Строки дураков

      Строки возле Кофейника в какой-то миг меняют своё направление. С приходом осени Сова замечает, как они начинают петь только и только об одних лишь чувствах. И она каждый раз смущается, когда выводит их на стене. Глупо до жути. Она хотела быть выше банальных строк, но не получилось. Курильщик обычно стоит рядом – хочет читать самым первым, ещё в моменте, когда Сова выводит слова. И хмурится всякий раз, когда вновь осознаёт, про что идёт речь. –Вот ведь зараза, – ругается Сова, –в голову только это лезет, ничего не могу поделать.       Быть честным, она не до конца понимает, с чем связан такой резкий поворот, почему она вдруг отошла от привычных тяжёлых и глубоких тем, которые она пыталась раскрыть в нескольких коротких строчках. Просто отчего-то взгляд Сфинкса перестал больно царапать душу. И об этом хотелось кричать. Наконец страх притупился, спустя много месяцев удалось смотреть прямо в зелёные глаза и не начинать дрожать внутри.       Саму осень Сова всей душой не любит. Не видит никакой красоты в этих красочных листьях, сером небе и вечных лужах. В это время в Доме становится куда грязнее. Мерзко. В этом году она впервые не чувствует былой съедающей тоски и тревоги, хотя по ночам, сидя на подоконнике, печаль одолевает с прежней силой. Но что-то поменялось, возможно, даже сломалось. Гулять осенью невыносимо, но моментами можно даже насладиться моментами, особенно если рядом находятся близкие люди. Сова выходит во двор, за ней выезжает Курильщик, жалующийся на Лэри уже с десяток минут. В общем и целом, она даже согласна с его словами. –Тебя там Табаки звал, – вдруг прерывает свои возмущения Курильщик, –говорит, ты обязана услышать его новую песню. Ты заходи.       Сова улыбается и перепрыгивает лужу: –Зайду, куда ж денусь. Русалка не у вас случаем? –Именно. Они с Табаки вообще медленно сливаются в одно целое, – серьёзно кивает и останавливается.       Сова даже не удивляется, кажется, она поняла, что эти двое поладят, стоило им просто пересечься взглядами. Близкие души, что смогли найти и зажечь друг друга. Хоть, на самом деле, они и одни горели ярким пламенем.       В этот день Сова впервые ночует в Четвёртой: совсем не замечает, как подкрадывается ночь и закрываются глаза. Она слишком увлечена разговором, чтобы вдруг сорваться к себе в спальню. Русалка успевает задремать на плече Табаки ещё поздним вечером, когда как Сова сидит и шепчется с новыми друзьями ещё с несколько часов. Она даже успевает поговорить один на один со Сфинксом и искренне ему улыбнуться, вдруг поняв, что не чувствует неприятного холода. Она забирается на подоконник, когда замечает звезды, что одна за другой начинают сверкать и плясать вокруг полумесяца. Табаки замечает её по-детски восхищённый взгляд, прикованный к небу, объявляет, что на такой случай у него есть песня и достать из под подушки губную гармошку. Несколько человек жалобно стонут, когда он начинает играть. Сфинкс откидывается на подушки, Горбач наоборот садится на кровати, кто-то просто переворачивается на другой бок. А Сова прислоняется головой к ледяному стеклу и не замечает, как прикрывает веки. Мелодия не режет уши, а сливается с непривычной тишиной и вскоре исчезает вовсе.       Просыпается Сова от резкого голоса над ухом ранним утром, когда солнце ещё не успевает выглядеть из-за горизонта: –Свалишься – мы тебя не соберем по кусочкам, – Сфинкс стоит рядом и вглядывается в серое-серое небо. –Странно это все, – добавляет задумчиво, кивает самому себе. –И тебе доброго утра, – Сова морщится и свешивает ноги. Тело отдаёт тупой болью, но внутри разливается спокойное тепло. –Доброе, – ничуть не меняется в лице Сфинкс, –но странное. –Ноябрь всегда странный, – зачем-то добавляет Сова и пытается тихо спрыгнуть с подоконника и сдержать тяжёлый больной вздох. Она мёртвой хваткой цепляется за стоящий рядом борт кровати и продолжает. –По крайней мере, у меня.       Сфинкс лишь оглядывает ее с ног до головы и пожимает плечами, мол, черт знает.       