Трезвый — просто юморист, пьяный — ёбырь-террорист.

Арсений ждёт. Уже несколько часов бесцельно бродит по квартире, не зная, чем заняться и на что отвлечься. Антон опаздывает. Не то чтобы у них есть расписание, но из офиса он вышел четыре часа назад, когда отзванивался Арсению с вопросом «нужно ли что-нибудь купить по дороге домой?» Арсений в шутку ляпнул, что дома закончились презервативы. Оказалось: не в шутку. Антон в трубку понятливо хмыкнул, с кем-то поздоровался, прикурил и, отключаясь, сказал, что скоро будет. Это «скоро» не случилось. За окном стремительно темнеет, и от дурных мыслей Арсений решает отогнать себя с помощью кофе. Бýхнув полную ложку растворимого в кружку, заливает кипятком и, почувствовав приятную горечь на языке, удовлетворённо выдыхает. Антон на такое пойло всегда кривится, предпочитая чай с мятой или мелиссой. На худой конец — лучше пивка хряпнуть на завтрак, чем эту херню. Но у Антона конец не худой, поэтому пьёт пиво он только по вечерам и с поводом. Смахнув со стола несуществующие крошки, он снова начинает нарезать круги, но уже по кухне. Телефон, лежащий на подоконнике, так и примагничивается к руке. Вот только телефон Антона недоступен, сколько бы Арсений ни пытался оборвать телефонные провода. О каких проводах идёт речь, если в руке мобильник, не уточняется. От щелчка входной двери Арсений вздрагивает и вываливается в прихожую со скоростью света. Антон, привалившись боком к стенке, носком одного кроссовка пытается стянуть другой. Взгляд не поднимает. От усердия кудряшки на его голове подпрыгивают в такт действиям. — Ты где был, здоровяк? Наконец расправившись с кроссовками, Антон поднимает голову и с прищуром расплывается в улыбке. — Ааарс… — растягивает любимое имя, будто пытаясь распробовать его на вкус снова. — Привет. — Виделись уже. — Не обижайся. Я не мог отказать Макарчику, ты ж знаешь. Мы и так практически с ним не видимся. Арсений усилием воли держит сведённые в неудовольствии брови вместе. Антон, пошатываясь, плетётся к нему, расставив руки в разные стороны, призывая Арсения к обнимашкам. Арсений ныряет под мышку Антону, обхватив одной рукой за талию, не совсем понимая, в какой степени опьянения находится его чудо и нужна ли ему помощь. — А Илья тут причём? — А, бля, точно, ты ж не знаешь. — Антон хлопает себя по лбу с такой силой, что шлепок разносится эхом по квартире. — Мы на парковке встретились сразу после разговора с тобой. Он позвал в бар на часик, но что такое часик? Я хотел тебя предупредить, но телефон сел. — И у Макара тоже? Антон с минуту моргает, пытаясь понять, что же спросил у него Арсений. И после многострадальный лоб снова получает по тому же месту с громким «бляяяя». — Я чёт даже не подумал, Арс. Арсений громко вздыхает. Ну а что остаётся? Выяснять отношения с пьяным Антоном не имеет смысла. Бухой Антон превращается в самое заботливое существо на планете. Его невозможно вывести из себя. Особенно Арсению. Да-да, он знает, он пытался. — И как же ты добрался, горе моё луковое? — Так мы на такси, ты чё? Я за руль пьяным ни-ни, ты ж знаешь. — Ну хоть здесь здравый смысл в тебе побеждает. Антон останавливается, повиснув на Арсении, и разглядывает его длинные ресницы. — Арс? — М? — Ты такой красивый, пиздец просто. — А ты пьяный, — хихикает, не выдержав. — От своей любви к тебе. — Так, всё, пойдём. Антон не сопротивляется. Повиснув на Арсении, медленными шагами бредёт на кухню. Он не настолько пьян, чтобы добираться с чьей-то помощью, но если Арсению так приспичило помочь, то кто он такой, чтобы отказываться? К тому же есть возможность вдыхать родной запах и рассматривать бледные ключицы в растянутой горловине футболки. — Есть будешь? — сгрузив свою ношу на стул, интересуется Арсений. — А борщ есть? Арсений растягивает губы в улыбке и, потрепав кудрявую чёлку, сквозь смех кивает. — Есть. — Тогда буду. Микроволновка с громким писком оповещает, что блюдо, нагретое генератором микроволн, готово к употреблению. Арсений сам вытаскивает тарелку, опасаясь, что Антон выльет содержимое на себя. Тот и в трезвом состоянии умудряется собирать по квартире все углы и может в лёгкую споткнуться о собственную ногу. Арсений ставит тарелку рядом с Антоном аккуратно. Подаёт ложку. Но Антон, что-то вспомнив, в третий раз