устояла даже на этой траве. Какого беса, почему они втроём вдруг оказались посреди какого-то парка? Хотя это скорее походило на её родину, на Убервальд, чем на парк. Убервальд, если бы там было поменьше оборотней и вампиров, а гномы вели дела проще. Странное чувство. Дикие места. Где-то, не так уж далеко, завыли волки. Цвета здесь были – бурый и зелёный, и серый, и снова бурый. У девушки сердце билось быстрее – от испуга. – Ты кто? – спросил второй. Почему-то ни Ангва, ни Салли его не заинтересовали настолько, чтобы снизойти до разговора, зато на Шельму он уставился, как на сон наяву. – Это что же, кольчужная юбка? – Новая коллекция, – ответила Шельма с достоинством, – ограниченный выпуск. Но может, если заказать прямо сейчас, то вы ещё успеете. – Гхм-гхм, – сказала Ангва, – можем ли мы продолжить обсуждать одежду и прочее, не угрожая друг другу? – Но у вас даже нет оружия, – сказал блондин, – ни у кого, кроме гнома. Гнома-женщины. Госпожи гнома. Он явно не знал, как правильно. – Я ничего не понимаю, – сказала красавица, и голос у неё был такой мелодичный, что, будь Салли оборотнем, она бы прижала уши. Где-то в глубине, в той её части, что принадлежала исключительно ночи и летучим мышам, мыши зажмурились. Слишком звонко. Слишком напевно. Интересно, можно ли этим голосом сбить мышь с насеста, пока она спит? – Вы славные воины, сыновья Феанора, это известно всем. Зачем же целитесь вы в безоружных женщин? О, посмотрите-ка, и она ещё будет за них заступаться. Хотя сама Салли пыталась сделать ровно то же самое. Зеркально то же самое. Но Салли, по крайней мере, до этого опрокинула в себя неизвестное количество коктейлей, а до того полдня ползала в шахтах. Сомнительно, что эта девушка вообще когда-нибудь в своей жизни спускалась в шахту и там вся перемазывалась в зелёной слизи. – От этих безоружных тьмой разит за мили, – скривился второй. – Ты просто ещё не поняла, с кем имеешь дело, дочь Тингола. Это всё сказочки, что у вампиров нет похмелья. На самом деле очень даже есть. Просто оно наступает, как бы вам сказать, не наутро, а сразу после кутежа. То есть, в случае Салли, вот прямо сейчас. – Лично от меня, – сказала Шельма, – если чем и разит, так это «Головоротом». Ну, или этим, «Прибей голову на дверь». А от моих подруг разве что «Вопящим…»* – Так, – сказала Салли, – или вы опускаете эти свои игрушки, или я что-нибудь сломаю. Никакой тьмы, ребята. Я ношу чёрную ленточку. – А я плачу за цыплят! Двое переглянулись. Ангва стащила боа с шеи. – Вы обещали, что окажете мне помощь, – пропела эта неземная, и Салли на миг зажмурилась. Наверняка и Ангва поступила так же. – Но разве только мне вы готовы оказывать гостеприимство? Двое переглянулись ещё раз. Пёс одного из них, которого Салли сразу не заметила, потому что была уверена, что запах псины в этой компании может исходить только от Ангвы, так вот громадный пёс со светлой шерстью вдруг подошёл к ним троим и бешено, изо всех сил забил хвостом. – Хуан, – сказал первый, но арбалет опустил, – ты точно ничего не путаешь? Пёс залаял отрицательно. Ангва потрепала его по загривку, хотя сперва показалось, что ей для этого придётся встать на цыпочки. – Его зовут Хуан, да? А я – Ангва фон Убервальд. А вот вы двое так и не представились, как я вижу. Что бы сказала ваша мамочка? О нет, ну почему вдруг. Иногда на Ангву находило. Сама она в упор не замечала, а Салли и не собиралась ей сообщать, но иногда Ангва вела себя точь-в-точь как Моркоу. Двое переглянулись в третий раз. – Под твоё слово, Хуан, – сказал первый псу, – и под твою ответственность. *** – Что это ты имела в виду? – спросил Келегорм Феанарион. Ну и имечко. Хотя не Салации Делоресисте Аманции и так далее, и так далее фон Хампединг – не ей, будем честны, было кого-то судить. – Когда сказала, что у меня нет шансов? В определённом смысле они хорошо друг друга поняли. Охотник и дичь. Если бы Салли обратилась в летучих мышей, этот сумел бы уложить большую часть. С другой стороны – именно при таких, самоуверенных и одновременно внимательных, не к месту снисходительных, а потом вдруг по-настоящему заботливых – именно при таких у Салли начинали чесаться клыки, и в переносном смысле, и не только. Ты никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент. Поможет ли. Предаст ли. Он был похож на рыцаря из баллады, а рыцарям – это все знают – доверять нельзя. Особенно если ты дева в беде. Салли всё ещё собиралась с ней поговорить, с той, кого эти двое так любезно встретили и проводили туда, куда ей было не надо, но пока что – какие тут были своды! Хорошо бы повиснуть в этих пещерах всеми своими мышами, да так и спать до самой ночи. Ну, если, конечно, повезёт найти место, в которое бы не пробивался свет. У них тут было неприлично много света. А Келегорм с Куруфином всё рвались узнать, кто они все такие и откуда. На их бы месте Салли тоже постаралась. На своём ей хотелось домой, но прежде она собиралась кое во что вмешаться. – Я имела в виду, – сказала Салли, впервые за день вытягивая усталые ноги, – что её сердце ну ни капли не ускорилось, когда она тебя увидела. А вот твоё – ещё как. Куруфин повернулся к брату. Салли часто пыталась понять, почему оборотней так бесят вампиры, но только тут почувствовала