Intra muros

      – Хён! Смотри, хён! – жизнерадостный голос заставил Минхо оторваться от телефона и перевести взгляд на бесящихся друзей. Приближался вечер – время, в которое нормальные люди начинают чувствовать усталость и готовятся к долгожданному отдыху, проводя оставшееся до отбоя время в максимально расслабляющих занятиях. И так все участники "Stray Kids" и поступали, собравшись в общей гостиной: Бан Чан переписывался с родственниками, Сынмин читал книгу, Феликс, устроившись головой на диване, залипал в какую-то игру на телефоне, уже начиная потирать глаза, Айэн решил пораньше отправиться спать, а сам Минхо лениво листал ленту Твиттера. Все, кроме их извечной энергичной троицы, состоящей из Чанбина, Хёнджина и его, Ли Ноу, парня – Джисона. Эта компания никак не могла вот так просто отправиться спать, пока не выплеснет всю оставшуюся энергию (как будто в течение остального дня на тренировках и репетициях они тратили недостаточно сил), и потому на боковую отправлялась зачастую под утро. Раньше самые старшие – Минхо и Бан Чан – старались утихомирить их пораньше, хотя последний и сам был не прочь посидеть ночью над текстами песен или в тренажёрном зале – в одиночку спокойнее, да и ночью приходит вдохновение. Но особых плодов это не принесло: троица, разделённая по комнатам, либо доставала своих соседей, либо от скуки спамила общий чат всякой ерундой вроде фоток со смешными фильтрами или голосовых. Минхо же, который только недавно съехался с Ханом, поменявшись местами со своим соседом Чонином, досталось сильнее остальных, потому что скучающий Джисон, которого оторвали от его компании раньше времени, да ещё и спать отправили, за неимением других вариантов развлечь себя, прилипал к Хо с вопросами и бесконечными темами для бессмысленных разговоров, в то время как старший чуть ли не спички себе в глаза вставлял и мог лишь мычать в ответ, поминутно зевая. Промучившись так около недели, он наконец сдался и махнул рукой, с чем остальные мемберы согласились – пусть уж лучше самые энергичные участники перебесятся, тогда хоть уснут спокойно и не будут нарушать здоровый и крепкий сон других.       Сейчас же голос, окликнувший Минхо, принадлежал Хану, который до этого вместе с Хёнджином и Чанбином, кажется, разучивал какой-то тиктоковский тренд, громко смеясь и иногда в шутку ругаясь друг на друга, когда кто-то запутывался в движениях. Но шум на всё общежитие, который подняли эти трое, похоже, принёс свои плоды, потому что местные энерджайзеры уже выстроились в ряд для танца и всучили телефон Сынмину, скомандовав ему включать песню. Как только музыка заиграла, парни встали в начальную позицию, а Хёнджин бодрым голосом скомандовал: «Раз, два, три!», после чего они начали демонстрацию результата своих трудов остальным участникам. Им оказался танец огров из «Шрека», и остальные, узнав музыку и движения, невольно заулыбались. А когда Чанбин, подражая героям мультфильма, жалобно проговорил: «Умоляю, прекратите это!.. Я себя не контролирую!», всех разобрало на смех. Даже Айэн, который, по подсчётам Минхо, должен был уже видеть десятый сон, стоял на пороге гостиной в пижаме и хихикал – видимо, даже он не смог устоять перед любопытством, над чем там эти трое пыхтели последний час. Феликс, не меняя своего лежачего положения, снимал разворачивающееся перед ними представление, изредка переводя камеру на улыбающегося Бан Чана, выглядящего как отец на детском утреннике и подбадривающе хлопающего ребятам. Минхо же выглядел наиболее спокойным среди всех, но лишь потому, что сдерживал как мог потоки нежности к парню, стоявшему с краю ближе к нему – что поделать, если среди всех он смотрел на одного только Хана, а этот маленький подлец, также глядя исключительно на Ли, умудрялся во время танца ослепительно улыбаться ему и строить глазки. Между ними разве что искры не летели, и, может, только поэтому остальные мемберы не замечали столь долгого зрительного контакта, увлечённые общим танцем?       