С прошедшим дождём...

Кэйл наблюдает, как капли дождя стекают по стеклу балконной двери, врезаясь и таща друг друга вниз. Он осторожно прижимает руку к стеклу, но оно не запотевает. Его руки такие же холодные, если не холоднее. Вилла пуста, оставляя его наедине со своими мыслями и мягким стуком дождя. Вздохнув, он прислоняется спиной к двери, холод просачивается в него и лишая остатков тепла, когда он соскальзывает вниз, чтобы сесть, подтянув колени к груди. Легко позволить его разуму погрузиться в окружающий его белый шум, тяжесть в груди чуть-чуть ослабевает, когда он смотрит, как капает вода. Небо затянуто тучами, облака светло-серого оттенка, которые можно принять за белые. Он никогда по-настоящему не наслаждался дождем, его разум копался в воспоминаниях о протекающих крышах и мокрых носках, но, как ни странно, на этот раз его разум был спокоен. Тусклое освещение коснулось его и всего, чего оно могло достичь, но это было приятно. Оно не ослепительно яркое, как ясное небо, пробивающее шторы, чтобы разбудить его, и не слишком тёмное, чтобы отделить силуэты от теней. Это спокойствие, которое могло создать или сломать кого-то, и Кэйл уже не был уверен, что именно он испытывает. Внезапно он больше не одинок с дождем. Звук маленьких, неуклюжих ножек, приближающихся к нему, наполняет тишину, а тяжесть в груди еще больше ослабляет хватку. — Кэйл-ня! — Человек! Улыбка легко расползается по его губам при виде троих маленьких детей, ворвавшихся в его комнату. Они одеты в аккуратную черную одежду, которая, по его мнению, не может быть такой удобной, но все равно выглядит мило. Раон почти ничего не носит, так как он дракон, но у него на шее гладкая черная лента, перевязанная бантом. Он и Хонг одеты в одинаковые однотонные наряды, их платья-шорты достигают чуть выше колен, но остальные ноги согреваются высокими носками до колен. У них также есть такая же лента, как и у Раона. Любая попытка выпрямить их обычно неопрятные волосы разрушается ветром, когда они мчатся к нему. Его руки удерживают котят, и Раон занимает своё место, свернувшись калачиком на затылке Кэйла. Он вытягивает ноги, чтобы им было удобнее забраться к нему на колени. Тепло течет по его коже от их прикосновения, срывая довольный вздох с его губ, но теперь, когда они были ближе, Кэйл мог видеть, как покраснели и остекленели их глаза. Они сжимают его немного крепче, чем обычно, ткань его одежды натягивается в их сжатых кулаках, и их лица прижаты к нему. Он позволяет им сидеть им так, сколько им нужно, и ждет, пока они не будут готовы. Кэйл наклоняет голову туда, где Раон был прижат к его шее, прижимаясь щекой к гладкой круглой голове, пытаясь утешить его. Его руки потирают спины двух старших детей, позволяя ему чувствовать их прерывистое дыхание. Может быть, его дети чересчур подражают ему… потому что через некоторое время они отстраняются, и на их лицах почти нет следов меланхолии. Если бы он не знал, то они могли бы выдать, что это из-за прохладной сырой погоды. Но он не упоминает об этом. Если они такие же, как он… тогда им едва удалось снова собрать себя по кусочкам, и что бы он ни сказал, они снова рассыплются в его объятиях. Никакие слова не смогут утешить их так, как им нужно. Не в этот раз. Бурчание в животе Хонга прерывает мрачный момент, вместо этого вызывая влажный смех из их груди, когда розовый румянец заливает круглые щеки мальчика. Кэйл издает короткий смешок и протягивает руку, чтобы стереть оставшиеся слезы с лица Хонга. — Может, пойдем что-нибудь сделаем? — предложил Кэйл, его большой палец мелкими, повторяющимися движениями провел по щеке рыжеволосого мальчика. — Можем ли мы сделать это вместе? — осторожно