себя немного на их месте. Эти, с безукоризненной кожей, безо всякой жажды крови, с мелодичными голосами и шикарными волосами – они были недосягаемо совершенными и этим страшно раздражали. Ещё и мыслями наверняка могли обмениваться. И сердца – вот уж у кого стучали в одном ритме. Наверняка старинная семья. Семья с традициями. – И что? – спросил Келегорм, явно глубоко задетый. – Это сейчас она влюблена даже не стану говорить в кого, а вскоре, может, передумает! Не может же она… – Что? Выбрать не тебя, такого замечательного? Это всё отзвуки девичника. Во-первых, Салли не то чтобы часто ходила по барам с подружками, уж какими ни на есть. Во-вторых, ей упорно казалось, что всё это – пьяная грёза, пьяное видение, и вот сейчас она очнётся где-нибудь у обочины, и Ангва будет с плохо скрываемым злорадством трясти её за плечо или что-то типа этого. Главное – не запачкаться. Да, да, главная её проблема – не запачкать одежду где-то там, в Анк-Морпорке, а вовсе не переубедить упрямого красавца. – Зачем ты её слушаешь? – спросил второй. – Ты что, и впрямь полюбил? – А если и так – что с того! Ой-ой, ну вот опять. Они ведь её в первый раз увидели, эту Лютиэн. И в её сердце, Салли это чуяла твёрдо, место теперь было ну разве что для дружеского общения. Крайне дружеского. – Хм, – сказала Салли, – мне кажется, ты принимаешь за любовь не совсем то, чему… – А ты не учи меня! Она всего-то хотела сказать: «не совсем то, чему бы девушка смогла обрадоваться». Мужчины часто путают. Но Келегорм немного напоминал летучую мышь, которую вдруг кинули на свет – сбитый с толку, ошеломлённый, ослеплённый. И самые пышные псы и кошки станут выглядеть уязвимыми, если их окатить ледяной водой. Вот Келегорм сейчас как будто был таким псом, и при этом пытался делать вид, что всё в порядке. Правда, отряхивался всё равно на окружающих. – Ты ведь даже её не знаешь, – попыталась Салли снова, – и почему, скажи на милость, ты так уверен, что все должны немедленно пасть к твоим ногам? Он молчал. Тяжело дышал. Всё ещё на неё не кинулся, как удивительно, а ведь она была бы не против поразмяться… Нет, нет, это в ней говорит летучая мышь. Летучую мышь не утопишь ни в одном коктейле, она просто всегда есть. – Она поймёт, как ошибается. – Она при первой встрече тебе объявила, что отправляется на помощь к жениху, но ты уверен, что она вдруг передумает? Куруфин посмотрел на Салли с интересом. Может быть, это было то, что он и сам был бы не прочь сказать. Вот только сомневался почему-то. *** По пути в город им пришлось переправляться через реку. Отвратительно! Ещё и Хуан, этот самый хороший пёс из всех хороших псов, остановился уже в воде и ждал там, пока Ангва не войдёт. Да, он-то всё понимал! Только от того не легче. А посреди реки вдруг захотелось наоборот – опуститься на все четыре лапы и лакать. Да, здешняя Луна Ангве пока не угрожала, но ещё пару дней назад у Ангвы был в разгаре ПЛС**, и не так-то просто было теперь от него отмахнуться. Итак, этот Хуан: скучал по родине; любил хозяина больше жизни и не усматривал в этом ничего плохого; и делом жизни в данный момент полагал охоту на волков. – Ну, знаешь ли, – сказала Ангва. Этот хозяин, как оказалось, лично Хуана мыл и шерсть расчёсывал. – Я, в некотором роде, тоже волк. Её волк сейчас думал преимущественно о пёсьей глотке и где-то там, совсем уж на задворках сознания – о собачьей корзинке, которая осталась дома. «О! Как же просто говорить с тем, кто одной с тобой породы. Хозяин старается, но он не видит запахов. И он запутался». Ну вот, и этот тоже будет о хозяине. Со всеми псами беседы сводятся к хозяевам. Либо поклонение, либо бунт, третьего не дано. И ты такая же, – сказал волк внутри, – да? Хорошая собака. Ты исчезла. Будет твой человек тебя искать? Конечно будет, – огрызнулась Ангва мысленно. Все ищут тех, кого любят. Любят? Любят ли? Она не была уверена, подходит ли им с Моркоу это слово. Одно из тех коварных слов, что значат слишком много, то есть – ничего. Слишком размыто, стёртый запах. Будто дождь прошёл. – Я не одной с тобой породы, – возмутилась Ангва вслух. – Говорю же, я волк. Во мне живёт волк. «Тут важно, как ты с ним обходишься. Не говори хозяину». – А ты сам что, не скажешь? «Я уже молчу. А та, вторая, – как вышло, что она не служит тьме?» – А ты точно уверен? Эй, эй, эй, я пошутила! Нет, правда, ей надоела кровь. Могу её понять. Вообще среди всех этих светящихся красавцев и красавиц именно Салли раздражала меньше всех. Одной крови. С вампиром. Ни за что на свете. «Ты, кажется, очень устала, дева-волк». – Ну ещё бы! Вот только почему… какое тебе дело? Уверена, ты-то никогда не ел цыплят. «Меня сотворили цельным». – Намекаешь, что тебе проще? «Иди сюда, отдохни. Сердце моё чует великие перемены, если вы трое выберете нужные пути». Нет-нет, Ангва совсем не собиралась засыпать, привалившись к псу. Как будто ей без этого было мало шерсти. И если вам потом кто-нибудь скажет, что она проспала несколько часов самым глубоким сном в своей жизни, это точно не будет правдой. Несколько часов, когда за её волком впервые присмотрел кто-то другой. *** – Ох, нет, – вздохнула Шельма. – Прямо так и сказал? Её гномья сущность вопила, нет, ревела изо всех сил: что-то не то, не так