Минхо не мог точно сказать, когда понял, что бесповоротно влюбился в очаровательного рэпера, но готов был поклясться, что даже его немного агрессивное поведение в самом начале, до окончательного утверждения состава группы, уже находил по-своему милым. Он и сам не был идеальной душой компании тогда: интровертный, не особо уверенный в себе парень иногда инстинктивно закрывался от других, а то и вовсе выпускал колючки, когда его что-то задевало. Но мальчик с миленькими щёчками и закрывающей глаза чёлкой, взявший его за руку в один из самых волнительных моментов шоу на выживание, когда тот уже был готов хлопнуться в обморок на сцене, растопил сердце юного Ли Ноу и бесцеремонно поселился в нём навсегда.       Танцор, конечно, не сразу смог признаться в своих чувствах даже самому себе, но, наконец приняв себя, сделал всё возможное, чтобы если не быть вместе с Ханом, то окружить его заботой и комфортом. И, кажется, перестарался немного, потому что спустя некоторое время на одном из праздников подвыпивший Джисон, которому алкоголь нехило так развязывал язык, оставшись наедине, напрямую спросил его: «Хён, я тебе нравлюсь?» Сказать, что Минхо занервничал – ничего не сказать: ему показалось, что сейчас он точно потеряет сознание от волнения, но и в этот раз на помощь пришёл Хан, заметивший, что старший побледнел и снова взявший его за руку. И Ли Ноу как по мановению волшебной палочки вдруг успокоился, отдавшись течению – будь что будет, а врать Джисону о своих чувствах или скрывать их он не собирался. Сразу после произнесённого дрожащим, но уверенным голосом «Да» он зажмурился, готовый к тому, что рэпер сейчас попросит его уйти, и не желающий видеть его сморщившееся в отвращении лицо, но внезапно ощутил терпкий запах красного вина прямо рядом со своим лицом, а сразу после мягкие горячие губы, накрывшие его собственные. Тогда он в третий в жизни раз чуть не испустил дух от переживаний, и снова единственным спасением для него стали прикосновения Хана…       В тот вечер, сидя вдвоём в комнате младшего, они наконец признались друг другу, смущённо глядя куда угодно, но не друг на друга, и не прекращая глупо улыбаться, держась за руки. Но, несмотря на бушующий океан любви, спешить в своих отношениях они не планировали, и первым же решением было не распространяться в группе о конкретных причинах, почему они постоянно стараются держаться вместе и по очереди ночуют друг у друга, а то, не ровен час, кто-то проболтается на очередной трансляции, и тогда у всего коллектива могут возникнуть проблемы из-за них, будь неладна эта политика компании. И нельзя точно сказать, насколько действенно они прятали свою тайну – никто из мемберов, конечно, не высказывался на этот счёт, но шуточек в их сторону от того же Чанбина (особенно от него) стало как будто больше, а сами они – провокационнее. Но, пока непосредственно в их жизнь никто не лез, парни продолжали наслаждаться собственными отношениями и обществом друг друга, а Бин и Хёнджин с их ухмылками и постоянными переглядками вполне могли отойти на второй план. Особенно, когда на фоне их так очаровательно краснели ушки Джисона…       Но коротенькое выступление подошло к концу, и ребята, раскланявшись перед «зрителями», бросились к Феликсу смотреть, что тому удалось заснять. Хёнджин посокрушался над тем, что танцевал с непонятной, но очень напряжённой и смешной гримасой, на что Феликс, потрепав того по плечу, ласково ответил, что Хван всё равно самый красивый (и что только Минхо и Джисон парятся насчёт своей скрытности? Вон, эти двое даже не встречаются, а флирта и взаимодействий между ними столько, что хоть отдельный фанфик формата макси пиши…). Джисон громко засмеялся над лицом Бан Чана, сравнив его с мамой-уткой, на что «мама» пригрозила сей же момент отправить его спать. А Чанбин ничего не сказал, только поднял на Минхо взгляд и многозначительно улыбнулся, тут же приобнимая продолжающего смеяться Хана за шею. Тот почти никак не