***
«Порче, мне срочно нужно увидеться с тобой, можем договориться о встрече?» 14:42 «Прости, пи’Ким, сегодня никак. Я уже обещал одному человеку встретиться, так что давай завтра или лучше в среду после трех?» 14:42 «Че, это правда срочно». 14:43 «А ты не можешь решить этот вопрос с хиа' или с кхуном Кинном?» 14:43 «Нет. Только с тобой. Пожалуйста, Че». 14:43 «Ну ладно, уложишься в пятнадцать минут? Потом мне точно нужно будет бежать». 14:55 «Хорошо. Где тебя встретить?» 14:55 «В 17:20 у меня заканчивается дополнительное по фортепиано, можем встретиться у главного корпуса в 17:30. Там есть скамейки, можно будет присесть и поговорить». 14:56 «Спасибо. Договорились». 14:56***
— Пи’Ким, здравствуй, ты хотел меня видеть? Что там за вопрос? — Порче словно светился изнутри и был мысленно совершенно не здесь — парнишка приоделся в нежно-голубую футболку с Микки Маусом во всю грудь и светло-синие узкие джинсы, выгодно подчеркивающие его ровные длинные ноги. А еще он тщательно уложил непослушные волосы и даже нацепил на левую руку тонкий серебряный браслет, хотя обычно не носил никаких украшений кроме кожаных дешевеньких шнурков. Киму стало мучительно больно от осознания того, куда и к кому в таком виде собрался подросток. На секунду захотелось развернуться и трусливо сбежать, отпустить Че к новой счастливой жизни без придурка Кима, не умеющего в правильные и здоровые отношения, забиться в угол в своей квартире и выть от тоски и боли. Но Порче выжидающе смотрел, начиная понемногу терять терпение и хмурить бровки, совсем как гном из старого диснеевского мультика про Белоснежку, который они в детстве смотрели вчетвером с мамой и братьями чуть ли не каждый день, потому что его обожал Танкхун. И Ким решился. Не обращая внимания на стайку удивленно охнувших девушек, расположившихся у входа в главный корпус универа, парень встал со скамейки и опустился перед Че на колени прямо в пыль тротуара. — Прости меня. Я поступил неправильно. Я полностью это осознаю и готов к любому твоему решению. Если ты не захочешь меня видеть, я уйду и больше никогда тебя не побеспокою. Мне очень, очень жаль, что я причинил тебе боль. Если бы я мог, то с радостью отмотал бы время назад, чтобы все исправить. Прости, — Ким старался говорить твердо и четко, перебивая шум листвы огромного платана, растущего прямо над скамейкой, у которой они расположились для разговора, хотя голос певца срывался и едва слышно дрожал от напряжения, страха и облегчения от наконец высказанных неподъемно-тяжелых слов. Чего стоило ему вот так вывернуть душу, знали только он сам, стены в его комнате, в которые он еще пару часов назад, протрезвев и приняв ледяной душ, лупил со всей дури кулаками, чтобы сбросить напряжение, и боги, наверняка с любопытством наблюдающие с небес за этим бесплатным цирком. — Ты самое лучшее, самое светлое и самое ценное, что было в моей жизни, Порче Киттисават. Я очень горжусь знакомством с тобой. И я готов просить прощения за свои ошибки столько, сколько ты захочешь. Милое, открытое лицо Че исказилось от сильной эмоции, которую Ким, в силу своих куцых социальных навыков, распознать не смог. Младший до побелевших костяшек сжал руки на ремне матерчатой сумки, перекинутой через плечо, затем снял ее вовсе, на ощупь опустил на скамейку и подступил к Киму, глядя четко в глаза и не давая старшему и шанса отстраниться, соврать или увильнуть: — Зачем ты пришел, пи’Ким? Почему именно сейчас? — Потому что я искренне жалею о том, что натворил. Потому что ты снишься мне по ночам. Потому что мне мучительно больно видеть тебя с другими, — предельно честно ответил Ким, буквально выворачивая самого себя наизнанку, чтобы говорить от сердца и глаза в глаза. — Я понимаю, что ты больше никогда не сможешь доверять мне, как раньше, но я хочу, чтобы ты смог это отпустить. Чтобы мы оба могли двигаться дальше. — Ты сказал, что хочешь все вернуть. В каком именно смысле? Хочешь вернуть нашу дружбу? — губы Порче исказились в горькой усмешке, а правая рука машинально начала теребить браслет, выдавая нервозность хозяина. — Мне будет мало твоей дружбы, Че, — отрицательно качнул головой Кимхан, осознавая, что этими самыми словами ставит под вопрос саму возможность быть рядом с младшим, но иначе он уже не мог, не теперь, когда он так раскрыт перед ангелом, а Че на самом деле готов его выслушать. — И между нами ее никогда не было. Я хотел тебя только для себя с самого начала. Че крупно вздрогнул, его глаза расширились, а полные губы задрожали, будто подросток пытался сдержать слезы. Парень судорожно вздохнул, крепко стиснул кулаки и закусил нижнюю губу, пробивая ее до крови. — Че, ты что творишь? — Ким инстинктивно вытянул вперед руку, чтобы остановить членовредительство. Порче в ответ слизнул выступившую красную каплю, прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, сосредотачиваясь и успокаиваясь. Ким полностью замер, не обращая внимания на колени, начинающие протестующе ныть из-за затянувшегося стояния на твердой земле, — услышать ответ младшего Киттисавата было страшно до вспотевших ладоней и грохочущего в ушах сердца. Стало страшно, как никогда в жизни, Ким даже под дулами пистолетов научился отключать страх, но сейчас, в тот момент, когда хрупкий ангел, по ошибке попавший на эту грешную землю, решал его судьбу, у Кима сперло дыхание и помутилось в глазах. Но каким бы ни было решение его малыша, Кимхан знал, что покорно примет все, что пожелает сказать и сделать Че, даже если это будет значить для певца разбитое вдребезги сердце и крах всех робких, призрачных надежд. — Ты правда… желал меня не как