с теми двумя, что-то, о чём ты уже знаешь, просто не хочешь как следует работать киркой! То есть – мозгами. Какая-то другая часть, та, что заставила её когда-то надеть юбку выше щиколоток и воспользоваться губной помадой, утверждала следующее: во-первых, непонятно, гости они тут или пленники, а во-вторых, Лютиэн срочно нужна помощь. Хотя бы просто свободные уши, и да, «ох» тоже сгодится. – Ох, – повторила Шельма. – И ты так и сидела там, да? На дереве? Что за отец способен запереть свою дочь на такой высоте. Мог бы хотя бы в шахте. По всей видимости, Лютиэн стала жертвой той-самой-сказочной-любви, которая-приходит-один раз, пережила предательство друга детства, её отец оказался настоящим тираном и вот теперь она бежала не пойми куда, имея при себе только волшебный плащ. Ах да, и неземную красоту. И волшебный голос. Но Шельма уже убедилась, что красота далеко не всегда приносит счастье. – И ты их видишь в первый раз, этих двоих? – Но они обещали помощь. Ох! Вот именно такие девушки иногда тихим голосом обращались в Стражу, пряча глаза, а потом коммандер Ваймс становился очень злым, и Ангва становилась очень-очень злой, и ходили слухи, что обидчики девушек потом не досчитывались кое-каких важных частей. Ангва, впрочем, утверждала, что слухи врут, и что её стошнило бы, если бы она… – Да, разумеется, – сказала Шельма, – они обещали. Но что-то я не слышу никаких войсковых сборов. А ты правда так любишь этого своего… – Как я могу его не любить? Он ведь сердце моё, а я – его. Мда. Шельма почувствовала себя героиней песни, не той, которая про золото. Всегда есть ещё одна песня – про рыцаря и девушку, правда, обычно девушка мирно ждёт друга с войны, а не спускается с буков и не устремляется куда попало. С другой стороны – да где бы они все были сейчас, если бы мирно жили там, где родились? Работай как все. Веди себя как все. – А знаешь что, – сказала Шельма, – я расскажу остальным. Мы что-нибудь придумаем. – Погоди, – попросила Лютиэн. – Могу я кое-что… Она коснулась волос Шельмы, и та будто ощутила, как те сделались мягче. И длиннее. И борода тоже. – Мне показалось, так тебе больше… больше… подойдёт. Прости, если тебе не понравится, я могу всё убрать. Через час Шельма обнаружила в своей бороде пару-другую цветков зверобоя и ещё несколько каких-то фиолетовых, но в тот момент это её уже не волновало. В конце концов, это тоже вполне могло стать новой модой. Если только они вернутся. *** – Ну нет, – сказала Лютиэн, – только не второй раз. Может, и хорошо, что они трое сперва потренировались на Смуглянке. Братья, то есть здешние хозяева или около того, были, казалось, только рады поместить их, всех четверых, в соседних покоях, а сторожить предоставили Хуану. Ха! Ангва поклясться готова была, что тот, располагаясь у дверей, ей подмигнул. – Хуан, Хуан! Вообще-то человеку… вообще-то оборотню, который уже обнаруживал на себе сегодня красное боа, не стоило бы так уж радоваться безумным идеям. Но какого!.. Они все трое были непонятно где, и кроме того, у одной из них были отец-тиран, исчезнувший жених и слишком уж ярый поклонник. И всё это одновременно. – Я не общаюсь со своей семьёй, – сообщила Ангва чуть раньше довольно-таки твёрдо. Что за пиво они здесь гнали? Или то была настойка… В любом случае, эти два брата только рады были как следует угостить их выпивкой. Ну вот и хорошо. Ангва всё проверяла очень тщательно – никто никуда ничего не подмешал. Опьянеть можно было от одного запаха. Крепкое пиво, добротное пиво. – Они устраивают гонки на снегу. – Что это значит? Рассказать ей о развлечениях дорогого братца Ангва так и не смогла. Да что там – им всем не могла сказать. – Оборотни, – сказала она мрачно. – И гонки. Кто успеет, тот выживает. Может быть. Лютиэн покачала головой: – Как же тебе, наверное, было страшно. – Да нет, – сказала Ангва, – в основном скорее противно. Шельму теперь осуждала не столько семья, сколько вообще все остальные гномы. Салли сказала что-то о том, что у себя на родине устала отбиваться от желающих стать компаньонами «ну, вы знаете, в том самом смысле». То есть за её обедом. Шельма пила, не пьянея. Выстроив целую систему обрывочной откровенности, они прояснили для себя историю Лютиэн – впрочем, ей-то не надо было пить, чтоб говорить честно! – Ужас какой. – И это вы мне говорите? Вы все, которым пришлось… Которые, чтобы остаться собой, должны всегда пребывать с собой в борьбе? Или которым пришлось нарушать устои. Постоянно приходится. – Ну да, – сказала Салли, – но наши парни не заперты сейчас неизвестно где, и нам, по крайней мере, не пришлось так радикально отстаивать перед своими родственниками право на собственную личную жизнь. Чистокровный человек, да что ему не нравится! – Люди, конечно, не такие разумные, как гномы… – …и не такие быстрые, как оборотни… – …и не такие восхитительные, как вампиры, да, но у них есть свои достоинства! По крайней мере, ты не стала гулять с троллем. Ангва толкнула её под столом. О, да, мисс Восхищение. Салли в ответ закатила глаза. – Послушай, – Ангва с трудом ловила за хвост одну-единственную мысль, хотя и важную, – а почему тебя всё время запирают? И вот тогда-то Лютиэн и сказала: – Ну нет уж, только не второй раз. А Ангва позвала Хуана, и