Душа

                                         – Ничего не бойся, мой мальчик.       Криденс закрывает глаза и позволяет подхватить себя ветру, падая и слушая, как дыхание мистрали развевает в колыхании бьющееся в агонии пальто, полы которого трепетали словно крылья. Правда, безуспешно – Криденс знал, что земля уже близко, что еще крохи расстояния и он уже сможет стать одним единым с травянистым покровом, взращивая сквозь себя полевые цветы.       – Криденс? – тяжёлая знакомая рука обхватила его за плечи.       Вздрогнув, мальчишка нервно встрепенулся, быстро открывая большие глаза.       Персиваль держал его пальто, купленное им же, в знак внимания к его потребностям – прошлый плащ давно изъела моль, на сгибе локтя, подавая другую руку, чтобы поухаживать за ним, помочь подняться с удобного дивана.       Криденсу пришлось незаметно выдохнуть, зажмурив глаза, чтобы сбросить оцепенение и вязкое послевкусие видения.       – Я в порядке. Пора?       Мистер Грейвс аккуратно поднял его и кивнул. Напряжённый волевой подбородок выдавал его сосредоточенность и Криденс не спешил продолжать разговор. Мужчина перед ним выглядел просто великолепно, держался статно и Криденсу порой казалось, что так не бывает. Пора бы уже этому сновидению подойти к концу, но мистер Грейвс всегда был искусным, как магом, так и спесивцем – и мало что могло обойти его, переиграть, он всегда делал все по-своему, выламывая преграды. Криденс успел в этом убедиться, перед глазами до сих пор стояло то, что осталось от приспешников Гриндевальда, охранявших мистера Грейвса, пока его личина была обменяна на его заключение под стражей.       Как будто это было совсем недавно и не скажешь, что минули долгие месяцы. Месяцы полные теплых рук, разговоров. Всего настоящего. Такого своего.       Персиваль взял его к себе сразу же стоило ему выбраться из оков плена. Президент МАКУСА была готова к долгим проверкам и очеркам, в ходе которых можно было бы узнать, что теперь представляет из себя настоящий мистер Грейвс, но она ничего не успела. Персиваль принес ей головы помощников Гриндевальда, свою палочку и свое слово, и все пошли за ним, как по указке, вопреки протоколам.       Криденс, расщепленный при битве с лже-Грейвсом, смог прийти в себя только спустя время на окраине, где-то совсем на задворках. Он был весь в крови – своей и чужой. Голова не могла восстановиться после сильных болей, а руки не слушались. Он был вырван из-за грани мистером Грейвсом, настоящим, его Парсивалем. Он собрался из материи, из несуразных кусков, так трепетно и кропотливо, что даже сам не мог найти отличий от себя прежнего и себя настоящего. А они были, эти отличия.       Грейвс связал его с миром, восстановил душу, собрал все элементы и создал что-то свежее, чистое, новое – это что-то светилось внутри него, в невинных глазах и он сам словно был окунут в это свечение, оно было вокруг него теплым пледом, уютным шарфом, полупрозрачным нимбом.       Обскури никуда не делся. И Криденс никуда не делся. Но теперь они не съедают друг друга от горя и неприязни, от жажды мести и жгучей агонии. Теперь Криденс это Криденс, а его темная магия, всего лишь энергия, более мощная, более разрушительная, опасная, но его. Персиваль собрал его душу. Отдал ей что-то свое. Что-то большое, могущественное.       Тогда Криденс полулежал обессиленный на его руках, не чувствуя конечностей и смотрел в глаза, в которых была усталость и гордость.       