за вечер громко хлопает себя по лбу. — Забыл! — Антон, прекрати себя калечить. У тебя скоро на лбу шишка вылезет размером с Эверест. С жизнерадостным «похуй» Шастун вываливает пачку презервативов на стол. — Ты где их взял? — В аптеке, — как само собой разумеющееся, выдаёт Антон. — Бля, Тох. То есть ты пьяный попёрся в аптеку за кондомами? Серьёзно? — А чё такого? Но Арсений улетает от одних мыслей и срывается в дикий хохот. Антон к тарелке не прикасается, лишь смотрит недоуменно на своего мужчину и хмурится. — Не понимаю я вашу питерскую интеллигенцию. Если надо, я пойду и куплю. Мужик я или где? — Да мужик, мужик… — выдыхает Арсений, успокоившись, костяшками пальцев вытирая выступившие слёзы. — Чего? — Он замечает на себе пристальный, пытливый взгляд. — А они нам сегодня понадобятся? Попов моргает, будто пытается взлететь. От потемневшего взгляда напротив в паху становится ощутимо тяжелее. Но если Арсений хочет жить, то лучше ему с ответом не задерживаться. — Нет, Антон, сегодня не понадобятся. — Почему? «Действительно, почему это?» — думает про себя Арсений. Всего-то в прошлый раз час с небольшим ебали без продыху, а потом ещё столько же — вторым заходом. Но Арсений не жаловался. Жаловались лишь его спина и дрожащие ноги. Охрипший голос вообще можно было исключить из списка. Не такая уж это и потеря. Всё дело в том, что пьяный Антон — само воплощение фразы «ёбырь-террорист». Если трезвого Шастуна можно уговорить быть полайтовее, то бухого можно разве что с порога встречать без трусов в коленно-локтевой. Антон не делает плохо, нет. Он делает слишком хорошо, от чего Арсению кажется, что у него скоро случится инсульт жопы или просто откажут ноги прямо в самом процессе. У Антона, пока Арсений пытается придумать хорошую отговорку, чтоб слиться, взгляд становится чернее тучи. Арсений понимает заранее, что эту борьбу он уже проиграл, даже не начав. Конечно, если бы Арсению всё действительно так не нравилось и скажи он об этом открыто и без увиливаний, Антон бы отстал и понял. Отступил бы, даже не задумываясь. Ведь Антону хорошо только тогда, когда хорошо его мужику. Он даже кончать раньше Попова себе не разрешает. Для них это всё своего рода игра. Как в кошки-мышки, только с пометкой «18+». — Так почему, Арсений? Арсению крыть нечем, он даже не знает, что ответить. Знает только то, что ночка пиздец жаркая будет. Он срывается с места, понимая заранее, что Антон догонит. И у самой спальни его перехватывают сильные руки, что привыкли ловить и удерживать на сцене. Но это не «куклы», здесь всё серьёзно. Арсений запинается о собственную ногу и валится на пол вместе с Антоном, громко хохоча. — Пиздец изверг. — Хули ты побежал? — А ты? Но Антон решает не отвечать и затыкает любимые губы поцелуем. «В этот раз даже до постели не добрались, — думает про себя Арсений. — Видимо, в следующий придётся в подъезде со смазкой ждать». Арсений, представив эту картину, начинает хихикать в поцелуй, от чего Антон отрывается от губ с ничего не понимающим лицом. Но у Попова ничего объяснить не получается сквозь собственный хохот, который он не может подавить. Шаст хлопает его по ягодицам, хотя, скорее, по ногам, потому что Арсений жопой на полу и с разведёнными в разные стороны коленями, меж которыми и разместился Шастун. — Ты чего? — Бля, Антон, мы в этот раз даже до кровати не добрались. Вот я и представил, как в следующий буду встречать тебя с голой жопой и смазкой в руке прям в подъезде. — Горячее, конечно, зрелище, но делиться им с кем-то я не согласен. Не будем нарушать традицию. С этими словами Антон с Арсения сползает и, поднявшись, подаёт ему руку. Арсений хватается, как утопающий за соломинку, но не успевает подняться, как оказывается придавлен к кровати. Целоваться с Антоном приятно. Так же как и приятно чувствовать его вес на себе. Арсений расслабляется и напрочь забывает, с чего смеялся ещё пару минут назад. Но не успевает он как следует насладиться поцелуем, как Антон, оглаживая стройные ноги, уже стягивает с него шорты, под которыми ничего нет. — Перевернись. Севший голос Антона с хрипотцой вырывает Арсения из приятной неги. Тот понятливо переворачивается и встаёт в коленно-локтевую, о которой сегодня весь вечер думает. Как незакрытый гештальт, который срочно надо