отреагировал – всё-таки, в их дружбе это было довольно обыденным жестом, зато Ли Ноу словно закоротило, и непонятно, от чего: от того, что Бин, похоже, открыто издевался над ним, пытаясь заставить ревновать, или же от того, что это у него, блин, получилось. Минхо и сам не ожидал от себя, что окажется таким собственником, но по отношению ко всему, что хоть как-то касалось его парня, ему просто сносило крышу. Это стало большой проблемой, потому что Хана таким же закрытым, как он сам, назвать было нельзя: он любил компании, долгие общие посиделки, обожал подушечные бои или другие способы «меситься в куче» с другими участниками, а Ли Ноу каждый раз приходилось титаническими усилиями сдерживать себя, чтобы не вырвать его из общества друзей и не утащить куда подальше. Но и с этим они вместе старались бороться (каким же невероятным и понимающим был Джисон… Минхо каждый раз при мысли о том, что такой прекрасный человек захотел отношений с ним, хотелось закрыть лицо руками и, громко пища, кататься по полу, как по уши влюблённая школьница), поэтому сейчас Ли сумел сделать глубокий вдох-выдох и совершенно спокойно взглянуть на Чанбина в ответ. Тот вздёрнул бровь, как бы говоря: «Ладно, убедил», и отпустил Хана, который сразу помчался к своему бойфренду, даже не заметив их переглядок.       Когда младший остановился рядом, едва соприкасаясь с Минхо коленями, что не помешало тому ощутить будто проскочивший в месте контакта кожи электрический разряд, Бан Чан, взглянув на время, наконец настоятельно посоветовал (читай как пинком отправил) всем пойти спать, ибо на завтрашней репетиции заставит всех выложиться по полной. Прекрасно понимая, что такие угрозы отнюдь не были пустыми, все спешно зашевелились, желая друг другу спокойной ночи и расходясь. Джисон, попрощавшись со всеми, кто ещё не успел свинтить из гостиной и ещё раз важно поклонившись в ответ на похвальные оды их представлению, быстро поравнялся с Минхо и незаметно взял его за руку, не сумев удержаться от нежной усмешки, когда лицо старшего вспыхнуло.       Лишь закрыв за собой дверь комнаты, Ли Ноу смог наконец сделать то, чего хотел последние полтора часа – притянуть младшего к себе, уткнувшись носом в его плечо, и почувствовать ответные объятия, такие тёплые, словно он обнимался с печкой. С невероятно милой и активной печкой, которая тут же заёрзала в его руках, стоило Минхо вдохнуть запах его шеи и, поднявшись чуть выше, поцеловать возле самого ушка. А когда танцор осторожно запустил ладони под толстовку Джисона и огладил худенькую спину с выпирающими позвонками, тот испустил громкий вздох и вдруг отстранился:       – Подожди минутку, хён, – со смущённой, но довольной улыбкой и пунцовым лицом попросил он, – Эти огры заставили сильно попотеть, дай мне хоть сходить в душ. Не хочу, чтобы ты обнимался с грязным и вонючим мной…       – Не очень-то вежливо так обзывать Хёнджина и Чанбина, – насмешливо хмыкнул Минхо, не став говорить, что обниматься (и не только) он бы предпочёл с любым Ханом. Рэпер засмеялся, качая головой и вынимая из шкафа принадлежности для ванной:       – Ты понял, что я про танец, но я запомню. Переименую так наш чат: 3OGRES.       – Тогда ты среди них будешь самой прекрасной Фионой, – снова перехватив Джисона у самого входа в ванную, прошептал Ли возле самого его лица и, удостоившись одного лёгкого поцелуя, сопровождаемого фыркающим «Да ты романтик, хён», наконец позволил парню скрыться за дверью. Он никогда и подумать не мог, что его рот будет воспроизводить такие глупые и попсовые подкаты, но рядом с Ханом, глядящим на него такими ласковыми и весёлыми глазами и так тепло прикасающимся к его вечно холодным рукам, у него словно мутился разум, оставляя вместо нормальных слов и мыслей что-то невообразимо тупое и никак не вяжущееся с его серьёзным образом, но почему-то считаемое Ханом очаровательным. А всё, что Джисон находил очаровательным, имело право существовать, и потому поначалу дико стремавшийся своего поведения мартовского кота Минхо потихоньку оттаивал и даже получал удовольствие от такого словно подвыпившего состояния любви к миленьким щёчкам и озорным глазкам.       