Если они способны вызывать нечисть, то охранник поверит в это — ведь, один Дьявол уже сидит в камере, напротив.
Человеческий запах всегда — запах плоти, следовательно, запах греха. Он не пах ничем, значит — он был чист, не грешен. Он по виду — давным-давно уже был мертв, и серые пятна на коже мраморной, дают много помыслов людских, что и вправду он, восстал из мертвых. Он жил и это главное. Наливая себе второй бокал, не ощущая он жажды, мужчина продолжал попивать, маленькими глотками. «Ведь всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». Он был словно заяц белый, грызущий гроздь винограда, под названием вино, заяц, являющийся символом душ, вкушающий в раю плоды вечной жизни. В этой жизни, плотские утехе, нечто загранное, запретный плод, что сразу причисляло тебя к грешникам и этому человеческому мусору. Его руки все чисты, как и он сам, не разу не прикоснулся к крови, руки не касались смерти, руки не касались плотских похотений, руки не касались божества. Ведь все, чего прикасаются наши руки, взгляд, тем или иным образом отражаются в сосуде нашем: подсознании, памяти, уме. И, наоборот — любое движение души, мысль, воспоминание, может на инстинктах давать команду телу проявить себя. Но каждый раз, он все держался, это все за гранью того людского и нечистого. Прямо перед ним воцарилась божество, в той самой настоящей форме, хоть и не живой. Чистое, не загрязненное ничем и никем, оно свято, оно прекрасно, оно запечатлено в самых искусных фресках. Что-то невероятное, и, смертельно опасное. Но настолько завораживающее, что он не мог не наглядеться на что-то такое близкое и далекое в той же мере. Он мог рукой коснутся, но только полотна. Демоны прячутся в божественных фресках. Но эта, явно ангельская, не меньше, хотя он давно принимал именно это за самого бога, ведь так он и должен выглядеть! Сама красота воплоти, само очарование, сама невинность и чистота. Кудрявый улыбается как смерть, ведь ее невинность была способно убить несчастного грешника и святого, играясь жизнью его, в пальцах заматывая нитья судьбы. Сколько он видел фресок, просто не сосчитать, а сколько он приобрел? Тут капельку полегче. Ты — самый нестройный, на свете искуситель. Ты, намного хуже змея. Ведь не извержен был дракон, не проклят Сатана, не пойман в оковы названный всеми Дьявол, обольщающий всю вселенную, не извержен был на землю, и ангелы его не извержены вдобавок. Ты — колото-ножевое ранение моего сердца, так и запишут в протоколе травм. Ты причина моего пульса. Ты причина, моей истекшей крови. Ты, то что люди называют святым, и целуют помолясь и перекрестясь, поставив свечку ярую. Ты, то что к чему он желал все прикоснутся. Ты самый невинный из их всех, нет — ты и есть истинный святой.Пожалуйста, найди меня, когда все пойдёт прахом, когда грех заполонит землю до краев.
Этот юноша, был красив, прекрасен, у него множество с ним связанного было, история драматична, как у многих остальных святых, но даже так. Этот был особенен. Венок цветочный, что полукругом очерчивали его вокруг, подчеркивал ту зеленность глаз больших, таких живых, что казалось, настоящие совсем. Множество из бутонов белые — символ чистоты, Божественного света, святости. Символ Святого Духа, был сам юноша зеленый. Его рука была к груди прижата, сердечное переживание испытывал. Он изучил эти иконы, от и до, от истории до символики, о самом святом и не стоит говорить, это предельно ясно, сколько раз взахлеб читал информацию о нем. Сейчас от мыслей позывных, избавится было сложно. Он все жаднее пил вино, наливал еще бокал, выпивал и выпивал он божью кровь, глотая беспрерывно, останавливая мысли грешные. Именно сейчас стало грустно, что живет именно в эти года, а не насколько веков раньше был рожден. Ему было все равно, что те времена убоги и полны грехов и смрада, там был бы он, и был бы свят, он бы прям сиял, шагая по уличке, на нем собирались бы взгляд, ведь он свят, прекрасен и красив. Поддаться он желал, той сладкой ночи после брака, погрузится с головой в утехи, ведь после свадьбы, это не грешно Они оба были чисты, грехи это не для них. Эти уставы переписать стоило, столько утрат было бы, будь они в одни времена, тогда бы, он нарушил заповеди, став подобным тех грязных людишек, прикасаясь к божественному. Они были теми, кто правил этим миром, держал в руках людишек, что отвратительно грязны, к которым он и пальцем не притронулся, не будь у него благородных целей, и не будь причудой контактной. Облизывая губы, слизывая всю кровь божью, он твердил себе под нос, касаясь иконы пальцами: — Мы с тобой оба боги.