друга или средство для своих целей? — наконец спросил Порче тихо, но Ким расслышал. — Я притворялся только первые два дня. Потом студия, медиатор, твои объятия, наша совместная ночь, твоя яичница… — Ким машинально прижал руку к груди, выпрастывая из-под одежды медиатор, который предусмотрительно залакировал, обработал специальным составом и подвесил на цепочку, чтобы можно было носить у самого сердца, как медальон. Глаза Че расширились снова, подросток гулко сглотнул и опустился рядом с Кимом на колено. — Че, ты чего?.. Пощечина была сильной и хлесткой, внешне хрупкий и бесконечно добрый Че совершенно его не жалел, лупя в полную силу. Ким повернул голову по ходу удара и оперся свободной рукой о землю, чтобы сохранить равновесие. Рефлексы вопили о том, что нельзя так поступать с мафиозным принцем и успешным певцом, что нужно бить в ответ, сражаться, отомстить за нанесенное оскорбление, но парень только грустно усмехнулся — он никогда и ни за что не ударил бы своего маленького ангела. — Это за то, что лгал мне с самого начала, — холодным тоном ответил Че на незаданный вопрос. Ким сердцем уловил, что это еще не все, а потому послушно сел на колени, подставляя вторую щеку. И верно, по ней тут же прилетела такая же хлесткая и сильная пощечина, разбившая ему губу с левой стороны. — А это за то, что за меня решил, как мне будет лучше, и разрушил нашу связь, — так же холодно прокомментировал Че и поднялся на ноги, дотягиваясь до своей сумки. Вытащив телефон, парень набрал чей-то номер, поднес смартфон к уху, и сердце Кима ушло в пятки от осознания того, что он все-таки проиграл этот бой. Что Порче удовлетворился двумя жалкими пощечинами за всю причиненную ему по неосторожности сердечную боль и теперь просто уйдет в другую жизнь, без сожалений и страданий. Кимхан признавал справедливость и заслуженность ударов, Че даже так был с ним слишком нежен и добр — сам бы Ким себя и за меньшее отпиздил бы куда сильнее и качественнее. Но глупое сердце с физически ощутимым треском рвалось пополам, а предательское тело само дернулось вперед, чтобы обнять узкие бедра Че, вцепиться в них намертво и никуда не отпускать. Ким механическим движением потянулся к губам, чтобы стереть кровь, и тут же получил по ладони несильный шлепок. Че, грозно нахмурившись, покачал головой, вслушиваясь в гудки. Наконец трубку сняли, и парень, мягко улыбнувшись, словно мог вживую видеть собеседника, произнес в динамик: — Привет, это нонг’Че. Слушай, пи’Фокс, кажется, нашу сегодняшнюю встречу придется отменить. Да, он пришел извиняться. Да, я не удержался. Прости, пи', я знаю, что это неправильно, но нервы сдали. Да, конечно. Нет, пи', я уверен в своем решении. Ага, повеселитесь без меня, я напишу, как доберемся до дома. Че под непонимающим взглядом Кима отключился, закинул телефон обратно в сумку и вытащил из нее тонкую пачку сухих салфеток и небольшой бутылек, вроде духов. Опустившись обратно на колено, Че за подбородок поднял лицо Кима, открутил крышку бутылька и очень осторожно промокнул края ранки, смывая кровь. — Не дергайся, это перекись, она безопасная, — Порче был настолько сосредоточенным и серьезным, что Ким не осмелился возражать, послушно принимая помощь. Заметив следы сражения с собственными демонами и ни в чем не повинной стеной, подросток нахмурился, взял Кима за руки и осторожно полил на них антисептиком, который тут же начал пениться и еле слышно шипеть. Укоризненно покачав головой, Порче ласково провел по изящной ладони музыканта, на несколько томительных и драгоценных секунд переплетая их пальцы: — Больно? — Нет, — честно ответил Ким. Боли он и правда практически не ощущал: что такое разбитая губа, ссадины и пара пощечин для сына мафии? — Ох уж эти долбанные Тирапаньякулы… — пробормотал себе под нос Че, аккуратно стирая второй салфеткой розовую дорожку от уголка губ Кима. Его тонкие, шершавые от струн пальцы скользнули вверх по высокой скуле старшего, очерчивая ее и едва ощутимо лаская. Мафиози практически перестал дышать, боясь неосторожным движением спугнуть этот неожиданный, но до дрожи приятный приступ нежности. — Нельзя быть таким красивым, пи’Ким. Это преступление против человечества, блин, — Че со вздохом вселенской скорби отстранился, но недалеко и ненадолго, только чтобы скомкать использованные салфетки и выкинуть их в ближайшую урну. Хозяйственно спрятал флакон и пачку в сумку, окинул задумчивым взглядом все еще боящегося пошевелиться или слишком громко вздохнуть Кима, и вдруг наклонился к старшему, оставляя на его лбу теплый, домашний поцелуй. — Пойдем домой, пи’Ким. Сможешь меня подвезти? Ким закивал, готовый выполнить буквально любое желание Че, хоть звезду ему с неба достать, но, вовремя вспомнив о важности проговаривания возникающих вопросов в отношениях, поймал подростка за тонкое смуглое запястье, не давая встать. — Че, как мы теперь?.. — Ты — мой парень, — спокойно и мягко заверил Порче, кладя ладошку на плечо Кима и не сильно сжимая: — Но только попробуй еще раз что-то подобное выкинуть, и я тебя месяц игнорировать буду. — Парень? В смысле бойфренд? Че, ты уверен? — взволнованно переспросил Кимхан, заглядывая в глаза младшего снизу вверх, для чего ему пришлось ощутимо наклониться вперед. Он все никак не мог поверить и уложить в голове, что его ангел сказал именно эти заветные слова, о которых мафиози себе запрещал даже мечтать. — Я совсем тебя не пойму, пи’Ким. То на коленях прощения просишь и говоришь, что хочешь отношений, то удивляешься и сомневаешься, когда я сам признаю нашу связь. Что опять не так? — Все так, ангел. Я просто поверить не могу, что