Они долго говорили. Это было намного позже. Наверное тогда, когда Персиваль вышел на след Гриндевальда, вскрыл мотивы Дамблдора. Когда помог Ньюту и Тесею в поисках. Когда пошел к президенту и не спрашивая оформил Криденса, как мага. Может даже раньше, когда Криденс жался к знакомым рукам, выпрашивая ласку, когда выпрашивать не было смысла – Персиваль носил его на руках, не отпуская ни на шаг. Может где-то между тем, когда пришло время идти вперед и тем, как мистер Грейвс просто взял его руку в свою и повел к себе домой. Когда рассказывал о заключении. Или когда они долго говорил о том, что Криденсу больше не стоит бояться, что теперь у него есть дом и семья. А может и уже в то время, когда Криденс долго терся щекой о шею Персиваля, молчал и не верил. Тянулся к рукам и сам же бил свои собственные; шел попятам и сворачивал, чтобы сбиться с пути; ел с рук, чтобы потом оскалить поломанные клыки.       Потом, конечно, все прошло.       Встало на место, если точнее. Дом Персиваля стал и его домом, по-настоящему. Двухэтажная квартира была полным кладезем знаний, истории и магии. У него появилась комната, которую он обустроил для себя. Появилось рабочее место, он стал готовить, подружился с милым домовым эльфом Персиваля. Стал убираться, используя простейшие заклинания, тщательно готовился к изучению магии, помогал Якобу и двум смешным сестрам Голдштейн. С удовольствием гостил у Ньюта в Англии, изучая его тварей из чемодана. Приятно было познакомится и с его братом – Тесей оказался невероятно сильным аврором, не жалующим слабость и упадок духа, с ним было очень лестно говорить на равных.       И дышать стало легче. Он стал изменяться и менялся на глазах. Что радовало – чувствовал он это и сам. Его уже было не так просто смутить. Не так просто обидеть. Знаний стало больше, как и умений, которые он мог применить для своих потребностей, для нужд. Помогал Персивалю, не был обузой, подрабатывал, собирая личные сбережения, несмотря на щедрость мистера Грейвса, что был неумолим в этом вопросе. Но и принимать стало проще. Не казалось подачкой, не казалось жалостью, чем-то скользким, глупым, настырным, теперь все, что было от Персиваля, это только знаки внимания, забота, поддержка, желание порадовать, чувственное проявление сердечности. Многим казалось, что Криденс словно красивый домашний любимец, нахлебник, но и чужие разговоры довольно редко достигали цели – себя таковым он более не ощущал. Персиваль был его другом, наставником и никто не мог вмешаться в их связь. Они были вместе, потому что Персиваль этого хотел. Потому что об этом мечтал Криденс. Все было правильно.       Внешность также претерпела изменения – он с помощью заклинаний мистера Грейвса отрастил волосы, что стали завиваться в шелковые локоны, спадающие на глаза. Персиваль часто оставлял на них тепло поцелуя. Плечи наконец не желали прятаться, сгибаясь от тяжелой ноши боли и горя, от неуверенности в завтрашнем дне. Теперь он был уверен в своем росте, в своей внешности, в своем интеллекте, в осознанности. Ему предстоит многое наверстать в магическом мире, но ничего больше не страшило. Он был красив, отлично одевался и умел быть любезным, если того требовала ситуация.       Он был красив, как счастливый человек. Словно Персиваль опаивал его счастьем.       Мистер Грейвс же преобразился до неузнаваемости. Это потом Криденс смог увидеть в нем те черты, что были скрыты Гриндевальдом, что он не поменялся, а открылся. Все что появилось, все эти особенности, он уже видел, кончено, видел, просто они были смазанными, полупрозрачными, неуловимые. Ведь что он знал о Персивале до Гриндевальда? Не так много. Он был внимателен, спокоен, ласков, он говорил, он делал, но у них было так мало времени, до того, как Гриндевальд решил, что у него есть все шансы на то, чтобы украсть у Персиваля все, не отдавая ничего взамен. Но теперь Криденс видит, что Персиваль из себя представлял. Как он вел себя в министерстве, как подавал, каким гордым, сильным магом он был. Нельзя было не признать его красоты. Он был красив, но красота его обдавала холодом; нет лица – только строгие черты, острые углы и опасность привлекающая до упомрачнения, и все это так беспощадно обличало характер, что было трудно заметить что-то кроме ослепительной белизны, жара и мнимого дыхания свободы.       