спросила Он, ее рука так и не выпустила подол его рубашки. — Да! Мы должны сделать это вместе! — вмешался Раон, требовательно и ласково, как всегда. Кэйл позволяет им поднять себя с пола и затащить на кухню № 2, их руки держат его так, как будто он вот-вот исчезнет. Он знает, как сильно Бикросс ненавидит, когда другие пользуются его приборами, но шеф-повар мог бы сделать исключение на этот раз, верно? Деревянная разделочная доска, которую он видел у шеф-повара, изношена, но любима. Следы от ножей, украшающие его поверхность, похожи на маленькие линии, которые собираются вместе, чтобы рассказать историю мальчика, который влюбился в кулинарию и бережно относился к своим вещам. Кэйл проводит рукой по испещренной следами поверхности, вспоминая все вкусные блюда, которые он ел и которые, должно быть, были приготовлены на ней. Он и Хонг подтаскивают табуретки к прилавку рядом с ним, а Раон предпочитает парить прямо над ним, используя свою магию вместо крыльев. — Что ты хочешь сделать? — Кэйл поворачивается, чтобы посмотреть на них: — Есть пожелания? — Мы можем съесть все, что ты приготовишь, — искренне отвечает Он, — если мы приготовим это вместе, то оно будет вкусным, несмотря ни на что! Он поджал губы: — Как насчет чего-нибудь сладкого? Просто перекусить, чтобы не испортить аппетит, когда Бикросс приготовит сегодня ужин. Дети с энтузиазмом кивают, стоя над душой, чтобы следить за каждым его движением и шагом, но он не возражал. Кэйл не хотел ничего, кроме как провести с ними время. Обыскивая шкафы, Кэйл достает муку, сахар, дрожжи и масло. Он никогда не любил дождливые дни, но после встречи с хёнами все изменилось. Хотток был чем-то, что они делали для него в такие дни, когда ветер проникал прямо в кости. Он мог вспомнить вкус сладкого печенья, то, как оно защищало от холода, вместо этого наполняя его тело теплом. Кэйл надеялся, что сможет избавить детей от любых негативных воспоминаний, которые они могли бы ассоциировать с дождем, как это сделали для него его хёны. Трое детей смотрели широко распахнутыми яркими глазами, как он смешивал ингредиенты в миске с теплой водой, осторожно перемешивая ее венчиком, прежде чем использовать руки, чтобы смешать муку. Соскоблив остатки жидкого теста с рук, Кэйл направился к раковине, чтобы умыться. — Что теперь? — Хонг вопросительно склонил голову, заставляя двух других подсознательно сделать то же самое. — Теперь ждем, — терпеливо ответил он, вытирая руки тряпкой. Он вытаскивает банку с печеньем из шкафа над прилавком, передавая печенье детям, чтобы временно утолить их голод. — …Лучше бы не было дождя… мы могли бы поиграть на улице, — проворчал Раон. Все трое заметно поникли от разочарования, котята поникли, а их хвосты опустились. — Почему нет? — Хм? — Почему мы не можем выйти? — Кэйл поднял бровь, скрестив руки на груди и глянув в окно. Он снова поворачивается к тесту, чтобы накрыть его, пока совсем не забыл. — Но идет дождь — И? — Ты можешь заболеть… — прошептала Он. — Но я не заболею. К тому же, мы можем высохнуть после, так почему же небольшой дождь должен остановить нас? Давайте, пошли, — заявил Кэйл как ни в чем не бывало, делая медленные шаги к двери, прежде чем повернуться, чтобы посмотреть на них, — Хорошо? Когда он поворачивается к ним, их глаза до краев наполнены благоговением и обожанием. Кэйл не уверен, что кто-то когда-либо смотрел на него с такой любовью, но его сердце переполняется от нежности. Ему интересно, как люди видят его, когда он смотрит на своих детей. Смотрит ли он на них с такой же любовью? (Да. Да, и намногой большей). Капли падают на землю вокруг них, создавая рябь на воде у их ног. Ни Кэйл, ни дети еще не вышли