того как раз впустили. Видимо, думали, что ему неважно, где сторожить. Хорошо, что они не заглянули в комнату, а то увидели бы, что Лютиэн сидит на подушках и на полу, Шельма – на подоконнике, а Ангва и Салли – за столом. Почти в обнимку. Просто кувшинов было много. – Прежде, чем что-то предпринять, – озвучила Ангва и попыталась встать, – я предлагаю… *** – Они сбежали, – сказал Куруфин, который на вкус Келегорма как-то слишком нервничал из-за каких-то там четырёх женщин, – они все четверо сбежали вместе с Хуаном, верно, брат? – Да нет, с чего ты взял? Но они заплели ему косички. *** О, Ангва знала, как это бывает. Кто ты, бедная девушка? Неужели ты здесь совсем одна? О, так давай же мы тебе поможем. Пойдём же с нами. Жених в опасности? Ну хорошо, хорошо, спасём и жениха… Дай понесу твой плащ. Дай возьму тебя под руку, тебе ведь так тяжело идти. А потом ты приходишь в себя совсем одна, безо всякого жениха, и на помощь звать некого и будто незачем. – Я только не пойму, – Салли говорила шёпотом, – кто из них… – Положил на неё глаз? О, оба, очевидно. Только один хотел бы… хм… угостить в баре или около того, а второй чего-то другого. Ну, знаешь, все эти соединения гербов. Ангва проснулась рано и уже очень, очень, очень злилась. Почему она всё ещё не дома? Где они вообще? Нужно было вернуться сразу, быстро, пока они все пререкались в том лесу. С другой стороны – они не знали, как вернуться. С третьей стороны – проблема была в том, что Ангва никуда бы не ушла, не убедившись в том, что эти двое действительно хотят проводить девушку домой, ну или к жениху – и ничего больше. – Мы требуем аудиенции, – сказала Салли. – Все три, – добавила Ангва. Салли, конечно, умудрялась выглядеть свежо, хотя не так давно на спор распалась на летучих мышей и составила из них в воздухе огромное сердце, а потом неприличный жест. Сама Ангва как будто бы не проделывала ничего ужасного. Зато Лютиэн… – Мне померещилось, – спросила Шельма шёпотом, – или она танцевала? – Да. Пока ты пела про золото. – Но под такие песни никогда не танцуют, под них… под них топают! Вообще-то Ангва думала, что их проведут к трону – так по-хозяйски вчера держались те двое. Но нет, они вошли в обычные покои, правда, уж очень светлые. Тут было много позолоты. И винограда. И волчья шкура на полу. Волк внутри вздыбил шерсть. Спокойно, спокойно. – Золото, золото… – пробормотала Шельма. – Сколько же тут его. Ух! А, значит, не позолота. В этом городе вообще было много драгоценностей и света, а воздух Ангве хотелось лакать. Ну, если бы вдруг она была настолько не в себе. И по реке здесь нельзя было бы ходить пешком. Тут вообще всё было возмутительно нетронутым – как будто сказка только-только начиналась. Нет, какая сказка? Жила-была девочка, но дело в том, что в ней же жил ещё и волк? Фу. Вчерашние двое развалились в креслах. Пожалуй, Салли могла бы с ними посоревноваться в искусстве вывести из себя одним лишь своим видом. – Мы так и думали, что вам захочется нас видеть, – сказал Куруфин. – Ну? – спросил Келегорм. – Что она сказала? – Всю ночь рассказывала, как хорош её жених, – Салли в притворной грусти покачала головой, – я боюсь, это безнадёжно. – Безнадёжно?! Келегорм вскочил. Ангва невольно прикинула, успела бы она за ним в прыжке. – И ты слушаешь этих, брат… каких-то… мы до сих пор не ведаем, откуда они явились! – От того, что ты станешь тут ходить туда-сюда, яснее ничего не станет, – отозвался Куруфин. А Келегорм и впрямь ходил туда-сюда, почти метался. – Безнадёжно, – пробормотал он. – Да вы просто ещё не знаете… Так удивительно смешались в его голосе детская обида, будто вот-вот надует губы, и вполне взрослая ярость. Помни, помни, кто ты есть. Всегда будь готова прыгнуть. Ой, да замолчи ты. И тут Шельма перехватила свой топор. – Да как я сразу-то не догадалась! Что ж, некоторые гномы умели ощетиниваться одним-единственным топором, а некоторые, вот как Шельма – заставлять противника как-то сразу и очень ярко вообразить, где может этот топор оказаться через минуту. Возможно – в нескольких местах сразу. Мелькать и сверкать. – Где она у вас отпечаталась? – О чём ты, странный гном? – Капрал Шельма Задранец, к вашему сведению. Где на вас руна Призываемой Тьмы и что вы уже сделали? Теперь вскочили уже эти двое. Что же. Гномка с топором, вампир и оборотень. Вполне приличное войско. Когда Лютиэн вчера пару раз до неё случайно дотронулась, волк почуял запах палёной шерсти и сперва захотел вцепиться в тонкую руку, а потом заскулил. Но эти! О, если бы эти вдруг рискнули бы прикоснуться, волк только разъярился бы. Только обрадовался бы. У этих внутри тоже были волки. Ангва взглянула на Салли – та тоже всё поняла. Вчера они были оглушены баром, пожаром, лесом, бумажными зонтиками, лаем Хуана – но сегодня всё виделось кристально чётко. – Зачем вы притворяетесь? – спросила Салли. – Вы ведь такие же, как мы. Такие же тёмные создания. Вот только мы не угрожаем доверчивым женщинам… – Я не угрожал! – …и не запираем их. – О какой тьме, – а это спросил уже Куруфин, и если только Ангва что-нибудь в чём-нибудь понимала, то так спрашивают перед прыжком, – о какой это тьме вы тут ведёте речь? Да об этой, которая вот сейчас говорит вместо тебя и вместе с тобой. Ты