ты простил, — мотнул головой Ким, и Че тут же убрал с его лба встрепанную челку, бережно пропуская вороные пряди сквозь пальцы. — Мне все еще больно, пи’Ким. Но я понимаю, почему ты это сделал. И не виню тебя, хотя так, наверное, было бы проще всего, — миролюбиво и понимающе улыбнулся младший одними губами — его большие, выразительные глаза так и остались грустными. — Я готов дать тебе еще один шанс, но это потому, что я эгоист: без тебя, как выяснилось опытным путем, мне намного больнее, чем с тобой. — Ангел… — Ким сглотнул огромный ком горечи и прижал к себе Че, на глазах которого все-таки выступили слезы. Младший охотно прижался к Киму, как и тогда в студии, обнимая, как в последний раз, до замершего в груди дыхания и хруста в костях, но на этот раз отстраняться мафиози не стал и сам бешено, отчаянно обнимал всхлипывающего Че сразу двумя руками. — Не плачь, маленький, ну не плачь, мне больно, когда ты плачешь, — собрав в кулак всю искренность, что в нем была, прошептал Ким, накрывая ладонью затылок подростка и бережно поглаживая гладкие пряди. — Сам виноват, нечего было фигню творить, — Порче отстранился, тыльной стороной ладони стер с лица соленые дорожки и коротко коснулся губами уголка губ Кима с правой, более целой стороны. — Поехали уже домой, а то люди на нас пялятся, нехорошо. — Конечно. Поехали, ангел. Ким первым встал на ноги, подавая руку Че. Подросток уцепился за нее, позволяя себя поднять, и певец с трудом удержался от того, чтобы не схватить его в охапку и не обнять снова. Предупредительно забрав у Че довольно тяжелую и явно набитую книгами и конспектами сумку, старший парень поймал в свою ладонь узкую и длинную ладошку Че, слегка пожимая ее, стремясь успокоить и поддержать возлюбленного. — Я сегодня на байке, пойдем на парковку. — Пойдем, — Порче шмыгнул носом и улыбнулся, не так ярко и светло, как тому парню с цепочками, но вполне искренне и щемяще-нежно, и с души Кима свалился огромный камень. Мафиози хотелось петь, кричать и кружить своего ангела на руках, но на них все еще глазели нечаянные свидетели, сопровождающие восторженными или встревоженными охами каждый их шаг, а потому Ким взял себя в руки и решил уточнить, проявляя непривычную для себя заботу: — Ты голодный, малыш? — Нет. Нонг’Санни поделилась со мной обедом, так что я сыт. Хочу домой, на кроватку, тебя под бок и фирменный прохладный морс пи’Лиана. Сможешь устроить? — Все, что угодно, ангел, — Ким специально отменил все планы на ближайшие два дня, независимо от результата их беседы, чтобы если ему улыбнется удача, он мог провести как можно больше времени с Че, либо, в случае отказа, залить боль дорогим алкоголем и заесть одиночеством. Когда они дошли до университетской парковки, Че умело застегнул выданный ему запасной шлем, спрятал сумку в багажник и вскарабкался на байк позади Кима ловко и быстро, словно обезьянка. Уцепился ладошками за талию певца, прижался грудью к его спине, обхватил бедра Кима своими, стройными и узкими. Кимхан вовремя вспомнил, что во время езды бывает прохладно из-за сильного встречного ветра, а на Порче все еще болталась только тонкая футболка с коротким рукавом, потому скинул свою излюбленную кожанку, к счастью, не ту, в которой он был в тот день, когда оттолкнул своего милого ангела, и, неудобно изогнувшись, нацепил ее на младшего, любуясь покрасневшими от смущения щеками подростка. Кимхан с трудом сглотнул, жестким волевым усилием сосредотачиваясь на предстоящей дороге. Че, как пассажир, вел себя вполне прилично и осознанно: руками не лапал, не ерзал, даже болтовней не отвлекал. Только прижимался тесно, будто боялся упасть, и руки на животе Кима сцепил в крепкий замок: и захочешь — не отдерешь. Только самому певцу это мало помогало, одного факта присутствия подростка в такой близости хватало, чтобы член Кима затвердел и болезненно заныл, словно у пятнадцатилетки, только-только всерьез вступившего в половую жизнь. Кое-как, постоянно пеняя самому себе на нездоровую тягу к юному возлюбленному и тщательно следя за дорогой, Ким доехал до дома главной семьи, остановил байк у входа на парковку и вежливо предложил Че локоть для опоры. Младший Киттисават улыбнулся, охотно воспользовался предложенным, а затем, когда они оба стянули неудобные и громоздкие шлемы, наклонился к все еще сидящему на байке Киму и коротко поцеловал в губы. — Спасибо. Ты такой джентльмен, пи’Ким, — застенчиво хлопая длинными пушистыми ресницами, выдал Че, пряча хитрый лисий взгляд. Его смуглые, по-подростковому пухлые щеки потемнели, выдавая смущение. Завороженный этой милой и необычной картиной, Ким скатился с байка, не глядя пристроил шлем на сидение, поймал Че под скулы и вернул поцелуй, нежно и ненавязчиво касаясь губами губ и одновременно с тем поглаживая большими пальцами горячие от прилива крови скулы. Ангел в руках Кима счастливо вздохнул, неловко переступил с ноги на ногу и поменял позу, смыкая руки с зажатым в них шлемом за спиной Кима. От Порче слабо пахло клубникой и мятой, он мило жмурился, ужасно стеснялся и робел, явно боясь сделать что-то не так. Кима затопила сильнейшая волна глубинного удовлетворения, когда до него дошло, что это первый серьезный поцелуй Че, который достался именно ему. — Вижу, твое сердце все же решило спор в его пользу, — прозвучало из-за спины младшего усталым голосом Танкхуна. Ким оторвался от своего малыша, мгновенно задвигая его к себе за спину. Жизнь в напрочь ебанутой и опасной семье Тирапаньякул быстро способствовала пробуждению самых примитивных инстинктов, направленных на выживание. На этот раз, правда, на выживание его