Саске?
Что-то живое кольнуло тогда в сердце при виде тебя. Перед глазами проносились эти ужасные воспоминания нашего сражения: твой крик, разорванное Цукиëми, поцелуй… Ты ведь так ненавидишь меня, почему же не оставил просто умирать там? Не добил? Или это всë иллюзия? Плод моей больной фантазии? Честно говоря, я была рада тебя видеть, даже если всë это не по-настоящему. А голове роились сотни вопросов, но самый главный из них — зачем? Я искренне не понимала этого. — Думаешь, почему я оставил тебя в живых, если всегда хотел убить? — что-то странное было в голосе брата, будто он сам удивлялся своему поступку. — Ещё и выхаживаю тебя здесь? Так вот: мне нужны твои глаза. Я подумал, что они могут быть весьма полезны. Отдыхай, пока можешь, сестра, — ты едва ли не выплюнул последнее слово, судорожно потянувшись ко мне и тут же отпрянув, словно неведомая сила тебя отдëрнула. Так холодно и сухо… Как и обычно. Не стоило надеяться на что-то другое. Это было попросту глупо. Больше ты не заходил, оставив приглядывать за мной какую-то красноволосую девушку. Оставалось только волочить своë бесполезное существование, наполненное одной лишь тоской и болью по тебе, я будто морально так и не пришла в себя после «смерти». Но почему… На сердце становилось так тягостно и так больно? Почему я вновь чувствовала?Почему не могла умереть тогда, на твоих руках?
***
Казалось, что мир разрушился. Это на самом деле так было: всë, во что я верил, на что угробил свою жизнь, оказалось… Большим обманом, иллюзией. Я был так глупо слеп, слеп по отношению к ней. Той, что всю жизнь, всë своë возможное счастье отдала за меня! Не могу описать, что точно испытал, когда узнал всю неприглядную, гадкую правду о ненавистной деревне и о моëм самом близком человеке. Тогда я испытал боль похуже той, что поразила в проклятую ночь: хотелось рвать и метать, заколоть самого себя от леденящего чувства того, что едва не убил…Еë… Итачи.
Помню, как отчаянно рыдал, впервые за долгие годы на скале, вспоминая всë самое светлое, все картинки прошлого, когда мы были счастливы. Детство… Сестра… Моя опора… Сестра… Мой дар, моë проклятие, моя вечная любовь. В горле стоял болезненный ком, слëзы безостановочно лились из глаз, когда я представлял, что тебе пришлось перетерпеть за эти годы, какие муки перенести. Стало так жутко: ты улыбалась мне, когда думала, что умирала. Не возненавидела, не проклинала виновника всех твоих бед… Ты меня любила, любила несмотря ни на что, сохранила в себе частичку этого человеческого в таких бесчеловечных условиях.Моя сестра… Моя сестра… Я чуть не убил…
Я благодарил отчаянно своë смутившееся сердце, что не позволило оставить тебя умирать, велело поцеловать напоследок и понять, что ты жива. Все эти годы… Я засыпал и просыпался лишь с мыслями о тебе, ты являлась мне во снах, была участницей запретных фантазий, что я всеми силами гнал, я убеждал себя, насильно зацикливал на ненависти, как последний идиот зажмуривал глаза, не желая осознать и видеть правду.Я любил тебя. Это было именно так. Моë сердце не врало.
Как я был виноват… Хотелось вырвать от этого омерзительного ощущения на голове все волосы, разбить руки в кровь… Но было не время жалеть себя. Ты жива, у нас ещё есть шанс всë исправить. Мы вместе отомстим за этот ад. Я больше не позволю ни одному подонку причинить тебе боль. Не помня себя, я помчался в дом, где была она. Так многое хотелось сказать, спросить… Я совсем не знал еë, безвозвратно убил годы на ненависть к своему последнему близкому человеку. Необходимо было переступить через это и начать жить заново. Вместе. Я застыл на пороге комнаты, где лежала сестра. Почувствовав моë присутвие, ты распахнула потухшие глаза, внимательно смотря на меня. Ноги подкосились, пришлось схватиться рукой за стену, чтобы не упасть. Тебе… Пришлось пережить чересчур многое. Должно быть, эти дни она ждала меня хоть каких-то действий, объяснений, а я просто бросил еë на Карин и свалил… Пока Мадара не открыл правду. Я эгоистичный идиот. Едва ощущая ноги, со скованностью во всëм теле, медленно дошëл до твоей постели и рухнул на колени. Это было слишком, я не мог сдерживаться — заплакал навзрыд, как беспомощный ребёнок, крепко взяв твою холодную руку, с лихорадочной нежностью поглаживая еë большим пальцем. — Что с тобой? — поинтересовалась ты, не понимая. — Прости, Итачи… — голос тонул в рыданиях, я не мог нормально говорить от хрипов и распирающего кома в горле. — Прости, сестра… Если бы я знал… Если бы только знал… Я идиот… Теперь всë будет иначе: я никуда тебя не отпущу. — Как ты…? Ты знаешь? — ты поникла и обомлела. Казалось, будто разрушилось что-то важное тебе. — Я всë знаю, сестрëнка, — найдя силы приподняться, встретился взглядом с твоими потухшими глазами. Не в силах выносить твоих мучений, я аккуратно приподнял тебя, чтобы не сделать