universe

— …и целовать, целовать, целовать… — шепчет Тэхен, прикасаясь губами к щеке Чонгука и улыбаясь в его мягкую кожу, поглубже вдыхая сладкий её аромат. Младший, млея от нежности поцелуев, прикрывает глаза и вплетает пальцы в волосы парня, из-за которого сердце купается в сладости, в груди Чона стуча размеренно и совсем никуда не торопясь. Так комфортно Чонгуку только в Тэхена объятиях, ему так хорошо только с ним. Лишь с ним рядом брюнет ни о чем не беспокоится, только с ним Чонгук может расслабиться полностью, только с ним ощущать себя может так правильно и вот так… вот так сладко, вот так восхитительно… вот так, что словами не передать — Чонгук знает, Чонгук пытался. Ни в одном из пяти языков, на которых он говорит совершенно свободно, он не смог отыскать таких слов, которыми описать можно было бы все его ощущения… ощущения те, которые дарит ему Ким Тэхен. — Что еще? — улыбаясь в ответ, интересуется Гук, вынуждая Тэхена тонуть в глубине его счастьем пестрящего взгляда, от которого сходит с ума один очень влюбленный орган и заходится прямо под ребрами, принимаясь быстрее стучать всего на мгновение, а потом шаг свой замедляющий, опьяненный волшебством счастья, которое всегда испытывает по его вине… по вине одного прекрасного парня с глазами красивыми, по вине того, в чьи глаза вечно лезет челка, у кого улыбка самая обворожительная и нежная самая. По вине одного человека, в себе объединившего все самое в мире красивое, самое ценное… для Тэхена. Этот кто-то смотрит так пронзительно, очень нежно смотрит, задерживая дыхание, потому что Тэхен очень красивый, прекрасный обворожительно, а его проникновенный взгляд вновь и вновь похищает Чонгука дыхание… вновь и вновь заставляет его робеть и снова и снова влюбляться. Не во внешность, нет, в глубину темно-карих глаз, в губ совсем необычную форму, и в оттенки голоса, сотканного из нитей велюра, которые только Чонгуку известны и никем другим услышаны не были за все двадцать шесть долгих-долгих лет, Ким Тэхеном прожитых. Чон Чонгук влюблен в тень густых черных ресниц, влюблен в родинку на самом кончике прямого носа. Он влюблен в мягкость больших ладоней, в нежность пальцев, невероятно длинных… он влюблен целиком и полностью в сердце Тэхена, отражающееся в каждом взгляде и каждом действии, в каждом слове красивых губ. Чонгук по уши бесповоротно и окончательно в темень расширенных прямо сейчас зрачков и в улыбку губ, на вкус которых не существует приятнее… Чон Чонгук в Ким Тэхена влюблен до собственной в нем потерянности без желания выбираться. А Тэхен продолжает младшего вглубь себя заманивать… — Ещё касаться… — признается Тэ, переводя взгляд своих бесконечно карих на чужую ладонь и прикасаясь к ней осторожно — так, чтобы по коже невидимые мурашки; так, чтобы дыхание замерло на устах, — кончиками пальцев касаться, чтобы едва ощутимо и чтобы ласково… Подушечки пальцев, не спеша, поднимаются вверх от кончиков пальцев брюнета, а по телу его все мурашки, мурашки, мурашки… взволнованные даже больше, чем сам Чонгук. Они стаями, стаями, стаями разнося всюду, всюду тепло. — И еще обнимать тебя бесконечно долго, — продолжает Тэхен, не дождавшись, когда с распахнувшихся губ в воздух вырвется тихое: «Что ещё?». — Кормить вкусной едой твой животик, по ночам укрывать одеялом тебя, раскрывшегося, заставлять носить шарф зимой, а летом следить, чтобы ты не сгорел на солнце. Отвезти тебя в лес с ночёвкой в палатке, как ты хотел, показать тебе ночной пляж и звезды… подарить тебе хотя бы одну… — Звезду? Это так романтично… — Вселенную. Одной звезды слишком мало, и не хватит десятка таких же далеких-далеких, бесконечно холодных огоньков, завораживающих своей красотой таких, как Тэхен, влюбленных… во Вселенную. Нет, Ким ни капли не шутит, и, наверное, это сбивает ритм сердца Чонгука с ног. Ведь серьезность в глазах напротив обезоруживает, а еще… еще она так волнует, что брюнет