возлюбленного, а не самого Кимхана. — Я не буду ему вредить, — Кхун примирительно поднял вверх раскрытые ладони в универсальном жесте «я сдаюсь». — Только Ким, будь с ним осторожнее, для малыша Че это первые серьезные отношения, не облажайся, как ты умеешь. Ким серьезно кивнул, обещая и брату, и самому себе, что сделает все возможное, чтобы его ангел в нем не разочаровался. Лопаток певца коснулась нежная рука, успокаивая и принося драгоценное и хрупкое ощущение интимности и небезразличности. — Там пи’Лиан сообразил что-то типа пикника для самых близких. Присоединяйтесь, — меж тем Танкхун снова вернулся в свой привычный образ, окидывая брата и его партнера манерным взглядом. — Пойдем, пи'? — Че вышел вперед и вопросительно заглянул Киму в глаза, наклоняя голову, как любопытная птица. — Если ты хочешь, — ответил мафиози, снова беря возлюбленного за руку — касаться Че после признания и разговора по душам было для него самой естественной и необходимой вещью в мире. — Хочу, — просто сказал Порче, и они последовали за Танкхуном, повелительно и театрально взмахнувшим рукой в сторону сада. Пи’Лиан, главный повар семьи Тирапаньякул, действительно расстарался на славу и превзошел самого себя: на траве в глубине сада, в тени той самой раскидистой кассии были расстелены три огромных темно-зеленых покрывала, в центре которых, как на импровизированном столе, располагались тарелки и миски с самыми разнообразными закусками от простого печенья до салатов и даже карри. На дальнем правом краю этого огромного полотна сидел Пит в джинсах и простой белой футболке, обнимающий миску лапши так, словно это было величайшее сокровище мира. Бывший телохранитель главной семьи усердно работал палочками, не сдерживаясь, постанывал от удовольствия и удобно опирался спиной на грудь сидящего позади него расслабленного и непривычно мирного Вегаса. «Психопат и напрочь отбитый» наследник побочной семьи сцепил руки на чужой талии, положил подбородок на плечо Пита и улыбался так мечтательно и светло, что Киму даже захотелось отвести взгляд, чтобы не портить эту семейную идиллию. А когда Пит попытался по вбитой намертво привычке отложить тарелку и вскочить на ноги, чтобы поприветствовать Кима и Порче, Вегас дернул его обратно и сунул под нос кисло-сладкую свинину, лениво махнув рукой в качестве приветствия. Макао и Порш о чем-то заговорщицки шептались, сидя совсем вплотную в двух плетеных креслах, в профиль к новоприбывшим, негромко хихикая и перемигиваясь. У ног Порша расположился Кинн; длинные пальцы Киттисавата ласково ерошили черные пряди мягкими, неосознанными движениями, от чего старший мужчина лукаво и довольно щурился, а затем и вовсе положил подбородок на острую коленку любовника и заглянул ему в лицо снизу вверх, как преданный пес, выпрашивающий хозяйскую ласку. Заметив это, Порш на секунду отвлекся от разговора, наклонился и поцеловал бойфренда в лоб, утыкаясь носом ему в волосы и трепля Кинна по плечу. Напротив них, на левом краю покрывала, сидели Тэ и Тайм, и, судя по накалу эмоций между ними и тяжелой, физически заметной и подавляющей ауре, они находились в состоянии открытого конфликта. Рядом с Таймом сидел незнакомый, но выглядящий очень мило парень, виновато и грустно поглядывающий на сурово нахохлившегося Тэ. Главы семьи и Пи’Чана поблизости видно не было, и Ким немного расслабился, осознав, что тут и правда все свои. Танкхун при виде «троицы раздора» неприязненно поморщился и плюхнулся на свободное место между еще одним незнакомым парнем с вытянутым плутоватым лицом и Полом. Танкхун больным, печальным взглядом посмотрел на своих верных телохранителей и негромко, но четко произнес, обращаясь, преимущественно, к Арму: — Он еще долго будет колебаться. Если хочешь отношений, действуй сам. — Кхун Танкхун, я… — Ты думаешь, я слепой и тупой, Арм? — с выстраданной горечью в голосе проговорил Кхун, окидывая понимающим взглядом растерявшегося Пола и смутившегося Арма. — Если тебе так нужно мое благословение, то оно у вас есть. — Спасибо, кхун Танкхун, — Арм встал и низко, поясно поклонился, затем сел на свое место и решительно переплел руки с Полом. До второго телохранителя наконец дошло, о чем был этот странный диалог, и он покраснел, бросая то на Арма, то на Кхуна полные паники и тревоги взгляды. Спохватившись, попытался тоже встать и поклониться, но Танхун повелительно махнул рукой, разрешая этого не делать, и чуть ли не обнялся с кассией, запуская вторую руку в ближайшую миску. — Стой! Это очень остро, — за запястье его перехватил тот самый незнакомый парень. Затем, осознав, что сделал, чуть покраснел и выпустил чужую конечность, при этом все же отобрав у старшего Тирапаньякула миску, полную хрустящих крекеров. — Вот. Здесь фруктовое печенье и ириски, — он потянулся и достал из центра «стола» две небольшие пиалы. Кхун окинул его сначала непонимающим, потом задумчивым, а затем и заинтересованным взглядом, и, приняв обе пиалы в руки, разместил их между собой и парнем, без слов делясь угощением. — Кхун. — Джом. — Ты красивый. — Ты тоже. — Давай встречаться? — Вот так сразу? — Мне одиноко и грустно. А ты красивый и милый. Ты же свободен? — Свободен. Давай хотя бы на пробное свидание сходим. Ну не с места же в карьер. — А почему нет? — Резонно. Но я все равно хочу пробное свидание. — Где? — А ты куда хочешь? — Хочу у водопада. — Отлично. В субботу в пять устроит? — Да. — Я заеду за тобой? — Может, я за тобой? Папа и брат все равно меня без телохранителей не отпустят. — А им прям обязательно, чтобы ты в их машине ехал? — Нет, наверное. — Тогда я заеду. Не забудь спрей от комаров и