До ужаса хотелось твоего внимания. Но не такого. Не так.
Мгновение — и ты очутилась позади меня, душа рукой, как в тот раз, о чëм-то жарко шепча на ухо… Кровь стучало в ушах, отдавалась в пах — я ничего не слышал. Лишь чувствовал демонессу позади.***
Звон в ушах, пот, градом стекающий по лбу и шее, волосы неприятно липшие ко лбу. Я проснулся, резко сев на постели и пытаясь отдышаться. Это всë… Лишь сон. Чуть придя в себя, почувствовал болезненную пульсацию в члене, что так сильно требовал разрядки после красочного сна.Чëрт. Я даже почти засмеялся. Такой абсурд… Мерзко…
Так возбудиться от собственной сестры.
Сестры, которой я грезил, и жаждал решающей встречи с ней.
В груди, в плечах, в животе было нестерпимо жарко, но конечности неумолимо мëрзли. Меня трясло, было гадко и физически больно: пах что-то распирало изнутри, желало выйти, но не могло. Яички стали совсем тяжëлыми и ноющими, внутри них крайне неприятно тянуло, побуждая лихорадочно мыслить над тем, как же избавиться от этого состояния. Презирая себя всем сердцем в этот момент, откровенно ненавидя, протянул руку вниз, залезая под ткань белья. Прикосновение к набухшему члену неожиданно вызвало мурашки и прилив странного удовольствия. Я отпрянул, убирая руку, и тянущие чувства жара и неудовлетворения снова вернулись, заставляя мучиться от сдавливающей тесноты и ноющих ощущений между ног. Преодолевая отвращение к себе, я привстал, стягивая с себя шорты и трусы, что с тихим шорохом сползли с ног. Шумно сглотнув, я снова протянул руку к горячему органу, что почему-то сейчас подрагивал, прижимаясь к животу. Большой, не такой, как всегда. Мозолистые, грубоватые пальцы почувствовали выпирающие пульсирующие сосуды на нëм и робко огладили. Приятно. Как необычно. Но омерзение от себя подавляло это с лихвой и я замер, пытаясь абстрагироваться от картин голой сестры, стонущей подо мной в отчаянии, что будоражили меня, опьяняли, разрывали в клочья все мои стремления и цели. Я прикусил губу: орган дрогнул в руке, а мне показалось, что у меня нестерпимый жар внизу, всë каменное и жутко напряжëнное. Рука двинулась чуть выше, чувствуя липкую тëплую жидкость. Затаив дыхание, потянулся к самому кончику, почти не касаясь его, лишь слегка проводя пальцами и чувствуя липкую смазку, что вытекала оттуда. Вздрагивая от ощущений, большим пальцем я приласкал чуть открывшуюся головку, размазывая по ней тëплую смазку. Шумный выдох сорвался с губ, и я запрокинул голову от нахлынувшего удовольствия, скручивающегося в паху. Как приятно чувствовать томящееся давление, столь хорошо, что пальцы на ногах невольно поджимаются. Рука скользнула вниз по напряжëнному органу, невольно сдвигая крайнюю плоть и открывая чувствительную, налитую кровью головку. Устроившись чуть поудобнее и расставив ноги немного в стороны, я принялся неуклюже себя ласкать. Странно, но простые движения вверх и вниз приносили облегчение и одновременно распаляли ещё больше, усиливали жар. Мысли затуманились, пытались, подбрасывая мне странные извращëнные образы. Моя сестра, такая зловещая и недосягаемая, стонет моë имя, умоляя продолжить ещё. Еë чëрные локоны разметались по подушке, в уголках глаз собрались слезинки от сильного удовольствия. Ногти царапали мою спину, но я совершенно этого не чувствовал: растворился весь в этих толчках. «Ты мой прекрасный брат… Я хочу ещё больше тебя, отдаться…» — голос Итачи странно дурманит, режет что-то глубоко внутри и вырывает. Так неправильно хорошо находится в ней, я сейчас сойду с ума… Как же хорошо, как много этих переполняющих чувств. Тихий скулëж сорвался с моих губ: головка стала слишком чувствительной, и прикосновение к ней вызвало до одури яркие ощущения, словно по позвоночнику ударили молнией. Сестра прижимается ко мне грудью, пошло и развязно целует, шепчет что-то фальшиво сладкое, от чего сердце ноет и сжимается.Ты только моя, ты только со мной… Ты меня…
Движения сделались грубые, хаотичные — у меня внутри всë горит и бурлит, желая вырваться наружу. От этого ада никуда не деться: остаëтся только шумно дышать, слизывая с губ жидкость с металлическим, тошнотворным привкусом. Мне тяжело, душно, я почти теряю сознание от этих до одури великолепных ощущений. Яички неожиданно поджимаются, мне плохо… Я не могу терпеть. «Саске, я тебя…» — остаток фразы сестры остаëтся непроизнесëнным.Крик. До чего же…
Меня будто вывернуло наизнанку, я будто умер. Густая белëсая жидкость залила мне всю руку. Что это было? Как я мог такое представлять? Я затих, ощущая, как остатки чувств внутри вспыхнули, заставив меня, как ребëнка, накрыть голову заплесневелой, затхлой подушкой, и отчаянно кусать пыльный матрас, чтобы заглушить рвущиеся крики. Что-то раздражало и щипало щëки. Я судорожно стирал руками жидкость, что снова и снова мучила меня.Итачи, ты сведëшь меня с ума! Я тебя ненавижу!
Казалось, меня сейчас вывернет наизнанку, а кожа лопнет и отслоиться. Так больно… Гадко осознавать, что только что сделал. Такая каша внутри на самом деле. Как же мне больно… Не буду пытаться выразить то, что могло быть у меня в тот момент на сердце и душе, ведь всë это уже тогда начало отмирать, не в силах больше выносить, что я переживал.А сестра гадко усмехнулась, снова одержав победу.