***
Улица обдавала холодным, колющимся ветром прямо в лицо. Тигнари кутался в шарф и чуть хлюпал по мокрому асфальту. Было темно, холодно и очень хотелось спать. Он подумал о том, что нужно было вызвать такси, слишком поздно, когда был уже на пол пути к маленькой квартире, которая досталась ему в наследство от любимой бабушки, покинувшей его год назад. Каждый раз, вспоминая ее, он чувствовал себя ужасно одиноко, будто не осталось больше никого, кто понимал бы его на все сто. В этот момент дождь начал лить ливнем. Это произошло почти за секунду. Никаких предпосылок и намеков, конечно, если только уставший мозг Тигнари их благополучно не пропустил. Он просто в один момент хлынул непроходимым потоком и все, что парень успел сделать, так это забежать под навес какого-то супермаркета. Зонта не было, идти еще минут десять. Сказка. Но Тигнари просто равнодушно вздохнул. Хуже этот день уже ничего не могло сделать, поэтому он зашел в магазин, отлепляя от подошвы ботинка желтый, грязный лист. — Вот надо было пойти именно сейчас, — ворчал он почти неслышно, бродил меж прилавков, не задерживая взгляд ни на чем конкретном. Молодая продавщица на кассе каждый раз поглядывала косо, стоило ему пройти мимо. Ее неестественно яркие брови изгибались в немом вопросе, а губы в каком-то неясном мутном пренебрежении. Но он не обращал на эту девушку никакого внимания. Ему было до глубины души плевать, считает она его больным или просто странным. Бродя туда-сюда, Тигнари просто тупо разглядывал какие-то упаковки вафель, бездумно читая наименования каждой. Он даже не заметил, как рядом с ним пристроился еще один человек. — У вас в кафе такой странный, разбавленный американо. Тигнари не сразу понял, что обращались к нему. Это были первые его слова в ту теплую осень. — Чего? — непонимающе скосился парень, заправляя за ухо мокрую, крашенную в зеленый, прядку. — Говорю американо у вас какой-то не такой. Тинари вроде? Прости, не помню, что было написано на бейджике. — Тигнари, — машинально поправил и усиленно попытался вспомнить о каком американо говорил этот незнакомец. По-моему, он вообще видел его впервые. Ах, точно. То американо. То маленькое американо, которое он дважды разбавил кипятком. Дважды, потому что изначально рано убрал стаканчик и не долил кофе. — Тигнари. Я запомню, — парень вроде улыбался, но его лицо само по себе выглядело таким грозным, что на секунду стало дурно. Но всего на секунду. Дальше стало как-то насрать на его лицо. Хотя глаза у того были красивые. Тигнари, кажется, задержал на них свой взгляд чуть дольше, чем нужно было, но это почти алая радужка так ярко светилась в мягком свете огней супермаркета, что выглядела почти блестящей. — Простите, — на автомате выдал он спустя паузу, будто забывая, что уже не на работе, — так вышло. Приходите на следующей неделе в субботу. Я вам переделаю. Парень на это ничего не ответил, лишь многозначительно хмыкнул. Тигнари уже и не вспомнит, как они в тот день разошлись. Но в следующую субботу этот тип реально пришел. Тигнари заметил блестящие белые пряди сразу, как те появились в дверях кафе. Задержал свой взгляд на них совсем ненадолго. А как только отвернулся, тут же поставил готовиться большой американо, отвлекаясь от готовки очередного приевшегося рафа. Люди осенью очень любили рафы и это до безумия бесило. — Хей, Тигнари, — сказал совсем не громко. Но Тигнари будто только этого и ждал — тут же повернулся в сторону зовущего, глянул в алые радужки серьезных глаз. Почему-то, казалось, чересчур серьезных. — Твой американо. Большой бумажный стаканчик с уже не разбавленным сто раз американо мягко приземлился на поднос. Парень лукаво улыбнулся, по-видимому оценивая такую скорость, но брать на стал. Тигнари в этот момент почувствовал себя в какой-то невозможной ловушке. Что ему нужно было сделать или сказать? Еще и людей под вечер не было совсем, так что и заказы все были сделаны. Не отмазаться работой. — Пока ты будешь так стоять, кофе остынет. Опять скажешь, что он странный? — выгнул бровь, стараясь выбраться из этого сраного капкана неловких переглядок. — Но он еще не готов, — вполне спокойно отозвался парень, имя которого уже нужно было наконец узнать. Тигнари промолчал. Непонимающе прищурил глаза: — Ну вообще-то о- — О, когда ты так делаешь, то похож на лисенка, — он выставил две ладони позади своей головы, импровизированно показывая большие уши. Где-то сзади послышался наглый смешок Нилу, который она неумело постаралась прикрыть приступом кашля. Мало того, что этот засранец его перебил, так еще и насмехался. — Вообще-то, — стойко продолжил Тигнари, не собираясь терять лицо, — кофе уже готов. И сейчас остынет. — Ну как же, — парень будто и не обращал внимание на то, с каким натужным тоном Тигнари с ним говорил, — на стаканчике нет твоего номера телефона. Тигнари обязательно скажет Нилу о том, как ее любит. Если она думает, что он не слышит ее, то очень заблуждается. — Очень жаль, но это не входит в стоимость кофе. — То есть мне нужно доплатить? Тигнари на это ничего не ответил. Вот честно, его терпение было на грани того, чтобы… А вообще-то его почему-то это не раздражало. Возможно, общая усталость и полнейшая заебанность этой работой дали о себе знать. Этот парень думал, что самый умный здесь? — Нет. Но ты можешь придумать, что-нибудь другое, — сказал Тигнари, выгибая губы в чуть заметной хитрой улыбке, — например купить мне стаканчик имбирного чая. Парень на секунду нахмурил густые брови, почесал переносицу и не долго думая, прошел к кассе. Через минуту на баре вылез чек с одним стаканчиком имбирного чая. Тигнари тут же взял его себе, игнорируя Нилу всеми клеточками своего тела. Та смотрела вопросительно, удивленно и восхищенно одновременно и хотелось одарить ее каким-нибудь таким же стремным взглядом, но тот ее смешок все еще не был забыт. — Заказ 74, — поставил он готовый стаканчик на поднос. Этот парень, с ужасно отвратительными подкатами, который даже не отходил от кассы, с видом полной отстраненности нагло протянул руку, хватая маркер. Открыл его ртом и аккуратно начал водить им по желтому, бумажному стаканчику. — Ты рафотаешь по фыхофным? — проговорил парень, все еще с колпачком во рту. — Когда как, — неуверенно выдал Тигнари, стараясь незаметно высмотреть что он там писал. — Хорофо. Он закрыл маркер, кладя его на то же место, где и взял, поставил стаканчик и коротко попрощавшись вышел из кафе, растворяясь в темном коридоре осенней улицы. Тигнари перегнулся через кассу и только когда он перестал отличать очертания его силуэта, обхватил стаканчик двумя ладонями, высматривая на нем ряд аккуратно выведенных чисел и «Сайно» ниже них. — Нари? — Нилу подобралась к нему как можно аккуратней, явно желая поговорить об этом недоразумении в виде так называемого «Сайно». Но Тигнари этого не хотел. Поэтому он почти залпом выпил чай, который сам же и сделал пару минут назад, выкинул стаканчик в мусорку, тщательно его смяв, но перед этим, конечно же, не забыл сделать фото.***