ветровку. Хотя ветровку можешь не брать, я дам тебе свою. — Класс. Романтика, ухаживания, джентльменство, обожаю такое. — Вообще-то у меня в машине всегда лежит запасная. — Фу, какой ты скучный. И не романтичный! — Хочешь отменить свидание? — Я такого не говорил. — Хочешь опереться на меня? — Как солнышко-Пит и его ручной монстр? — Не называй его солнышком, я же ревную. Но если ты хочешь, то да, как они. — Ух ты, меня ревнуют. Здорово. Кхун отлип от сливы и послушно пересел меж широко разведенных колен Джома, совершенно не обращая внимания на вытянувшиеся лица свидетелей этого быстрого, спонтанного и очень странного диалога. Джом невозмутимо захрустел своими острыми крекерами, а Кхун сунул в рот небольшую ириску и лукаво подмигнул приподнявшему правую бровь Киму. Пит при виде этой сцены едва не подавился своей лапшой, Макао, Вегас и Кинн приглушенно смеялись, уткнувшись кто в ладонь, а кто в плечо любимого человека, Порш хлопал широко распахнутыми глазами и беспомощно открывал-закрывал рот, как выброшенная на берег крупная рыба. В целом, все происходящее выглядело почти как семейный, уютный пикник на лоне природы, если бы не напряжение, намертво сковавшее троицу слева. — Мне нужно побыть одному! — хриплый голос Тэ прервал повисшую над полянкой тишину. «Модельный мальчик» порывисто вскочил на ноги, едва не запутавшись в них, и попытался отойти, но Тайм ухватил его за запястье, с молодецкой силушкой дергая обратно, вследствие чего Тэ не удержал равновесия и упал на колени, чуть не завалившись всем телом на второго незнакомца. Молодой человек машинально вскинул руки, придерживая блондина за плечи, чтобы тот не зарылся лицом в покрывало, но Тэ отшатнулся от него, как от огня, повышая голос и глядя так, будто готовился нанести удар: — Убери от меня свои поганые руки. Незнакомец, страдальчески заломив густые черные брови, покорно убрал ладони, опуская их на колени, и перевел надломленный взгляд на покрывало. — Прости, я не хотел причинить тебе неудобство, — просипел он, пока нахмурившийся Тайм пытался прожечь взглядом дыру в наконец твердо вставшем на обе ноги Тэ. — Его руки не поганые, Тэ. — Конечно, нет. Как и твои. Здорово, наверное, было сначала его лапать, а потом меня трахать, не спросив. — Тэ! — Тайм тоже повысил голос и попытался надавить на партнера через слова и предупреждающий, острый взгляд, но Тэ не обратил на его потуги никакого внимания, слишком погруженный в свои переживания и боль. — Если бы он был на одну ночь, я бы стерпел и промолчал, как и всегда. Но ты увлекся им, Тайм. Всерьез. И я теперь больше не твой дом. Я просто один из многих, а этого я простить не смогу, — глаза Тэ стали совсем мертвыми, словно он уже похоронил и оплакал свою многолетнюю, болезненную и ядовитую любовь. — Я правда старался быть хорошим и правильным для тебя. Понимающим. Верным. Преданным. Я, как собака, выполнял любую твою команду, и ради чего? Чтобы ты трахал его у меня на глазах, прикрываясь «искренними желаниями своего сердца»? Тайм нахмурился и попытался вставить реплику, сбить накал эмоций или и вовсе свести все в неловкую шутку, но Тэ не позволил, поднимая вверх руку и ускоряя речь, давясь словами, словно они становились у него поперек горла, как острые рыбные кости: — Ты впервые выбрал не меня, и я не знаю, что мне делать. Я не хочу его видеть, я вижу его и сразу думаю о том, как ты его трахал не как интрижку на ночь, а совсем как меня. — Хватит, Тэ! Заладил со своим «его как меня», это всего лишь секс! — вызверился Тайм, поднимаясь на ноги вслед за Тэ. — Нет. Для меня это никогда не было просто сексом. И мне больно, потому что ты этого так и не понял. — Никогда не приходило в голову, что твои слезы, выяснения отношений и истерики только еще больше раздражают и бесят? — холодным, жестким тоном произнес Тайм, глядя сверху вниз на дрожащего то ли от ярости, то от боли Тэ. Глаза блондина расширились от осознания, и он, размахнувшись, попытался оттолкнуть Тайма, но тот перехватил его руку и сжал, вызывая на красивом лице судорогу боли. Порш, Кинн, Пит, Джом, телохранители и сам Ким дернулись было, чтобы его остановить — Тайм явно не соизмерял силу и мог серьезно навредить более хрупкому и слабому Тэ, но в ссору неожиданно вмешалась сама ее причина в лице незнакомого парня. — Не тронь его! — выдал он, гибко подхватываясь на ноги и с силой ударяя по запястью Тайма. Тот от неожиданности выпустил руку любовника, и Тэ тут же прижал ее к груди, баюкая и морща лицо от боли. Коротковолосый парень худощавого телосложения, явно уступающий массивному Тайму в физической силе, бесстрашно встал между ним и Тэ, закрывая последнего спиной: — Ты делаешь ему больно, перестань. — Он облил нас помоями при всех, а ты его выгораживаешь? — выплюнул Тайм, неприязненно сверкая глазами на своего постоянного партнера. — А в чем он не прав? — спокойно спросил парень и обернулся к Тэ, протянув руку и тут же ее отдернув и даже, на всякий случай, спрятав за спину. — Ты в порядке, фея? Очень болит? Может, к врачу? Тэ отрицательно помотал головой, еще крепче прижимая к себе поврежденную конечность. Незнакомец наклонился и взял с покрывала салфетку, тут же протягивая ее в сторону блондина: — Держи, у тебя блеск для губ немного смазался. И не нужно было замахиваться на него, сам же знаешь его проблему с контролем гнева. — Ничего, — Тэ принял подношение и громко шмыгнул носом, глядя на парня с вызовом. — Я привычный. Не в первый раз уже. — Ты его бил? — медленно повернулся обратно к Тайму парень, сужая глаза. — Это было случайно. Я не специально, — Тайм поежился под «ласковыми» взглядами