Решив не терять времени зря, Ли Ноу занялся расправлением кровати и раскладыванием подушек на ней в одному ему известном порядке. Потом сам переоделся в пижаму и, подумав немного, переложил презервативы, смазку и салфетки из глубины шкафа, где они позорно прятались под ворохом одежды, поближе, в прикроватную тумбочку. Хранить там такие вещи постоянно было опасно: мало ли кто, пребывая у них в гостях, сунет куда не надо свой любопытный нос, и тогда точно пойдёт прахом вся их и без того не особо удачная скрытность. А так… Не то, чтобы они с Ханом так уж часто пользовались данными предметами, всё-таки не в своём личном доме жили, а с весьма неравнодушными соседями за стенкой, но иногда, когда энергия после целого дня сохранялась, а из мемберов никто до поздней ночи не донимал, можно было и позволить себе зайти немного дальше поцелуев украдкой. Да и физиологическую потребность в разрядке никто не отменял, так что редкую возможность срывать с губ Джисона еле слышные стоны и с трудом сдерживать их в себе, когда тело плавится от удовольствия, а мозг – от осознания близости с возлюбленным, Минхо старался не упускать никогда.       Когда Джисон вышел из ванной, его встретила разложенная кровать (одна, потому что вторую они принципиально использовали только для того, чтобы скидывать туда вещи), приглушённый свет и полулежащий на простынях Минхо в очках для чтения и с книгой в руках. Старший создал видимость полного спокойствия, но Хан быстро раскусил эту маску, уловив краткий, но голодный взгляд парня, исподтишка брошенный на него. И потому, не пугаясь, что может помешать Ли в его «важном занятии», он медленно подошёл к кровати и навис над Минхо, уперев руки по обе стороны от него и заглядывая в такое родное лицо с острыми скулами.       – Ты долго смотришь, – тихо проговорил Ли Ноу спустя минуту взаимного пожирания глазами. Хан улыбнулся в полумраке:       – Любуюсь тобой, хён.       – Неужели за два года не налюбовался?       – Боюсь, никогда не налюбуюсь, – необычайно нежно прошептал Джисон и нагнулся к губам старшего, подхватывая их поцелуем. Удивительно, как только они умудрялись становиться такими ванильными, оставаясь наедине… Минхо с готовностью ответил, будучи не в силах скрывать собственное влечение, и потянул Хана за плечи, буквально роняя его на себя и зарываясь пальцами в его влажные после душа волосы.       Младший, мгновенно освоившись, распахнул халат на груди Ли, перемещаясь ниже и зацеловывая фарфоровую кожу шеи, плеч, ключиц, настолько нежную, что от его практически невесомых прикосновений на ней расцветали красные следы. Хо с трудом сдержал громкий полустон, напоминая себе о мирно спящих за стенкой Чонине и Сынмине, которых не хотелось бы таким образом посвящать в тайну взаимоотношений рэпера и танцора. С каждым разом скрывать следы их близости, да и в целом сам факт отношений, становилось всё труднее, но почему-то это только сильнее распаляло: они буквально ходили по лезвию ножа, рискуя обнаружить себя и навлечь неприятности, и такая игра невольно вселяла азарт, желание проверить, насколько долго и успешно можно скрывать собственные чувства, свою нежность, страсть и непреодолимое желание быть ближе всех физических законов…       И, кажется, Минхо полностью втянулся в эту опасную затею: он практически вгрызался в шею Хана, оставляя дорожки алеющих на коже поцелуев, оплетал его ногами, касался так, чтобы вырвать из чужих губ как можно более громкие и красноречивые звуки. Никогда больше он не был так смел, как в моменты, когда их могли вот-вот застукать – кто только мог ожидать от него такие кинки?       