под ливень, только наблюдая из-за безопасности, как небо плакало. Над четверкой витает приятный атмосфера, но Кэйл решает разрушить её, взяв всех троих на руки и уходя под дождь. Раон снова перебирается на плечи, и с котятами на руках Кэйл крутит их вместе с собой, пока их одежда становится тяжелее от дождя. Их смех подобен великолепной музыке для его ушей, растворяя оставшуюся тяжесть в груди. Его руки слишком быстро устают, на его взгляд, и он проклинает себя за слабость. На этот раз ему хочется, чтобы он приложил больше усилий, чтобы быть более активным, что он не решал расслабиться, потому что, возможно, тогда он смог бы удерживать их дольше. Его мышцы болели от короткого всплеска активности, а легкие горели в груди, вдыхая воздух, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Присев, он ставит их всех обратно на ноги, а затем снова выпрямляется. Озадаченные, они смотрят на него, наклонив головы, но в них летит брызг воды, который он пинает в них. Их когда-то безупречная одежда полностью промокает за считанные секунды, а вода скапливается в их ботинках, но они, кажется, совсем не возражают против этого. С их лицами, растянутыми в широких зубастых ухмылках, и их глазами, изогнувшимися в полумесяцы, они кружились под дождем. Каждый раз, когда они делали что-то, что вызывало смех друг у друга, они обязательно оглядывались на него, чтобы увидеть, улыбается ли он тоже. Его волосы прилипали к лицу, создавая путь для воды, которая капала с его подбородка. Дети разразились тотальной водяной дракой, весело зачерпывая грязную воду, чтобы швырять ее друг в друга, но не раньше, чем Раон тщательно окружил Кэйла слоем терморегулирующей магии. Первоначально он хотел полностью оградить Кэйла от ливня, но уступил, когда Кэйл спросил, какой смысл играть под дождем, если он не промокнет. Раон использовал свою ману, вытягивая воду из-под земли, чтобы вылить ее на своих старших. Уши и хвосты Он и Хонга напряглись из-за неожиданной атаки водой. Их сияющие лица — полная противоположность тому, как дрожали их плечи и как они раньше прятали лица у него на груди. Кэйл хочет, чтобы они оставались такими, счастливыми и беззаботными. Ему было так больно видеть их такими подавленными и быть неспособным помочь. — Он! Хонг! Раон! — Он крикнул: — Давайте пойдем и закончим готовить! — Ой… давай погуляем ещё немного! — Хонг заскулил, надув губы. — Хм? А я думал, что ты проголодался? — спросил Кэйл, на его лице появилось фальшиво-задумчивое выражение: — Значит, нам не нужно готовить? Он протягивает руку, чтобы стукнуть Хонга по затылку, прежде чем броситься обратно к Кэйлу, хватая его за руку, чтобы потянуть обратно к вилле без ее младших братьев. — НЕТ! Я голоден! — выпалил Хонг, его глаза расширились: — Пошли, Раон! Другая его рука берется в хватку Хонга, и знакомая тяжесть возвращается на его плечи. Кэйл замедляет шаги, чтобы соответствовать неторопливому темпу детей, никого из них не заботит то, что дождь стал сильнее. На этот раз Раон наложил на них слой магии, чтобы защитить их от этого, хотя Кэйл думает, что в этом нет особого смысла после того, как они промокли до костей. Независимо от этого… Если они счастливы, то и он счастлив. Когда Кэйл откинул крышку, липкое тесто прилипло к ней, вздуваясь, чтобы начать убегать. Хонг и Раон охали по бокам от него, и Кэйл не мог слышать, как Он делает то же самое, но с первого взгляда он увидел такое же волнение и на ее лице. Они переоделись в свежую, сухую одежду, чтобы вода не растекалась по кухне, и Раон был достаточно предусмотрителен, чтобы тщательно высушить их волосы. — Вот, замешивайте тесто, — он поставил миску перед двумя мальчиками, — по очереди, потому