Серьёзные отношения

Ночь. Темное небо застелено ковром из сверкающих небесных тел; одинокая, полная луна освещает опустевшие улицы города. Хината тем временем рассчитывает, сколько костей поломает, если вдруг оступится и слетит с крыши прямиком на выложенную из обтекаемой формы камней дорожку. Такой сладкий риск кружит голову, встает болезненной тошнотой в горле и опутывает холодком кишки. Хината рвано выдыхает и всё-таки выбирается из окна, становится кедами на скользкую черепицу. Осторожно передвигая ногами и опираясь о фасад, она подходит к краю, хватается за водосточную трубу, по которой планирует слезть. Руки дрожат. Нет, не от ночной прохлады — от страха быть пойманной. Что же будет, если отец и Неджи вдруг узнают о том, к кому она бегает по ночам? Наверняка отец посадит её на домашний арест, а брат будет ежедневно одаривать лошадиными дозами презрения и невербального отвращения. Что же касается Ханаби — Неджи сделает всё, чтобы сестра её возненавидела. Конечно, как можно любить отброса, врага брата, да и своего бывшего недруга в одном лице! Это же унизительно, особенно для девушки из такой семьи, как Хьюга. Хината отгоняет навязчивые мысли с полной уверенностью в том, что не попадётся, и начинает спускаться по водостоку, воровато оглядываясь по сторонам. Как только её ноги касаются ровно выстриженного газона, она нагибается и гусиным шагом идёт по так называемым «слепым зонам», чтобы не попасть на камеры видеонаблюдения во дворе. Так она добирается до высокого забора, становится на спинку красивой, должно быть, дорогой скамейки и лезет на ствол раскидистого дерева, карабкаясь по толстым ветвям, с которых слазит на верхушку забора. Она внимательно оглядывает плохо освещённую улицу и видит вдалеке машину, дважды моргнувшую ей дальним светом. Хината осторожно, держа равновесие, доходит до дерева, растущего за забором, и ловко прыгает на одну из веток, подлезает к стволу и, придерживаясь за него руками, съезжает вниз, царапая ладони о шершавую кору и оставляя затяжки на чёрной зип-худи. Как только она оказывается на свободе, она всё ещё не теряет бдительность, прилипает к забору и идёт вдоль него ещё пять метров, пока не становится точно уверена, что покинула зону видимости камер. Вот теперь действительно свобода. И на всё про всё у неё есть два часа. Хината быстрым шагом доходит до белой Хонды Интегра с низкими бамперами и суетливо садится в салон. Ей требуется ещё целых пять минут, чтобы отдышаться после небольшой «кардиотренировки», и только после этого она поворачивается лицом к рыжему парню в многочисленных пирсингах и тату. Но его это совсем не портит — Хината знает, что скрывается под этим отталкивающим внешним видом и откровенно безразличным, часто даже угрожающем взглядом. Она знает, что там, под закрепившейся за ним дурной репутацией, за глупой кличкой Пейн, скрывается безгранично добрый и чуткий Нагато, который сейчас смотрит на неё с лёгкой улыбкой, тронувшей губы. — Уроки сделала? — спрашивает он, а Хината возмущается: ну когда же он перестанет считать её глупой школьницей? Она ведь уже поступила в университет, и он об этом прекрасно осведомлён. Да и какие к чёрту уроки летом? Она закатила глаза и тактично промолчала. — Ты стала такой сучкой, Хина, — улыбается он и тянется, чтобы поцеловать её, но она уклоняется. — Эй, в хорошем смысле сучкой. — А вот раньше нужно было думать, — она самодовольно ухмыляется и, не оборачиваясь на него, командует: — Поехали, мне здесь не по себе. — Что, даже без пожалуйста? — тянет Нагато и не трогается с места. — Пожалуйста, — нехотя выплёвывает Хината. — Вот и молодец, а теперь пристегнись. Она послушно перетягивает себя ремнём безопасности, и они наконец-то едут. С каждым проеханным метром ей легчает, будто она отдаляется не от собственного дома, а от пыточной. Они выезжают из густо застроенного, элитного частного сектора. Дороги полупустые, поэтому