Когда молчит скрипка

Винефриг Моргрия снова ловит себя на том, что пытается услышать прекрасно живую мелодию скрипки в коридорах своего дома. Сразу же цыкает, щиплет тыльную сторону ладони: ишь ты! Надумала себе! Получается больно. Пальцы, хоть и старые, но цепкие. Мимо пустой витрины проходит, не глядя, но в душе она отзывается горечью. Костяное чудо, верная подружка теперь в руках того кобеля! А он даже не сможет оценить выверенное звучание, вызвать сокрытую силу, пробудить мёртвых лишь одной мелодией!.. «Пусть, пусть», — успокаивающе шепчет внутренний голос. — «Зато часть тебя всегда теперь с ним…» — Молчать! — хрипит она в пустоту. Откашливается, запахивается плотнее в белые шали. В коридорах прохладно: не доходит жар от натопленных комнат. Зато в этих же коридорах можно найти её бесценную десятку. Они держатся подальше от тепла: мёртвая ткань его не любит. Винефриг тоже со временем стала, хоть ещё и живая. «Все мы там будем, надо привыкать». Но сейчас с неё словно содрали кожу, содрали всю ту тщательно выпестованную холодность и спокойствие. Ходить в этом доме с голой душой не слишком приятно. Винефриг терпит. Всё проходило. И это пройдёт. Больше пугает другое: она же теперь слаба. И телом — она давно не молодая, и колдовством — скрипка придавала ей сил, и сердцем. Всё, всё из-за того красавца-барда. Так был похож на её любовь из молодости, играл так тягуче, так сладко, так правильно… «Не думай». Она со вздохом опирается на холодную стену, закрывает глаза. Но становится только хуже. Раздаётся в ушах фантомный жаркий шёпот, чувствуются по телу чужие прикосновения и влажные поцелуи на кончиках острых ушей, а перед глазами мелькают рыжие длинные волосы, щёки в веснушках. Винефриг чувствует, как слабо розовеют щёки. Жаркие ночи вспоминались лучше, чем события нескольких дней. По одной причине: легко вычленить что-то одно из чьих-то бурных ласк, сложно — из потока любви и нежности, которым окутал её этот бард. Она словно снова почувствовала себя моложе, снова стала с инструментом в руках и с верной десяткой за плечами. А после его ухода она снова вернулась в настоящее. Где в теле уже нет тех сил, где часть её магической силы утекла вместе со скрипкой, где её сердце смог легко утащить какой-то проходимец. — Не смог, — выдыхает она. Распускает волосы, стягивает их в тугой пучок. Кончики ушей, которых она случайно коснулась, просто пылают огнём. — Не смог. Я всё ещё сильна. Я найду его… Даже если для этого придётся пройти пешком через всю страну. Винефриг выдыхает, чувствуя, как с этой клятвой по венам разливается знакомый холод. Отлично. Скоро в душу вернётся спокойствие, затянет её, как коркой льда. Но не унимается ехидный внутренний голос: «А когда найдёшь, что будешь делать?» И всё, холод отступает, возвращается какая-то щемящая тоска. Что будет, что будет… Убьёт, конечно же. «Вот только мне не ври, милая». И что есть правда, скажи на милость? Внутренний голос явно вздыхает: «Кинешься ему на шею и попросишь остаться с собой. Умолять будешь, предлагать любые сокровища!..» — Замолчи, — велит в пустоту Винефриг и стена вокруг неё покрывается инеем. Проскальзывает в ней её среднее «имя», данное Лунем, проскальзывает — и снова прячется в шалях, в пучке волос, в морщинках на лице. Концертмейстер. Может, поэтому тот скрипач обратил на неё внимание. Играл он сказочно, нечеловечески прекрасно, а появляющиеся и сразу же исчезающие иллюзии лишь добавляли сказочности, превращали таверну то в тёмную пещеру с розовыми кристаллами, то в буйный лес, словно из Плана Фей, то чуть ли не в уютный дамский будуар. Винефриг хмыкала, глядя, как пьянеют от его взгляда девушки, настолько многообещающими взглядами провожают и что кричит из этих взглядов. А потом он легко перепрыгнул на её стол, не сбившись в мелодии ни на ноту, глянул томно… И явно осёкся, получив в ответ насмешку. Простенькая магия очарования, источаемая им, на эльфийку не работала. Впрочем, у неё было хорошее настроение. Мальцу захотелось подыграть. И верная скрипка извлечена была из неприметного футляра, вызвав восхищённый бардовский вздох. Винефриг одним движением (и даже ни один сустав не хрустнул) взошла на стол, сбив пустую кружку, стала спиной к спине, полуприкрыла глаза и заиграла одну из старых эльфийских баллад. На удивление, подхватили её игру быстро, более дерзким и живым исполнением. И дальше по невысказанному вызову, играли они оба, то быстрые танцы, то пронзительно-щемящие мелодии, как старые, так и новые, то соло, то дуэтом, а то и трио, когда бард одним клочком шерсти и резкой ноткой призывал свою полную копию, наигрывающую что-то несложное на флейте. Словно помолодев, она играла без устали, иногда сдерживая себя, чтобы не выдать тёмное заклинание. Никто бы не оценил её десятку. Впрочем, как и любое другое заклинание. Наступила ночь, когда они оба наконец-то остановились. А музыка всё ещё звучала в их ушах, влекла дальше, толкала друг к другу… Закончилось всё логично, во временно его комнатке на верхнем этаже таверны. Наутро она пригласила его в свой дом. Временно погостить. Нельзя ей было отпускать того, с кем рядом она снова молодела. А он наигрался и свалил, оставив её позади, как брошенную игрушку. Даже спрятанную скрипку не искал, забрал её подружку. — Убью, — шипит Винефриг, снова показывая пустоте лицо Концертмейстера. Вся в белом, торжественно мрачная, она идёт по коридору. Шаги со временем множатся: к ней присоединяются другие эльфы. Винефриг не оборачивается. Знает — их там точно десять. Энеалис. Арамиль. Тайрэн. Жарад. Лаусиан. Адрэ. Карисса. Иатланэ. Тиа. Дьюла. Классическая эльфийская дека, идеальное танцевальное построение. Вечные её спутники. И она вечный их лидер. Она не смогла тогда их оставить, обратилась поэтому к некромантии, оставив свою коллегию. Она не жалеет о своём выборе. Так правильно. — Готовьтесь. — Они не ответят ей, но вслух отдавать отдавать приказы проще. — Через несколько дней мы выступаем. «Ты его не убьёшь», — смеётся внутренний голос. — «Обманывайся, сколько душе угодно. Жги письма, ломай вещи, проклинай его как только можешь. Но стоит ему провести хоть раз смычком по струнам — всё, пропадёшь. Послушай меня и не беги за ним с настолько явной жаждой убийства на лице». Винефриг отмахивается от него. Даже она сама, её обезличенное «я» не посмеет указывать ей, кого убить, кого любить. Не маленькая уже девочка. А сейчас… Да, сейчас надо собираться в дорогу. Этот кобель не скрывается, листовки о выступлениях Многоликого Миро висят на каждом углу, стоит ему только нос сунуть в город. Поиски будут лёгкими. Главное — бежать быстрее, чем он. — Ненавижу. «Любишь». — Прокляну. «Поцелуешь». Прекрасная, идеальная мысль приходит ей в голову. И она наконец-то улыбается. В смерти он уже никуда не убежит. А она будет любить его и таким.