***
— Как он? — хмуро спросил Донахью лейтенанта Махоуни, кивнув в сторону комиссара Пратта, стоящего метрах в десяти от них и поминутно одергивающего непривычную армейскую зеленую куртку. Махоуни фыркнул. — Как обычно. Как все. Капитан оскалился, продемонстрировав живописные дырки на месте пары выбитых зубов. — Ходил тут... — продолжил лейтенант. — Пытался налаживать контакт... — И как, наладил? — ехидно осведомился Чугунная Задница. — Он даже от пойла отказался, не то что предыдущий... — Ну и зря. Пьяным помирать приятнее. — Че-то он какой-то... шибко старательный, — с отвращением процедил Махоуни. — Прилежный, — капитан смачно сплюнул на землю. — Выпускничок. — Кэп, может его этого, того? — лейтенант выразительно покосился на свой ствол. — Не надо, Шустрик. Не надо. Сам сдохнет.***
Вязкая болотная жижа очень быстро забивала нос, рот и глаза. Пратт с трудом подавил желание утереть лицо и продолжил шарить руками в топкой грязной воде, погружаясь в нее почти по самую макушку. Он не мог терять драгоценные секунды. Еще немного — и искать станет бессмысленно, нужно будет выбираться на берег... Если он, конечно, сможет. В чем Корнелий совершенно не был уверен. В том, что он сумеет вылезти отсюда с бессознательным телом капитана Донахью в обнимку, он был не уверен еще сильнее, но упорно продолжал обыскивать болото — и наконец наткнулся на что-то твердое. Ни черта непонятно, не разобрать в этом мутном месиве... Может быть, это коряга. Или хренов дохлый орк. В удачу уже не верилось. Им сегодня везло, как утопленникам. Комиссар нервно хихикнул от пришедшей ему на ум идиомы и продолжил тащить свою тяжелую и неповоротливую находку на поверхность. Вполне вероятно, минут через пять они будут не «как утопленники», а просто утопленники. И это станет достойным завершением выдавшегося Пратту мерзкого денька: сначала зеленокожие отрезали их от остальных, потом они напоролись на орочью засаду и выжить удалось только им с Донахью. Пока они пробирались дальше через джунгли, Чугунная Задница успел неоднократно и в самых живописных выражениях высказать все, что он думает по поводу такой компании, орков, создавшегося положения, комиссара Пратта и института Имперских Комиссаров в целом. А потом на них из кустов выскочил этот хренов орк. Капитан сцепился с ним и смог всадить ему в пузо свой клык, но зеленая тварь утянула его за собой в болото. Выбраться из джунглей в одиночку у Корнелия не было ни единого шанса. Он это прекрасно понимал, поэтому нырял снова и снова, хотя при других обстоятельствах, пожалуй, закатил бы вечеринку в честь смерти Чугунной Задницы. И даже выпил, хотя то, что катачанские бойцы считали спиртными напитками, с точки зрения комиссара не годилось даже для чистки сортиров. Пратт крякнул, сделал еще один рывок — и над поверхностью воды показалось нечто, в котором, хоть и с трудом, можно было опознать голову капитана Донахью. Комиссар облегченно вздохнул и погреб к берегу, помогая себе одной рукой, а второй крепко вцепившись в капитана. Хорошо, что здесь неглубоко. И не слишком топко. Главное — не поскользнуться... Ох, блядство, какой же он тяжелый! Корнелий машинально отметил, что в его лексиконе заметно увеличилось количество нецензурных слов. То ли от общей стрессовости ситуации, то ли от переизбытка общения с Чугунной Задницей, то ли от всего сразу. Или он начал превращаться в катачанца. Говорят, тут такое тоже случается. Иногда. С теми, кто не сдох сразу. Пугающая перспектива...***
— А ты ничего так орочья жратва, — одобрительно сказал Чугунная Задница, протягивая комиссару фляжку, — проворная. Думал, помрешь в первом же рейде, а ты вот... ничего. Корнелий сделал глоток и закашлялся. Жуткое пойло продирало внутренности до самого желудка. — Пей, пей, — подбодрил его капитан. — Дезинфицируйся. Обидно будет выжить в джунглях, а потом окочуриться в лазарете от какой-нить тропической холеры. Говорил Донахью тихо и хрипло, что и неудивительно: наглотаться столько грязной воды... Пратт сам до сих пор не понимал, каким чудом ему удалось откачать капитана. И дотащить до берега перед этим. Наверное, он и правда был не самой худшей орочьей жратвой. — Кажется, я понял, почему вас называют Чугунной Задницей, кэп, — усмехнулся комиссар. — Задница у вас и вправду тяжеленная. Донахью весело захрюкал, запрокинув голову назад, и тут же надсадно закашлялся, стуча себя кулаком в грудь. — Не, сынок... Хотя шутка хороша. Когда я был такой же вот молокосос, как ты, мне пришлось шесть часов просидеть на дереве прямо над лагерем зеленожопых. Не шевелиться и даже не чихать, чтоб меня не запасли. — О... И что потом? — А потом меня все заебало и я хуйнул в них гранатой, — радостно сообщил Донахью. — Было громко. Я с тех пор на правое ухо хуже слышу. — О-о-о... — снова задумчиво сказал Пратт. — Кста-ати, — спохватился капитан, хлопнув себя по лбу. — Надо ж тебе тоже кличку дать. После боевого крещения. Донахью придирчиво осмотрел комиссара, с ног до головы перепачканного зеленоватой вонючей грязью, и торжественно объявил: — Будешь Болотной Жабой.***
Комиссар Корнелий Пратт по прозвищу Болотная Жаба презрительно оглядел стоящего перед ним юнца, взгляд которого выражал глубокое недоумение. Янош Граубе слышал множество историй о комиссаре еще во времена учебы в Схоле Прогениум. И ни одной плохой. Верный и преданный слуга Империума, человек, сумевший подчинить своей воле свободолюбивых катачанцев, бессменно несущий свою службу на Армагеддоне вот уже двадцать лет. Герой и легенда. Теперь Яношу предстояло служить рядом с ним, бок о бок. О таком первом назначении он мог только мечтать. Однако увидев комиссара Пратта вживую, Янош, мягко говоря, удивился. Поначалу он даже не признал его: Корнелий Пратт с виду ничем не отличался от остальных катачанских головорезов в лагере. Разве что выглядел посвирепее многих. Через все его лицо наискосок тянулся рваный багровый шрам, а на шее болталось ожерелье из орочьих клыков в два ряда. Так что теперь Янош мог лишь стоять и удивлено хлопать глазами. — Ну? — коротко рявкнул Пратт, когда ему надоело созерцать новобранца. — Комиссар Имперской Гвардии Янош Граубе! — отчеканил Янош. — Да-а-а? — ехидно протянул Корнелий Пратт и весьма зловеще усмехнулся. — А выглядишь, как орочья жратва.