что это действительно может утомить. — Хорошо! — Двое ответили, взволнованные тем, что наконец могут помочь. — Он, почему бы тебе не сделать начинку со мной? — Он положил руку ей на голову, взъерошив волосы. Она не отталкивает его руку с недовольным лицом, как обычно. На этот раз она тяжело опирается на его руку. Это было что-то новое в девушке, которое Кэйл заметил совсем недавно: ее раздражало, когда люди возились с ее волосами, потому что она прилагала усилия, чтобы уложить их. Сначала он остановил движение руки, но довольно быстро продолжил поглаживание, когда она начала ворчать себе под нос, что он остановился. Кажется, этот раз исключение. — Думал, тебе не нравится, когда я возился с твоими волосами, — поддразнил он, приглаживая их обратно. — Мне уже все равно, — сказала она, глядя на прилавок. — Если это ты, все в порядке. Он достает из шкафа банку с орехами и высыпает их на разделочную доску перед ней. Они не совсем такие, как в Корее, но всё ещё являются досками для резки. Для Он это достаточно простая задача, но она возится с ножом так, что он замечает, что это слишком фальшиво. Оба котенка тренировались с Роном, так что Кэйл знает, что они умело обращаются с ножами. — Мне нужна помощь, — солгала она, неловко сжимая пальцами ручку прибора. Кэйл приподнимает бровь, легко видя ее насквозь, но все равно потворствует ей. Он занимает место рядом с ней у разделочной доски, и его прерывают, когда она прячется между его руками, вытягивая голову, чтобы посмотреть на него. Он нежно качает головой в ответ на ее выходки и возвращает ей нож, прежде чем накрыть её руки своими. Используя метод «рука в руке», они нарезали орехи на мелкие кусочки и высыпали их в миску, в которой уже была смесь порошка корицы и сахара. Когда он оглядывается на мальчиков, Кэйл видит всю ту муку, которой они испачкались. Половина лица Хонга и большая часть его волос покрыты белой пудрой, а Раон будто полностью изменил цвет с черного на белый. Он моргает, не зная, с чего начать, но любое возмущение, которое он приготовил, застряло в горле, когда он наткнулся взглядом на застенчивые ухмылки на их лицах. — Вам было весело? — Он вздохнул, подойдя, чтобы стряхнуть муку с головы Хонга, на что они оба кивнули: — Тогда ладно. Кэйл нежными руками вытирает муку с глаз Раона, стараясь не допустить попадания в них материала для выпечки. Раон закрывает глаза, оставаясь уязвимым и непринужденным перед Кэйлом, демонстрируя доверие. — Что мне делать с вами двумя? — Он выдохнул, чрезмерно очарованный своими детьми: — Ну, давайте, мы придадим им форму, а потом я их вам пожарю. Он наблюдает, как дети щиплют и тянут тесто, формируя причудливые формы, которые, как он знает, вероятно, не останутся после того, как он их приготовит. Даже Он отказалась от традиционной круглой формы, которую он поручил им сделать, в пользу создания вместо этого хотток в форме сердца. Хонг и Раон… Кэйл не уверен, чего они пытались добиться, но… Ну что ж. — Это дракон! — воскликнул Раон, радостно вскинув руки после того, как закончил формировать свои хоттоки. Это… было очень красивое пятно. Раон перебрасывается через плечо Кэйла с драконьим хоттоком в своих пухлых лапах, почти прижимая его к человеческому лицу, чтобы он мог полюбоваться всеми мельчайшими деталями. — Очень могучий вид, — мычит Кэйл, его руки двигаются с отработанной легкостью, когда дракон утыкается носом в изгиб его шеи. — Смотри! Я сделал один из тех черепов, которые наносят на предупреждающих знаках, — Хонг протянул грязную руку, чтобы потянуть Кэйла за рукав. Грязная рука Кэйла опускается на макушку Хонга в отместку: — Хорошая работа, очень похоже. — Хонг издает визг, слабо