парня, Порша и Кинна, и отвел взгляд, косвенно признавая вину. — Фея, когда мы впервые отдыхали втроем в кафе на набережной, у тебя руки в широких браслетах были, помнишь? Ты там, случаем, не синяки прятал? — Помню. Прятал, — после долгой паузы вздохнул Тэ, убирая от лица использованную салфетку. — А тот широкий гламурный чокер на втором тройном свидании? — Не напоминай. У меня еще неделю потом голос хрипел и горло болело, — Тэ поморщился от дурных воспоминаний и неосознанно обхватил себя руками за плечи, нахохлившись, как унылая, попавшая под дождь и вымокшая до последнего перышка птица. — А когда мы в парк аттракционов ходили, и ты с большим цветным рисунком на лице пришел? — Он не хотел, это правда случайно вышло. Тайм оттолкнул, и я неудачно приложился об угол стола. Со всеми бывает, — пробурчал Тэ, не глядя на Тайма. Кинн и Порш переглянулись, встали на ноги и подобрались ближе, двигаясь плавно и мягко, как две гончие, почуявшие след добычи. Ким и сам с трудом подавил желание вписать Тайму за все хорошее — если к дружбе Кинна с Тэ у него никаких претензий не было, то с Таймом возникали определенные неприятные вопросики. — А тату на спине, на правой лопатке? — А это вообще непредвиденная ситуация была. Мы играли с воском, и немного увлеклись… — Ублюдок, — тихо, ровно произнес парень, повернувшись к Тайму и глядя на него неприязненно и брезгливо, как на грязный унитаз или ведро помоев. — Тебе как, вообще, нормально было ему больно делать? А если бы он не щекой, а виском о стол приложился? А если бы ты его придушил? А если бы ты ему серьезные ожоги оставил? — Он был не против, не лезь в это, — прошипел Тайм не хуже змеи, сжимая пудовые кулаки, будто боролся с самим собой, чтобы не напасть первым. — Ну уж нет, дорогой, — обращение парень выплюнул сквозь зубы, как яд, неосознанно становясь так, чтобы Тэ полностью скрылся за ним: — Если ты так хочешь отношений втроем, то будь добр ценить обоих своих партнеров. И заботиться об их чувствах и здоровье. Кстати, о здоровье, — парень обернулся обратно к Тэ, все еще сжимающему руки вокруг плеч, и снял с пояса джинсовую куртку, протянув ее в сторону «модели»: — Я знаю, что тебе неприятно прикасаться ко мне, но ты замерз, а у меня есть джинсовка. Может, не побрезгуешь? Или, если хочешь, можем у Джома попросить, — в его голосе ни на грамм не было раболепия и заискивания, только рассудительность и теплота, словно ему и правда было не плевать на состояние Тэ. Сам Тэ перевел взгляд с джинсовки на парня и обратно, а затем взял вещь и молча закутался, слегка подрагивая то ли от холода, то ли от нервов. — Я, конечно, не большой специалист в отношениях, но лично я бы предпочел Тэма. Чисто из разницы отношения к тебе любимому — промурлыкал Танкхун, нежась в объятиях Джома, как довольный кошак. — Если бы я мог себя сломать, пи’Кхун, я бы уже давно ушел, — горько усмехнулся Тэ в ответ, по-особенному грустно и тоскливо глядя на слишком длинные для него рукава джинсовки. Тэм подступил к нему и, действуя очень осторожно и аккуратно, тщательно следя за тем, чтобы не касаться голой кожи парня, начал подкатывать рукава. — А есть разница? Один раз сильно сломать или сотни раз по-маленькому? — философски спросил Танкхун, и Джом молча закрыл ему рот рукой, но было поздно. Тэ жалко вздрогнул всем телом, его губы задрожали, и он поднял на Тэма взгляд, полный такой сильной душевной боли, что даже Киму, обычно равнодушному к чужим жизненным драмам, стало не по себе. — Да. А ведь ты прав, пи’Кхун. Ты, как всегда, чертовски прав, — Тэ улыбался и вместе с тем плакал, выглядя при этом как безумный. Его макияж немного размазался, плечи дрожали от истерического смеха, а глаза блестели лихорадочным огнем. Тайм сделал шаг вперед и поднял руку, намереваясь отвесить партнеру пощечину, чтобы прекратить серьезную, настоящую истерику, но он не успел даже вплотную подойти: Тэм подсочил к блондину, вжал в свое тело и глубоко, жадно поцеловал, своими губами затыкая истеричный смех с резкими визгливыми нотками. Тэ резко замер, как статуя, выпучив глаза и уперев ладони в плечи Тэма. Парень отстранился от него, большим пальцем стер остатки увлажняющего блеска в уголке губ блондина и зажмурился, явно ожидая наказания за самоуправство и несанкционированный поцелуй. Тэ ошарашенно коснулся своих губ в том же месте, бессмысленно хлопая глазами, и Тэм, осознав, что удара не последует, спокойно подвернул ему второй рукав, пользуясь тем, что блондин на несколько секунд полностью выпал из жизни. — Эй, фея? Все хорошо? Порш, подай воды, — когда Киттисават сунул ему в руку литровую бутылку с водой, Тэм лично открутил крышку и протянул перенервничавшему парню: — Прости, я понимаю, что тебе очень неприятно меня целовать, но это самый простой и быстрый способ остановить истерику. Ну, после пощечины, разумеется. — Тебе понравилось? — неожиданно спросил Тэ дрожащим голосом, послушно сделав несколько мелких глотков. — Да. Ты нежный и вкусный, как персик, — как ни в чем не бывало кивнул Тэм, предупредительно принимая бутылку обратно и закручивая крышку. — А что? — Хочешь еще? — Хочу, — также спокойно признался парень, не обращая внимания на закипающего от гнева, ревности и злости Тайма, стоящего прямо за его спиной. — Я — замена? Тэ несколько раз громко шмыгнул носом, окинул Тэма с головы до пят долгим, пронзительным, испытующим взглядом. Снова стер с лица слезы, благо водостойкая косметика позволяла плакать без особого урона для тщательно наведенного марафета, хотя тушь потихоньку начинала подтекать, оставляя в уголках глаз расплывчатые черные пятнышки. Судорожно