Кол не был горячим поклонником своей семьи. Скорее наоборот, если бы у Майклсонов, в особенности у Ника, был клуб хейтеров, он бы записался туда первым. Нет, даже не так, Кол бы его основал. Но при всей своей нелюбви к родственниками, он знал, семья — это единственное, что останется с ним навечно. Не на его стороне, не рядом с ним — он бы и сам предпочёл держаться от них подальше, — и не за его плечом. Но где-нибудь на этом крохотном земном шарике спустя даже десять тысяч лет. Они будут друг у друга, сколько бы времени ни прошло. И это он ценил, хоть и старался не показывать.
И хотя бы по этой причине — потому что через тысячу лет Кол бы предпочёл увидеть своих сестры и братьев живыми — враги его семьи автоматически становились его врагами. Какие бы тёплые чувства он ни питал к Никлаусу и какой горячей взаимностью ни отвечал бы ему тот. У остальных членов его семейки недоброжелателей было слегка поменьше, в сотни раз меньше, если быть точнее.
— Так тебе нравится лежать в гробу каждое столетие? — Катерина Петрова качала за ножку бокал шампанского — чудо, как-то ещё из него не выплеснулось — и томно улыбалась. Возможно, кому-то было бы достаточно её обольстительной улыбки, чтобы переспать с ней или же сделать всё, как она просит. Но Кол отлично помнил, как теряли голову его братья при одном лишь взгляде Татии, а поэтому лишь презрительно ухмылялся в ответ. Бегать за двойником отнюдь не было его хобби. За этим Катерине стоило обратиться к Элайдже. — Интересные у тебя фетиши.
И что только в них находили его братья? Она, конечно, была красоткой, но таких, как она, вокруг было превеликое множество. Умом не блистала. Хотя ладно, не каждому удавалось бегать от Никлауса несколько веков. Колу самому — не удавалось. И он знал, что его самовольная отлучка в Чикаго очень быстро накроется Клаусом или Элайджей, и через пару дней, а если повезёт, месяцев, его снова вернут в гроб. Возможно, стоило спросить у Катерины Петровой совета, но для этого Кол был слишком горд. Его семья — сам разберётся.
— И что ты мне предлагаешь? — он вскинул брови. Не просто же так она решила к нему пожаловать. Он слишком не верил в совпадения, чтобы поверить, что они совершенно случайно встретились на одной из вечеринок. — Убить его? — он усмехнулся. — Не думай, что я заинтересован, но так, чисто из любопытства — что?
— Не хотел бы положить его в гроб однажды? Тоже лет на сто? — конечно же, Кол хотел. Он мечтал об этом с тех пор, как серебряный клинок, осыпанный пеплом белого дуба, проткнул его сердце в первый раз. И не переставал думать об этом ни на одно столетие. — Или может быть, даже тысячу?
Перспектива была заманчивой. И хоть Кол и не собирался помогать двойнику, он взглянул на неё с просыпающимся интересом.
— Как ты себе это представляешь?
Катерина усмехнулась или грациозно пожала плечами, прежде чем соскользнуть со стола, на котором сидела.
— Ты ведь из нас двоих знаток магии. Разве нет? — спросила она, отдавая ему в руки свой пустой бокал шампанского. — Ты и придумай. А я пока пойду потанцую. Не составишь мне компанию?
Она, не дожидаясь его ответа, ускользнула в шумящий зал. Кол проследил за ней. Нет, он вовсе не собирался потакать капризам очередного двойника, пусть её слова и звучали столь заманчиво. С Никлаусом он разберётся сам, без её помощи. Враги его семьи — его враги. А потому он собирался последовать за Катериной Петровой, свернуть ей шею и отвезти брату. Может быть, тогда его не положат в гроб так скоро, пусть ему и придётся снова торчать в Новом Орлеане. Кол тряхнул головой.
Когда он вышел в полный гостей зал, Катерины Петровой среди танцующих не было.
***
— Давненько не виделись.
Встречаться на шумных вечеринках, должно быть, стало их традицией. Так же, как и то, что это Катерина первой замечала его. В этот раз Кол был даже готов поверить, что это — совпадение. Им не о чем было говорить друг с другом — Никлаус давно перестал быть проблемой.
— Не то чтобы я скучал.
Кэтрин лишь улыбнулась в ответ на его грубость. Новый век шёл ей больше предыдущего, как и яркая красная помада на губах — больше матовой. Или это была засохшая кровь? Кол не слишком разбирался в косметике.
— Я слышала, ты недавно заколол Клауса, — сказала она, и Кол не стал удивляться, что она об этом знала, хотя больше не знал пока никто. Она должна была знать о Нике слишком много, чтобы так долго не попадаться в лапы его ищеек. — Спасибо.
— Я сделал это не для тебя, — он мог как угодно относиться к Никлаусу, но это отнюдь не значило, что теперь двойник Петровых стала его другом. Враги его семьи оставались и ему врагами. Она передала ему полный бокал шампанского.
— В любом случае — спасибо.
Колу бы следовало свернуть ей шею или вырвать сердце, но он этого не сделал, а лишь выпил шампанское залпом и пошёл за ней танцевать. В этот раз это у них получилось лучше, чем в прошлый.
***
— Хорошее было тысячелетие.
Колу не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто стоит за его спиной, — научился узнавать её по голосу и по запаху духов еще лет пятьсот назад. Поэтому он не повернулся, только сделал бармену знак налить виски и ей.
Кэтрин — теперь он знал, что она предпочитала этот вариант своего имени — подошла ближе и села за стойку. Прошлое тысячелетие шло ей больше — она выглядела счастливей, и Кол знал, что было тому причиной.
Он кивнул в ответ на её слова — поздновато, конечно — и отсалютовал ей бокалом.
— Это таким не будет.
Она и сама знала. Никлаусу шло лежать в гробу, как бы Кол по нему ни скучал. Иногда. Но счастье не может длиться вечно.
— Что собираешься делать? — спросила она, медленно отпивая из своего бокала. Кол хмыкнул — надо же, какой интерес к его персоне. Последние лет четыреста у неё такого не наблюдалось. Он не видел её лет сто пятьдесят, не меньше, после их случайной встречи в Париже. Даже тогда она вовсе не искала с ним встречи, и последние четыре века они виделись лишь случайно — земной шарик оказался и вправду слишком маленьким, чтобы вовсе не пересекаться. Хотя Кол больше не искал её. Этим он занимался первую половину тысячелетия после того, как заколол Никлауса. И теперь понимал, почему брату было так сложно её поймать: когда Кэтрин, казалось бы, была у него в руках, она ускользала и пропадала на долгие годы. Чтобы потом появиться и снова исчезнуть. Кола это в ней привлекало.
Она была его врагом. Но его угораздило в неё влюбиться в те пьянящие первые годы свободы от Ника. И Колу, наконец, стало понять, почему даже рассудительный Элайджа готов был побежать к Татии, стоило ей только поманить, — двойники Петровой были слишком хороши в манипуляциях. Кэтрин удалось влюбить его в себя за две недели, но она лишь его использовала. Всегда использовала. Ему следовало убить её, даже не став слушать, в первую их встречу.
— Не знаю, — Кол пожал плечами. Он никогда не умел скрываться, и просить совета у Кэтрин было бесполезно — она ему не поможет, не станет помогать. Он был для неё лишь пешкой в её шахматной партии, всегда лишь пешкой. А она, даже будучи любима им, всё ещё оставалась его врагом. Пусть даже теперь, когда Элайджа и Ребекка вернули Никлауса к жизни, главным врагом его семьи стал он сам. — Пить.