хватая Кэйла за руку, но не предпринимая реальных попыток избежать поглаживаний. Заполнив последние несколько оладий, Кэйл налил немного масла в сковороду и включил плиту. Звуки дождя заглушает шипение теста о сковороду. Лопаткой Кэйл придавливает тесто для хоттоков, чтобы оно стало более плоским. Тесто становится золотисто-коричневым при постоянном среднем пламени. Сладкий аромат сахара, смешанный с запахом свежего хлеба, разносится по кухне. Он начинает вытаскивать их из сковороды, чтобы положить на тарелку, бросая строгий взгляд на мальчиков, когда они тянутся к горячей сладости. — Горячие, — предупредил он их. Он почти мог чувствовать странное и немного неприятное ощущение обожженного языка после того, как его хёны впервые угостили его. Он, полностью помня про свой чувствительный кошачий язык, не делает никаких попыток украсть кусок раньше. Если бы только ее братья могли остановиться на мгновение, чтобы все обдумать… Кэйл стряхивает лишнее масло с последнего оладушка, прежде чем положить его на тарелку. К тому времени, когда он заканчивает, все трое желудков детей начинают напоминать им об их голоде. Аловолосый выбирает кусок из самой первой партии, которую приготовил, осторожно проверяя кончиками пальцев на жар, чтобы убедиться, что тот не обожжет детям рты. Он разрезает два из них пополам, обернув низ бумажными салфетками, прежде чем раздать их детям по одному. — Обязательно подуйте на него. — Хорошо! — Ммм!!! Не прошло и секунды после того, как дракончик заверил его, что подует на хотток, Раон обжигает себе язык и поворачивается к нему со слезами на глазах. Кэйл берет сладкое из лап дракона и начинает осторожно дуть на него, чтобы охладить достаточно, чтобы он его можно было есть. Это привлекает внимание двух других детей, которые тоже смотрят на него с ожиданием. Его дети были такими малышами… Кэйл охлаждает их кусочки и проверяет их, чтобы убедиться, что они не слишком горячие. Это того стоит, когда он видит, как их глаза расширяются от вкуса. Им нравится до такой степени, что ему приходится несколько раз напоминать им, чтобы они замедлились, чтобы они не подавились. Он кормит его одним из сделанных ею сердечек, они, честно говоря, очень милые и хорошо сделаны, так что Кэйл проводит рукой по ее голове в знак благодарности. Они возвращаются в комнату Кэйла после того, как наелись хотток, их желудки приятно полны, и сон потихоньку выглядывает из уголков их разума. Кэйл наблюдает, как они волочат ноги всю дорогу назад, сморгнув сон, чтобы добраться до места назначения, не потеряв сознание слишком рано. Он тихо закрывает за ними дверь и подталкивает их к кровати. (Когда его кровать стала их? Кэйл не уверен, но он бы ничего не изменил) Все трое детей шлёпнулись на простыни, и то, как их конечности выглядели так, будто они были наполнены свинцом, заставило Кэйла поверить, что они потеряют сознание в тот момент, когда упадут на кровать. Они наклоняются и тянутся к нему в невысказанной просьбе присоединиться к ним, что он и делает. Это удобно, как обычно, и он почти мог заснуть от их тепла, прижимающегося к его бокам, но тяжесть возвращается в его грудь. Она обвивается вокруг него, как корявые корни дерева, готовые разорвать кости его грудной клетки, чтобы освободить место для себя. Теснота вызывает у него головокружение и одышку. Она там, чтобы напомнить ему. — …Вы же знаете, что я люблю вас, верно…— Когда он начинает, его голос приглушается, дождь снова усиливается. Котята и дракон не отвечают ему словами, кивая в его грудь, куда они зарылись мордами. — Вы должны отпустить меня, — его слова четко прозвучали в их тускло освещенной комнате, громко и отрезвляюще. Раон говорит