Per mortem amare

Весенний солнечный день, что может быть лучше? Только выходной в весенний солнечный день! Именно сегодня Ацуши решил пройтись по городу, чтобы полюбоваться красотами и, может, где-то перекусить. На окраине, по его мнению, самое красивое место, куда парень, конечно, отправился первым делом. Несмотря на то, что в том районе находится кладбище, сакура, цветущая рядом с ним в это время года, прекрасна. Накаджима не впервые ходит по тем узким тропинкам, вдыхая приятный запах травы и сырости после дождя. Обычно на кладбище совсем безлюдно, только пара человек стоят с цветами у могил родственников, но сегодня было что-то иначе. Проходя мимо железного ажурного забора, Ацуши краем глаз заметил высокую фигуру в бежевом плаще. Повернув голову, парень остановился, ведь высокая фигура была ему знакома. Обойдя забор, Накаджима вошёл через калитку и тихо, словно кот, подошёл к человеку. – Добрый день, Ацуши. Ты тоже отдыхаешь? – мягкий голос Дазая звучал спокойно и размерено, будто он знал, что коллега придёт сюда сегодня. Он даже не повернул голову, просто смотрел на гранитную плиту, держа в руках бумажный стаканчик с чем-то похожим на чай. – А? Д-да, отдыхаю, – от неожиданности запнулся Ацуши и тоже глянул на могилу, – Ода Сакуноске? Дазай ничего не ответил, лишь чуть сильнее улыбнулся и поднял напиток, как бы безмолвно произнося тост, и залпом выпил содержимое. Опустив взгляд чуть ниже, на виски, Накаджима понял, что в стаканчике тоже далеко не чай. – Да, мой... друг. Он погиб при исполнении несколько лет назад. Я прихожу сюда его навестить раз в полгода, – Осаму поднял с края могилы пустую бутылку и, улыбнувшись, посмотрел на Ацуши, – перекусим? Я знаю отличное место, где подают вкуснейший оякодон! – Звучит неплохо, – неловко пожал плечами тигр и пошёл следом за Осаму. Шокудо, куда вошли коллеги, внутри был просторным и на удивление довольно пустым. Возможно, потому что сейчас суббота и время ещё не перевалило за двенадцать? Как бы то ни было, выбрав столик ближе к окну, Ацуши заказал тот самый оякодон с курицей, который советовал Дазай, а тот предпочёл карри. – Ты же, вроде, не любишь острое, – задумчиво произнёс Накаджима, ожидая своего блюда. – Я не говорил, что не люблю, просто редко ем, – поправил собеседника Осаму, – к тому же, сегодня особенный день. Как ты мог заметить, я навещал друга, и он любил это блюдо. У меня появилась такая традиция: каждый раз после кладбища я иду сюда и заказываю карри. Всё просто. – Тогда понятно, – Ацуши снова замолчал. – Ты хочешь знать, был ли он членом портовой мафии вместе со мной? – словно прочитав мысли, спросил Дазай, – да, именно там мы познакомились. Знаешь, он был специфичным для подобной организации. Никого не убивал, заботился о сиротах, защищал коллег. Полагаю, именно поэтому его настигла судьба так, как настигла. – Почему-то, мне он напоминает господина Куникиду, – задумчиво произнёс в ответ Накаджима, разливая только что принесённый чай по чашкам. Осаму как-то резко вскинул голову, странно посмотрев на Ацуши, но быстро прикрыл глаза, возвращая себе привычное выражение лица. – Спасибо, – поблагодарил бывший член портовой мафии, взял в руки чашку и сделал небольшой глоток, – да, пожалуй, что-то общее у них есть, ты прав. Возможно, именно поэтому Фукудзава сделал нас напарниками. Кто же ещё будет защищать такого идеалиста, если не я? В конце концов, Куникида действительно ценный член агентства: преданный и пунктуальный, готовый отдать всего себя работе, но ни за что не бросит человека в беде, будь то ребёнок или знакомый. Его