же мне шею свернёшь, если сумеешь достать. Ты же не можешь выдержать, что… …уклониться, превратиться… …оказался не таким… …а он довольно быстрый, меч мелькнул ближе привычного… …каким хотел бы быть. Есть! Она удержала мысль! И удержала волка от того, чтоб вцепиться в чью-нибудь глотку, и одновременно – не дала никому себя убить. Ну разве не прекрасно. Ангва моргнула, приходя в себя. Да чтоб его! И где она теперь возьмёт запасное платье? *** – Вы что-то сделали, – сказала Шельма. – Тьма так и работает. Её призывают, когда умирают, а потом она… – Ну хватит! – А потом она вертит всеми, как ей хочется. На вашем месте я бы не оставалась в темноте. Ну так вот – что вы сделали, кроме того, что попытались похитить женщину? – Она пошла с нами по доброй воле! – Первое оправдание насильника, – сказала Салли. – Вот именно так и звучит. – Оправдание кого?.. Он и правда не понял. Этот изящный детина, который чуть было не снёс ей, Ангве, башку, правда не понимал, о чём идёт речь. Салли на миг округлила глаза. – А на что вы тогда надеялись? – спросила Шельма. – Что она… э… побудет взаперти и потом решит, что лучше вы, чем никого? – На свадьбу, – сказал Келегорм. – Потом. Когда она осознает. На свадьбу! Это что-то новенькое. Конечно, никому не нравится, когда его вдруг принуждают выйти замуж непонятно за кого, и всё-таки это было чуть-чуть лучше того, что Ангва ожидала. Чуть-чуть. Самую малость. В схватке получилась ничья. Ни одна летучая мышь не пострадала, хотя у Салли теперь кровоточило предплечье. – Так что там за тьма? – спросил Куруфин. Ангва знала эту проблему умных негодяев. Ты ошибаешься, но где-то в глубине души ты ещё чувствуешь, что не прав. И этот прерывистый голос мешает тебе наслаждаться тем, чем ты планировал. – Такую тьму, – сказала Шельма и обвела взглядом комнату. Здесь было полно света. – Такую тьму зовут с последним вздохом, когда жаждут отомстить, а потом она что-нибудь велит, например, прыгнуть с высоты. Или убить кого-то. Вот как вы пытались нас. – Да это вы прокрались сюда! – возмутился Келегорм. – Вы обманули нас, и… – И твоего пса, – сказала Салли. Хуан стоял на пороге и тут же кинулся зализывать её рану. – И моего пса, – сказал Келегорм. – Эй! Хуан, не хочешь ничего мне объяснить? Хуан не хотел. Ангва сказала бы – он выругался на собачьем. Что-то вроде «я не желаю больше лежать на твоей подстилке, пока ты так себя ведёшь». Ну ничего себе. – Ладно, – сказала Шельма, – пусть ваша тьма – ваше дело, но Лютиэн-то вы должны отпустить? – Мы не можем, – сказал Куруфин. – Даже если бы мой доблестный брат не утратил разум. Поскольку с её женихом в тёмной твердыне томится ещё и наш кузен, и оба они покушались на наш камень. О! Ангва так и знала, что здесь должны быть замешаны ещё и драгоценности. Интересно, а будет хоть один дракон? Или какая-нибудь завалящая корона? Эти двое не стали никого звать, поэтому Ангва восседала сейчас, укрытая волчьей шкурой и шкурой ещё кого-то, поменьше. Кого-то, кому, судя по строению черепа, не особенно повезло ещё при жизни. – Ну так пойдите, – посоветовала Салли, – и спасите всех сразу, а камень заберите себе. – Камень вовсе не у них. – И как тогда они могли бы на него претендовать? У Моркоу тоже это было, только шло всегда во благо. Вдруг посреди беседы вы обнаруживали, что его не убедить. Никак, ничем. Проще руками сдвинуть с места статую. – Может, про месть и тьму вы и правы, – сказал Куруфин, – но вот всё остальное... Ну разумеется! И неведомый кузен теперь скончается в вонючей волчьей яме, и жених Лютиэн заодно, а всё потому, что кое-кто… – Что, – спросила Салли, – он был настолько отвратительным? Тот ваш кузен. Ну, я имею в виду, доедал последний пирожок, или не мыл за собой кружки, о, или, может, он играл на виолончели? Никто не любит виолончелистов. – Какие пирожки, – теперь уже Куруфин принялся расхаживать туда-сюда, – какие кружки! Они все как-то выпустили пар после этих стремительных прыжков, атак, клыков в опасной близости от шей, топора в двадцати местах одновременно и возбуждённых летучих мышей где-то под потолком. По крайней мере, теперь, если посмотреть на Куруфина, становилось ясно, что он может не высыпаться, злиться на ерунду и даже волосы у него не всегда будут роскошными. Вчера то же стало понятно насчёт Лютиэн. Она сказала, что если бы у неё было бы время, она хотела бы новое платье. И ванную. И ещё написать матери, если бы только было с кем отправить. – Да почему вы говорите «был»? – спросил Келегорм. – Да потому что, кажется, никто не идёт его спасать! Вот я и спрашиваю – чем он так мог так раздражать? О, или он не убирал волосы из отверстия в ванной? Ещё бы понять, почему вдруг Салли так прикипела к этому неизвестному кузену. Может, всё дело в том, что они были стражниками. Они потянули за одну нить – обманутую девушку – и обнаружили, что нить вьётся дальше, дальше, дальше… и во всё вмешиваться – это было их работой. Вмешиваться и следить, чтобы всё шло как следует. В конце-то концов, именно этим заниматься – ну, в общих чертах – они и клялись, когда целовали шиллинг. – Да что ты с ними говоришь, – сказала Шельма, – они уже орудия тьмы. Кирка или молоток. Пойдём отсюда. Нет, нет, нет, должен быть выход. Они не могут просто