закрыть. Антон оглаживает большими ладонями бледные округлые ягодицы. Вообще, такая жопа, как у Арса, — мечта любого, кто на мужские жопы заглядывается. Счастье Антона в том, что до Арсения мужские округлости были не в его вкусе. Но тут, конечно, подфартило знатно. Он кусает правую, на левую отвешивая звонкий шлепок. Арсений гнётся, подставляясь под ладони, и громко стонет. Вообще, Антону повезло по всем параметрам. Гнётся Арсений в любых позах, стонет сладко, а член Антона любит как восьмое чудо света. Ну просто мечта, а не мужик! — Так чё, Арс, трахаться будем, нет? Арсений судорожно кивает, но, не получив внятного ответа, Антон отвешивает второй звонкий шлепок и языком проходится по сфинктеру. — Не слышу. — Да, Господи, да! — Можно просто Антон. Шея, грудь и лицо Арсения покрываются красными пятнами. — А как же «Антон, я устал! Антон, у меня затекли ноги! Антон…» — Да заткнись ты уже! Или я уйду сейчас. — Ну попробуй. Арсений уходить не торопится, но губы поджимает, пытаясь сесть. Антон реагирует мгновенно, почувствовав перепад настроения любимого человека. Накрывает спину своим телом, целует в шею сзади, тихо шепча извинения: — Ну прости, прости. Ты же знаешь, я не хотел обидеть. Арсений сопит обиженно, но через несколько секунд расслабляется в мягких поглаживаниях. — Хочешь, я тебя вылижу? Арсений ото всех этих слов воспламеняется за считанные минуты. Он вообще из тех людей, которые в постели практикуют грязные разговорчики. Кивнув судорожно, прогибается ещё сильнее. Антон больше не уточняет, просто раздвигает две половинки и, широко лизнув, сам стонет в унисон с чужим вздохом. Арсений податливый очень. К рукам ластится, как кошка. Антону сносит голову напрочь. И дело не только в сексе. Антон любит так, что самому, порой, становится страшно от собственной зависимости. Страшно не потому, что это что-то нездоровое, а потому, что он своей жизни без Арсения не представляет уже совсем. От тяжелого дыхания Арсения крышу Антону сносит окончательно. Судорожно хватаясь за собственную молнию на джинсах, он дёргает вниз так, что та хрустит под натиском длинных пальцев. Кажется, будто сейчас он вырвет её с корнем, но замок поддаётся, и Антон наконец стягивает брюки вместе с бельём. Давление на пах исчезает, и Шасту кажется, что он вполне себе может горы свернуть, чего не скажешь об Арсении. Тот сам насаживается на смазанные пальцы, не в силах терпеть. Призывно вильнув задницей, он недовольно оборачивается на застывшего Антона. — Чего ты? — хмурится Арсений. — Бля, Арс, я в душе не был. Арсений закатывает глаза с тихим «бля» и выдаёт неожиданное: — Да похуй уже. Только резинку возьми и в рот мне его не пихай. Антон пару раз моргает, потом ещё пару раз, но так и сидит с руками по швам. Это какой-то запредельный уровень доверия от Арсения. Антон знает, какой Арсений принципиальный во время секса и как он относится к интимной гигиене во время оного. — Ты уверен? — Господи, Шаст, я сейчас подрочу и спать лягу, а ты можешь в это время в ванной с задранными ногами полежать. Кто из нас пьяный вообще? — Понял. Я за резинкой. Сучливый тон Арсения не предвещает ничего хорошего. С того станется воплотить сказанное, и Антон, скатившись с кровати, мчит на кухню, где оставил кондомы. Те находятся на столе, призывно переливаясь в свете лампы тёмной глянцевой упаковкой. Возвращается Антон за несколько секунд, сотрясая воздух от собственной скорости. Арсений уже на спине. Его тёмные волосы выглядят очень контрастно на белом постельном. Антон снова залипает безбожно: на голубые глаза, обрамлённые тёмными длинными ресницами; на стройное обнажённое тело, которое Арсений поглаживает одними кончиками пальцев. Антон не сразу замечает на себе пытливый лукавый взгляд и коварную ухмылку. Арсений знает, как это влияет на Шастуна, знает о его слабых местах и пользуется этим уже не первый год. Хотя Шастун не особо-то и против. Антон забирается на кровать, властно раздвигая чужие колени. Натягивает презерватив и подкладывает подушку под поясницу Арсения. — Надеюсь, я не воняю, — всё никак не унимается Антон, и Арсений прыскает в собственный кулак, но тут же протяжно стонет от того, как плавно в него входит Антон. — Блять. Арсений цепляется за плечи Шастуна, стараясь сдержать стон. Как будто бы