сжал тонкие, украшенные серебряными кольцами пальцы на отвороте одолженной джинсовки, ткнулся носом в воротник, вдыхая запах, прищурил глаза, о чем-то всерьез задумавшись. — Почему ты зовешь меня феей? — Ну, ты воздушный какой-то. Неземной. И печальный очень, редко смеешься, а даже если и улыбаешься, то всегда с долей грусти. Мне хочется, чтобы ты больше радовался. Только я не богатый совсем, обычный студент. Я работаю, конечно, но с Таймом по части финансов мне не сравниться… — Те пирожки на набережной, что ты нам купил у своей знакомой, были очень вкусными, — перебил его Тэ, поглаживая пальцами приколотый к джинсовке значок в виде снитча, раскрывшего крылья, и глядя невидящим взглядом, словно смотрел не на траву, а внутрь себя. — И мне понравилось, что, когда мы шли рядом с велосипедной дорожкой, ты специально шел слева, чтобы защитить меня. — Это мелочи, фея, все так делают, — отмахнулся Тэм и напоролся на слабую улыбку Тэ из разряда особенно грустных и понимающих. — Не все, — блондин качнул головой и помахал у себя перед носом заботливо подкатанным рукавом чужой джинсовки. — Мне это нравится. И ты — не замена. Ты просто другой. — Лестно слышать, — улыбнулся Тэм светло, и очень осторожно, проверяя реакцию Тэ, взялся за рукав своей же куртки, не касаясь кожи блондина, но без слов показывая, что он рядом. — Вымирающий вид мужиков, — прокомментировал Танкхун, лениво и бесстыдно облизывая липкие от ирисок пальцы. — Тебе куртку из машины принести? — фыркнул Джом, бросая на друга одобрительный и даже гордый взгляд. — Не, мне и так нормально. Ты теплый, хорошо греешь, — отмахнулся Танкхун и покрепче завернулся в чужие объятия, как в плед. Тэ, подумав немного, отошел на несколько шагов от замерших в молчаливом противостоянии Тайма и Тэма, плюхнулся на край покрывала и взял целую миску мармеладных конфет с разными вкусами. — Тэ, это вредно для фигуры, оставь, — тут же влез Тайм, продолжая даже в ссоре контролировать партнера. — Иди в жопу, милый, — меланхолично отозвался Тэ и закинул пару мармеладных мишек в рот, быстро жуя и блаженно щурясь. Тэм, бросив на Тайма последний предупреждающий взгляд, уселся по правую руку от блондина, придвигая к нему бутылку с водой и наливая прохладный вкуснейший морс пи`Лиана в большой матовый стакан. Ким очухался от наблюдения за «семейной драмой» только тогда, когда его самого за запястье неловко потеребил Че. Подросток дождался, пока старший наклонится к нему, и прошептал в ухо, нервно тиская то за пальцы, то за запястье: — Пи`, где нам лучше сесть? — Садись где хочешь, ангел, — сначала Ким не понял загона по поводу места их расположения, но все прояснилось, когда Че благодарно кивнул и потащил его к креслу, в котором раньше сидел Порш. — Вы помирились? — хмуро спросил старший Киттисават, подходя к креслу и устало в него опускаясь. Он выглядел раздосадованным и немного грустным, и Порче, улыбаясь виновато и нежно, кивнул, садясь на покрывало по левую руку от кресла. Макао громко фыркнул и освободил свое место для Кинна, тоже подошедшего поближе, а сам переместился к Тэ, тут же заводя тихий разговор с ним и Тэмом. Тайм, плюнув на двух своих вроде как партнеров, достал сигареты и быстрым, нервным шагом отошел в сторону, отступая без боя. — Я готов принять тебя как парня Че, но до первого косяка. И только потому, что мой младшенький почему-то считает тебя достойным его общества, — сквозь зубы процедил Порш, прожигая Кима серьезным взглядом. Он выглядел настороженным, хищным и готовым к драке, от него за километр веяло угрозой и предупреждением, и Ким кивнул, отчасти завороженный животной грацией Порша, отчасти подтверждая, что больше не допустит в отношении Порче подобных эксцессов. Попытавшись примерить ситуацию братьев Киттисават на себя, Кимхан почти сразу же сдался. Во-первых, он был самым младшим братом, и это его всегда все опекали и нянчили, иногда даже против его воли. Во-вторых, у братьев Тирапаньякул практически не было крепкой родственной связи — после смерти матери они оказались предоставлены самим себе, затем Танкхуна похитили, и он начал терять рассудок, а Кинну срочно нужно было осваивать нужные для наследника умения, так что братья хорошо и тесно общались только в детстве. Когда их семья еще хоть немного была похожа на семью. Порш же с самого детства заменял Порче отца и мать. Он искренне заботился о младшем брате, интересовался его жизнью и был готов на все, чтобы Че жил счастливой жизнью. Даже принять в семью человека, который однажды уже очень крупно облажался и сильно обидел его маленького доверчивого брата. Придя к выводу, что Киттисавата старшего вполне есть за что уважать, Кимхан сложил руки перед собой и поклонился низко и уважительно, так, как если бы кланялся родному отцу Че на семейных смотринах. Порш кивнул в ответ, прикрыл глаза и оборвал повисшее между ними напряжение, сменяя гнев на милость. Кинн подошел к ним вплотную, ободряюще хлопнул Кима по плечу и по-родственному покровительственно потрепал Че по волосам, на что ангел не только не возразил, но и поглубже подставил макушку, напрашиваясь на ласку, отчего Ким и вовсе выпал в осадок. — Как много я пропустил, — пробормотал он себе под нос. — Меньше шароебиться вне дома нужно, много интересного узнаешь, — невозмутимо ответил Танкхун, умеющий сносно читать по губам в силу специфического воспитания бывшего наследника мафии. — Какой же ты болтливый, все-таки, — заметил Джом, рассеянно поглаживая Танкхуна по предплечью. — Ага. А еще эпатажный, эксцентричный, раздражающе громкий, назойливый и яркий, как попугай. Привыкай, солнце, я уже не