***
На следующий день.
Ведро тёплой воды вылилось на голову татарина, на ноге которого звенела массивная железная цепь, закреплённая где-то в углу темницы, вынуждая его проснуться, продрать свои голубые очи и рухнуть на пол с жёсткой каменной постели, накрытой тонкой шкурой, больно ударившись боком. — Вставай, шавка, царь пришёл тебя допрашивать. Будь добр, в этот раз веди себя подобающе. Наш государь хоть и милостив, однако терпение его не безгранично. Если будешь и дальше молчать, он тебя пытать начнёт. — смеясь, говорили охранники. — А ну замолкли, холопы! Вас никто не спрашивал. — рявкнул царь, неизвестно откуда выросший за спинами двух опричников. — Сегодня ты изволишь со мной говорить или дальше препираться будешь? — голос владыки вдруг стал ласковым и добрым. — Они все-же правы. Моё терпение имеет границы. — Да пошёл ты к черту! Скоро от вашей беспомощной Руси не останется и следа! Твои земли станут землями Крымского ханства! А ты будешь слугой при дворе господина! Это я тебе обещаю! — воевода шипит, смотрит на царя злобным хищным взглядом. Он враг, татарин не скажет этому русскому и слова. Он враг. — Думаешь, я враг? — царь будто читает мысли юноши. Он подходит ближе и садится на корточки перед лежащим на полу парнем. — Ошибаешься. Я – друг. Я не желаю применять пытки. Я хочу лишь узнать намерения твоего хана. Это все, что от тебя требуется. Мне не нужны подробные рассказы о том, какое обслуживание в его гареме. Я ведь понимаю, что он тебе не просто господин. Так что будь умным мальчиком, поведай нам, куда твой хан намерен отправить своих псов? — Иди. Ты. К черту! – татарин посмотрел владыке в глаза и плюнул ему в лицо. Губы парня изогнулись в довольной улыбке. — Ну, давай! Прикажи меня пытать, казнить! Пусть меня разорвут на куски, сожгут, а ты от меня и слова о его планах не услышишь! Я со слугами о планах хана не разговариваю! — он ждал, что его тут же ударят и утащат в более ужасную темницу, однако этого не последовало. Царь вытер щеку рукавом и встал, выпрямившись во весь рост. — Печально, что ты такой неразумный. Однако надеюсь, что мозг твой ещё работает и скоро сможет дать мне ясный ответ на поставленные ранее вопросы. Даю неделю подумать. — он отошёл назад и тише обратился к опричникам. — Этого безымянного перевести в особую темницу. И приставить Демьяна. Дадим барыне барское обслуживание. — Конечно, государь! Все сделаем в лучшем виде.***
В тот же день.
— Эй, татарин, мы пришли. Вот твоя новая темница. — опричник уже не смеётся, он зол. Его распирает от гнева, и это сильно настораживает. Воевода тихо сглатывает, доселе охранники всегда насмехались, сейчас же они в ярости. Он понимает, сейчас его заведует в самую худшую камеру, где он и встретит свою смерть. Парнишка берет себя в руки, старается не показать своего смятения. Он делает шаг в открытую деревянную дверь и замирает на пороге. Перед ним… барская опочивальня? — Что?... — только и срывается с губ татарина при виде его новой камеры. — Разве я не должен содержаться в какой-то ужасной холодной темнице?... — ошарашено молвит парень. Он говорит не для охранников, а для себя самого. Он стоит на пороге прекрасных покоев. Два широких окна, большая кровать с мягкой периной и тёплыми одеялами, небольшой столик и табуретка. На столе — чернильница и перо. Нет только бумаги. На полу — мягкий красный ковёр с высоким ворсом. А в углу — паренёк, на вид лет семнадцать ему. Стоит склонив голову, точно хозяина встречает. — Ты – ценный инструмент на случай переговоров. Да и планы татарские из тебя вытащить можно. Поэтому царь тебя сюда и посадил. Здесь до тебя много таких же сидело, ни один хорошо не закончил. А что, хочешь эти покои на темницу сменить? — охранник усмехнулся и подошёл вплотную к парню, потихоньку развязывая верёвки. — Ногу дай. Я кандалы надену. Или ты думал тебя без цепей тут запрут? — мужик берет в руки тонкую лодыжку басурманина и осторожно закрывает на ней замок железных оков. Другим заковывает и вторую ногу. Кандалы не сковывают движений, не режут кожу, не причиняют боли, а просто не дают бегать. Это удивительно. — Погодите! А почему… — парнишка не успевает договорить, как дверь закрывается пред его носом, и в замке проворачивается ключ. Юноша в недоумении стоит, вытянув руку вперёд, и сам не понимает чего хочет. Вроде надо радоваться, его же не убили, не казнили, не приказали пытать. Однако как-то грустно. Его словно политическую разменную монету заперли здесь, в покоях, где вроде все есть, но все-же что-то не то. Он ожидал, что его хотя-бы побьют, что не позволят творить такие дерзости, а ему разрешают почти что все.***
Через неделю.