Сайно пришел и в следующее воскресенье. Тигнари не хотел признавать, но он странно ожидал этого. Это была первая смена после той субботы и каждый раз, когда он слышал открывающуюся дверь, машинально поворачивал голову, ожидая увидеть светлую макушку. Неправильно и раздражающе это было. Ведь зачем ему чего-то ждать, если за целую неделю он так и не набрал номер, который пылился в его галерее одинокой фотографией желтого стаканчика. Но к семи вечера он все же вошел. На улице покрапывал мелкий дождь, заставляя всех людей в округе заходить внутрь кафе, чтобы согреться и не промокнуть. Чеки вылезали один за другим, но не особенно быстро, поэтому Тигнари даже успевал думать о том, что Сайно стоит где-то в очереди. Должен ли он будет ему что-то сказать? Как-то неудобно и неловко все это выглядело, хотя — Тигнари был уверен — выглядело это так только для него одного. Чек. И еще один. Раф, латте, капучино, чай. Большой американо. Имбирный чай. Тигнари хватило одного взгляда на этот чек, чтобы состроить тысячу и одну догадку. Но когда: — Заказ 65! — его голос неправильно дрогнул, когда Сайно подошел быстрее, чем он успел хотя бы просто отвернуться. — Твое начальство не будет против, если ты уделишь мне двадцать минут за во-он тем столиком? — его голос не сочился нежностью или флиртом, что был присущ людям в таких ситуациях. Его голос звучал ровно, почти строго. Он будто бы и не спрашивал, а лишь задавал риторический вопрос, ответом на который могло служить лишь согласие. Будто он волновался, отчего весь его вид, включая голос, были неприятно напряжены. Тигнари повернул голову в сторону бара, надеясь найти там спасение, но наткнулся лишь на взъерошенную Нилу, показывающую большой палец верх. Почти одними губами она уверенно проговорила: «Можешь не беспокоиться, я все решу здесь». Вся душа вышла из Тигнари в тот момент. Он повернулся к Сайно, встречая на его лице удовлетворенную улыбку. Блять. У Тигнари так улыбнуться сейчас не получится. — Но только двадцать минут, хорошо? — проговорил Тигнари, выходя из-за прилавка, — я не хочу, чтобы мне урезали зарплату, — он говорил медленно, стараясь не терять прямоту в голосе. — Как скажешь, — пожал плечами Сайно и сел за круглый столик. Он сделал пару глотков своего американо и Тигнари неприятно скрутило. — И как вы его пьете? Горько и не вкусно, — пробурчал он себе под нос, устраиваясь на стуле. — Мне тоже не очень нравится, на самом деле. — Зачем тогда пьешь? Звучит как мазохизм. Сайно снова пожал плечами, устремляя уставший взгляд куда-то в потолок. — Он бодрит. Я вернусь домой часам к десяти только, а там нужно будет еще делать уроки с… — он неловко кашлянул, — ну, не важно. Тигнари как-то тупо взглянул на него. Прямой нос, выделенные скулы, загорелая кожа. Ни единой морщинки. Он явно подходил под стандарты «привлекательного» человека, но Тигнари он почему-то интересовал лишь своей неясной харизмой. Что-то в нем было, чего он еще не выказал. — Младший брат? Сестра? — уточнил он, отпивая чай и не отрывая взгляда от парня напротив. — Не совсем, — абстрактно помотал в воздухе рукой Сайно, — давай не будет об этом. Но Тигнари не хотел заканчивать этот разговор. Сколько ему было лет? Если это не младшие сиблинги, тогда кто? Дети? Как минимум семилетние, раз помогать нужно было с уроками. Да Сайно выглядел дай бог на пару лет старше самого Тигнари! Но тот даже и рта открыть не успел, когда Сайно быстро кашлянул и выдал с самым, мать его, серьезным лицом: — Знаешь, как называется место на кладбище, где сидит сторож? — Не переводи тему. — Живой уголок. Секундная тишина. У Тигнари глаза с пять копеек и оба горят явным недоумением. Ему понадобилось слишком много времени, чтобы до него дошло, что именно Сайно сейчас сказал. Он типа… пошутил? — Аэ… это… — ну, зато это оказалось достаточно действенно, ведь Тигнари напрочь забыл про каких-то там его детей и не совсем сестер. — Ты не понял? — тут же выдал Сайно, — это же очевидно, но сейчас объясню. Это же кладбище, вокруг одни могилы, а… Сайно все говорил и, кажется, его кофе даже остыл. Тигнари же смотрел на него почти непрерывно. Вся эта ситуация и он сам. Все это было так комично и так чертовски по-идиотски. Но знаете? Тигнари поймал себя на мысли, что общепит не такое уж и ужасное место. Тогда он возможно засмеялся. Точно и не вспомнить уже отчего именно легкие потоки звонкого смеха вылились из него, но в тот момент Сайно взглянул на его лицо так, будто никогда до этого не видел смеющегося человека. В тот момент та осень стала еще более теплой.***
С того воскресенья что-то бесповоротно поменялось у Тигнари. Он был готов поклясться, что слышал щелчок какого-то выключателя у себя голове, который переменил его настрой на ближайшие месяцы. Технически, ничего и не поменялось вовсе — те же занятия, тот же распорядок дня, такие же действия, доведенные до автоматизма, но на работу в это надоевшее и давящее кафе ходить теперь стало в разы приятнее. Каждый раз выходя на смену в выходные он знал, что рано или поздно в стеклянные двери зайдет белая макушка и закажет большой американо. В такие дни перерывы Тигнари брал только за столиком с Сайно, который к своему американо заказывал еще и имбирный чай. Хотя Сайно был достаточно скрытен и всегда соскакивал с тем, которые касались его личности. Так что за месяц пустых разговоров за уже определенным столом у окна, Тигнари так ничего толком и не узнал, кроме того, что тот и правда был на три года старше него самого и, кажется, закончил какой-то технический вуз, большую часть времени работая удаленно. Но это не было проблемой. Они не переписывались и не созванивались в любое другое время, никогда не договаривались о новых встречах и общались по двадцать-тридцать минут каждые выходные. Нилу все косо поглядывала в сторону Тинари, заставляя того неприятно ежиться, но ничего не спрашивала. Понимала, по-видимому, что вместо ответа получит лишь фигу в лицо. Хотя сам Тигнари не особо думал об этом, как о чем-то большем, чем обычные разговоры. Сайно для него стал подобием ангела, который спас его от угнетающей серости осени. У того не было прошлого и настоящего, он выглядел в точности, как нужно и виднелся лишь в дверях кафе, будто за его пределами его и не существовало вовсе. Голые деревья беспокойно колыхались на промозглом ноябрьском ветру, почти ощутимо хрустя своими кривыми, изогнутыми ветвями. Они тянулись куда-то, усиленно стараясь дотянуться своими обломленными пальцами до далекой весны, где они снова покроются зеленой, золотящейся листвой. Эта картина наводила непонятную панику, заставляя полностью продрогнуть колкими мурашками. Конец теплой осени ознаменовал приход холодной, леденящей зимы. — Я люблю зиму. Сказал как-то Тигнари, смотря на поднявшийся ветер за окном. Сайно проследил за ним взглядом, чуть схмурился и непонимающе спросил: — Что в зиме такого? Холодно и грустно. Еще и окутываться ста слоями одежды приходится. Тигнари помолчал с минуту, серьезно раздумывая над этим вопросом. Он знал, что Сайно по душе лето со своим палящим солнцем, вечно режущим глаза, и этой атмосферой всеобщей радости каникул. Но сам Тигнари просто на дух не переносил жару. Хотя и сильный холод тоже не впечатлял его. — Не знаю. Наверное, это потому что зимой особенно тихо… как-то совсем не так, как в другое время. Сайно смешно наклонил голову в бок, стараясь понять ход мыслей своего собеседника. Будто собака, услышавшая знакомый набор звуков, но не понимающая их суть. — Моя бабушка всегда читала мне зимними вечерами в детстве, — вдруг выдал Тигнари, не отрывая взгляд от окна, — почему-то только зимой. И только на кухне… Я помню, что в такие моменты за окном всегда была метель, что даже соседних домов было не разглядеть, — он изогнул губы в еле заметной улыбке, предаваясь приятным воспоминаниям об ушедшем детстве. Все гулы вокруг него, заполоняющие все кафе перестали иметь вообще хоть какой-то вес, вроде бы, он даже забыл, что находится на смене и нужно бы уже заканчивать свои чаепития с Сайно. С Сайно, который почему-то казался таким родным, хотя в общей сумме они общались друг с другом часов шесть от силы. — Так, что там с твоей дочкой? Тигнари задал этот вопрос впервые с того первого дня их разговоров, чем застал Сайно врасплох. Тот как-то дёргано хохотнул и выдал: — Думаю это разговор на отдельный день. И у меня нет детей. Хорошо, детей у него нет. Тигнари запомнит. А в следующую субботу… — Я ушел. — Ушел?! — Нилу посмотрела на Тигнари почти ошарашено, — и пяти нет, куда так рано? — Я умотался, — выдохнул он, снимая фартук, — к понедельнику еще нужно доделать проект, так что я попросил сократить смену сегодня. — А как же твой Сайно? Придет, а тебя нет. Тигнари на это даже отвечать ничего не стал, лишь иронично выгнул бровь, смотря на Нилу. — Да ладно, я серьезно. — Какая разница, я же не обязан его здесь ждать каждые выходные, — он отвернулся снимая в вешалки свою куртку, — к тому же… — начал он уже тише, — я предупредил его в прошлое воскресенье, что на этих выходных я работаю до четырех. Тигнари не видел лица Нилу, но он физически ощущал, как та улыбается ему в спину, хитро щуря большие глаза. — И вообще, — наконец повернулся он, не выдерживая этого взгляда, — кто у тебя стоит