поменяюсь, — Танкхун закинул голову назад, потираясь затылком о чужое плечо. Джом ловко перехватил его за талию и передвинулся вместе с ним, опираясь на ствол дерева и удобно прислоняя к себе старшего сына мафии. — Спина будет болеть, я же тяжелый, — Кхун встревоженно повернулся к собеседнику, проявляя непривычную для себя заботу о другом человеке, но Джом лишь качнул головой и надавил на узкие плечи, заставляя Танкхуна расслабиться и всем телом откинуться на него. — Мне удобно, лежи. Я скажу, если будет неприятно. Ким почувствовал, как к его плечу прислоняется плечом Че. Наклонившись в его сторону, чтобы ангелу было как можно удобнее, младший наследник семьи Тирапаньякул повернул голову, утыкаясь носом в вихры на любимой макушке. Порче дотянулся до миски с салатом и чистой тарелки, переложил на нее чуть ли не половину, и, прежде чем Ким успел возразить или предложить еще какие-то блюда, Порче взял палочки и принялся кормить его с рук, отправляя кусочки пищи поочередно в рот Кима и в свой. Кимхан почувствовал, что краснеет от смущения, но Че был доволен и весел, так что певец просто отпустил ситуацию и постарался абстрагироваться от ошарашенных взглядов Макао, Пита и телохранителей. — Порш, колись, у вас в семье маги были? Или особенно талантливые дрессировщики зверей? Так быстро приручить двух циничных, опасных и до жопы ревнивых мафиози — это реально цирковые фокусы какие-то, — Танкхун все никак не мог заткнуться, играя с пальцами Джома, свободно лежащими на его животе. — Не было, — покачал головой Киттисават, но потом на несколько секунд всерьез задумался, аж до появления складки на лбу, которую его партнер тут же ласково потер костяшками пальцев. — Наверное. И если ты думаешь, что Кинн не лажал и у нас все так хорошо и правильно с первого раза вышло, то ты глубоко ошибаешься, — Порш недовольно дернул бровью и накрыл своей ладонью вторую руку Кина, намертво сжавшуюся на ручке кресла. — Но, к счастью, мой экземпляр хотя бы извиняться умеет. Постфактум, правда, но все же. — Пи’Ким тоже извинился, хиа’! — сразу же вступился за Кимхана Че, с усилием проглатывая большой ком пищи, чтобы говорить внятно. — Даже на колени ради меня встал. — «Даже», — фыркнул Порш незло, его глаза заволокло дымкой воспоминаний, и старший Киттисават зачем-то потер правое запястье, которое Кинн тут же накрыл своей рукой и мягко сжал. Их переглядки длились всего несколько секунд, но Порш глубоко выдохнул и ощутимо расслабился, а Кинн снова сполз к его ногам, кладя голову на колени и позволяя вволю ерошить волосы. Пробежавшись по закромам памяти, Ким так и не вспомнил моментов (после смерти матери, разумеется), когда его средний брат был настолько расслабленным, умиротворенным и адекватным. Порш действительно сотворил настоящее чудо, заставив расчетливого, замкнутого и самодовольного Кинна раскрыться и начать меняться в лучшую сторону, за что Ким Поршу был очень благодарен, хоть никогда этого вслух и не скажет. Взгляд певца сместился на Порче, увлеченно уплетающего мясной рулет, даром что ангел еще час назад со всей уверенностью заявлял, что совсем не голоден. В душе мафиози поднялась волна всеобъемлющего тепла, когда Че, заметив его пронзительный взгляд, на секунду отодвинулся от еды и мазнул по щеке старшего жирными губами. Ким всегда был аккуратным до мозга костей, не терпел ни малейшего проявления невоспитанности, но с ангелом спорить не хотелось. Хотелось прижать к груди и долго-долго целовать, чтобы полные губы стали красными и припухшими, щеки порозовели, а волосы растрепались еще больше. — Спасибо, — негромко произнес Ким, глядя прямиком в любимые черные глаза — не отличить, где зрачок, где радужка. Че тут же стал серьезным и кивнул, сходу распознав, за что именно его благодарят. Сел ровнее, отложил тарелку, вытер салфеткой губы, придвинулся вплотную и крепко-крепко обнял, без слов говоря: «я с тобой, я буду рядом, я готов принять тебя обратно со всеми твоими страхами и комплексами». Ким горячо выдохнул ему в висок, сморгнул крохотные слезинки, выступившие в уголках глаз, и положил подбородок на костлявое подростковое плечо, впервые со дня смерти матери молясь, чтобы у него самого и у его братьев, что родных, что двоюродных, все было хорошо. Потому что эти посиделки были до боли в груди похожи на те, что устраивала мама с друзьями их семьи. Когда можно было вволю побеситься, получить вкусную и иногда даже вредную еду и поцелуй в макушку от тетушек и дядюшек. По поцелуям Ким не скучал ни капли, а вот по расслабленной, домашней, дружеской атмосфере, без постоянного напряжения и ожидания ножа в спину, очень даже. Глядя на Вегаса, наконец обретшего правильный жизненный ориентир и мощную поддержку, на Пита, без страха и упрека глядящего в непроницаемые глаза бойфренда и дарящего ему искреннюю и солнечную улыбку, на Макао и Тэма, в два голоса оживленно рассказывающих удивленному и из-за этого особенно милому и трогательно-растерянному Тэ о вселенной Гарри Поттера, на Танкхуна, пригревшегося в руках Джома и с чеширской улыбкой слушающего правила квиддича, на двух верных телохранителей, уже давно ставших частью семьи и сердца если не самого Кима, то Танкхуна, Кинна и Порша точно, на саму главную пару, из-за которой они все и сошлись, на Кинна и Порша, глядящих друг на друга с неподдельной любовью и безусловным принятием, и, наконец, на самого дорого для Кима человека, протягивающего ему собственными палочками самый вкусный кусочек мяса с их общей тарелки — Кимхан Тирапаньякул снова, пусть и на короткий, мимолетный и зыбкий момент, ощутил всепоглощающее и согревающее счастье.