— Ну что, подумал? — царь заходит в опочивальню татарина и садится напротив его кровати на табуретку. Он смотрит прямо в душу ещё не проснувшегося воеводы, который укутан в тёплое одеяло и спросонок ничерта не понимает. — Вижу тебе покои пришлись по вкусу. Так как твоё имя, безымянный воевода? — Фёдор. — ещё не успев осознать происходящее, честно отвечает татарин, но вскоре поняв, кто перед ним сидит, закрывает себе рот руками и, будто смущаясь, отворачивает голову в сторону. — Значит Федя? Это ж русское имя, я прав? Так почему именно оно? — царь смотрит как-то по-доброму, по-дружески. Он ждёт ответа, но вскоре решается продолжить сам. — Моё имя Иван. Иван Васильевич. — Украли. — тихо шепчет парень. Его глаза полны грусти и печали. Он опускает взор и еле сдерживает слезы. — Что прости? — не понимает Грозный. — Украли меня, в плен взяли. Давно это случилось, я тогда ещё ребёнок был. Мать русская была, потому такое имя и дали. — Федя замолк. Видимо, воспоминания об этом ранят душу. — Меня поначалу за девку приняли и во дворец, в гарем привезли. Гиря меня тогда и заприметил, а узнав, что я парень назначил в войско, однако… — Если не хочешь не рассказывай дальше. — Иван кладёт руку на плечо Фёдора и слегка поглаживает его, пытаясь успокоить мальчишку. — Давай пропустим этот момент. Тебе сколько лет? Мне вот уже тридцать пять. — Пятнадцать с половиной. — тихо бурчит татарин, будто стесняется своего возраста. — В апреле шестнадцать будет. — Так ты ж совсем ребёнок! Вот даёт этот хан, ты ж ничего не умеешь! — удивляется Иван. Всплескивает руками, поверить не может. — У меня рындам всем больше шестнадцати, а ты уже воевода! Тогда понятно, почему Никита Романыч тебя одолел так быстро. — государь смеётся, да только видит, что обиделся собеседник. — Замолчи! Я взрослый! И я заслужил свою должность! Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти! — Фёдор теряет контроль над чувствами, и слезы просачиваются на ясные глаза юноши, закрывая ему обзор. — Ты ничего не знаешь… — уже тише добавляет мальчик и, сильнее зарывшись в одеяло, отворачивается от царя. Он с каждым словом все больше сбрасывает защитную «броню», все сильнее напоминая обычного ребёнка. — Прости, не хотел тебя обидеть. — царь пытается все исправить и вновь вернуться к разговору, однако понимает, что Фёдор не позволит. — Уйди. Ты мне противен. Я тебя ненавижу. — шипит мальчик и падает на кровать, не желая даже проводить русского государя взглядом. — Хорошо. Продолжим в другой раз. — за царём со скрипом закрывается дверь. Поворачивается ключ. Вот теперь, в одиночестве юноша даёт волю слезам и, зарывшись лицом в подушки, позволяет себе наконец-то избавиться от груза, лежащего на его хрупкой душе.***
Спустя ещё три дня.
— Снова здравствуй, Фёдор. — вновь заходит в покои парня Иван. Красные лучи раннего солнца скачут по его морщинистому лицу. — Как твоё настроение? — Пока ты не пришёл было прекрасно. А сейчас оно испорчено. — буркнул парень. На этот раз он предстал пред царём сидящим перед зеркалом и расчесывающим свои длинные смоляные кудри. Зеркало и гребни ему с радостью принёс Демьян. — На это раз меня чем обидишь? Скажешь, что я сирота и содомит или ещё чего похуже? — Зачем же так сурово, Федя? Я же извинился? — улыбнулся Иван. —Да что мне с того? Давай я тебе в спину нож воткну, а потом прощения попрошу. Тебе легче станет? — повернулся к Ивану мальчишка. Он был одет лишь в одни портки, и государю предстал прекрасный белоснежный торс воеводы. — Согласен, виноват, но я хочу загладить свою вину. Чего ты хочешь? — Иван подошёл к Фёдору со спины и положил свою ладонь на голое плечо мальчишки. — Чтоб ты от меня отцепился и перестал ко мне приходить. — шикнул юноша на государя, скидывая руку с себя. — Ну раз ты так хочешь — будь по твоему. — Иван развернулся и вышел вон, оставляя басурманина в полном недоумении. Он до последнего не верил, что царь и впрямь уйдёт.***
Спустя два месяца.