на баре? Почему ты сидишь здесь? — А? — Нилу наконец переменилась в лице, похоже, забыв, о чем они говорили до этого, — я вроде просила Кавеха встать. — Кавеха? Идя сюда я видел его, заходящего в туалет. — Чего??? Вот же… — девушка тут же спохватилась, быстро подскочила, поправляя фартук и сеточку на голове, — я ему устрою, — буркнула она себе под нос и выбежала из кабинета, коротко махнув на прощание. Тигнари лишь покачал головой, застегивая молнию. Улица встретила его отвратительным порывом ветра. Парень лишь выдохнул клубок пара изо рта, натягивая шарф по самый нос. Идти нужно было минут тридцать, но радовало лишь то, что сейчас было всего пол пятого, а не десять как обычно бывает, когда выходишь после типичного четырнадцатичасового рабочего дня. Тигнари ускорил шаг, ловко юркая меж людьми и завернул в сторону парка, планируя срезать через него. Людей там было меньше, чем у дороги, да еще и десять минут сэкономит. — Простите… Откуда-то снизу вдруг послышался детский голос и за край рукава куртки Тигнари ухватилась маленькая ладошка. Он тут же остановился, опуская глаза на девочку лет семи в бордовой курточке и такой же шапке, прикрывающей ее, отдающие зеленым, волосы. — Что-то случилось? — он тут же сел на корточки, становясь одного роста с девочкой, — ты потерялась? Она лишь медленно качнула головой в знак согласия, выглядя при этом до жути виновато и расстроенно. — Ничего, у тебя есть с собой телефон? — Он разрядился… У Тигнари, кажется, дернулся глаз, но он не подал виду. Все-таки девочка эта, кажется, и вправду волновалась, ведь не прекращая теребила мягкий брелочек в виде красного кролика у себя на сумочке. — Не страшно, ты помнишь телефон того, с кем пришла? Девочку тут же подняла голову, активно помахав головой. Глаза ее, до этого блестевшие от подступающих слез, преобразились и наполнились надеждой. Похоже, она успела на придумывать себе кучу всяких неприятных исходов своей нелегкой ситуации. — Тогда вот тебе мой телефон, — Тигнари аккуратно передал смартфон в маленькие, замерзшие ладошки и молча пронаблюдал, как девочка медленно набрала нужный номер и приложила телефон к уху. Но спустя пару секунд лицо ее снова помрачнело, а нижняя губа затряслась. Даже Тигнари отчетливо услышал, как механический женский голос сказал о неправильно набранном номере. — Я думала я запомнила номер Сайно… — промямлила девочка, сжимая в руках чужой телефон. — Прости, кого…? Девочка подняла взгляд на Тигнари, усиленно стараясь сдержать подступающую истерику. Тот не был мастером в разговорах с ревущими детьми, так что эту проблему нужно было решить, как можно скорее, но дело было даже не в этом. — С-…Сайно. Я приш…шла с ним и, — она прерывалась на редкие всхлипы, но все еще не давала слезам покатиться по щекам, — я помню, что его н-н…номер заканчивается на 4 и 5, н…но… Тигнари медленно взял свой телефон из рук девочки, заходя в галерею. Он даже не мог понять, что чувствовал, когда показывал фотографию стаканчика с номером ей. Не мог понять, как реагировать, когда та отчаянно закивала головой, подтверждая номер. Тигнари, честно, вообще сейчас нихуя не мог понять. Всего через два гудка он услышал приглушенный мужской голос из телефона, который девочка со всей силы прижимала к своему уху, кажется, боясь, что может его потерять. — Сайно! Я подошла к доброму дяденьке… только не ругайся, хорошо? Я правда случайно! Да… Хорошо… — она еще несколько секунд постояла с нечитаемым выражением лица, а затем начала крутиться на месте, выглядя при этом полностью сосредоточено. От прошлой зарождающейся истерики не осталось и следа, — здесь есть кофе и лавочки, — она еще пару секунд помолчала, слушая, что ей говорят и повернулась к Тигнари, передавая ему телефон. Из трубки до него донесся уже давно знакомый голос, сейчас звучащий до коли серьезно: — Простите за беспокойство, не подскажите где вы сейчас? Тигнари почти злорадно улыбнулся, говоря при этом, как можно непринужденнее: — В северной части парка, по правой тропинке от детской площадки. Теперь на другом конце телефона голос звучал в разы неувереннее, чем до этого: — Понял… Подождите пару минут, я сейчас буду. Он отключился почти сразу после этого, заставляя Тигнари лишь пару раз усмехнуться, уже представляя, как будет расспрашивать этого засранца про девочку. — Все хорошо? — чуть неуверенно выдала она, смотря на Тигнари с чуть наклоненной в бок головой. У них это, что, семейное…? — Конечно, — улыбнулся он ей, чувствуя, как ноги начинают дико затекать от такого долго нахождения на корточках, — может пока скажешь, как тебя зовут? Меня можешь звать Тигнари. — О… я… — кажется, она растерялась, но длилось это всего секунду. После этой заминки она коротко встряхнула головой и четко произнесла, — Коллеи. Меня зовут Коллеи. — Коллеи, значит. Красивое имя, — он приветливо улыбнулся, все еще стараясь догнать кем они друг другу с Сайно вообще приходятся, — что ж, а… Но договорить он не успел. Из-за деревьев показался знакомый силуэт со взъерошенной прической и спадающей круткой. Он тут же приметил нужных людей, но встретившись взглядом с Тигнари, замялся. Остолбенел на мгновенье, очнувшись лишь, когда Коллеи громко прокричала его имя, пулей срываясь с места. Тот, кажется, попытался ей улыбнуться, но все еще выглядел слишком растерянным от всей этой ситуации. Тигнари подошёл к ним спустя пол минуты, когда и так уставшие ноги отошли от десяти минут на корточках. — И как мать-одиночка не уследила за таким послушным ребенком? Такой себе из тебя родитель, Сайно, — Тигнари по-доброму улыбнулся, приятно разминая ноги. За это время он успел еще и замерзнуть сто раз, так что сейчас ему хотелось простого — дойти уже до дома наконец. — Прости за это… — чуть виновато выдал Сайно, почему-то выглядя так, будто находиться в этой ситуации для него было верхом дискомфорта. Тигнари лишь отмахнулся, не считая нужным заострять внимания на этом. — Дядь Тигнари, ты замерз? — Коллеи снова дала о себе знать, похоже, заметив, насколько продрог ее спаситель, — мы же довезем его, да, Сайно? — Все нормально, не обязатель- Но спустя пять минут Тигнари уже сидел на переднем сидении машины, чувствуя себя слишком-слишком неуютно. Дело было даже не том, что он ехал с Сайно и его-дочкой-сестрой-непонятно-кто, а в том, что сама эта ситуация была сродни чему-то фантастическому. Сайно с самого начала существовал лишь в пределах кафе, появлялся там, имел какую-то основу под собой, которой не делился, но не более. А сейчас… Что ж, Тигнари правда не понимал. Но больше этого его беспокоило скорее то, что Сайно выглядел таким напряженным. Тигнари не спрашивал «почему» или «что случилось», но на следующие выходные, когда он увидел его в дверях, был намерен задать кучу вопросов. Сайно не дает ему этого сделать и стоит им сесть за столик, начинает говорить первым. Голос его звучит спокойно и непринуждённо, хотя разговоры на эту тему, похоже, все еще его смущают: — Коллеи сказала, что ты помог ей вспомнить мой номер. — А? Ну, да, так вышло… — Тигнари не горел желанием пересказывать то, насколько девочка была напугана и как сильно расстроилась, поняв, что ошиблась номером. — Она мне за неделю все уши прожужжала, что хочет встретиться с тобой. Ты ей понравился, — Сайно легко улыбнулся, отпивая из стаканчика. Тигнари от этого секундно смутился, не зная, как реагировать на такие признания, — так что жди на следующих выходных нас вместе. — Может тогда… расскажешь уже, кем она тебе приходится? — А… насчет этого, — Сайно чуть нахмурился и почесал затылок, думая с чего лучше начать, — вообще мы с ней даже не родственники. Она… эм… дочь моих бывших соседей снизу. — Хорошо…? — Тигнари делал кучу предположений до этого о том, кем была Коллеи, но такой ответ, конечно, смог его удивить, — каким, черт возьми, образом она попала к тебе? Сайно не улыбался. Он в общем, не был особенно улыбчивым и его лицо почти всегда стояло камнем, выглядя скорее отстраненно, чем еще как-то, но именно сейчас его взгляд приобрел какую-то неестественную грустинку, которая заставила и Тигнари упасть духом. — В моем подъезде ходило много слухов о семье