далеко не сразу позволяет себе легко качнуть головой, будто стараясь отмахнуться от мысли о том, как, наверное, нужно сильно любить, чтобы захотеть подарить кому-то что-то такое необъятно прекрасное… Это глупо, ведь очевидно, что никто никому никогда не сможет сделать такой подарок. Чонгук знает, но сердце его чаще в груди колотится лишь от того, что Тэхен… его Тэ всегда был таким… Слов опять не хватает ни в одном из языков, которыми Чон Чонгук в совершенстве владеет. Веселый хмык так красиво смотрится на алых, чуть пухлых губах, что Тэхену ничуть не обидно быть высмеянным в такое мгновение. — Как ты собираешься подарить мне Вселенную? — Без понятия, — улыбается Ким, заражаясь романтично-веселым настроем своего парня, а тот снова весело прыскает, получив подобный ответ. — Но я очень хочу её тебе подарить. Улыбка Тэхена прекрасна… Улыбка Чонгука счастливейшая во Вселенной. — И зачем она мне? Зачем мне Вселенная? — Чтобы было честно. У меня ведь уже есть одна. — Пра-а-авда? — Чонгук смеется, смеется весело и задорно, смеется сладко и так красиво, что внутри нависшего над ним парня расцветают сады. И теперь кажется мало подарить ему всего лишь Вселенную… Гук заслуживает большего, чем всего лишь это. — Ну и где же она? — Прямо здесь. Моя Вселенная очень красиво смеется. Бесконечно влюбленный взгляд, взгляд восхищенный безмерно и бескрайне честный похищает красивый смех самой прекрасной Вселенной и заставляет сердце ее замереть. Чонгук больше не может смеяться, даже если Тэхен готов каждый раз восторгаться сладкими звуками неземной красоты… Чонгук больше не может смеяться, потому что… потому что прекрасно быть чьей-то Вселенной. Целым миром, нет, даже большим, чем просто этим… во Вселенной ведь целое множество разных миров…? Сердце бьется в груди Чон Чонгука размеренно, подстраивается под удары того, что живет в чужой груди, даже если принадлежит только ему… ведь сердце Тэхена, самое честное, нежное, чистое, самое верное и смелое самое уже слишком давно ему не принадлежит. Глаза в глаза и душа млеет, ликует, не может поверить счастью, которого удостоена по какой-то утаенной небесами причине. И мысли уходят от «целовать, целовать, целовать… и касаться кончиками пальцев едва ощутимо и очень ласково…» потому что в глазах напротив намного больше, чем это, и потому что Чонгук вдруг узнал, что он для кого-то Вселенная. — Интересно, почему мне позволили быть с тобой…? Это кажется невероятным… Как Чонгук мог подобное заслужить? — Потому что я очень много молился об этом. — Правда? — снова немного весело и недоверчиво совсем немного. — Так хотелось владеть целой Вселенной? — Нет, — так просто, так честно… с такой нежной улыбкой на самых сладких губах… — Мне так сильно хотелось быть рядом с тобой. Будто мало того, что сердце Чонгука уже целую вечность не бьется, Тэхен пальцы свои сплетает с его, даря столько тепла, сколько Чон в себя спрятать не сможет… но сколько хватит, чтобы его окончательно растопить. — Только ты мог стать моей Вселенной. Никто другой в целом мире не способен на это. Боже… Почему же Чонгуку всегда не хватает воздуха, не хватает слов…? Потому что он очень влюблен, потому что он так окрылен услышанным, что не может ни на чем сконцентрировать свое внимание, кроме как… никто больше не мог бы занять его место и стать для Тэхена Вселенной. Никому в целом мире он не отдал бы свое прекрасное сердце. — Когда ты понял…? — отчего-то взволнованно, нежным шепотом самой прекрасной Вселенной. — Когда понял, что это я? — Я не понял, я это почувствовал. Я почувствовал это в тот миг, когда пересеклись наши взгляды. — В который раз? — В самый первый. — Так не бывает, — едва слышно спорит Чонгук, очень-очень надеясь, что ошибается. — У других не бывает, может быть, — спокойно соглашается Тэхен и легко улыбается, — Но на этих других так влюбленно не смотрит Вселенная, а у моей… у моей самые-самые красивые глаза.