первым: — Нет, нет… мы не можем. Мы не можем. Человек, ты не можешь уйти, — он отчаянно качает головой, впиваясь когтями в ткань, — ты нам нужен… — Прости, — Кэйл смотрит прямо перед собой, на голубоватые тени на потолке, — ты же знаешь, я не хочу уходить… — Тогда останься, — умолял Хонг, — останься с нами. — …Но мне нужно идти, — прошептал он, его голос начал ломаться, когда его рубашка стала влажной от слез, — ты же знаешь, что я должен. Он не высказывает свое мнение, и это так душераздирающе для Кэйла. Он чувствует, как дрожит все ее тело, когда она заставляет себя сделать глубокий вдох. То, как рукав ткани, которую она обнимает, пропитан ее слезами, разрывает его сердце. — Это… это не реально, — выдавил он, — меня больше не существует. Ему становится все труднее чувствовать тепло от того места, где они прижимаются к нему. Всё начинает расплываться по краям, и Кэйл не уверен, то ли это из-за того, что у него мало времени, то ли из-за того, что его глаза наполняются горячими слезами. Может быть, что и то и другое. — Я люблю тебя, Он, — начал он, высвобождая руку и дрожащими пальцами перебирая ее серебристые волосы. Взгляд опустошения, с которым он столкнулся, вырывает его сердце из груди и разрывает на части. Ее губа прикушена, когда она изо всех сил пытается сдержать поток слез. Она отчаянно трясет головой, ее руки нашли место в другой части его рубашки. — Я люблю тебя, Хонг, — прошептал он, обнимая другой рукой рыжеволосого мальчика. Хонг не смотрит ему в глаза и не пытается сдержать рыдания. На его лице смешались слезы и сопли, когда он, наконец, поднял глаза на Кэйла, умоляя его сказать, что это была какая-то глупая шутка или часть аферы. — Раон Миру… Я люблю тебя, — закончил он, комок в горле нарастал из-за дрожащего тела, которое приземлилось на его грудь. Он тянет за собой двоих других детей, обвивая руками маленького дракона. Раон плотно свернулся калачиком посредине его туловища, настолько плотно, что Кэйлу это напомнило день, когда он встретил дракона. Раон скорчился от боли, мышцы напряглись, отражая любые дальнейшие угрозы. Теперь… он был причиной этой реакции. Он был тем, кто причинил боль своим детям. — Пожалуйста… — его голос затихает, скажите мне, что вы тоже меня любите. Он не мог заставить их. — Я люблю тебя… папа, — плачет Хонг, зажмурив глаза, и прижимает ухо к груди Кэйла, надеясь что-нибудь услышать. (Нет ритмичных ударов, которые приветствовали его уши) Безмолвное сердце Кэйла замирает в груди, одновременно и от счастья, и от горя. — Я тоже, папа, — прошептала Он, взяв его руку в свою, — я тоже тебя люблю. (Она больше не чувствует, как её пальцы соприкасаются с его ладонью. Они потеряли свою форму, только ее собственные руки стали ледяными от прикосновения) — Пап… — распутывается Раон, его наполненные слезами звездные глаза встречаются с медью Кэйла, — спасибо, что спас меня. Спасибо, что любишь меня… Я люблю тебя. Усталость накатывает на них волнами, когда они пытаются бороться с ней, но их все равно захлестывает в сон. Кэйл поцеловал каждую из их голов, притягивая их ближе к себе, и закрывая глаза. . . . . . — -нг? — Голос позвал их издалека, но их затуманенные разумы с трудом вспоминают, кому он принадлежал: — Хонг. Он… Раон… Мозолистая рука нежно встряхивает их, приводя в чувство. Первое, что регистрирует их мозг, — неприятное ощущение одежды, прилипшей к телу, холодной и липкой. Они не в удобной одежде, в которую они переоделись с Кэйлом. Их желудки сердито скрутило от голода, но в воздухе нет даже затяжного запаха хотток. — Ребята, вам нужно переодеться… — Чхве Хан мягко упрекнул их: — Вы заболеете… Он бы этого не хотел. На улице больше не идет дождь…