так уйти. Да и куда? Может, если они всё здесь тряхнут как следует, то наконец вернутся в Анк-Морпорк? – Мы не орудия, – возмутился Келегорм, – что вы такое… Иногда, в самые трудные моменты службы и никому не говоря, Ангва использовала последнее средство. Средство заключалось в том, чтобы вести себя как Моркоу. Что бы им всем сказал Моркоу? Где-то там, в Анк-Морпорке, в бесконечной застывшей секунде, Моркоу, сам не зная почему, вдруг подумал: «Что бы сейчас сказал ваш старший брат?» – А что бы сейчас сказал ваш старший брат, а? Как насчёт старшего брата? Двое переменились в лице. «Никто не должен оставаться в плену, – подумал Моркоу. – Да что это за… простите, мистер Ваймс. – Никто не должен ждать в плену и не получать помощи». – Никто не должен ждать в плену и не получать помощи. У Моркоу бы вышло лучше, убедительнее. Двое теперь смотрели только друг на друга, как будто бы от выигрыша в этой игре в гляделке зависело, кто всю неделю будет мыть посуду или ещё что-нибудь столь же важное. – Они не могут знать… –…не могут прочесть… –…а думаешь, наша история им неизвестна?! Эти двое как будто думали вслух, или как будто говорили мысленно, но часть мыслей всё равно вырывалась наружу. Довольно яростные мысли. Настоящая братская схватка. – Нет, как же скучно, – сказала Салли. – Пойдёмте сами кого-нибудь арестуем? Только надо разжиться картами. – Да не сказал бы он так! – донеслось за её спиной. – Как вообще можно сравнить… По крайней мере, Лютиэн теперь, кажется, могла идти куда угодно. *** – И эти тёмные твари… –…эти женщины… –… пойдут выручать Финдарато… –…а мы нет?! *** – Сестрёнка, – позвала летучая мышь. Очень большая летучая мышь. Настолько большая, что Салли и впрямь чуть было не пошла на её зов. Как унизительно. – Сестра, – повторила мышь. Лоснящаяся. Блестящая. Самый вампирский вампир. И когда пьёт кровь, наверняка и впрямь оставляет две маленьких дырочки, а не уделывается с ног до головы. – На что они тебе? Оставь их. Пойдём со мной. Мышь смотрела очень пристально. На миг – только на миг – Салли подумала, что хорошо бы так и сделать. Вот же дорожка из лунного света стелется впереди. И можно будет погрузиться в кровь. Кровавые ванны. Утопить в них эту мелочь, эту глупую девчонку, которая зачем-то нацепила чёрную ленту, и… – Серьёзно? – спросила Ангва. Вечно ей надо влезть невовремя. – Железный шип на каждом суставе? Так сейчас никто не носит! Салли вынырнула из тёмных лабиринтов, где стены были гладкие от крови, с отвращением сплюнула и ответила: – Да и превращаться целиком у нас уже давно не модно. Прости, не сегодня, милая. Кажется, мышь сказала, что они ещё пожалеют. *** – Да сколько можно?! – возмутился Келегорм. Ему немного надоело убивать волков, а те всё шли и шли из крепости. Из пасти у них разило человечиной. – Ничего, – отозвалась Ангва, – Хуан говорит, что самый большой волк ещё не вышел. Они все льнули к земле. Все таились как могли. На виду была одна Лютиэн, как наиболее безобидно выглядящая. Это она-то!.. Как они все уже выяснили, она могла напеть: - крепчайший сон; - священную ярость; - упоение красотой вокруг, включая красоту отдельных колючих кустиков на голой земле; - горечь за кустики; - жажду усыновлять сирот. Условно говоря. И она же утверждала, что Куруфин и Келегорм просто тоже очень устали. По её мнению, устали, кажется, все, кроме неё самой. – Смотри, смотри, – Салли толкнула Ангву в бок, – какой огромный! Не принимай на свой счёт, дорогая, только я собираюсь как следует поразвлечься. Хуан, ну что ты! Не уступишь мне? А из ворот выходил волк, который волком не был. Самозванец! Никогда, никогда Ангва не поймёт тех, кто зачем-то превращался добровольно. Впрочем, волк всё-таки был мужчиной, и ему наплевать было и на запасные платья, и на жидкость для полоскания рта. Если бы он превратился и оказался бы голым, это были бы проблемы всех остальных, а не его. А ещё он рад был Лютиэн. Рад был бы получить девушку, и запереть её, и наблюдать, как она вянет, и шептать всякие ужасы. Или воспользовался бы ей. О, этот бы воспользовался. – Посторонись, – прошипела Ангва Салли, – я тоже хочу поучаствовать. *** Ангву тошнило. Здесь повсюду были кости, в горло забивалась вонь, и, что хуже, повсюду шлялись волки. Настоящие волки. Ещё и этот их кузен, когда она вошла, пытался её укусить. Настоящий псих. Пришлось быстренько превращаться и смотреть, как эти все, кто в камере, хлопают глазами. Их там было довольно-таки много – истощённых, измученных, но всё-таки живых. – О, – изумился кузен, отступая на шаг, – простите, я не думал, что… я, кажется, обознался. Кто вы, прекрасная дева? Да, ага, прекрасная. Волосы снова слиплись. Да у этого кузена даже сейчас волосы были лучше, чем у неё! Мешочек с запасным платьем она, конечно, выронила после того, как на неё напрыгнул этот вот. Ведь и впрямь мог бы задушить. Или загрызть. – Вы перепутали, – огрызнулась Ангва, пытаясь всё-таки отыскать платье. – Это оборотни должны кусаться, а не наоборот. – Вот я и подумал – отчего бы не поменять местами? Скажи, что там снаружи? Он умудрялся веселиться. Он ещё её подбадривал. Поэтому теперь Ангва забилась в уголок поукромнее и исторгала из себя, такое ощущение, все завтраки разом. Всех цыплят, прошлых