молодых пьяниц, устраивающих посиделки день через день. Проблема была в том, что у них была дочь, которую они через раз кормили и вечно гнали из дома по любой мелочи. Все соседи ей всегда помогали чем могли, но ничего более… В общем, я вызвал опеку, а раз именно я лишил ее дома — пусть и такого — решил, что я ее и заберу. Там, конечно, было много нюансов… и проблем, но сейчас это уже не имеет никакого значения, — он говорил почти на одном дыхании, смотря куда-то в пустоту. Не понятно было, испытывал он от тогдашнего своего решения разочарование или гордость. — Мне кажется она более чем счастлива жить с тобой? По крайней мере, я могу судить по тому, что сам видел. — Думаешь? — Сайно резко перевел оживившийся взгляд на Тигнари, смотря на него до того пристально, что мурашки прошлись по спине, — мне казалось, она боится меня… — Думаю все дело в ее прошлом. Но знаешь, она была несказанно рада, когда ты взял трубку. Сайно на это ничего не ответил, лишь задумчиво повел плечом. Хотя было прекрасно видно, что такие слова явно доставляли ему уверенности и какой-то непонятной радости. Тигнари казалось это до того забавным и умилительным, что он был не в силах сдержать улыбки: такой грозный и серьезный на вид Сайно, так искренне переживал о том, что думает о нем маленькая девочка. Кстати о возрасте. — А сколько ей сейчас? — А? — Сайно не сразу понял вопрос, будучи погруженным в свои размышления, — в августе ей исполнилось восемь. — Она выглядит намного меньше. — Да… я думаю это из-за того, что ее мать не особенно следила за своим образом жизни пока носила ее. Коллеи сама по себе очень болезненная, а в такую погоду я все переживаю, что она может простудиться… — Что ж, беру свои слова назад, — Тигнари выставил перед собой ладони, будто в примирительном жесте и улыбнулся. Сайно не понял: — О чем ты? — На прошлой неделе я сказал, что ты сомнительный родитель. Беру свои слова назад. И Тигнари был готов поклясться, что в этот самый момент у этого странного парня, сидящего напротив гордо загорелись глаза. Почти по-детски глупо. Но так чертовски очаровательно.***
Следующие выходные встретили город первым снегом. Снежинки, маленькие и совсем незаметные еле-еле долетали до земли, тая еще до того, как успевали коснуться промерзшего тротуара. Зима мало-помалу начинала захватывать свое господство. — Черт, сейчас станет холодно и людей будет меньше. Урежут смены… — Нилу почти засыпала, лежа на стуле, то и дело вертясь на нем из стороны в сторону. — Ну и слава богу… — так же тягуче и лениво отвечал Тигнари, устроив свою голову на столе, — после нового года я планирую окончательно увольняться. — Во-от же, — девушка даже не открывая глаз, наугад пнула ногой соседний стул, заставляя Тигнари неприятно поморщиться и отодвинуться, — как я здесь одна буду? — В штате по мимо нас еще 13 человек. — И все они считают меня странной актеришкой, — Нилу неприятно поморщилась. — Так почему ты не пойдешь работать в какой-нибудь местный театр? Не думаю, что здесь платят больше, а там ты хотя бы занимаешься своим любимым делом. Тигнари медленно поднял голову со стола и потянулся, стараясь прийти в чувство. — Не знаю… — Нилу задумчиво глянула в потолок, перебирая меж пальцев красную прядку волос, — мой прошлый театр закрылся, и я все не решаюсь попробовать еще какое-то место… Будто в другом коллективе я буду лишняя… Она рассуждала со всей серьезностью, и Тигнари почти физически ощущал, как это облако неопределенности над головой девушки давит и на него. Он ведь и сам не особо понимал, что хотел от своей жизни. Ну уволится он, а куда дальше? Это место раздражает, но он все еще бедный студент без родственников. Это ужасно давило. Давило и заставляло каждый вечер съеживаться в приступах непонятной паники, накатывающей с каждым днем все сильней. Что-то неприятное приближалось вместе с зимой. Что-то противное и обжигающее. — Эй вы, двое. Долго будете просиживать в кабинете? Бар не ждет. Тигнари и Нилу коротко переглянулись, выслушав короткую и пламенную речь их коллеги и коротко вздохнув поднялись с насиженных кресел, выходя в зал. А в зале Тигнари зацепился уже за две пары знакомых глаз. Алые, как и всегда, холодные, и темные, сиреневые, такие большие на таком маленьком лице. Коллеи смотрела на него от чего-то впечатлено, жуя какое-то пирожное. Тигнари на это лишь улыбнулся и пошел к ним, проигнорировав требовательный кашель Нилу. Какая работа? На таком привычном для него столе, на последнем, пустующем месте, стоял еще даже не остывший имбирный чай. И сидел он, тоже такой привычный и уже даже родной. Так, совсем незаметно наступил декабрь. Пока весь город с каждым новым днем все больше становился похож на сплошное светящееся месиво, а градусы стремительно опускались все ниже, Тигнари лишь сильнее погружался в непонятную холодную хандру. Хотя он правда любил зиму, сидеть в холодные вечера на кухне становилось вдруг невероятно одиноко. Завывающий ветер за окном и этот желтый свет… Все это так сильно веяло воспоминаниями, что хотелось просто сжечь эту чертову квартиру, вместе со всеми этими ушедшими днями. Терпеть это было почти невыносимо и ситуацию спасала лишь редкая гостья — Нилу, что нечасто, но приходила к нему домой, занимая весь вечер отвлеченными разговорами. Эти разговоры ни о чем заполняли всю пустующую квартиру и даже как-то теплей становилось. Теплей и спокойней. Но этого, казалось, все еще было недостаточно, ведь Нилу рано или поздно уходила, скрываясь где-то за домами, укутавшись в пять слоев одежды, а квартира снова промерзала от нехватки в ней чьего-то заполняющего присутствия. В один из таких вечеров, холодных и неприятных, комнату прорезал громкий звонок. Но трубку Тигнари не брал долго — не записанный номер, звонивший ему, казался до боли знакомым, но все не всплывал в голове четким образом. Лишь после того, как он приложил телефон к уху, произнес дежурное «Алло?» и услышал чужой голос на другом конце, смог все вспомнить. — Сайно? И это был его первый звонок в ту холодную зиму.***
Тигнари на самом деле, за все время знакомства с Сайно, не мог понять, что вообще между ними происходило. По сути своей, не происходило ровным счетом ничего. Простые встречи и разговоры на двадцать минут по выходным не могли быть чем-то большим, чем простыми разговорами, а сам Сайно был кем-то с кем можно было поговорить о многом, но кому не позвонишь вечером, приглашая домой. Это было… тяжело объяснить, но Тигнари чувствовал себя особенно странно в те редкие моменты, когда им приходилось пересекаться вне кафе. А сейчас. Сейчас, это было где-то за гранью всего понимания Тигнари. Вчерашний вечерний разговор с Сайно затянулся на час. Тигнари уже и не вспомнит, о чем они говорили, причем эту часть вчерашнего дня у него выбило из головы настолько сильно, что он почти готов поклясться, что целый час они просто молчали в трубки друг друга. Хотя одна часть запомнилась хорошо. Ведь именно из-за этой части Тигнари сейчас и стоит посреди холодной улицы. Сайно вчера упомянул, что Коллеи очень любит кататься зимой на залитых, ледяных горках. Это получилось как-то между делом, но в итоге девочка, заслышав свое имя и «горки» в разговоре, не успокоилась, пока не получила гарантию того, что «завтра дядя Тигнари тоже придет кататься с нами на горку!». — Тигнари! — детский тонкий голосок донесся до ушей слишком быстро и слишком громко. Коллеи по ощущениям была завернута в три слоя одежды, с шарфом и шапкой на завязочках, чтобы уши точно не продуло. Тигнари хватило просто представить с каким сосредоточенным лицом укутывал ее Сайно, чтобы расплыться в какой-то непонятной, дебильной улыбке. Сайно же, похоже не обратил внимания на вполне себе довольное выражение лица парня и стоило ему подойти, как он начал извиняться: — Прости за нее. У тебя и так выходных почти не бывает. — Не стоит. Я не против прогуляться, а то только и вижу: дом, универ, кафе. Сайно на это лишь облегченно выдохнул и криво улыбнулся, расслабляя до этого напряженные плечи. Он чуть поежился от сильного порыва ветра и поправил шапку. — Коллеи, не валяйся в сугробах! Заболеешь же! — Ты так ее