Но Джисон, к счастью, за месяцы успел привыкнуть к каждой незначительной привычке своего возлюбленного, и в каждой из них для него пряталась ранимая и нежная личность такого неприступного и колючего Ли Минхо. Поэтому для него потакать некоторым слабостям старшего было приятно, да и сам он никогда не был трусишкой, не решающимся идти на риск. Тем более, если награда в этом форд-боярде – такой распалённый и сексуальный Минхо…       – Чего ты хочешь, хён? – шёпотом спросил он, прикусывая мочку уха Ли.       – Ммм… Хочу вылизать тебя, – промычал в ответ старший.       – Ты уже сделал это, – усмехнулся Хан, чувствуя на своей груди и шее, влажных от чужой слюны, дыхание, холодящее кожу и пускающее по ней табуны мурашек. Хо замотал головой, проводя руками по его спине:       – Нет, – тихо выдохнул он, пока Джисон блаженно прикрыл глаза, ощущая, как по уставшим мышцам проходятся небольшие, но сильные ладони, – Хочу попробовать тебя здесь.       Младший удивлённо охнул и почти подпрыгнул от неожиданности, когда ловкий палец оказался между его ягодиц, поглаживая сжавшееся колечко мышц через ткань белья.       – Ч-что ты имеешь в виду, хён? – пролепетал он, озадаченно хлопая глазами.       – То, что сказал – хочу вылизать тебя там, – невозмутимо ответил Минхо, – Ты никогда не слышал о римминге?       – Слышал, но… Уф, хён, разве тебе не будет противно? – растерянно спросил Хан, снова покрываясь смущённым румянцем. Могло показаться, что столь внезапная просьба партнёра напугала его и сбила весь настрой, но, представив себе эту картину ярче, Джисон едва скрывал накатившее с новой силой возбуждение, нерешительно поглядывая на Ли. Тот нежно ухмыльнулся и прижал смуглого юношу к себе, обнимая и шепча в очаровательно покрасневшее ушко:       – Ты же хорошо принял душ, верно? И, раз уж я сам предложил, считаешь, мне неприятно думать об этом?       Поколебавшись немного между собственным смущением и скручивающимся внизу живота горячим желанием, Хан наконец сдался и согласно кивнул. Минхо успокаивающе поцеловал его в шею, даже не пряча радостный огонёк в глазах, словно ему пообещали любимое лакомство. Он скомандовал Джисону встать на четвереньки и придвинуться поближе к краю кровати, а сам устроился позади него на полу.       – Ты уверен? – предпринял последнюю попытку приостановить это безумие младший, обернувшись через плечо и неловко сжав колени, поймав жадный взгляд Ли, устремлённый на его подтянутый зад. Тот протянул руки к его талии и ласково огладил бока, медленно спускаясь к тазовым косточкам, ловко подцепляя резинку трусов и стягивая их вниз, помогая выпутать ноги из ткани. После этого, сжав руками и разведя в стороны ягодицы, Хо приподнялся и оставил нежный поцелуй на копчике. Убедившись, что Хан достаточно расслабился и, похоже, снова начал закусывать губу от возбуждения, старший дразняще провёл кончиками пальцев по внутренней стороне бёдер и резко дёрнул их на себя, вырвав из не ожидавшего этого Джисона невольный вскрик, тут же заглушённый прижатой ко рту ладонью.       – Постарайся потише, ты же не хочешь, чтобы все узнали, что мы тут не танцы учим? – почти издевательски промурлыкал Минхо, наслаждаясь возмущённым сопением спереди, – Расслабься, Сон-и, тебе понравится.       И, не медля ни секунды, наклонился вперёд и прижался губами к манящей дырочке, снова плотно сжавшейся от напряжения. Целуя нежную кожу и аккуратно массируя пальцами бёдра и ягодицы, он вскоре добился того, что парень под ним перестал походить на перетянутую струну, и пустил в ход язык, широко лизнув промежность. Хан слабо дёрнулся, но быстро расслабился, кажется, заинтересовавшись происходящим.       – Щекотно, хён, – едва слышно хихикнул он. Парень пока не испытывал того невероятного ощущения, о котором говорил Минхо или о котором читал он сам втайне ото всех, изучая тонкости взрослых отношений, но горячий мокрый язык, ласкающий его в тех местах, о которых и подумать было нельзя, вселял некую интригу. А от представления Ли, сидящего на полу и вдохновенно вылизывающего его задницу, чуть ли не урча от удовольствия, всё внутри скручивалось в тугой узел и отдавало стайкой мурашек в пах…       Старший тихо усмехнулся и, посчитав, что расслабляющие прелюдии можно закончить, сменил угол наклона: теперь он не проводил всей поверхностью языка по коже от ануса до самой мошонки, вместо этого сосредоточившись на изучении мокрой от его собственной слюны дырочки кончиком языка. Джисон шумно выдохнул, когда простые мокрые движения сменились более точечными, с лёгким нажимом, поначалу щекочущими, но пускающими вверх по телу приятные импульсы в контрасте с сильными пальцами, сминающими смуглую кожу ягодиц. Они уже пробовали анальный секс и успели оценить его прелести, но Хан и подумать не мог, что снаружи тоже окажется таким чувствительным. Возбуждение стремительно разгоралось с каждым дразняще-ласкающим движением, и младший сам не заметил, как прогнулся в пояснице, открывая Хо больший простор для действий. Тот воспользовался этим без промедления, проникая кончиком языка в немного растянувшуюся от смены позы дырку и продолжая двигать им глубже, наслаждаясь участившимся дыханием Хана, который всё не мог понять до конца своих ощущений, но уже блаженно прикрывал глаза и кусал губы, стараясь сдержать чересчур громкие выдохи и постанывания, рвущиеся наружу.       Выдержка Джисона пошла по швам, стоило Минхо протянуть руку под его животом и, нежно перекатив яички пальцами, сжать их на основании члена, тут же дёрнувшегося и капнувшего на простынь смазкой: парень с трудом заглушил вырвавшийся стон, упав грудью на кровать и уткнувшись лицом в сложенные руки, чувствуя, так укромное тёмное пространство, прячущее его от этих чересчур сильных ощущений, заполняется рваными вздохами, а постельное бельё сыреет от непроизвольно вытекающей изо рта слюны. Колени Хана задрожали, едва удерживая его от безвольного падения пластом на смявшуюся постель, и спасли его только руки Ли, держащие его бёдра и не дающие им разъехаться в стороны. Внутри было уже не просто горячо – в животе словно извергался вулкан, и раскалённая лава растекалась по всем внутренностям, достигая мозга и сшибая волной удовольствия весь рассудок.       Джисон подался назад, вместе с этим сильно прогибаясь в пояснице, подставляясь под руку и голову Минхо и позволяя ласкать себя с максимальной амплитудой. Затуманенный наслаждением разум молил его сдерживать хотя бы свой голос, чтобы не перебудить всё общежитие, и парень повиновался ему из последних сил, прикусывая губу и лишь тихо скуля, когда рука Хо медленно скользила по всей длине, а язык свободно двигался внутри в такт, заставляя чувства фейерверками взрываться в голове. Хан опустил голову ниже, хотя до боли хотелось запрокинуть её и закатить глаза, но он знал, что тогда точно сорвётся, и вонзил зубы в свою ладонь, шипя то ли от боли, то ли от очередного поглаживания головки члена. Он, наверное, практически впервые жалел, что они живут в общежитии, с соседями за стенкой: прежде необходимость сдерживаться никогда не представлялась такой серьёзной проблемой, даже секс раньше не вызывал в нём нестерпимого желания не скрывать голоса. Сейчас же, когда любимый парень прикасался к самым чувствительным точкам его тела, так восхитительно лаская и так надолго растягивая удовольствие, да вдобавок сам довольно мычал от собственных действий, просто срывало крышу, едва позволяя остаткам самообладания сосредоточиться на том, чтобы не кричать в голос.       Почувствовав, что Хан уже на пределе (по-нормальному сказать об этом тот был уже не способен, лишь неровно выдыхая и еле слышно постанывая), Минхо ускорил движения рукой, уделяя больше внимания головке. От подступающего оргазма заложило уши, и Джисон успел дрожащими руками подтянуть к лицу подушку. Все ощущения сконцентрировались в одной точке, после чего перед глазами взорвались новогодние салюты в тысячекратном масштабе, а тело затопило наслаждение. Уже не имея никаких сил сдерживаться и вообще не соображая, что происходит, Хан протяжно застонал, кончая в руку Ли и на постель – благо, успел заглушить себя подушкой, оставив хоть крошечный шанс сохранить инкогнито в их отношениях.       