После этого случая Сова остается на ночь в Четвертой все чаще, но, кажется, никто и не против. Кроме воспитателей, конечно. И, возможно, кроме Лэри, отчего-то его напрягало присутствие Совы в комнате. Несколько раз она также засыпает на подоконнике и просыпается под недовольное ворчание Сфинкса. Один раз Сова и правда едва не сваливается. Но никак не может стабильно ложиться где-нибудь на полу или на краю одной из кроватей. Так что на слова Сфинкса она лишь виновато опускает взгляд и не более. Ей это нравится. Пусть, вероятно, это лишь раздражение, а не забота.       Конец ноября выдается на удивление спокойным и даже радостным, показывая свою странность с другой, новой стороны. Только Курильщик в последние недели становится все злее, раздражается от каждой мелочи и просто нарывается на конфликты. Хоть Четвертая пытается его выпады игнорировать.       Сова просыпается от родного шума возле общей кровати, вчера ей хватило соображения не залезать под ночь на подоконник. Топот и гомон выводят из сна даже относительно спокойно, хоть от некоторых громких голосов хочется подскочить и поскорее уйти подальше. День у Курильщика не задается с самого утра, а потому что возмущается себе под нос и вроде как пытается что-то сказать против Табаки, который умудрился забрать у него последние сигареты. Но тот лишь смеется. Все давно собираются на завтрак, кто-то даже успел выйти в коридор. Сова встает на ноги, опираясь о кровать и застает Табаки, выезжающего из комнаты вслед за уходящим Македонским. –Жаль, что его нельзя намазать настойкой от раздражения изнутри, да? Хотя, может попробовать, а, Курильщик, что думаешь?       Курильщик закатывает глаза, когда как оставшиеся в Четвертой начинают смеяться со столь глупой шутки. Сова изо всех сил пытается не засмеяться в голос, хочет проявить хоть долю сострадания другу, но, стоит ему уйти, разрывается громким хохотом. Быстро уходят и остальные, Слепой что-то бормочет Сфинксу и тоже покидает спальню. В комнате остается только Сова, что никак не может отойти от смеха, и Сфинкс, хмурый, но чуть улыбающийся. –Чего ты? – спрашивает удивленно. –Пойдем, иначе завтрак пропустим.       Сова, все еще хихикая, хватает с пола свой рюкзаки достает крем для рук. Она хотела подарить его Курильщику, ведь тот постоянно жаловался на трескающуюся кожу. Единственное, Сова немного доработала упаковку, приклеив на этикетку бумажку с незамысловатой надписью: «От раздражения для рук и души».       Стоит только Сове показать подарок, ее одолевает очередной приступ хохота. Они с Табаки делят один мозг на двоих, ей-богу. Сфинкс, присевший рядом, еще с пару секунд непонимающе оглядывает тюбик и начинает громко смеяться, скорее от смеха Совы, нежели от этого совпадения. Он опускает голову и шумно выдыхает, преодолевая вырывающиеся смешки, а Сова едва не сваливается на пол, хватаясь за Сфинкса и опуская голову ему на плечо. Они смеются в унисон и прижимаются все сильнее. –Он тебя прибьет, – Сфинкс опускает взгляд на растрепанную Сову. –Пусть воспользуется средством, – отвечает та и вновь смеется, легонько ударяя по чужой спине, что чуть дрожит от глупого хохота.       Их лбы соприкасаются, а искрящиеся глаза сталкиваются и замирают. Сова затихает, наблюдая за радостными чужими зрачками. Сердце громко ухает, и она спокойно выдыхает. Отличный способ успокоится. –Смех без причины – признак дурачины, – шепчет сбито и хочет отстраниться, но даже не дергается. Ей любопытно, ей хорошо. Настолько, что мысли разом выбиваются из привычного ритма и теряются, всплывает странная картинка в голове. Дежавю. Такое точно когда-то было. Она проводит языком по губам и в последний раз хихикает. Глупо, страшно, желанно. –Тогда мы дураки, – Сфинкс отвечает тихо и широко улыбается. –Можно тебя..?       Сова выдыхает еле различимое «да» и закрывает глаза. Чужие губы, сухие и потрескавшиеся, накрывают осторожно и странно, непривычно. Сова пододвигается ближе и приобнимает Сфинкса за плечи. Грудная клетка трепетно разрывается, пальцы крепко сжимают футболку. Губы приятно тянут легкой болью и волнению, сминаются под напором чужих и искренне стараются не расплыться в улыбке.       Сова приподнимает веки и смотрит в чужие затуманенные глаза. Они отстраняются и отворачиваются друг от друга. Смущение одолевает запоздало. –Да, дураки.