Глаза в глаза, через дуло пистолета

Тату "Черная весна" прямо в области сердца выглядела сейчас очень символично. Укор, с которым рассматривали надпись отец и Бабич, сжигал, точнее заставлял коптиться, усиливая все те противные чувства, которые сейчас испытывал Хенк. Так хотелось умереть прямо здесь и сейчас в этом сарае, внешний вид которого доводил до рвотных позывов. Похуй, что все это создавалось своими руками, что было потрачено уйма времени и сил, что с ним связано столько всего ценного. До физического зуда было отвращение к этому месту, к "Черной весне", к револьверам, которые вели их по кривой дорожке. Что там говорил Мел про судьбу? Что оружие не выбирает в кого попасть? Одурманенные идей и теми обстоятельствами, которые почему-то не выдали четвертку после первого убийства, они не смоги понять одну очень важную вещь. Выбор всегда остается за человеком. Облили себя с ног до головы парни сами и радовались этому, потому что она пахала справедливостью, честью и праведностью - тем, ради чего все затевалось. Хенк первый почувствовал настоящий трупный запах от своих рук, от своего тела и головы. Запах пороха, морской соли стали преследовать его повсюду. Боря боялся ходить в бухту, а если и бывал там, то машинально следил, чтобы его никто не видел, а когда уходил, всегда искал глазами гарнитур. Хенкин стал избегать ребят. Кололи ядом их безразличные глаза, их молчание. Они не поменяли свое отношение к нему, к клубу, к стрельбе, когда у Хенка все внутри саднило жгучей ненавистью к себе. Он это чувство подпитывал, смотря каждый вечер в зеркало по минут 20, и представляя, как его ведут на эшафот. Но походу Боря умрет не от пули, а от безысходности и стыда, которые вдавливали его в пол, сидя на плечах. Вскрытие того, что Хенкин старший обо всем знает произошло не мягким способом, а ножом в спину, когда отец с Бабичем явились ни свет ни заря на базу, подвешивать их за шиворот. Киса тут же высказал свои подозрения, с силой сжав за локоть Хенка, когда они подходили на казнь. От этого действия внутри Бори все сжалось и заверещало истерикой, хотелось прямо сейчас укрыть Ваню в своих объятиях и молить прощения, ведь Кислов и так уже ему почти не доверяет. Они шли на базу вдвоем, чтобы поговорить о том, что происходит между ними, а тут незванные гости обрушили все их планы. Киса уже на взводе, кулаки жмёт и стрелами из глаз стреляет, попадая в самое сердце, которое и так еле бьётся сейчас. Хенк знал, что именно будет говорить отец, угадывал все реплики Бабича и от этого становилось ещё больнее. "Держим руку на пульсе.." проговорил Хенкин старший, явно непонимая, что этот вид поддержки только добивает парней. После этой фразы у Киса расширились зрачки и неконтролируемое недоумение проявилось на лице. Хенк понял, что ему конец.Что ИМ конец. Хорошего исхода дальнейших событий нет. Просто ничего нет. Пустота, которая с каждой секудой заполняет все тело и сознание. Дверь гаража с противным скрежетом закрылась, раздалось эхо бьющие пульсацией по самым вескам. Киса развернулся к Боре, не смотря на него, голова было опущена, кулаки сжаты до побеления костяшек. - Ты чо, блять, охуел? - просипел парень сквозь зубы. Хенк ничего не отвечал, стоял сжавшись в плечах, и вжимая голову в шею, в надежде просто исчезнуть прямо сейчас, испариться, будто и не было никогда. Забыть, что такое машины, школа, тусовки, наркота, дуэли и пистолеты, забыть его. Хотя с последним было бы очень трудно смириться. Пока Боря мечтал о невозможно, Ваня стал приближаться к нему, мелкими медленными шагами, все также не поднимая взгляда, боялся, что найдёт в глазах Хенка все ответы, все мотивы, но он не хотел, не желал этого делать, потому что тогда он проглотит предательство, закроет глаза, простит эту ужасную вещь. Сломает свои же железобетонные принципы, прогнётся под чувствами и упадёт в своих же глазах. Ведь Кислов такой же человек, как и все. Он создал свой же идеальный образ у себя в голове и следовал за его призрачной тенью, слишком многим жертвуя ради того, чтобы догнать фантазии. - Коротко, но ярко - процедил сквозь зубы Ваня, медленным движением руки пробираясь за пазуху своей куртки. Хенк не видел этого движения, он стоял статуей, готовый принять любой наказание, также молча, без единого упрека в ответ для собственной защиты, как это всегда бывало. Он готов пасть. - КОРОТКО, НО ЯРКО!! - чуть ли не верища от накатившего истерического хохота, Киса резким движением вынул пистолет из нагрудного кармана. И не дуэльный, а самый обычный, который только может быть. - Откуда...? - расстерянно прошептал Боря и машинально сделал шаг назад, вообще необдумывая это действие. Больше всего на свете Ваня боялся предательства. Возможно это один из самых очевидных страхов барыги. Кисино доверие было самым трудодоступным, шатким и зашуганным. У Вани никогда не было настолько близких отношений с человеком, как с Борей. Значит Хенк не человек, не из мирого сего, а откуда-то с неба или из под земли, но уж точно не рождённый обычной смертной женщиной - такими сказками оправдывал свою привязанность Ваня. В те темные ночи Кислов будто лишался памяти, рассудка, мозгов, головы, абсолютно всего чего можно было лишиться. "Дружба с небольшими привилегиями", так они это называли, была