больно, и прижал к сердцу. Сейчас ты казалась мне хрупкой и сломанной, хотелось защитить эту раненую девушку от всего на свете, вылечить еë боль. — Я очень тебя люблю… Больше всего на свете! Мне так жаль, они такие подонки… Я порву их всех за то, что пришлось пережить тебе! — Нет, Саске, не надо, — ты вздрогнула и слабо надавила мне на плечи, чтобы отстраниться, но я не дал этого сделать. — Я сделала это… Чтобы защитить деревню, защитить простых жителей и других шиноби от войны. Я не хочу этого, мне не надо… Я хочу мира! Если ты сделаешь, моя жертва будет напрасной. Лучше убей меня, но не трогай Коноху, прошу… Я почувствовал капли слëз на плече, и в меня снова будто вогнали катану, разрывая грудь. Не так еë понял, заставил волноваться и плакать — ненависть кипела к самому себе за то, что расстроил ту, которую пообещал защищать. Придурок. Идиот. — Ч-ч-ч, — я неловко погладил сестру по спине, пытаясь успокоить. — Если не хочешь, не стану делать этого. Я просто… Хочу твоего счастья. Хочу, чтобы тебе было хорошо… — Будь счастлив, Саске, — твой шëпот был нежным, как в детстве. — И я буду счастлива. — Я могу быть так… Только с тобой! — слова не подбирались, чтобы выразить то, что горело внутри. — Будь со мной тогда, — ты едва слышно усмехнулась. — Чтобы ты не выбрал, я всегда буду любить тебя…***
Шли часы, дни, месяцы… Мы стали жить вместе (хоть я и отлучался на некоторое время из дома ради заданий, но большую часть времени всë же был с сестрой), начали заново узнавать друг друга, учиться общаться. Я не жалел сил, чтобы найти лучших ирьëнинов, способных вылечить Итачи, и еë состояние стало улучшаться. После стольких лет боли наступило долгожданное, робкое счастье. Счастье для нас двоих. Я любил наблюдать за ней: как она занимается домашними делами, читает и делает что-либо ещё. При виде сестры на сердце просыпалась невиданная ранее нежность, ничего подобного я уже давно не чувствовал: хотелось обнимать еë, прижимать к себе, целовать. Ты, как и прежде занимала всего меня до последней клетки, стала чем-то без чего я не мог банально жить и дышать. Любимая сестра была моим всем: на неë одну я мог смотреть почти завороженно, слушать часами и становится мягким и покорным, таким, нам кеми я раньше про себя смеялся и смотрел с презрением и снисхождением. Ты спала неспокойно, и вскоре я решил, что тебе будет лучше ложиться со мной. Ночами, когда сестра просыпалась от кошмаров, я не уставал шептать ей всякие успокаивающие глупости, гладить и целовать. Когда-то тогда, в один из этих вечеров и пришло осознание истинных чувств. Ощущая твоë подрагивающее тело, прижатое ко мне, чувствуя твои руки, вцепившиеся мне в футболку, я осознал, что мне стало мало братско-сестринских отношений. Незаметно, ты стала единственной девушкой, что я полюбил, которую хотелось сделать счастливой. И это… Напугало сперва. Я старался отдалиться, не прикасаться лишний раз, чтобы не раскрыть свой грязный секрет, чувствуя тупую вину за свои неправильные чувства. Но одна ночь расставила всë по местам. Итачи приснился кошмар, и она никак не могла прийти в себя, сколько бы я ни гладил еë, ни прижимал к себе и ни пытался успокоить. — Это всë я! Я виновата… Они приходили ко мне, женщины, дети, старики… Все в крови! — ты жутко дрожала, захлëбываясь слезами, шепча наруганно о том ужасе, что привиделся во сне. — Я убила их… Я не могу! Мне было больно каждый раз видеть твои страдания, хотелось раз и навсегда порвать их адский круг, но я не знал, как это сделать. Тогда решил повиновался внезапному внутреннему порыву, продиктованному мне душой, и поцеловал Итачи снова, во второй раз, только в этом поцелуе вылились все накопленные чувства к ней. Тот поцелуй был долгим и жарким, мы не могли насытиться друг другом, дорвавшиеся наконец до того, что было нам необходимо, как воздух — до обыкновенной любви, ставшей за годы разлуки сказочной и недоступной. А потом мы сорвались… В ту ночь мы были как два огненных шара, столкнувшихся вместе. Твои вздохи, вскрики, стоны, восклицание моего имени — от этого рвало крышу, хотелось ещё и ещё, толкаться безудержно, отдать всего себя тебе, сделать еë только своей женщиной. Любимой. Ради того наслаждения, что я пережил, стоило пройти весь этот ад, чтобы наконец быть вместе.Она моя, а я — еë. Мы вместе теперь, назло всем.
***
Было тëплое ласковое утро, лучи солнца разбудили меня, осветив лицо. Я привстала на кровати, не удерживая на обнажённой груди одеяло. Любимый спал рядом со мной. Улыбка невольно тронула губы при виде его безмятежного лица. Легко поцеловав его в лоб, я поднялась с постели, направившись к окну и распахивая шторы. Тепло, даже очень. Я грелась под лучами приветливого солнца, прикрыв глаза. Божественно пахло травами и цветами, свежестью и летом.Самая сладкая иллюзия наяву:
Любимый, счастье и тепло.