одел, что она не в жизни от сугробов не простудится, — Тигнари коротко улыбнулся, но уже спустя секунду эта улыбка слезла с его лица. — Она может… В прошлом году так погуляли — подхватили пневмонию. — Не волнуйся так сильно. Будешь много думать об этом — сам же нагонишь беду. Тигнари смотрел куда-то в сторону Коллеи, смешно прищурив глаза. Сайно повернул к нему голову всего на пару мгновений, взглянув как-то странно и особенно внимательно. — Блин, вот правда. — М? — Когда ты так щуришься и наклоняешь голову, то ужасно похож на лисенка. Тигнари взглянул на него молча. Всего один раз. И даже ничего не ответил. Он просто посмотрел на него и в следующую секунду уже бежал в сторону Коллеи, что только-только скатилась с горки и собралась в очередной раз подниматься вверх по снежным ступенькам. — Коллеи! Быстрей забирайся, за нами бежит страшная пустынная собака, сейчас догонит и съест! Коллеи мигом обернулась, не понимая, что происходит, но быстро схватила что к чему и ускорилась, стараясь забраться на горку как можно быстрей. Тигнари, бежавший вслед за ней, крикнул Сайно лишь раз: — Ты водишь, шакал! Попробуй-ка догнать лиса, раз тебе так неймётся. Почти утром на этой горке были лишь эти трое. Пустая белоснежная улица, хруст недавно выпавшего снега и смех. Сайно улыбнулся себе в руку лишь на долю секунды. В этот момент он, кажется, подумал о чем-то особенном, но вслух ничего не сказал. Крикнул только: — Ну и попробую! Я пять лет занимался легкой атлетикой, бояться тут нужно не мне. И побежал. Побежал вслед детскому смеху и хитрым, прищуренным, лисьим глазам. Побежал, хотя в догонялки последний раз играл в семь лет. Побежал, хотя бегать не любил и легкую атлетику бросил в тринадцать, потому что изначально попал туда из-за принципов твердолобой матери. И, возможно, та зима была не настолько холодна и одинока…***
…хотя, возможно, так только показалось. Тридцать первое декабря застало Тигнари в врасплох. Он не был уверен, что правильно посмотрел дату или, что он уже не спит… И на самом деле это было так странно. В универе у него было много знакомых и все они относились к нему хорошо, сами начинали разговор, приглашали куда-то. Но у него до сих пор не было никого, с кем он мог бы отпраздновать новый год. Хотя, вроде его приглашала какая-то большая компашка, но они были настолько шумными, что Тигнари даже не думал соглашаться. Тигнари задумчиво протер сонные глаза, планируя посвятить весь этот прекрасный день книгам и покою, которого у него нет уже черт знает сколько. К вечеру он успел сто раз убраться, даже что-то приготовить и поговорить с Нилу о том, что с начала нового года она наконец возьмет себя в руки, уволится из кафе и попробует устроиться в театр. У нее уже есть парочка на примете и настроена она настолько серьезно, что готова уехать и в другой город, если понадобиться. Тигнари лишь улыбался ее стремлению, все размышляя над тем, куда же двигаться ему. Он все присматривал один ботанический сад в городе. Возможно он даже попробует пробиться туда на практику, а пока можно было постараться попроситься в какие-нибудь помощники. А к одиннадцати вечера, то неприятное чувство, что настигало Тигнари с самого начала зимы, стало приобретать все более яркие очертания. Он не мог понять откуда оно берется или как его унять. Но через десять минут уже стоял в круглосуточном магазине, блуждая между полупустых стеллажей. Хотелось отвлечься. Хотелось забыться. Хотелось чего-то такого, чтобы больше вообще ни о чем не волноваться. Хотелось… Взгляд зацепился за одинокий ананас, еще даже не сгнивший и совсем небольшой. Он стоял в окружении пустых ящиков, забытый всеми в новогоднюю ночь. — Тоже празднуешь один? Тигнари присел на корточки перед фруктом, чувствуя себя почти сумасшедшим. — Что ж, отпразднуем вместе. Он встал на ноги, хватая этот ананас себе под руку и прошел к кассе. Девушка за ней, уже уставшая, но похоже не сильно огорченная тем, что работает в новогоднюю ночь, радостно поприветствовала его. — С новым годом! — звонко поздравила она, поправляя колющуюся мишуру у себя на шее. — И вас, — так же ответил Тигнари, подхватывая ананас и выходя на улицу. До дома идти было минут двадцать и именно в этот момент он пожалел, что не взял перчатки или хотя бы не купил пакет для этого дебильного ананаса. Теперь он уже не был так рад совместного празднования с этим фруктом, который вроде даже и не фрукт вовсе. Пятнадцать минут. У Тигнари под ребрами что-то неприятно скребло. Но он лишь сильнее прижал к себе колющий ананас. Десять. В голове слишком сумбурно. Холодный зимний воздух вдруг начинал непривычно обжигать. Как-то даже нереально, скорее фантомно. Пять. Нужный дом наконец показался через несколько улиц. Дом, такой яркий и непривычно светящийся на фоне темнеющей улицы. Он горел. Буквально. Полыхал алым пламенем прямо в той части, в которой находилась квартира Тигнари. Ноль. Детские крики. Взрослая ругань. Чьи-то просьбы успокоиться. Холодный ветер и бьющий в лицо жар. Пожарная и скорая только-только приехали. Как давно дом уже горит? Что вообще происходит? Тигнари смотрит на это как завороженный. Мягкие волосы путаются, с лица сходят все краски. Голова начинает нещадно гудеть. Кто-то что-то у него спрашивает, но он лишь кивает. Не слышит вопросов и не понимает смысла пустых слов, даже не долетающих до его ушей. Просто соглашается со всем, что у него спрашивают и старается отойти подальше от толпы людей, его соседей, тех, чьи квартиры находились так же близко к эпицентру пожара. Это, должно быть, просто неудачная шутка, думает Тигнари. Я, должно быть, просто сплю и вот-вот открою глаза, думает Тигнари. Я, должно быть, сошел с ума, уверен Тигнари. Этого просто не могло случиться. Это же просто было невозможно. Не с ним же в конце концов! Что это, блять, за сюр вообще, думает Тигнари и уходит прочь от горящего дома. В той квартире была вся его жизнь. Он рос там, жил и проводил все свое время. В этой квартире все его воспоминания, начиная с семи лет, когда родители погибли в очередной командировке и на все оставшееся время он остался жить у бабушки. В этой квартире было все. В этой квартире была вся его жизнь. Вся его жизнь сейчас горела алым пламенем, сжигалась до тла, оставляя за собой лишь жалкие кучки темного пепла. Все его наработки, курсовая, книги, растения, которые он так бережно выращивал последние годы, фотографии, вещи. Все. Абсолютно. Горло сдавило несдерживаемыми слезами. Мороз щипал нос и щеки, ноги свело, а ананас колол замерзшие пальцы, стоило Тигнари сдавить его еще сильнее. Он остался посреди улицы, с почти разряженным телефоном, карточкой, на которой было от силы пару тысяч моры, на которые и месяц не проживешь и ананасом. Ананасом, который он так отчаянно прижимал к себе, будто от него сейчас зависела вся его дальнейшая судьба. Хотя сейчас у Тигнари не осталось ничего кроме этого жалкого, маленького ананаса. Возможно стоило вернуться. Вернуться и хотя бы спросить что дальше-то? Но будто у него были на это силы. Ноги подкашивались, когда Тигнари почти упал на заснеженную лавочку, посреди пустого и темного мини парка. У него не было никого. Никого к кому бы он мог сейчас просто прийти в канун нового года и попроситься на праздник. В этот момент руки сами потянулись к карману и достали телефон с не обнадёживающими двадцатью процентами, которые на морозе могли сократиться сразу до пяти. Руки сами набрали уже знакомый номер и приложили телефон к уху. — Привет, Нари. Коллеи как раз просила, чтобы я тебе позвонил. — Вот как? Я рад. Сайно на конце трубки странно замолчал. Его до этого спокойный голос вдруг напрягся и стал на порядок серьезней: — Что-то случилось? Тигнари загробно усмехнулся: — Да так… Просто хотел у тебя спросить. Чтобы ты делал, если бы все, что у тебя есть просто пропало разом? Сгорело, например. Ну знаешь, если бы в канун нового года ты сидел на какой-то лавочке в парке с ананасом в руках и разряженным телефоном, когда вся твоя квартира в огне? Сайно ничего не ответил. На фоне у него приглушенно играло какое-то шоу, изредка можно было слышать смех Коллеи и музыку из того же телевизора. С