рационализм поражает, но его убеждения могут привести к необратимым последствиям. И это то, что объединяет Одасаку и Куникиду. Дазай тихо вздохнул, повернув голову к окну. По тротуару неспешно ходили люди: парочки и одинокие, семьи с детьми - все они выглядели так обыденно. Ацуши тоже посмотрел на пешеходов, было во всём этом что-то атмосферное. Приятно чувствовать себя частью общества, быть полезным и сражаться со злом. Так думал Накаджима. Дазай же считал, что этим людям повезло жить обычной жизнью. Не знать, каково это, быть эспером, лишаться друзей, скрывать эмоции. Ироничная улыбка растянулась на его губах. Хорошо, что Ацуши ещё слишком мил и наивен, чтобы понять её смысл. – Что ж, как бы то ни было, пришло время хорошенько подкрепиться! – Дазай потер руки, и буквально через пару секунд официантка поставила блюда перед гостями. Ацуши тихо поблагодарил девушку и посмотрел сначала на тарелку, потом на Осаму. – Могу я сказать кое-что? – взяв палочки, пробормотал Накаджима. – Конечно! – суицидник словно просиял то ли от вопроса, то ли от запаха карри, – ты можешь говорить всё, что думаешь, мой дорогой Ацуши. – Мне показалось, что тебе нравится К-Куникида, – едва закончив предложение, уже пожалел тигр. Такого не ожидал даже Дазай и, откашлявшись, уставился на собеседника. – С чего такие выводы? – Д-да так, просто глупость сказал, п-прости! – занервничал Ацуши, впившись в блюдо, как единственное спасение. Взгляд Осаму словно пронизывал насквозь, хотя тот не злился, а был просто удивлён. Возможно, из-за того, что Накаджима внимательнее, чем все думают. – Ну уж нет. Начал, так заканчивай, – шатен выпрямил спину, не спеша поедая карри, – хм, в прошлый раз было острее. – Н-ну, – тигр сглотнул, глазами уставившись на пар от ещё не остывшего чая, – просто твоё поведение и разговоры словно косвенно говорят об этом. И то, как ты отзываешься о Куникиде, тоже наводит на подобные мысли, н-но это просто мои домыслы! Прости, я не хотел тебя задеть! Дазай промолчал в ответ, задумчиво смотря на оякодон. Ацуши сглотнул, не решаясь сделать какое-нибудь движение. Парень тоже опустил взгляд в своë блюдо, ища там спасение от этой неловкости. – Нет, Ацуши, – послышался строгий голос Осаму, – я больше не поведусь на такие чувства, как любовь. Так что Доппо мне не нравится, я просто забочусь о его жизни, как о жизни хорошего друга и коллеги. Это всё. Шатен явно дал понять, что тема закрыта, когда молча продолжил трапезу. Ацуши решил, что пока ему стоит помолчать, и тоже уткнулся в тарелку. Оякодон действительно был приятным на вкус, так что содержимое быстро исчезло в животе тигра. Допив чай и расплатившись, при этом Дазай, конечно, не забыл пригласить красивую официантку совершить двойной суицид и получить отказ, коллеги вышли из заведения. – Что ж, мне было приятно провести с тобой время, Ацуши, – Осаму уже вёл себя, как обычно, словно и не было неприятного разговора, – но мне пора идти. Дела не ждут, – шатен сделал несколько шагов куда-то вдоль улицы, – до завтра, не опаздывай! – Ага, сказал тот, кто никогда не приходит вовремя, – пробубнил под нос Ацуши и вздохнул, – пока, Дазай. Солнце уже клонилось к горизонту, небо постепенно окрашивалось в красно-фиолетовые цвета, оттеняя розовым плывущие мимо облака. Шелест листвы успокаивал, запах уличной кухни и цветов смешивался в какую-то до боли знакомую симфонию, ненадолго возвращая в детство. Дазай сидел на скамейке возле парка и смотрел прямо в безмятежное небо. Глазами следя за плавным течением облаков, Осаму думал о том, что сказал ему Накаджима.