усладой, лучиком и самым прекрасным, что происходило с ними за последний месяц. Ваня с Борей нашли свой способ абстрагироваться от всего происходящего вокруг - у них была ещё одна тайна, предлежащая только им двоим, но самая приятная из всех. Ночные побеги в самолёт, чтобы уцеловаться вдоволь, до боли во рту, немения губ, были запечатлены каждый по отдельности, в особом месте под коркой. Как сносило крышу до такой степени, что возвращаясь домой под утро, они думали что пьяные. Вздрагивания при каждом шорохе и нервные от неловкости смешки - все это было настолько чудесно, что от счастья реветь хотелось. В эти ночи в Кисе просыпалось, что-то очень похожее на его кличку. Хенк не верил, что он может быть таким трогательным и по-детски ранимым, неумеющим, но очень старающимся показать полностью всю свою нежность. То как Киса прижимался к нему всем телом, укрывая своей курткой полностью, создавая только им принадлежащий мирок. То с дрожащими кончиками пальцев и с несходящей улыбкой рассказывал что-то с таким упоением. И, нет, не о каких-то там пошлых делах, не о наркотиках, а о своем детстве. Как они обменивались днём, при пацанах, короткими, но очень значительными взглядами, заставляя желать ночи ещё сильнее. Это нельзя ни с чем сравнивать. Парни, которые каждый раз хвастались друг перед другом количеством девушек за одну вечеринку, наедине превращались в ребят, которые только только научились целоваться. Все касания были ощутимее, все слова весомие и поцелуи горячее. Кисина улыбка, искринняя, без насмешек и иронии, настоящая, во все 32 казалась самым прекрасным что есть на всем белом свете. Что вот оно счастье, жмётся к нему по ребячески клянча поцелуя. Этот роковой разговор был инициативой Кисы, потому что в голове уже шестерёнки стали настолько барахлить, что аж страшно становилось. Хотелось конкретики, серьезности и понимая, какими-такими чарами владеет Хенкин Борис, что сподвигнул Ваню задуматься об этом. - Откуда, блять? - - Для таких случаев специально купил. А?! Ментенок, ну что почистил карму, да?! - с яростью прокричал, возводя курок, и приближаясь к Хенку. Боря молча стоял на месте, смотря пустыми больными глазами в глаза полные ненависти и обиды. Кислов поставил дуло пистолета к голове Хенка и закусил губу, его скулы пульсировалт. - Застрелю тебя, как шавку, и потом сам себе пулю в лоб пущу. Коротко, но ярко - уверенно проговорил Киса, не прерывая зрительного контакта. - Просто убей меня, я не хочу, даже после смерти ещё одну душу на свою совесть брать - сказал Боря, грустно улыбнувшись, по щеке потекла слеза. - А, ты о душе своей забеспокоился! Не смей мне на жалость давить. Второй раз не прокатит - - Вань, прости меня. - произнёс улыбаясь Хенк и встал на колени, рукой двигая пистолет за собой, вновь подставляя свой лоб под дуло. Киса пошатнулся, чуть не опустив руку. Рот сам собой открылся, а глаза незаметно для самого парня в миг наполнились слезами. Его ударили самым острым ножом, что есть на этой планете. - Прости, что сдал нас. Прости, что из раза в раз подрываю твое доверие. Прости, что мой отец спал с твоей мамой. Прости, что я сын мента. Прости, что целовал тебя. - после это Хенк закрыл глаза и стал щупать своими руками курок пистолета. Почувствовав эти движения Ваня, тут же отстранил пистолет. Он не понимал, что с ним происходит, вновь его тело стало неподвластно, оно качалось из стороны в сторону, словно на весах. Боря осел. Быть наблюдателем омерзительно, особенно вынужденым, полное непонимание, что сейчас делать, как себя вести: кидаться в объятия и расцеловать каждый миллиметр этого потерявшегося тела или бежать прочь из гаража, из города, от него, либо же оставаться сидеть на месте. Хенк выбрал третий вариант, посчитав его разумнее остальных. Прошло около пяти минут, Боря заметно нервничал, но не спускал глаз с Вани. Тот стоял на том же месте, опустив глаза в пол, что творилось у него в голове одним богам загробья известно, да тараканам, живущим и все время размножающимся в мозгах. - Я..- очень вяло наконец то произнёс Кислов. Его словно кто-то ударил со спины, парень сделал несколько коротких, раскаченных шагов к Хенку. - Т..- с Ваней творилось что-то очень страшное, по щекам градом текли слезы, которые он не утирал. - Я тебя люблю. - выпалил наконец-то парень, вновь замерев на месте. Тишину, которая сейчас воцарилась, люди называют гробовой. Борю словно ударили по голове, в ней звенело, шумело, что-то стучало. Ещё немного и он потеряет сознание. Опешанный, Хенкин потерялся в реальности, вроде пытался что-то сказать, но получались только хриплые стоны. Горло ссаднило. Тело горело. Руки онемели, в них будто втыкали тысячи иголок одновременно. Молчание угнетало. Резкий толчок. Плечо больно сдавило, а губы обожгло чужими, которые просто впечатались в уста Бори. Выстрел. Он падает назад. У Хенка до сих пор не спал жар с губ. Третий труп. Такое грубое описание мёртвого человека, у которого всего секунду назад билось сердце. Он клялся в любви, просто без слов, наплевав на свою гордость и принципы, разрушил все рамки вокруг и просто не смог простить себя за эмоции. Хенк выхватил пистолет из руки Кисы, так грубо, что конечность противно откинулась назад. Видимо все таки от пули. Четвертый.