каждой секундой, что Сайно не отвечал ему, Тигнари все сильней чувствовал себя идиотом, что просто испортил праздник другим людям. К тому же, кем был для него Сайно? Имел ли Тигнари право нагружать его своими проблемами? — Прости, я… — Тигнари чувствовал, как пальцы начинали неметь от непрекращающегося холода, — забудь, что я ска- — Где ты? — …зал… — и он, кажется, был больше не в состоянии сдерживать этот ком, что непроходимой глыбой встал в его горле. В один момент Тигнари просто задохнулся, глубоко вздохнул, ощущая, как горло прорезал холодный воздух и громко — реально громко всхлипнул. Слезы начали лить непрерывным потоком, не давая парню даже секунды продыху. Тигнари плакал, плакал навзрыд в трубку Сайно, который без единого слова слушал и терпеливо ждал. Ждал, пока Тигнари наконец сквозь тяжелые всхлипы скажет, — в п-парке… Я в парке. Зеленом парке. Почти на вх… входе. — Подожди пятнадцать минут, хорошо? — Мхм. Тигнари смог лишь непроизвольно промычать в трубку и залиться новой порцией слез, которые он был просто не в состоянии остановить. Хотя Тигнари был сильным. Всегда держался до последнего, не давал себе слабину и старался быть для всех примером стойкости и самообладания. За это его любили, за это его уважали. Хотя, возможно, все это ему только казалось. Это стало его ловушкой. Ему было так стыдно сейчас. Отключив звонок, снова оставшись наедине со своими мыслями, он чувствовал себя самым жалким человеком на всей этой блядской планете. И вроде даже, за эти пятнадцать минут ожидания он просто не переставал плакать. Хотя всхлипы уже были и не слышны вовсе, слезы все лились и лились из щиплющих глаз. Лились беззвучно, в отчаянной попытки найти выход накопившимся эмоциям. — Хей, Нари. Снег под ногами Сайно хрустел все то время, что он подходил к нужной лавочке с одинокой фигурой парня с ананасом, но тот похоже ничего не слышал, пока его прямо не окликнули. Но Тигнари так и не поднял головы. Он смотрел куда-то вниз, прижимая ананас к себе и почти в бреду говорил: — Прости. Прости за это. Ты не должен был ехать сюда, я не должен был звонить тебе. — Нари. — Прости, ради бога. Я такой идиот. Не нужно было лезть со своими проблемами. — Нари! — Пожалуйста, не трать своего времени на меня. До нового года двадцать минут, так что едь к… — Тигнари, черт возьми! Тигнари вздрогнул, поднимая голову. Сайно, почти прорычавший последнюю фразу, присел на колени, став одного роста с сидящим и согнувшимся в три погибели парнем. — Успокойся, хорошо? Я уже здесь и не собираюсь никуда уезжать. — Прости… — И извиняться за это не нужно. Если бы я не хотел — не приехал бы. К тому же… она тоже здесь. Тигнари машинально повернул голову вслед за Сайно, упираясь взглядом в мутный детский силуэт в машине, стоявшей у самого входа в парк. Девочку было почти не отличить в ночной темноте, но она так отчаянно прижималась к стеклу, будто была близка к тому, чтобы нарушить запрет Сайно выходить из машины, что почувствовать ее можно было только по этому невозможному рвению. Сайно коротко вздохнул: — Я не смог уговорить ее остаться дома. Тигнари совершенно не нашел слов. Он просто молча сидел, смотря то на Сайно, то на далекие очертания Коллеи и продолжал захлебываться слезами, утопая в собственной никчемности и беспомощности. — Мне так жаль, что я испортил вам праздник. — Почему ты продолжаешь извиняться? — голос Сайно сквозил искренним недоумением, и он аккуратно взял Тигнари за плечи, заставляя посмотреть на себя, — разве наш праздник сейчас может быть хуже твоего? — Но я же… — Тигнари. Я серьезно. Алый блеск глаз Сайно будто светился в этой пожирающей ночи. Он не был таким убийственным, как тот огонь, разрушивший всю жизнь Тигнари. Нет. Этот огонь, горевший в больших глазах, был спасительным. Он будто показывал, куда следует идти, чтобы найти выход из непроглядной ночи. Этот огонь, в этих глазах, не обжигал и не поджигал. Он грел. — Ты дрожишь. Замерз? Он грел. — Идем в машину, иначе заболеешь. Он грел сильнее любой батареи и любого обогревателя. — Давай, Нари. Он грел и топил вокруг себя весь этот ледяной снег. Грел и заставлял верить, что не все еще потеряно. Сайно не задавал лишних вопросов. Он просто помог Тигнари сесть в машину и тихо шикнул Коллеи, чтобы та тоже помалкивала. Тигнари же, находившийся в полной прострации, просто сидел. Сидел и смотрел в окно, бездумно перебирая пальцами в попытке хоть немного их отогреть. Думать хоть о чем-то сейчас было слишком — слишком невыносимо.***
— Через четыре минуты новый год. Хриплый, еле слышный голос Тигнари разрезал мертвую тишину машины. Коллеи на заднем сидении чуть встрепенулась от этих слов, доставая телефон, чтобы удостоверится в этом лично. — Точно, — спокойно подтвердил Сайно. Спокойно, умиротворенно. Так, будто не было всего того десять минут назад на лавочке. Тигнари взглянул на него исподлобья. Он больше не плакал, лишь изредка шмыгал забитым носом и отказывался выпускать из рук ананас, будто тот мог спасти его ото всех проблем. Выглядело глупо и как-то даже по-детски, но сейчас и слова никто про это не скажет. — Мы как раз доедем до дома к двенадцати, — продолжает Сайно, смотря на дорогу, — посмотрим фейерверки и пойдем домой. — И лишний раз не нужно одеваться и выходить на улицу, — голос Коллеи — чуть взволнованный и немного резкий — послышался сзади вместе с ее шуршащей большой зеленой курткой. Это был первый раз, когда она заговорила за эту поездку и Тигнари так же первый раз взглянул на нее, повернув голову. Посмотрел виновато, удивленный такой незамысловатой поддержке. Коллеи повернулась на него в ответ, но в ее зрачках не было ни грамма разочарования или злости. Лишь какая-то необъяснимая решимость и стойкость. Тигнари не знал, понимала ли она, что именно происходит, но этот взгляд — этот взгляд, такой же как у Сайно, он ощущал почти физически. Яблоко от яблони, как говорится. Эта мысль, на секунду проскользнувшая в голове, заставила Тигнари чуть поднять уголки губ в мнимой улыбке. Что-то теплое прошлось в его груди, заставляя наконец чуть отогреться. Сайно лишь на мгновенье метнул взгляд в сторону Тигнари, подмечая секундную улыбку на его лице. Кажется, после этого его плечи чуть расслабились, а хватка на руле стала спокойней, но никто не придал этому значения. И в следующую секунду небо осветилось кучей ярких огней. На часах двенадцать ноль три и они, кажется, пропустили новый год. Тигнари мелко вздрогнул, не ожидая фейерверков так скоро, а затем перевел взгляд на окно, мотаясь глазами в разные части улиц, выхватывая все, за что его глаз мог уцепиться. Коллеи припала к стеклу, как и тогда в парке, стараясь не пропустить ничего. Ее глаза сверкали, переливаясь разноцветными отражениями мерцающих огней и лишь Сайно был невозмутим, въезжая на парковку у дома. — Вот и приехали, — заключил он. Вышел из машины последний, закрывая ее, а затем посмотрел. Посмотрел, казалось бы, на небо, на яркие и громкие вспышки над своей макушкой, но ему будто и дела до них не было. Он даже не потрудился поднять головы, делая заинтересованный вид. Нет. Он посмотрел на Тигнари. Его лицо ничего не выражало, оставаясь привычно отстраненным и холодным, но стоило на него взглянуть и на самом дне зрачков, там, где-то в самой глубине улавливалась какая-то особенная эмоция. Что-то, чего он никогда не сможет сказать вслух. Тигнари оторвал взгляд от неба, задержался с секунду на восторженной Коллеи и ответно посмотрел на Сайно. Преданность. Вот, что плескалось глубоко в его глазах. И Тигнари видел. Тигнари видел и хотел отплатить ему тем же, но сейчас чувствовал лишь вину и раздирающее отчаяние. Он все еще сжимал в руках ананас и немигающим взглядом смотрел в чужие яркие глаза. Слишком много взглядов, слишком много глаз за последние полчаса, вдруг подумалось Тигнари, но он продолжал смотреть. А потом улыбнулся: — Спасибо, — слетело с его губ почти неслышно, так, что даже он не услышал своих слов. Но Сайно все понял — понял и ободряюще кивнул, прикрывая глаза. — Думаю, нам пора домой, — проговорил он спустя еще пару минут. — Уже? — чуть расстроенно проголосила Коллеи, утирая