и будущих. – Ты как? Ангва надеялась, что это будет Салли, но нет, то был Келегорм. Она до сих пор не понимала, как вышло, что эти двое вообще отправились с ними. Может, Моркоу помог. О, как они все ругались! Ангва тявкала в волчьем облике и рычала в нём же, а Келегорм ей отвечал, не очень выбирая выражения. Наконец-то она могла поговорить не только с собаками! Ну, в волчьей своей ипостаси. А Куруфин, кажется, просто задался целью доказать Шельме, что она ошибается насчёт призываемой тьмы. Что они могут ещё сами выбирать, сами решать и признавать ошибки. В обычной жизни, а не в пространстве баллады, он оказался довольно-таки занудным попутчиком. – Ты как? – Лучше не бывает, не видишь, что ли? – Мы вовремя успели. Ты со своим нюхом… – Это не «вовремя», – она кивнула на кости вокруг. – И мы даже не знаем, кто они были. Келегорм помрачнел. – И всё-таки спасти кого-то – лучше, чем вовсе никого. Почему ты так воешь? Тебя ранили? Вообще-то выла Ангва исключительно в душе. Выла и скреблась. – Отвали. – Не хочу. – Ну и стой тогда тут. Молча. – Ты жалеешь сородичей? – Они не родичи мне, идиот! Это… это то, кем я могла бы стать. Кем я всегда могу стать. – Тебе что, нравится рвать кого-то на куски? – Мне – нет. Но вот волку внутри меня ещё как нравится. – Ты ни разу его не выпустила. Ну, только вот тогда, когда дралась с другими волками. Ты была бы главной в стае. – Очень смешно! – Вообще-то я пытался восхититься. – Если что, – произнесла Ангва с подозрением, на всякий случай ледяным тоном, – если что, я встречаюсь с Моркоу. – Если что, – передразнил Келегорм, – моё сердце всё ещё разбито. О, и это было правдой. Келегорм смотрел на Лютиэн, как смотрят на воду или на огонь. Бесконечно мог смотреть. *** Лютиэн подбежала к жениху и обняла его. Тот всё ещё щурился от солнечного света и на ногах держался не то чтобы очень твёрдо, но уже помогал вывести остальных. Ангва и Шельма, не сговариваясь, притаились поодаль. – Смотри, он взял её за руку! – Смотри, они целуются! – Да, и ему приходится встать на цыпочки. – Девочки, хватит! Это ведь не картинки, которые движутся, это история любви, и нам надо… ох, вау. Вау. Они там не задохнутся? *** – Ну, видишь ли, – сказал Куруфин неспешно, – камень, за коим ты так упорно идёшь, всё ещё наш и ничей другой. Берен явно хотел спросить, что они сделали, чтобы его завоевать, но не стал. Глупо спрашивать такое у кого-то, кто сам измазан волчьей кровью, шерстью, желчью и непонятно чем ещё. Всё-таки на этом острове было уж слишком много волков. – Да знаю я, – ответил Берен вместо этого, – а мне что делать? Так и жить без благословения? – Сдаётся мне, – сказал Куруфин, – после всего этого тебя и так не благословят. А впрочем, слушай. Добыть камень можно вместе, потом ты свозишь его Тинголу, а потом отдаёшь нам. – Это называется частичное собственничество, – сказала Шельма. – Вам просто никогда не приходилось делить шахты. *** – Я всё понял, дочь Тингола, – сказал Келегорм печально и даже как-то торжественно, – ты мне не подходишь. Прости, что разбил тебе сердце. – О, – сказала Лютиэн. Они специально так всё подгадали, чтобы Берен был не близко. Специально сперва полночи искали недостатки в Лютиэн, а потом другие полночи взахлёб шептали о них Келегорму. Ну как же, их знаменитая тройка. Проверено временем. Самое то, когда лежишь на еловой хвое, и иголки везде, даже во рту. Ворочаешься, сплёвываешь и излагаешь. Потом ещё и Куруфин присоединился. – Ты слишком благонравная. Слишком рассудительная. Кроме того, с твоим отцом у нас не очень-то хорошие отношения. И мне неловко это говорить, но у тебя ужасный вкус. Рассудительная Лютиэн, которая часть пути проделывала на Хуане и не гнушалась сама свежевать волков, чтоб бывшим пленникам хотя бы было чем укрыться, кивнула, с честью справившись со смехом. Ну просто мисс серьёзность. – Я… я постараюсь смириться. – Ещё раз извини, что я тебя отверг. – Я всю жизнь буду это вспоминать, о Келегорм, сын Феанора. – И что, расскажешь своим внукам? – Всем до единого. *** – Что значит «суждено погибнуть в битве с величайшим волком»? А тот, на острове, тогда какой был? Так, обычный волк, ничего особенного? О, как же Ангва не любила все эти «суждено». А ей тогда суждено было так и остаться дома, и есть кого попало, и бегать по лесу, вывалив язык. Ну нет. Хуан делился с ней одной, но она всё-таки всё рассказала Келегорму. – Ну нет, – сказал тот. – Никаких величайших волков! С чего это он вздумал погибать? Что, тоже влюбился? Логики в этом не было, но Келегорм обещал смотреть за Хуаном ещё внимательнее, и это было важнее всего. *** – Ну, нет, – сказала Ангва. – Хуан, зачем ты это принёс? Я в это не полезу! Она стояла над огромной волчьей шкурой. Может, вот этот волк был величайшим? – В эту фифу? – спросила Салли с тем же отвращением в голосе. – Я? Что значит «подойду лучше всего»? Она смотрела на шкуру огромной летучей мыши. Знакомая мышь. – Но соскребать с меня эту вонь потом будете сами, – пригрозила она и всё-таки накинула большую мышь. Ну так, примерила. Нельзя сказать, что ей не шло. – Уж не знаю, какими отварами. Ой, мамочки, куда же ты так быстро! Мышь летела. Очень ярко выделялась на фоне Луны. Салли влезала в шкуру на