Не влюблены

Мацумото Рангику нравилась Тоширо, как человек, как боец, и, пожалуй, даже как друг, он за многое был благодарен ей, за что-то был в долгу перед ней, именно она стала причиной его вступления в Академию Духовных Искусств и тем самым спасла жизнь его бабушке, которая могла замерзнуть от действия духовной силы внука. Мацумото сопровождала его в Готее с тех пор, как он оказался в Десятом отряде. Она правда была ему дорога. Но, как лейтенант, Рангику его регулярно раздражала. Безответственная, не исполнительная, ленивая, старающаяся переложить свою работу на других, постоянно нарушающая устав, часто устраивающая шумные праздники с саке — положиться на нее можно было только в битве, и это Тоширо ценил, но жизнь состояла не из одних битв. В жизни и работе так же присутствовали документы, существование которых Мацумото предпочитала игнорировать. После Зимней войны Тоширо сочувствовал ей из-за Гина, и собирался позволить ей отложить бумаги, но именно тогда Рангику вдруг обнаружила в себе трудоголика, и строчила отчеты со сверхзвуковой скоростью, без ошибок и помарок, так, что Хицугая чуть не ляпнул «можешь же, когда хочешь». К счастью, не ляпнул. После войны с квинси, когда капитан и лейтенант Десятого оправились от ран, Мацумото снова начала раздражать. Теперь не только из-за пренебрежения работой. Лучше бы она ограничилась одной ленью. Лучше бы пропадала целыми днями в Девятом, строя глазки Хисаги. Тоширо чуть не застонал, когда Рангику вошла в его кабинет. По выражению лица лейтенанта он сразу понял — наступило время ежедневной нотации. Мацумото начала издалека, усевшись на диван и вальяжно закинув ногу на ногу: — Вы с Хинамори сегодня гуляли вместе? — Нет, — выдавил Хицугая. — Мы шли в Первый отряд. С отчетами, — он демонстративно потряс стопкой бумаг. — Случайно вышло одновременно. Раз уж именно мы этим занимаемся. — И вы не говорили ни о чем? — прищурилась Рангику. не устыдившись на намек по поводу ее лени. — Говорили, — мстительно сказал Тоширо. — О коллегах, которые вешают на нас свою работу. — Да? — обрадовалась Мацумото. — Вы откровенничали? Я так рада! — она всплеснула руками. — Вы начинаете друг другу жаловаться! Это огромный прогресс! Тоширо накрыл лицо рукой. — О чем ты… — Все о том же! — сердито сказала Рангику. — Долго еще вы собираетесь ходить кругами? Будьте, наконец, мужчиной! — Сколько тебе повторять, что мы просто друзья! — разозлился Хицугая. — Я не люблю Момо! Не так, ясно тебе? Прекрати нас сватать! — Да бросьте, тайчо, как вы можете ее не любить? У вас на лице написано… — Послушай, Мацумото, если у тебя не сложилось с Гином, то не нужно стараться устраивать чужую личную жизнь! — сорвался Тоширо. Мацумото побледнела, и он понял, что сказал. Зря он это сказал. Как он мог? — Не сложилось… Да. У меня не сложилось с Гином. Но если бы он сказал мне о своих истинных чувствах и истинных намерениях заранее, то… может, он был бы жив, — она поднялась на ноги. — И… вы уже дважды могли потерять Момо. Вам повезло не оплакивать потерю друга. Мне повезло меньше. Вот и все. Она вошла в шунпо прежде, чем Тоширо успел ее остановить.