Минхо отпустил обмякшие бёдра парня, отстраняясь и позволяя тому обессиленно рухнуть на кровать, рвано дыша и подрагивая, приходя в себя после оглушительного оргазма. Старший приподнялся, разминая затёкшие ноги, и лёг рядом, дожидаясь, когда Джисон наконец сфокусирует взгляд на нём и нежно улыбаясь:       – Как ты? – тихо спросил он, ворочая языком во рту. Использовать его по назначению вдруг стало жутко непривычно, и от этой мысли Ли невольно шире улыбнулся.       – Я как будто на небесах побывал, – прохрипел Хан, блаженно прикрывая глаза и едва заметно наклоняя голову в сторону Минхо. Тот сразу понял намёк и притянул младшего к себе, утыкая носом в свою грудь и ласково поглаживая по волосам, пока к растёкшемуся в лужицу парню постепенно возвращались силы. Наконец чужие руки приподнялись и обняли его за талию, а вспотевшее тело почувствовало сквозняк и слабо вздрогнуло. Продолжая улыбаться и нежиться во влажных горячих объятиях, Ли накрыл их одеялом и чмокнул парня в макушку.       Ещё через пару минут Джисон наконец зашевелился и поднял относительно ясный взгляд на Хо, разглядывая его лицо с таким теплом, что сердце старшего дрогнуло от нежности.       – Можно тебя поцеловать? – тихо попросил он, проводя пальцами по щеке Хана.       – Твой язык только что был в моей заднице, – завороженно и невпопад прошептал тот. Минхо не сдержал ухмылки:       – Не волнуйся, ничего из того, что обычно там бывает, на нём не осталось…       – Я не… Фу, хён! – скривился Джисон, укоризненно тыкая Ли пальцем в бок и слушая его весёлый, но тихий смех – они всё ещё не хотели никого разбудить, – Но если серьёзно, это было просто… вау, невероятно! Ты невероятен, Минхо, и с каждым разом мне это показываешь… Кажется, я никогда не перестану тобой восторгаться, как в первую встречу.       Поток сантиментов и похвал в сторону Ли – обязательное после секса свойство для Хана. Вот только старший, похоже, тоже никогда не перестанет краснеть и переполняться нежностью к этому парню в такие моменты – да и вообще в любые моменты своей жизни, если честно. Поэтому сейчас, чтобы скрыть смущение и деть куда-нибудь свою любовь, Минхо отцепил одну из рук Джисона от своей талии и прижал к губам, целуя костяшки пальцев. В такие моменты всё вокруг переставало существовать или просто становилось совершенно неважным, ставя во главу мироздания их переплетённые тела и бьющиеся в унисон сердца.       – Делай так чаще, – еле слышно попросил Ли, глядя в глаза парня напротив.       – Что именно? – улыбнулся тот, не говоря о том, что вариантов ответа на этот вопрос огромное множество, один занятнее другого.       – Зови меня по имени, – отзеркалил улыбку старший, и пришла пора уже сердцу Джисона пропускать удар. Он ласково потёрся носом о грудь Ли и подтянулся выше, шепча в самые губы:       – Как скажешь, Минхо, – и нежно поцеловал, так близко и так привычно, и от того ещё более тепло и волнительно, словно не было больше ничего, кроме этих пухлых губ, поблёскивающих в свете ночника.       Не было никаких камер, фанатов, стаффа, окружавших их каждую секунду, перед которыми нельзя было и намёка сделать на реальные чувства. Не было контрактов, запрещающих отношения, не было невообразимого количества людей, следящих за ними в течение всего дня. Не было соседей за стенкой, что уже минут десять как перестали храпеть.       Не было ничего в этом мире, кроме их двоих и любви, готовой пройти через любые трудности и лишения, потому что в конце их будет ожидать Счастье. А ради него можно повременить и отвлечься на другие вещи – карьеру, например, а чувства свои вложить в строки песен, позволив им облететь весь мир и вселить в душу каждого услышавшего веру в любовь и светлое завтра.       /(Только вот интересно, как Джисон опишет в стихах завуалированно столь потрясшее его, прямо до глубины души, ощущение чужого языка в своей заднице?)/ The end <3