— Демьян, подойди! — кричит Фёдор, подзывая слугу. Он отчего-то жмется, не решается задать вопрос. — Звали? Что-то нужно? Что-то принести? — лохматый крестьянин вбежал в покои и стал ждать новых указаний. — Н-нет… Ничего не нужно. Просто… — голос воеводы дрогнул, и мальчишка замолк на пару мгновений. — Отчего Иван Васильевич больше не ходит ко мне выпытывать у меня о моем хане? … Он что, уже приказал меня казнить и лишь ждёт подходящий момент? — Так вы же сами пожелали… — Да мало ли что я пожелал?! Он что, впрямь решил меня оставить? Я же… Я же… я… — мальчик совсем поник и затих, так и не договорив. — Ты же что? Так жаждешь новых расспросов? Я думал тебе это не нравилось. — Дверь отворилась, и на пороге оказался Иван. — Может расскажешь, что ты там не договорил? Фёдор весь вспыхнул и резко отвернулся от царя, чтобы тот не увидел ярко алеющих щёк парня. — Я хотел сказать, что тебя ненавижу! — шикнул юноша и бросил в вошедшего гребень со стола. Тот его поймал на лету и, подойдя ближе, положил обратно перед Федей. — Ты же не умеешь врать. Вижу же, что хотел сказать ты совершенно другое. — усмехнулся Иван и потрепал мальчишку по волосам, вызывая громкое недовольство парня. — Ладно, не хочешь говорить правду, значит поговорим про другое. Не поведаешь мне, какие планы у хана Девлет Гирея? — царь отошёл назад и по-собственнически уселся на мягкую, просторную кровать. — Нет, я тебе его планы не поведаю. Политику обсуждать я тут не намерен! Я не предатель! — обернувшись на Ивана и сложив руки на груди, громко заявил воевода. — Хорошо, не хочешь — не надо. Тогда, расскажи мне что-нибудь, что ты рассказывал своему хану. — сказал царь, но чуть позже добавил. — Конечно, только если ты хочешь. — Ладно уж, так и быть, расскажу. — горделиво сказал наглый мальчишка. — Поведаю я тебе о Шахерезаде. — юноша усмехнулся и, подойдя ближе, сел на кровать подле Ивана. — Жил был царь Шахияр. Хороший был царь, мудрый. Но однажды застал он жену свою с другим мужчиной и, в порыве гнева, убил их обоих. Разгневался Шахияр на всех женщин мира, решил мстить им нещадно. Так, каждую ночь брал он у себя в покоях невинную девушку, жестоко брал, а на утро убивал. И длилось это несколько лет, пока совсем девушек не осталось. Лишь некоторые ещё не успели пасть от руки грозного царя. И была в той стране дочь визиря, умная, красивая, статная девушка. И решила она оставшихся девушек спасти. Решила пойти на ночь к Шахияру. В постели у царя было жарко, несколько часов не выпускал он девушку из своей крепкой хватки. А после она и заговорила. Стала ему сказку интересную рассказывать, да вот только до утра дорассказать не успела, потому пообещала продолжить следующей ночью. И каждый раз она рассказывала сказку, но конец дорассказать не успевала. Длилось это ровно тысячу и одну ночь. За эти годы полюбил Шахияр Шахерезаду, трех детей с ней взрастить успел. Потому и не убил её, стал и дальше с ней жить. И не страдали другие девушки больше. И жили все долго и счастливо. Конец. — Умная женщина. — задумчиво молвил Иван. — А это правда аль вымысел? — Не знаю. Но ведь в любой сказке есть доля истины. — усмехнулся парень, падая на спину на перину.***
Спустя время.
— Почему ты перестал меня спрашивать о Девлет Гирее? — лёжа около царя на своей широкой постели, спросил Федя Ваню. На его ногах давно уж не было цепей, их без надобности просто сняли. В покоях юноши стало намного уютнее, появились большие сундуки с разной одеждой. — А ты разве мне расскажешь? Я уж давно не надеюсь получить ответы на эти вопросы. — вздохнул Ваня. Он давно потерял надежду, да и не хотел портить настроение милого мальчишки. За столь долгое время полюбился он царю. Ну Шахерезада, не иначе. — А знаешь, я мог бы тебе поведать все, что сам знаю. — Федя сделал небольшую паузу, садясь на кровати, и сказал чуть тише, с опаской, будто не зная, какая будет реакция. — Только есть одно условие. — Какое? — П-поцелуй меня, Ваня. — глаза бывшего воеводы хоть и горели страстным огнём, но в их глубине бушевал страх. — Федя… — успело лишь сорваться с уст Ивана, до того, как он впился в губы юноши. Долгий, жаркий поцелуй охватил их обоих, не давая вырваться из крепких объятиях друг друга. Но вдруг парень отстранился и приставал палец к влажным губам царя. — Сначала политика, потом ласки. — тихо сказал Федя и отошёл к окну. — Так вот. Хан Девлет Гирей намерен…