"твоё поведение и разговоры словно косвенно говорят об этом. И то, как ты отзываешься о Куникиде, тоже наводит на подобные мысли"

Ну что за глупости? У Дазая уже есть любимый человек, был любимый человек, нельзя любить двух одновременно. Одасаку навсегда останется единственным, кто занимает место в сердце безжалостного убийцы, и никто более! Осаму чуть нахмурился, вставая со скамейки. – Влюблён в Куникиду... какая глупость! – рассмеялся вслух суицидник, чем привлек внимание прохожих. Успокоившись, Дазай направился в сторону своего дома, ведь вечер подходил к концу и делать на улице парню больше нечего. Проходя мимо витрин, в его взгляд врезалась фигура в бежевом костюме со светлыми волосами, собранными в хвост. Осаму резко посмотрел в сторону, противоположную отражению, и остановивился. Там стояла девушка, говорящая по телефону, с белыми волосами, собранными в низкий хвост. Она была в чёрной юбке и блузке. Повернув голову снова к витрине, Дазай увидел манекен в бежевых пиджаке и штанах. Просто обман зрения. Суицидник хмыкнул и продолжил свой путь, стараясь более никуда не смотреть. Дома, во мраке и одиночестве, Дазай видел мнимую безопасность, спокойствие, которые защищают от внешних факторов, но не от самого себя. Лежа на привычном диване и глядя в потолок, Осаму невольно вспоминал Оду. Его редкая улыбка ослепительнее солнца, пронзительный взгляд серо-зеленых глаз смотрел в самую душу, задумчивое сосредоточеное лицо вызывало восхищение, длинные светлые волосы такие мягкие, словно... Нет, у Одасаку они короткие, и глаза были тёмные. Дазай резко сел на диване, глядя куда-то в стену перед собой. Нет, не может быть. Он не мог перепутать Одасаку с кем-либо в собственной голове. Схватившись за волосы, Осаму едва не поддавался панике. Но пока он один, это позволено, пока он один, можно ничего не бояться. Зажмурившись, парень старательно представлял перед собой лицо Одасаку, все его черты, каждую родинку, каждую едва заметную веснушку, он должен помнить всё! Должен, но прошло столько лет... – Убирайся прочь из моей головы, Доппо! Тебе не место в моём сознании, убирайся! Убирайся прочь! – яростно бормотал Дазай, сильнее сжимая голову, словно в тиски, пока она не начала безумно болеть. Выдохнув, Осаму упал обратно на подушку, теперь его мысли забивала только физическая боль, это куда лучше. Пролежав так ещё какое-то время, парень, в конце концов, провалился в сон. Сидя перед зеркалом в пустой светлой комнате без стен и потолка, маленький мальчик с перебинтованной головой медленно резал свою руку, пока из порезов медленными струйками текла кровь. Он не отводил взгляд от стекла, наблюдая за отражением, за слезами, стекающими из глаз, за происходящим вокруг ничем. – Что ты делаешь, Дазай? – сзади в один момент оказался высокий человек в бежевом плаще, его голос был таким тёплым, что мальчик, наконец, оторвался от отражения и поднял голову. Он встал и подбежал к мужчине, крепко его обняв. – Прости, Одасаку! Мне просто так больно, – всхлипнул маленький Осаму, сильнее прижимаясь к Оде, – я хочу быть с тобой! Мужчина вздохнул и сел на корточки, забинтовывая руку Дазая, пока тот вытирал слезы другой рукой. – Я больше не могу быть рядом с тобой. Но я знаю, что есть те, кто может, – мужчина поднял взгляд и посмотрел куда за спину мальчика. Дазай тоже обернулся, где-то вдалеке виднелись знакомые силуэты, словно застывшие в реальности фотографии: вот Акико и Кенджи что-то обсуждают, чуть правее Фукудзава и Рампо разглядывают бумаги по делу. С другой стороны Наоми бесцеремонно заигрывает с Танизаки, пока стоявший рядом с ними Ацуши быстро краснеет, и, словно отдельно от всех, немного ближе стоит Куникида, глядя в свой любимый блокнот с идеалами. Когда Осаму повернул голову обратно, Ода уже медленно отдалялся. – Подожди, Одасаку! – мальчик сорвался с места и изо всех сил побежал за отдаляющимся мужчиной, но расстояние только увеличивалось. – Отпусти меня, Дазай. Я умер, – прошелестел голос Сакуноске, будто наваждение в голове маленького Осаму, вызывая ещё больше слез. – Нет! Не уходи, Одасаку, останься со мной! – срывался голос мальчика, переходящий в хрип, пока пол, словно в замедленной съёмке, проваливался под его ногами, погружая ребёнка в темноту и холод. Будильник звенел уже пять минут. Осаму нехотя открыл глаза, глядя в знакомый потолок. Выключив надоедливый звук, Дазай потянулся, постепенно выкидывая сон из головы. Ему и раньше снился Ода, только всё было как-то иначе. Как бы то ни было, Осаму не привык придавать снам какое-либо значение, так что он быстро собрался с мыслями. Предстояло теперь собраться и на работу.