Криденс смотрел на лицо мистера Грейвса, оно было совершенное, спокойное, безмятежное, и мальчишке стало тяжело за себя.       Персиваль был хорош, отлично сложен и считался едва ли не лучшим кавалером в большом свете. Тесей, когда им удалось остаться наедине, проговорился, что часто желает брать с Персиваля пример, настолько устойчивым он был, с какой стороны не посмотри. Но Криденс, как никто, знал, что не у всех сторон есть светлые грани, никогда не могло быть все так однозначно. Хотя мистер Грейвс, что уж скрывать, был причиной погибели Криденса, сам он с трудом, но искренне для себя признал, что этот мужчина ничего и никого никогда не любил. От этого было тяжело. Это и привлекало: Криденсу нравилось в нем именно то, что он был бесподобен, нравственен, без излишек эгоцентричен, богат и потому никого не любил.       И было не так сложно принять, что за все это время Персиваль дал ему все и одновременно ничего, потому что все, что Криденсу было нужно, оказалось в одном человеке.       – О чем задумался? – Криденс перевёл взгляд на мистера Грейвса, заметив на его серьезном лице тень жадного любопытства. Им пришлось замедлиться, чтобы другие авроры обходили их стороной, не прислушиваясь. Криденс и так слишком часто закатывает глаза на их ошеломленные лица. Их трудно судить, Персиваль на рабочем месте никогда не позволял себе того, что позволяет в обществе Криденса. И не его вина, что юноша упивается этим фактом, всячески поощряя внимание к их связи. – Надеюсь не об очередном отъезде, – низкий голос вывел Криденса из забытия.       – Я до сих пор не могу поверить, что ты позволил мне путешествовать в одиночку.       Персиваль положил руку на поясницу Криденса, не скрывая низкого смешка, от которого мальчишку пробрало до самых внутренностей. Пришлось срочно игнорировать тяжесть внизу живота. – Аппарация с помощью Тесея – не в одиночку, малыш.       – Было бы интересней отправиться к Ньюту своим ходом. Пересечь океан, посмотреть на мир. Признайся, старик, ты бы не отказался от небольшого отпуска, – погладив предплечье мужчины, возвышающегося над ним в лифте, Криденс мягко прижался лбом к груди Персиваля игнорируя гнома, который игнорировал их. Очень-очень старательно игнорировал.       – Я иногда скучаю по тем временам, когда ты только сидел на моих коленях и голову боялся поднять.       – Все хорошее когда-нибудь кончается, – Персиваль вывел его в нужный коридор, низко рассмеявшись, блеснув темно-янтарной радужкой. Криденсу пришлось оглядываться по сторонам, чтобы совсем не забыться. – Ты в порядке? – тихо уточнил юноша.       – Я уверен в нас. Ты останешься со мной и никакое решение магического совета мне не помешает.       – В этом я не сомневаюсь, – подтвердил Криденс, довольно ухмыляясь чужой уверенности. Строгости, надменности, мужской настойчивости. Мистер Грейвс подтолкнул его вперед, совершенно точно зная о чем Криденс мечтательно задумался. – Я почему-то скучаю по тебе.       – Я здесь.       – Как и я. Но чувство не уходит.       – Поговорим после совета? Мы опаздываем, – тихонько рассмеявшись Криденс послушно прижался лопатками в нише, в которую Персиваль его толкнул, идя наперекор собственным словам, подарив обоим крупицы времени перед тем, как они войдут в конференц-зал, где уже ожидали волшебники из разных фракций. Мистер Грейвс осторожно прикусил мочку его уха, заставляя засмеяться громче. – Пожалуйста, постарайся удержать это чувство на подольше. Я с удовольствием развеял бы его в нашем доме, когда придет время оставить весь этот балаган позади, идет?       – Тебе трудно отказать, ты всегда предлагаешь что-то стоящее.       Они постояли вплотную еще немного, прижавшись лбами, не закрывая глаз. Конечно, они вели еще небольшой ментальный диалог, который с легкостью можно было бы разгадать, будь хоть кто-то отчаянный вблизи их напряжения.       – Ничего не бойся, мой мальчик.       – Не боюсь. Ты же рядом.       Криденс мягко подставился, немного вставая на носки и закрыл глаза, а там снова чудесные поля, бескрайние леса, высокие горы, пастбища, звери, мельницы, озера, реки, хрустальные водопады и летнее солнце. Равнинные участки и широкие предгорья, а за ними горные пики в царстве снега и льда. Где-то играла свирель, совсем близко бежал ручей, на вытянутой руке стояла оранжерея, а оттуда веяло персиками, вишней и сливой. Груши и яблони качались приветствуя, тонкие лани бежали бесчинствуя. И Криденс летел, летел не вниз, а вверх, и рука его была в другой руке, и замок их пальцев был крепкий, жгучий, вечный.       Но все это было где-то там, далеко-далеко. Вся красота мира осталась в их путешествиях и будущих поездках, в отдельной, скрытой от глаз, их собственной выручай-комнате, которую Персиваль сделал специально для Криденса, вместо гостевой спальни. Там были рощи, и луна, и гейзеры, завораживающие пейзажи, сладость цветочного нектара, медовый звон, сумрак ночи и широкий простор. Там Криденс стоял на уступе высокой горы, опираясь на спину мистера Грейвса, только чтобы вытянуть худую руку и мягко перебирая пальцами по воздуху словно по невидимым струнам, выпускал своего старого друга. Персиваль удерживал мощь одним своим присутствием и с каждым разом обскури из злого дыма превращался в верного пса, полного сумрачной материи, которая рассыпалась и собиралась воедино по одному лишь взмаху тонких пальцев.       Совет начался громогласно. Зал выглядел, как амфитеатр в миниатюре. Важные маги занимали места по кругу, на возвышениях, рассматривая их словно под микроскопом, стараясь уловить нестабильность, неуверенность, что-то за что можно вцепиться, и разодрать, вскрывая чужие внутренности, оставляя все мягкое и чуткое на обозрение неблагодарной публике. Персиваль стоял прямо перед Криденсом, весь его хороший рост, ширина красивого разворота плеч и строгая уверенность выставлены щитом, об который все голоса, вопросы, обвинения, поощрения, любопытство и боязливость, распылялись по комнате, огибая их фигуры словно в страхе быть ими замеченными.       Мистер Грейвс держал его руку, переплетая пальцы. Криденс медленно наклонил голову по-птичьи, приподняв уголки губ, с теплотой рассматривая роскошные шоколадные волосы, миндальную радужку глаз, торжество взгляда и твердость намерений. Перед ними был консилиум Магического Конгресса, решалась его судьба по истечению не озвученного срока, который был ему предъявлен ровно после того, как он воскрес, но всё, о чем Криденс мог мечтать стояло перед ним.       – Пожалуйста, мистер Грейвс, директор отдела магического правопорядка… Скажи мне, Персиваль, как он?       Криденс вдруг совсем позабыл об их наблюдателях. Решаясь быть тем, кто он есть и больше не скрываться ни перед кем.       – Мой муж уже отчитался, – сказал юноша, сладко вздохнув и лукаво глядя на остолбеневшего мужчину. – Я в порядке. Мы счастливы.       Зал охнул, и Криденс рассмеялся, побоявшись спрятать счастье в подрагивающих уголках губ, обхватывая мужа за шею, позволяя увлечь себя в возмутительное для остальных, но совершенно приятное до неприличия объятие, не уверенный, что именно возмутило публику. Шум оттого ли, что он сказал, или оттого, что мистер Грейвс, поцеловал его улыбающиеся губы, снимая дезиллюминационное заклинание с их колец.       Кажется, Персиваль был только рад, сладко подумалось Криденсу, пока он зацеловывал чужую улыбку, плавясь в покровительстве своего мужчины.       Президент, Серафина Пиквери, громко поставила печатку на его дело, властным жестом уничтожая бумаги об обскури, безмерно довольная собой, ими и ситуацией в целом. МАКУСА давно было пора расшевелиться.