болезненный, но в то же время он закатывает глаза от удовольствия. Он кусает чужую шею в отместку, вдыхая уже родной запах его одеколона и собственный запах Антона. Ничего лишнего в аромате нет, лишь родное, что заставляет сердце быстрее разгонять кровь. Лишь то, что заставляет почувствовать себя дома, почувствовать себя под защитой. Арсений подмахивает в такт толчкам, проводя ладонями по потной спине. Русые кудри скрывают закрытые в удовольствии глаза. Арсений за шею тянет Антона на себя и впивается в губы. Такт сбивается, и Антон падает на локти, накрывая Арсения собой полностью. У Антона в глазах пелена, зрачки практически перекрывают всю радужку, и Арсению хочется кричать от красоты, что он видит перед собой, но получается только хрипеть и двигаться навстречу. Толчки становятся медленнее, но грубее. — Раскройся для меня. У Арсения мурашки от тона и просьбы. Всё тело будто оголённый провод. Арсений не смеет перечить, собственными ладонями раздвигает свои ягодицы. Он давно потерял стыд и стеснение. Ведь это Антон, его Шаст, который примет и поймёт, залюбит и никому не отдаст. Антон проникает ещё глубже, и Арсений захлёбывается собственным стоном. Он поднимает голову, заранее зная, что смотреть туда — не лучшая идея. Зачем он смотрит, как крупный член Антона проникает в него полностью, он не знает. Будто под гипнозом, он не может отвести взгляда, чувствуя, как подступает оргазм и поджимаются пальцы на ногах. Антон укладывает его обратно на подушки, прижимает его колени к животу, складывая пополам, и начинает двигаться быстрее. Арсений чувствует, как проступает первая судорога в преддверии оргазма. — Блядский боже… — сипит Арсений. — Я сейчас… — В глаза мне смотри. И Арсений снова не перечит. Взгляда не отводит, всё больше проваливаясь в чужие и сейчас бездонные глаза. В них нет намёка на привычную зелень, лишь темнота и похоть, что забивают последний гвоздь в крышку гроба. Тело само выгибается навстречу, волны оргазма накрывают с головой, и Арсений стонет так отчаянно и громко, что у самого закладывает уши. Он так и не прикасается к себе, изливаясь на собственный живот. Антон не останавливается, лишь уменьшает амплитуду, пережидая чужой оргазм. Когда Арсений выравнивает дыхание, Антон спускается к его уху, прикусывая мочку, и тихо шепчет: — Закинь мне ноги на поясницу. Арсений лишь устало кивает, потому что говорить не осталось сил. Член снова давит на простату, разгоняя короткие вспышки молний по всему телу. Он лишь тихо постанывает, ощущая, как Антон всё крепче усиливает хватку на его бёдрах. Десять грубых толчков, и Антон изливается в презерватив, навалившись на Арсения всем телом. Арсений пропускает его спутанные кудряшки сквозь пальцы и улыбается, прижимая к себе потное расслабленное тело. — Я так тебя люблю, Арс, — звучит куда-то в плечо. — Ты даже не представляешь насколько. — Так уж и не представляю, ага, — возмущённо отвечает Арсений, но при этом улыбается. Антон поднимает голову, чтобы убедиться, что Арсений не недоволен, и, заметив улыбку, улыбается в ответ. Зелень снова видится во взгляде, возвращая мягкого Антона обратно. Арсений чмокает Антона в родинку на носу, и тот наконец скатывается с Попова, позволяя вдохнуть полной грудью. — Сейчас в душ и обратно в койку, — командует Антон, поднимаясь с постели. — Тебе мало, что ли? — Но Антон не обращает на эти слова внимания, виляя худой задницей. — Антон! Антон останавливается в дверях, поднимая брови в немом вопросе, кое-как сдерживая уголки губ, ползущие наверх. — Я лишь хочу восстановить баланс и убрать все запреты. — В смысле? — Ну, без резинки и пихнуть в рот, — уже бессовестно ржёт Шастун, языком имитируя член за щекой. — Антон! Арсений хватает подушку, особо не прицеливаясь, но Антон успевает скрыться за дверью, громко и коварно хохоча. Падая обратно на подушки, Арсений пытается собрать лицо, но не выдерживает и тоже смеётся. — Арсений, потрёшь мне спинку? — доносится из ванной, и Арсений поднимается-таки с постели, подбирая с пола пострадавшую подушку. Он окидывает взглядом разворошенную постель, понимая, что в этой комнате сегодня будет ещё очень жарко, и, аккуратно прикрыв за собой дверь, двигается в сторону, где Шастун орёт, какая вода холодная. И Арсений просто обязан-таки его спасти.