Слегка размытый мир

      И все по кругу. В колледже мы заклятые враги, а ночью дома у Кристины мы устраиваем то, о чем стыдно говорить. Сейчас то поколению ,которое считает неправильно разговаривать о сексе . Да и не только это поколение ,так было всегда . Мои стереотипные родители всю жизнь говорили ,что похоть-это грех . И что-то из разряда :Лиза ,ты должна трахаться ночью ,без света и под одеялом . Похоть — это грех       Я снова иду в этот двор . Я знаю дорогу к дому Кристины наизусть. Найду с закрытыми глазами из любой части города. И вот снова. На улице уже холодная зима, дороги покрыты толстым слоем сухого снега, что говорило о сильных морозах. А я иду к ней на ту самую старую площадку. Она совсем пустая, там одна горка, с которой если скатиться, то останешься без штанов, и мамка злобно наругает, да и качеля, которую в жизни не красили. Я вижу цель. Пятиэтажное здание, а я автоматически смотрю на окно третьего этажа ,высматривая такую родную квартиру. Пусто, света нет. Не уж-то не пришла ещё. Ничего, я подожду.        И я сажусь на эту дряхлую качелю, начиная показываться на свой страх и риск. Волнуюсь каждый раз, как первый. Во рту жвачка со вкусом клубники. Я знаю, ей нравится чувствовать этот вкус, когда она меня целует так жадно.Руки вовсе посинели, я прячу их в карманы куртки, а там ещё холоднее. Зато на душе тепло. Я смотрю на этот подъезд, желая увидеть Крис, хотя подозреваю, что она не дома. На улице уже темнеет. Солнце заходит, так и не подарив тепла в течение дня. Но тут я вижу как мой собственный лучик солнца вылетает их подъезда. Она бежит, а я будто прилипла к качеле , даже не смотрю на неё — Лиз, пойдём, — в колледже она называла меря абсолютно всегда " Индиго", а душу грело именно " Лиза", "Лизок" и тому подобное, но особенно сильно я люблю, когда она меня присваивает : моя Лизочка, моя девочка Она уже грубо тащит меня за запястье в свою квартиру, желая продолжения. Я знаю, что потом я уйду с горячем поцелуем в губы, а завтра она даже не поздоровается в колледже, но я понимаю почему, я прощу ей все. Она открывает дверь в квартиру. Только сейчас я замечаю, что она была совсем легко одета : тонкие спортивки и куртка. И дверь так же неожиданно захлопывается Она резко цепляется в мои обветренные губы. Как я скучаю по этому языку и вкусу дешевых сигарет . А Захарова наглеет. Она хозяйка моего тела, она даже сейчас не даёт мне помочь ей, она властно проводит по моей пасти. А её руки уже снимают с меня куртку. Я растерялась, я стояла, как ребёнок и не знала куда деть свои руки. У меня часто какие-то приступы неуверенности. Она это заметила и хитро улыбнулась.От этой улыбки ноги трясутся ,а скулы сводит. Я и не заметила, как она сняла старые кроссовки и она спускалась, дабы развязать шнуровку на моих, но я не хочу. Это должна делать я сама, это же не по принципам Шумы. Зачем ей выходить из зоны комфорта. Я сделала шаг назад к двери. — я сама, — её рука обхватывала моё колено властной рукой       В коридоре темно, но я знаю, что она зло смотрит на меня и сжимает колено сильнее, в второй рукой все-таки развязывает шнурок Куртка летит в непонятном направление, а у Крис словно язык казенный, все ещё целует, с я лениво отвечаю. Она вытягивает меня прямо по коридору в свою комнату. Опять темнота. Квартира мне известна, я знаю, что справа около двери весит полка, а там лежит пульт от светодиодной подсветки. Пока Шумахер ловко справлялась с моим худи, я все-таки попала пультом в датчик ,и комнату осветить красный свет Захарова нагло расставляла засосы по моей длинной шеи, а мне ничего не оставалось кроме как, облокотиться на стену и наслаждаться горячими поцелуями. Моя тяжёлое дыхание словно вот-вот умрет , хотя пульс разогнался уже до ста сорока ударов в минуту. Интересно, она чувствует, как я волнуюсь, зато я чувствую, как она похотливо залезла под футболку и обводит своими грубыми руками мою талию. Миллион мурашек устроили пробежку по моему телу. Я, наверное, уже покраснела. А Шума была непоколебима . Она смотрит мне в глаза. В