тыльной стороной ладони красный нос, — я совсем не замерзла. — Врешь, — констатировал факт Сайно, а затем добавил, — к тому же, кто знает, может пока ты будешь переодеваться, дед мороз положит под елку подарки. После слов о подарках, лицо Коллеи вдруг стало еще ярче, и она не секунды не смущаясь поменяла свое мнение: — А вообще, у меня кажется замерзли руки, — сказала она, показательно потирая ладошки, — да и кушать хочу… — Ну вот, а я о чем говорю, — подыграл Сайно с важным видом идя мимо Коллеи прямо к подъезду. Девочка чуть ли не поскакала за ним следом, но спустя мгновенье обернулась, смиряя Тигнари выжидательным взглядом. — Тигнари, ты еще хочешь посмотреть на фейерверки? — крикнула она, будто расстояние в несколько метров могло помешать Тигнари расслышать ее. Сайно повернулся следом за ней: — Идем, ты тоже замерз. — Я… — начал Тигнари, но был не в силах продолжить. Тогда Сайно смерил его секундным, странным взглядом и обратился к Коллеи, легко хлопнув ее по плечу: — Похоже у Нари настолько замерзли ноги, что он не может сам дойти до дома. Поможем ему? — этим тоном люди обычно разговаривают на детских утренниках, наряжаясь в костюмы узнаваемых персонажей. Из уст Сайно это звучало забавно и как-то не особо естественно и Тигнари сам не замечая расплылся в до жути дебильной улыбке, собираясь сказать, чтобы он прекратил. Но он и рта открыть не успел, как охнувшая Коллеи подбежала к нему, хватая за свободную руку. Ее сил бы, конечно, не хватило, чтобы хотя бы сдвинуть Тигнари с места, но тот покорно шагнул, чувствуя, что его ноги на самом деле будто заледенели — настолько ими тяжело было двигать. Что-то непередаваемое проскользнуло на его лице в тот момент, а в следующий у него из рук ловко отобрали ананас. Сайно ткнул фрукт подмышку, хватая Тигнари за вторую освободившуюся руку и потянул с двойной силой. И сейчас, сопротивляйся Тигнари хоть всеми возможными способами — не смог бы и секунды выдержать против железной хватки Сайно. Тот потянул его с такой силой, будто мог его одной левой просто перекинуть через себя. Но вместе с этой силой, в этой хватке чувствовалась немая поддержка и трепетность. Он держал его, тянул на пару с Коллеи прямо к подъезду, но делал это настолько аккуратно, насколько вообще мог. — Ну же, замерзшему лисенку нужно перестать сопротивляться. Ему нужно хорошо отогреться, поесть и поспать. Понимаешь? И тогда Тигнари сдался. Сдался и почувствовал, как его ноги стали в два раза легче. Будто они наконец оттаяли. — Понимаю, — лишь сказал он.***
Следующее утро, наверное, было самым тяжелым утром за всю жизнь Тигнари. С таким трудом просыпаться ему еще не приходилось. Он лежал на диване, устремляя взгляд на бесцветный потолок и думал насколько, наверное, жалко сейчас выглядел. Хотелось встать и выбежать на улицу, сбежать куда-нибудь подальше, спрятаться в какую-нибудь щель лишь бы не показываться на глаза Сайно. Что угодно лишь бы не видеть в его глазах этого желания помочь жалкому осиротевшему ребенку. Потому что только так Тигнари сейчас себя и видел. Но это пройдет. Чувство безысходности и отчаяния, поселившиеся в нем в тот день совсем скоро перестали иметь значения. Они перестали отдаваться в груди яркой болью в тот самый миг, когда однажды посмотрев в глаза Сайно он не увидел там жалости. Спустя сколько времени это произошло? День? Два? Может через месяц? Тигнари не помнит. Зато он помнит, как в тот момент, будто по щелчку какого-то тумблера в его голове, осознание ударило под дых выбив из легких весь воздух. Потому что так было с самого начала, с самого первого дня их знакомства. Сайно никогда не считал Тигнари жалким, требующим защиты и трепетного обращения к своей раненной персоне. Он никогда не смотрел на него, как на кого-то слабее него, хотя так и было на самом деле. Когда за плечами не остается ничего, чем ты так дорожил всю жизнь. Когда у тебя даже документов, подтверждающих, что ты — это ты, не осталось. Тогда, кажется, что жизнь окончена и больше нет смысла даже пытаться все исправить. Тигнари так считал. Сайно — нет. В тот день, кажется, то были десятые числа января, Тигнари взглянул в чужие алые глаза особенно внимательно, пытаясь разглядеть в них что-то, чего не видел до этого. — Не торопись, — сказал тогда Сайно, — ты можешь остаться у меня на сколько понадобится. Вот оно. Сайно никогда не считал Тигнари слабым или недостойным. Так же Сайно никогда прямо не говорил слова поддержки, не говорил «все будет хорошо» и не жалел тысячами разных ласкательных слов. Но там, в глубине его сверкающих глаз Тигнари находил все это и даже больше. Потому что Сайно не питал надежд. Он знал и был уверен, отчего его слова, слова, которыми он никогда не разбрасывался, заставляли подниматься на ноги раз за разом. Сайно знал, что Тигнари это переживет. Сайно знал, что Тигнари сможет снова беззаботно улыбнуться. Сайно знал, о чем Тигнари думал все то время, когда старался не отсвечивать в первые дни в его квартире. И Тигнари вдруг понял, что Сайно знал его лучше, чем даже он сам знал себя. Тигнари вдруг понял, что уже и не волнуется вовсе об этой сгоревшей квартире, оставившей за собой кучу серых и однообразных будней. Тигнари вдруг понял, что дом — это не место, в которое ты приходишь каждый вечер, уставший и вечно не в настроении. Тигнари вдруг понял, что дом — это люди. — Спасибо, — ответил в тот день Тигнари на просьбу Сайно никуда не торопиться и остаться жить у него. И в этом «спасибо» крылось что-то настолько большое, что-то, чего было не передать словами или действиями. Что-то, что Тигнари все хотел донести до светлой макушки, но не мог. Хотя, казалось, что этого и не нужно было. Ведь Сайно всегда все понимал, лучше, чем кто-либо.***
Так, начиная все с нового листа, жизнь начала приобретать все новые краски. Тигнари восстанавливал документы, продолжал работать и даже в вузе ему удавалось особенно сильно не скатываться. Было трудно. Особенно первые месяцы, когда поднимаясь по лестнице в двенадцатом часу ночи, он был готов разреветься, как маленький ребенок, лишь бы это все закончилось поскорей. Ноги вечно болели, а голова была готова разорваться на части, но стоило ему открыть дверь в квартиру, как сразу становилось особенно спокойно. Ведь квартира никогда не была пуста. Коллеи в такое время всегда спала, зато Сайно дожидался его на кухне и почти без слов, которых и не нужно было, заваривал чай и почти насильно пичкал едой. Первое время Тигнари вообще отказывался есть, но мнение его не учитывали и по расписанию, как в детском саду следили за тем, чтобы тарелка была пуста. Но к апрелю все стало лучше. Дело было даже не в том, что Тигнари начал чувствовать себя лучше и перестал винить себя во всех грехах человечества. Дело было в том, что Тигнари перестал чувствовать, будто в этой квартире он временный сожитель, который съедет, как только все наладится. И хотя он и считал так до сих пор, серьезно вознамериваясь начать арендовывать какую-нибудь квартиру к лету, кажется, будто другой своей частью он уже этого и не хотел. Вечное присутствие кого-то еще дома помимо него стало до того привычным, что Тигнари уже и не был уверен, что сможет снова начать жить один. Хотя, признаться в этом, он бы, наверное, не смог. В тот день у Тигнари был выходной. Сайно уехал отвозить Коллеи на какие-то дополнительные занятия, оставив Тигнари наедине с собой и предупредив о возможном приходе кое-кого. Эта «кое-кто» — его давняя подруга и по совместительству коллега, должна была занести документы по проекту, которые нужно было в срочном порядке подписать и что-то там еще, чего Тигнари вообще не запомнил. Спустя двадцать минут после ухода Сайно, она — Кандакия — постучала в дверь. В надежде на быстрый, условный разговор и прощание, Тигнари открыл дверь с легкой улыбкой, но уже через двадцать минут обнаружил себя, сидящего за кухонным столом рядом с девушкой. Условный разговор в какой-то момент перестал быть таковым и в принятом решении дождаться Сайно, завязался достаточно длинный и душевный диалог. В какой-то момент Тигнари задумался, как это вышло, но уже через секунду посчитал, что не так