лету. Эй, нет, постой, Луна! Организм Ангвы реагировал с запозданием. Слишком привык к другой Луне, другому ритму. ПЛС был теперь у Ангвы в голове. И всё-таки она накинула шкуру, и завыла, и метнулась вперёд так быстро, как могла. *** И вновь у ворот стоял волк. Это начинало надоедать. По правде говоря – при виде этого волка волк внутри Ангвы повалился на спину, подставляя горло. Этот волк рос на крови. Пил её вместо молока. Он был сама тьма. Сама её Луна. – Ты же мёртв, – сообщил волк. – Ещё с прошлой недели. Что ты тут делаешь? Ладно, по крайней мере, он не очень умный. – Что значит – я мёртв, когда вот я тут стою? – пролаяла Ангва. – Ты ещё будешь мне указывать, как пахнуть? Да давно ли ты катался на спинке перед своей мамашей, юнец? – Меня выкармливал сам повелитель. Упс. Неловко вышло. – Пропусти нас, – велела Салли. Одно крыло от долгого полёта у неё вывернулось наизнанку, как сломанный зонтик, и теперь волочилось по земле. – Кто с вами? – Это наши пленники. – А почему они не связаны? – А что ты думаешь, они могли бы от нас удрать, да? Запутать следы? Ты, молодой болван, пропустишь ты или нет своего отца! Вообще-то Ангва не являлась никаким отцом, и часть её об этом ещё помнила, но только часть. Волк у ворот оскалил зубы. Лютиэн воздела руку. – Я бы на твоём месте сохранил чары для более серьёзного противника, – сказал Куруфин. А Келегорм уже вступил в бой. Берен тоже попытался, но опомнился, когда Лютиэн уже вошла внутрь. Таким образом, в местный оплот тёмных сил они вступили впятером: Лютиэн, Берен, Шельма, сама Ангва и Салли. Это не было крепостью в нормальном смысле слова. Коридоры тут были такие узкие и такие странные, что казалось – гору скрутили узлом и забыли развязать, и у неё теперь всё болит. Шельма еле шла. *** Подойти к трону и пусть Лютиэн споёт. Подойти к трону и пусть Лютиэн… – Как долго я вас ждал. Вы думаете, что прикрылись чужим обликом? О, нет. Вы обретёте подлинный вид. Хотите? Вы мои. Она огромный волк. Нет – стать огромным волком. Огромным… никаких больше цыплят. Никакого стыда, никаких запасных платьев, никакой жидкости для полоскания рта, никаких спрятанных мешков с одеждой. Просто быть огромным волком. Вонь всюду. Чтоб от рыка содрогались стены. Мясо и кровь, и не думать, не думать ни о чём. Как там? Стать цельной. Обрести покой. Да нет, она уже обрела покой, только дома, сама и с кем-то рыжим. И кто это говорил про цельность? – Вы слуги мои. Мы слу… ну нет, она не слуга. И эта, рядом с ней, тем более не слуга. Они обе пришли сюда, чтобы… – Убейте тех, кто с вами, и навеки останетесь такими, как пришли. Вот моё слово. Убить? Рядом девчонка, да нет, девушка. Стой, стой же, у неё же было имя. И у мужчины тоже. И ещё кто-то совсем маленький, и у него, да нет же, у неё – и от неё разит цветами. Волк чихнул. – Какая грубая работа! – возмутился кто-то рядом. Волк кинулся – и получил обухом по носу. Ангва каталась по полу. Волк катался. Летучая мышь шипела. – Нет, как ужасно… ну, какой позор, не один мастер бы не подписался под таким! Кто же такие камни оправляет так… в такое… у меня слов нет, так вам и скажу! Нет слов! Да это Шельма. Это Шельма возмущается. Салли сбросила шкуру. Закуталась в неё, оставив плечи голыми. О да, о да. Изящество в любой момент. – Знаете что, – сказала Салли, – оно и видно, что вы давным-давно не выходили на свет. Предложили бы что-то посвежее. – Бедные камни, – сказала Шельма, – как же им здесь надоело. А потом Лютиэн всё-таки запела. *** – Помоги мне, – прорычал волк у ворот. Он один вскинулся им навстречу, когда они все возвращались с огромной короной в обнимку, один пробовал преследовать, но Келегорм с Куруфином его умотали, хоть Келегорм и был ранен. – Помоги, мы одно! Ты что, забыла, от кого ты произошла? Льнёшь к их ногам, да? Ожидаешь, что похвалят? Самки всегда… Ангва подпрыгнула – и вцепилась ему в глотку. Намеревалась так там и болтаться. – Я – офицер городской стражи, – прорычала она яростно и, вероятно, несколько невнятно. Рот был забит шерстью, и ещё она прокусила артерию, и челюсти не разжимались, даже если б она и захотела. А волк пытался её сбросить, и катался по земле, и, кажется, одно ухо у неё залило кровью. И всё-таки она договорит до конца! – И я всегда! Плачу! За грёбаных! Цыплят! А потом опустилась темнота. *** – Ну и ну, – сказал Моркоу. Ангва всё ещё сжимала челюсти. – Кажется, вы отлично погуляли, да? Всё хорошо? Не думал, что ты станешь превращаться на досуге. – Где моё… – на язык как будто всё ещё налипала жёсткая шерсть. Во рту стоял вкус крови. – Ты не знаешь, случайно, где моё запасное платье? Рядом со стоном поднималась Салли. Шельма всё ещё обнимала воображаемую корону. *** Куруфин ей приснился только чтоб сказать спасибо. Всем летучим мышам сразу, видали вы такое? Всем ста пятидесяти пяти. Сказал, что пришлось приложить некоторые усилия. Сказал, что всё ещё размышляет над их словами, и над словами Шельмы – в том числе. *** – Всю ночь? – С каждой из нас одновременно. – Да ты шутишь! – Всю ночь, – повторила Салли и подмигнула Ангве. Продолжила только когда остальные, непосвящённые, уже ушли. – Всю ночь, с каждой моей летучей мышью, самый красивый и самый нудный убийца волков на свете вдумчиво обсуждал природу тьмы.