никакие пробки не посмеют задержать их даже на секунду — разве что светофоры, но это мелочи. — Ты чего серьёзная такая? — спрашивает Нагато, когда они останавливаются на красный. Хината вздыхает и отвечает: — Предчувствие плохое. — Но Нагато это только смешит. Ей известно: он ведь не верит в приметы, вещие сны, предчувствия, и тому подобное, считая всё это ересью несусветной. Конечно, Хината тоже не верит, разве что только берёт на заметку это самое плохое предчувствие, которое почему-то всегда безошибочно предупреждает её о неприятностях. — Наверное, нам нельзя было сегодня встречаться. — Твоё предчувствие — херня, оно не работает, — он спешит её успокоить. — Помнишь, ты мне сказала, чтобы я даже не смел идти на поводу у твоего братца и не приходил на те разборы полётов. Так вот, я сходил — и ничего криминального не случилось. — Ты называешь перелом кисти и разбитый нос ничем криминальным? Благо ты додумался достать все свои пирсинги, он бы точно их тебе вырвал. — Эй, я вообще-то того говнюка тоже разукрасил! — Вы вдвоём пострадали, а значит, моё предчувствие работает! И кстати, он не, как ты выразился, говнюк — он мой брат. — Говнюк он и в Африке говнюк, и то, что он твой брат, ещё ничего не значит, — он обрывает её возмущённые возгласы, как бы ставя точку в их споре. — А теперь расслабься, слушай музыку, можешь помедитировать, пока мы едем. — Так и поступлю. — Хината выкручивает громкость, в салоне начинает играть какая-то паршивая песенка со слащавым вокалом. Они синхронно морщатся как от кислого лимона и тянутся, чтобы переключить. В этот момент их руки сталкиваются, и на губах начинает сиять непроизвольная улыбка. Меньше чем за сорок минут они доезжают до смотровой площадки и останавливаются на пустой парковке. Нагато берёт в зубы сигарету, опускает стекло, рыщет по карманам в поиске зажигалки, не находит её, хмурится, наклоняется к бардачку у колен Хинаты, а она выдёргивает сигарету из его рта и выкидывает её в открытое окно. — Эй, ты чего продукт переводишь? — Я не буду с тобой целоваться, если будешь курить, мне неприятно. — Она вздёргивает носик, складывает руки на груди. — Справедливо, — вздыхает он, его рука приятно ложится на ногу Хинаты, и он наклоняется над её лицом. — Ну раз уж я не курю, получается, мне позволено... — Так уж и быть. — Хината разрешает ему оставить поцелуй на своих губах, и второй, и третий. Должно быть они мерзко выглядят со стороны, но кому какая разница, им уж точно всё равно. Они немного, нет, сильно увлекаются, и Хината даже не улавливает тот момент, когда рука её парня забирается ей в штаны. В этот раз она почему-то не спешит его осадить, накричать, отлупить по рыжей шевелюре за домогательства — она молча принимает его ласки, напрочь забывая, что у неё остался всего час до того момента, как гувернантка придёт будить её на утреннюю тренировку с Неджи.

***

— Вот теперь только попробуй сказать, что моё предчувствие брехня, — чуть ли не плачет Хината, когда они встали уже на третий светофор, а до дома ещё ехать больше получаса. — Если я не буду лежать у себя в кровати через пятнадцать минут, меня начнут искать с собаками по всему городу, а когда найдут, отец самолично отсечёт мою голову и повесит в прихожей, чтобы все знали гниду в лицо. — Н-да, Хина, твоя фантазия порой переходит все границы, — качает головой Нагато и поглядывает на время. — Это не фантазия. Он сказал что поступит так с Неджи, если тот снова посреди ночи вдруг решит пойти в клуб и не вернётся утром. — Я бы на это посмотрел, — зло ухмыляется он. — А мы не можем проехать на красный? — спрашивает она, и Нагато смотрит на неё как на дуру. — А на жёлтый хотя бы? — Ладно, на жёлтый можем. Как только на светофоре загорается жёлтый, Нагато вдавливает тапку в пол так, что Хинату приклеивает спиной к сидению. Они вырываются вперёд, прямо как вторая машина, выпрыгивающая из-за поворота и таранящая их в крыло.