уж это и важно. Кандакия говорила не торопясь и как-то по-особенному задумчиво, но, возможно этому поспособствовало вино, которое тоже каким-то неведомым образом оказалось у них на столе: -…Вообще, Сайно ужасно боялся, что узнай ты о том, что у него есть приемная дочь — не захочешь иметь с ним вообще никаких дел. — Серьезно? Он говорил об этом? — Тигнари скосил глупую улыбку, будучи не в состоянии поверить, что Сайно в самом деле так думал. — Прямо бы этого он и не сказал, — помахала головой девушка, — но ты знаешь, как это у него бывает. Все написано на лбу. Тигнари знал. И хотя это знание явно было даровано не всем, в данную секунду он понимал Кандакию, как никто другой. — Как давно вы с ним знакомы? — вдруг спросил Тигнари, заправляя за ухо отросшую прядь волос. Хоть он и задал этот вопрос, услышать он хотел нечто другое, отчего тон звучал странно, и, возможно, именно поэтому девушка все поняла. — С двенадцати лет, — легко ответила она и уже через секунду продолжила, — из родителей у него была только мать, которой вечно не было дома. А когда появлялась, то… Ну, в общем, родительской любви у него никогда не было. Не думаю, что он когда-нибудь сможет сам заговорить об этом, но именно из-за своего детства он и решил взять Коллеи. Тигнари теребил края бокала, внимая каждому слову, произнесенному девушкой. Все то, о чем она говорила, то, что он мог услышать только из ее уст, зная, что Сайно никогда не сможет заговорить об этом, особенно при нем. Все эти подробности, селились в груди Тигнари, заставляя что-то там, давно остывшее и забывшее, что значит считать кого-то настолько родным и значимым, снова загореться. -…Сайно ведь и сам знал, какого это, — продолжала Канадакия, — поэтому, наверное, и не смог оставить это, как есть. Считал, что просто обязан дать Коллеи детство, которое та заслужила. — И он дал. Закончил за нее Тигнари и подумал вдруг о том, что сам-то он, что думает по поводу этого всего. Сам Тигнари, как он относится к Сайно? Как к близкому другу? Как к тому, кто протянул руку в тот момент, когда это было необходимо? Как к кому-то, с кем хотелось остаться навсегда? Как там это чувство называют? Любовью? В этот момент его сердце, кажется, перестало биться на добрые пару секунд.***
В этих тяжелых мыслях прошло слишком много времени. Лето уже давно наступило, паля своими градусами и заставляя Тигнари ненавидеть солнце всей душой. Радовало в этой ситуации одно — Тигнари наконец уволился из кофейни и устроился работать в тот ботанический сад. В тот день, когда он подавал заявление на увольнение был знаменательным в его жизни. То, наверное, был единственный раз, когда он чувствовал себя полным победителем. Нилу, которая и правда сразу после нового года уволилась и все же пошла работать в театр, даже пыталась надоумить Тигнари устроить в честь этого домашнее празднование, где будет она, он и куча вина, но быстро была отвергнута. Хотя бы потому, что жила сейчас в другом городе в двух часах езды. Жизнь на самом деле налаживалась. О переезде Тигнари никто уже даже не думал и даже если бы он вдруг и решил сделать это, Коллеи бы не отлипла. Девочка, кажется, настолько сильно привыкла к нему, что не готова была отпускать ни за что на свете. И однажды, каким-то ранним июньским утром за кухонным столом, когда мысли Тигнари были забиты лишь тем, как ему уволиться из кофейни, Коллеи, воспринявшая ситуацию и выражение лица Тигнари неправильно, вдруг выдала: — Нари, только не уходи, хорошо? Тигнари тогда посмотрел на нее с очень сложным выражением лица, не особо понимая к чему она вообще заговорила и даже не смог ничего на это ответить. Он уже и не собирался вообще-то, но сами эти слова… — Просто… — Коллеи, кажется, немного смущалась своих слов, но будучи полностью уверенная в своей догадке об уезде Тигнари, не собиралась останавливаться, — я не хочу, чтобы ты уходил. У тебя вкусная лазанья и… и вообще… — Тигнари еле заметно улыбнулся ее словам, понимая, что та имела ввиду, но не могла донести словами, — и… И Сайно тоже не хочет! — вдруг особенно громко выдала она, будто нашла неоспоримый аргумент. Тигнари быстро кинул взгляд на дверь спальни, где сейчас мирно спал Сайно, будто боялся, что тот мог подслушивать. — Я не собираюсь никуда уходить, — наконец выдал Тигнари, мягко улыбаясь. — Точно-точно? — Точно-точно. — Вот и хорошо, — довольная собой, Коллеи снова взялась за ложку, зачерпывая в нее побольше хлопьев, — если ты уйдешь, Сайно расстроиться сильнее чем я, — сказала девочка с набитым ртом, будто все еще не верила, что выиграла спор и уговорила Тигнари никуда не уезжать. — Ты так думаешь? — Тигнари уже не особенно задумывался об этом и спросил скорее для поддержания диалога. — Да! — неожиданно уверенно выдала Коллеи, заставив парня рядом мелко вздрогнуть, — когда ты рядом, он выглядит более радостным. И улыбается чаще. А еще… — она вдруг задумалась, — а еще очень волнуется о тебе. И в Тигнари что-то окончательно закоротило. Как там… называют это чувство?***
Уже в августе Коллеи сильно заболела. Это не было чем-то смертельным или особенно волнительным, но ничего приятного в сильной температуре и кашле не было. Приходилось брать выходные, когда Сайно не мог с ней сидеть и беспрерывно следить за ее состоянием. Хоть девочка и храбрилась, что уже взрослая и может сама о себе позаботиться, но вечно скачущая температура, доходящая временами до тридцати девяти доверия не внушала и Тигнари наглядно ей все объяснив, убедил ее в необходимости фиксировать ее состояние и не оставлять в одиночестве. И на поправку она пошла быстро. Сайно выглядел вполне себе спокойным, будучи уверенным в том, что Тигнари ничего плохого не посоветует и еще поможет лучше врача. Тогда Тигнари впервые почувствовал, что тот доверял почти безоговорочно, слепо полагаясь на советы Тигнари. Такое, безусловно, льстило, но мысли, мысли, мысли. А мог ли Сайно доверять кому-то так же, как ему? Мог ли кто-то еще помимо него, Тигнари, общаться с ним так? Могли ли они вообще…? Коллеи спала в своей комнате. Температуры уже не было, а кашель начал постепенно сходить на нет. Тигнари стоял на открытом балконе. В лицо бил прохладный летний ветер, освежая тяжелую голову. Он так много рассуждал на всевозможные темы, все не мог абстрагироваться и в какой-то момент это стало почти невыносимо. — О чем думаешь? Сайно, как и всегда появился незаметно, опираясь на перила рядом с Тигнари. — Да так… — хотел ли Тигнари сказать все, о чем думал? Хотел ли выплеснуть на Сайно все свои мысли, рассуждения? Возможно, хотел. — Много о чем, — начал он, теребя пальцы, — о том, что будет дальше, через год, два. Когда я закончу универ. Тигнари посмотрел на Сайно и тот повернул голову в ответ. — А что ты хочешь, чтобы было? — спросил Сайно, смотря открыто. Совсем не скрываясь и не утаивая ничего. — Не знаю, — честно признался Тигнари, упуская возможное «быть рядом с тобой, с Коллеи». Хотя, возможно, он сказал это вслух или Сайно научился читать мысли. А может у него просто все было написано на лице, потому что Сайно улыбнулся. Мягко так, как никогда и никому не улыбался. В этой улыбке было все — забота, привязанность, нежность. Любовь. Та самая, которая описывается в книжках, та самая, заставляющая покорять горы или возможно, менять самого себя, свои принципы и установки. — Знаешь, Нари, — начал Сайно, не прерывая зрительного контакта, — я… И замолчал. Будто слова, слишком большие для этого балкона, застряли в горле без возможности выйти. Но нужно было ли их проговаривать в слух? «Но ты же знаешь, как это у него бывает. Все написано на лбу», — вдруг вспомнились давние слова Кандакии. Потому что так и было. Всегда. — Я тоже. Ответил Тигнари и с замиранием сердца поддался на встречу, чувствуя, как уже через пару мгновений его губы накрыли чужие, чуть обветренные, но горячие, почти обжигающие и такие невероятно родные. Сайно протянул руку и заправил выбившуюся на ветру темную прядь волос за ухо Тигнари. Заправил аккуратно, почти невесомо, будто боясь спугнуть. Так как там оно? Любовь? Возможно. А потом началась еще одна теплая осень. И эту осень они встретили вместе.