меня трясёт от этого взгляда и в ответ не могу посмотреть, хочется спрятаться. А она видит мою реакцию. Холодных рук уже нет на талии, как и хлопковой футболки, но пальцы уже обхватил и подбородок, желая, чтобы я посмотрела на неё. И я смотрю на хищницу — смотри на меня, я уверенна, что комнату ты мою уже видела Господи, какой же у неё красивый голос. Вроде грубый, слышно , что курит, но такой бархатичный и щекочищий душу Как же я не заметила, что на мне сверху остался лишь спортивный топ. Наглые ручонки уже лезут под него, я тут же выгибаюсь и постанываю — эрогенная зона. Она знает и продолжает, а потом и вовсе снимает элемент белья. Я уже словно голая. Отвожу взгляд , но чувствую, что та недовольна. Она считает, что в моих глазах все мои эмоции, а когда я отвожу взгляд я перестаю быть перед ней открытой. И снова её голубые глаза переливаются с красным цветом комнаты Она улыбнулась мне и мельком поцеловала в лоб. Я вся горела, а та предательски тянет. — садись, —приказала старшая, указывая на диван Её рук уже не было на мне, она сделала шаг назад. Я прикрыла свою миниатюрную грудь руками и послушалась. Диван у нее твердый, я помню, что у русоволосой болит спина и на мягкой кровати она спать не может. Я сидела зажато, ожидая пока та все-таки раскроет моё внутреннее достоинство. Кристина властно подошла и присела перед о мной на корточки. Опять это взгляд лёг на моё лицо. Она не отводит, смотрит, а параллельно её рука расстёгивает пуговицу светлых джинсов. Ждёт реакция, а я молчу, лишь втягивая живот. Она проводит по нему, я вздыхая. Ей нравится играться мной, как игрушкой, которая ничего не может сделать Ура, она отвела взгляд и прильнув к моей чувствительной груди, укладывая меня на холодную простыню. В комнате становится с каждой секундой жарче. Будто летнее утро : ночью вроде холодно, а когда время приближается к семи утра, то температура поднимается. Она нежно ласкала мои розовые соски, хватая за руки. Она сжимала запястья, а потом проходила своими неприятными пальчиками меж моих. А язык работал как надо. Первые стоны уже слетали с моего рта. Как стыдно - то, словно первый раз Захарова снимает с меня джинсы вместе с нижним элементом белья. Я прикрывают глаза. Мои ноги невольно раздвигаются. А ей все мало прилюдий, она дальше дразнить , облизывая мой живот. Я рефлексивно выгибаюсь. Её касания - мой наркотик. Я ненавижу быть зависимой от чего-то, особенно от людей, но я опять влюбилась в человека, который каждый день своими действиями бьёт мне сердце, словно коллекционирует осколки моего органа. Я утопаю в своих мыслях , хочется плакать, но я держусь. Крис не любит моих эмоций. Точнее, ей это неинтересно, я знаю, что у неё своих проблем с головой. Голубоглазой наскучил мой живот и она нежно проводит по лобку, мягко намекая, чтобы я раздвинула шире ноги. Я не успеваю поддаться той, как два пальца резко входят в меня. От неожиданность мои нижние конечности задрожали и сжались. Но потом я расслабилась. Я поднялась на локтях, дабы видеть, что делает старшая. Она встала с колен и нависла над мной, разглядывая моё лицо, но при этом грубо водя внутри меня. Я сжала руки в кулаки. А из рта невольно срывались услада ушей Кристины. Она двигала пальцами мучительно медленно, а большой палец массировал мою чувствительную зону клитора. Моё тело извивается , пока та довольно посматривала на мои красные щеки. Её нога прикасалась к моему телу. Минуты шли как часы, у меня то конвульсии по ногам, то полная апатия к действиям старшей. Но спустя минут пятнадцать пыток от Захаровой я чувствовала приближение оргазма. Стоны становились громче, а ноги хотели, чтобы это все закончилось. Я смотрела в потолок, а потом на неё и все-таки вжалась в диван, жмуря глаза, а ноги прижимала к себе. Все. Вечность прошла, и я обмякла на тело Кристины, вдыхая запах её парфюма. Вкусно. Но лежали мы так недолго — тебе пора, — сказала старшая ,тоже смотря в потолок Так я и ушла. Я снова одна. Мной воспользовались. А мой внутренний мир ущемлен ,будто не знал ,что так будет .