silence.

      Помещение для дознаний не пустует — в нем два человека. Один из них — статный брюнет, госслужащий, кому поручено вести допрос, — Анго Сакагучи. В противовес кристально чистым линзам очков его взгляд затуманен и направлен куда-то вдаль, в сторону своего собеседника, но дальше.       Он слишком совестлив, чтобы смотреть осуждённому в пронзительные и наполненные горечью глаза.       Напротив сидит рыжий мужчина, что в отличие от первого имеет право на эмоции. В нём всё: злость, боль и нежелание верить в происходящее. Он ждёт малейших изменений на лице Сакагучи, но напрасно. Слишком долго тот притворялся, чтобы в один день взять и показать, что чувствует на самом деле. А чувствует он, несмотря на сдержанность, до головной боли много.       Эмоции и ощущения в один голос твердят, кто здесь виноват. Анго заложил всех, и Сакуноске не стал исключением. Долг ведь важнее любви. Они больше не согреют друг друга в самый промозглый день, не обменяются сладостными взглядами. Впереди пропасть, а за спиной сожженые мосты.       Как бы напоследок он дотрагивается до лежащей на столе родной руки. Так невесомо и несмело, но передавая в одном касании всю скорбь и раскаяние. Им нет необходимости говорить, ведь в отличие от длительного молчания допрос не волнует разум, заставляя думать над исходом.       Сакуноске встает с металлического стула, направляясь к старому другу, который давно уже вышел за пределы этого понятия. Сакагучи не смотрит на него, он знает что будет дальше и выжидающе прожигает стену напротив.       Тремор рук выдаёт с поличным: он ждёт этого и ждал всегда. Ода касается холодной щеки, поворачивая чужую голову к себе и заставляя наконец обменяться взглядами. Анго не может противостоять, теперь уже он чувствует себя проигравшим, когда с нежностью оглядывает угловатые скулы.       Сакуноске приближается, сменяя зрительный контакт на физический. Анго касается чужого плеча, не желая разрывать протяжный и пропитанный отчаяньем поцелуй.       Они не увидятся, Анго не выдержит давления и ни за что не навестит его. Для него Ода мёртв, ведь так куда проще. Он будет в невыносимой тишине лить слёзы на перьевую подушку, не находя себе места от чувства вины. Они оба будут чувствовать эфемерные прикосновения в ночи, на долю секунды ощущая себя как дома. Будто они снова вместе, и не было ни суда, ни этого дурацкого заключения, от которого оба не в восторге.       Ода набирается воли уйти, сесть на неудобный стул и отпустить подневольного предателя. Сакагучи же противостоит, берёт за запястье и в умоляющем жесте тянет к себе.       Горячее дыхание и запах красного перца, всё как раньше, когда они, не скованные титулами, могли касаться друг друга и не бояться камер. Между ними никогда не нависала тишина, подобная этой.       Прерывает её стук каблуков официальной обуви, Анго с громким хлопком закрывает за собой дверь. Сдерживая слёзы, — жертвуя собой в угоду профессионализму, — он всё дальше от врат Эдема.       Наедине с терзающим белым шумом остался лишь рыжеволосый ангел-хранитель, образ которого, — сочетание доброты, суровости и ласки, — въелся в память и не хотел покидать её ни под каким предлогом.