***

Хирако Шинджи нравился Момо намного больше, чем когда-то Айзен. Айзена она боготворила, восхищалась им и считала своим кумиром, но это не было симпатией — к учителям относятся исключительно с уважением. Хирако же был даже не столько начальником, сколько другом, забавным, веселым, иногда раздражающим, но умеющим быть серьезным. Он вел себя с Хинамори, как с равной, но при этом опекал ее, защищал, страховал и всячески давал понять, что хотя ценит ее способности и видит ее огромный потенциал, но не позволит лейтенанту перетруждаться и работать на износ. И все же часто Хирако заявлял, что бумажки пусть забирает себе Момо, чему она, впрочем, была рада — документация успокаивала и помогала забыть о проблемах, сосредоточившись на цифрах. Когда же цифры начинали плясать у нее перед глазами, Хирако появлялся (как чувствовал!), забирал у Хинамори отчеты и отправлял спать. Или гулять, если на дворе был день. Без него она бы попала в Четвертый с переутомлением. Хирако Шинджи был бы идеальным капитаном, если бы не одно «но». Хинамори чуть не застонала, когда Хирако вошел в ее кабинет. По выражению его лица было понятно, что наступило время ежедневного скандала. Практически семейного. Наверное, так отец мог бы отчитывать дочь — если бы отцы сердились на дочерей за такие вещи. Плюхнувшись на диван, Хирако широко оскалился в улыбке. — Вы с Хицугаей сегодня гуляли вместе? Да откуда он знает?.. Момо идеально скрывала свою реяцу, ее не мог заметить даже Широ, если она хотела… но Широ свою реяцу не скрывал. И в Готее-13 везде были глаза и уши рядовых, а бойцов Пятого отряда Хинамори лично учила контролю духовной силы. — Мы не гуляли. Мы вместе несли отчеты в Первый, — буркнула Момо. — Что, даже ни о чем не говорили? — недоверчиво сощурился Хирако. — Нет, — отрезала Хинамори. — Поссорились? — ужаснулся Шинджи. — Совсем-совсем не разговаривали? — Ну… — замялась Момо. — Поздоровались. Немного обсудили дела… — Ух ты! Вы говорите о делах! — искренне обрадовался Хирако. — Чудесно! Это огромный прогресс! Хинамори покраснела. — О чем вы? — Ну как о чем? Рано или поздно вы начнете встречаться! — заявил капитан. — Ну уж нет, — твердо ответила Момо. — Ничего подобного. Мы с Широ просто друзья. Прекратите нас сватать! — Но неужели ты его не любишь? — Не люблю! Не так! Ясно вам? — Хинамори хлопнула о стол стопкой бумаг. С Айзеном она всегда говорила преувеличенно вежливо. На Хирако с легкостью повышала голос и могла отчитывать его, словно это она была старше по званию. — Я-асно, — протянул Хирако. Судя по его хитрой ухмылке, ясно было нечто другое. Хинамори с тоской подумала, что с удовольствием бы повторила за Саругаки, запустив в капитана тапком. — Лучше бы собой занялись, — проворчала она. — У вас нет своей личной жизни? — Как тебе сказать, — Хирако потер затылок. — Есть. Но ты, Момо-чан, сама себе врешь. Тебе нравится Хицугая. А он без ума от тебя. Это видно невооруженным глазом, а вы оба почему-то упрямо твердите: нет, нет, я его не люблю, я ее не люблю… Момо побледнела. — Вы говорили с Широ? Хирако прикусил язык, осознав, что прокололся. — И… Широ сказал, что меня не любит? — в голосе Хинамори послышались нотки грядущего вероятного взрыва. — Да нет, я… — Убирайтесь! — она резко встала. Субординация спряталась в уголочке, принимаясь рыть окоп. Хирако вошел в шунпо, не заставляя повторять дважды — Момо была хорошей вежливой девочкой, но настолько вспыльчивой, что злить ее не решился бы даже нынешний Главнокомандующий. Себе дороже. Хинамори резко открыла окно. Вдохнула, выдохнула… — Шаккахо! Огненный шар сорвался с руки и поразил яблочко мишени на расстоянии около ста метров. Момо сердито засопела. Как Широ мог сказать такое? Как он… ну и пусть. Она его тоже не любит. Не любит, и все! Они просто друзья! Захлопнув окно, Момо вернулась к бумагам.

***

— Рангику, — позвал Тоширо. Мацумото демонстративно проигнорировала капитана, перелистнув отчет. — Рангику, прости меня. Она принялась писать что-то, будто не слышала. — Я дурак! — громко сказал Хицугая. Лейтенант Десятого подняла на него глаза. — Допустим, — согласилась она. — И?.. — И ты можешь устроить в отряде вечеринку, — сдался Тоширо. — Хорошо, — просияла Рангику. — Вы прощены. Но все-таки подумайте о том, что я сказала. А то видно же невооруженным глазом, что вы с Момо друг в друга влюблены, но оба заладили: мы просто друзья, я ее не люблю, я его не люблю… Тоширо побледнел. Мацумото испуганно прикрыла рот ладошкой. В кабинете резко похолодало. — Ты говорила об этом с Хинамори? Ну конечно, подумал Хицугая, говорила, как же Рангику — и не говорила бы, тем более, они с Момо дружат… — И Хинамори сказала, что она меня не любит? — Ну… ой, тайчо, я вспомнила, меня вызывали в Первый! — вскочив из-за стола, Мацумото вошла в шунпо. Тоширо остался один. Значит, Момо все-таки его не любит. Ну и ладно. Ну и прекрасно. Он сам виноват, что упустил момент, правильно сказал — дурак… Может, признаться ей? Завтра же. Он же мужчина, в конце концов.