Три дня после

Апокалипсис. Апокалипсис никогда не предупреждает о своем появлении громогласными речами тысячи безумных пророков или авторитетных ученых, он никогда не спешит, словно дожидается полного заселения планеты.. А потом приходит. И сметает всё в пыль, превращая самые крепкие города в выжженную пустошь, плавя сталь и стекло, обрекая Землю медленно умирать от холода. Знал ли я, что спустившись в подземку со своими двумя товарищами, Алексеем и Сашей, спасусь от губительного очищения радиацией? Знал ли я, что уходя пару часов назад в метро и жмуря глаза от солнечных зайчиков, я больше никогда не увижу мир? Два часа назад мир оказался разделен жирной, во всю планету радиоактивной линией и крошечной зоной метро глубоко в недрах Земли. Мы с товарищами стояли на перроне, дожидаясь вагонов, чтоб куда-то поехать. И в одну секунду земля затряслась, лампочки начали бешено мигать, рыжее свечение отблесками озарило нашу остановку, хор людских криков пронесся по всему метро. И за одну секунду всё стихло, словно это был дурацкая шутка и к нам сейчас подойдет ведущий этого шоу, извинится и подарит каждому маленькую безделушку на память о таком масштабном розыгрыше. При скупом освещении было видно, как огромная людская толпа смотрела вверх, там, где заканчивался эскалатор, ожидая того самого ведущего. Но он не спускался. А спускалось лишь одно – огромное, тягучее отчаянье, обволакивая душу, забирая последние силы, оно останавливалось в каждом человеке, множилось и росло, подобно уродливому цветку. Но что еще было страшней – оно порождало в людях безумие. Я успел заметить, как большая группа мужчин и женщин, распихивая всех остальных, устремилась вверх по эскалатору. Молча, без единого звука или эмоции. Словно это безумие лишило их дара речи, но не лишило одного желания – лезть навстречу собственной гибели. Последний из них скрылся из виду еще пять минут назад, но мы продолжали смотреть вверх, мысленно терзая себя, стоит ли пойти за ними или остаться тут? Человеческое сознание с удивительной настойчивостью и отчаянностью продолжает искать произошедшему любые, пусть даже фантастические объяснения, не желая принимать правду. Правду о том, что мир погиб, что его больше нет. Еще с десяток человек так же молча отделился от людской массы и двинулась наверх. Примерно ушло около четверти из всех стоявших на перроне. Они так больше и не вернулись. Что чувствует человек, когда осознает, что он пережил Апокалипсис? Ликование? Радость? Счастье, что ты остался жив? Нет, совершенно не так. В первый час я чувствовал… Растерянность. Я просто не хотел признавать того факта, что ничего больше нет. Мне все это казалось сном, чем-то ненастоящим. Но вслед за растерянностью пришло отчаянье. Но не то, что было в первые минуты; куда более глубокое, такое, что своими черными корнями выворачивало наизнанку душу. У меня не осталось больше никого: ни матери, ни отца, ни моего любимого домашнего питомца. Говорят, что люди живы, пока мы их помним. Но это все ложь. Сродни той, что подсказывает нам, будто мир все еще существует, будто не было Апокалипсиса, что сейчас придет нужный нам состав, мы в него сядем и выйдем уже на поверхности, жмурясь от солнечных лучей в мае месяце. И чем больше я хотел поверить в эту ложь, тем сильнее в мое сознание стучалась правда. Бетонная стена холодила мне спину, и я вынужден был подняться и увидел то, что заставило меня отшатнуться и вновь сползти по стене – все те люди, которые остались, просто сели по перрону и беззвучно плакали. Плакали абсолютно все, как женщины, так и коренастые мужчины, плакали так, как плакали, познав первые удары жизни, обиды и отчаянья. Но кто-то не удержался и все же нарушил тишину. И ужасно было слышать, как вся толпа подхватила это и зал заполнило многоголосое людское эхо. Эхо безнадежности, отчаянья, горя. Но в одно мгновение это все прервалось громким хлопком, где-то возле той стены, что холодила мне спину. Я, словно безумный, побежал в сторону этого хлопка, и вместе со мной подорвались еще несколько человек. Но это было больше похоже на побег от тюрьмы, от искусственно созданного кем-то мира, куда нас насильно засадили и изолировали, а всех остальных просто стерли. Нас оставили в тюрьме без охраны, но есть ли нам куда бежать? Мы остановились напротив небольшой двери. Там, откуда был слышен хлопок. Подобный ужас испытываешь, когда ты лицом к лицу сталкиваешься с монстром из своих ночных кошмаров. Но перед нами была просто дверь. Чья-то рука толкнула ее, и мы увидели маленькую комнатку, в которую с трудом помещалось два шкафа, один письменный стол, на котором тускло светила лампа. В этом освещении ярко выделялись брызги крови и остатков мозга на стене. Многие отвернулись и отошли на пару шагов назад, давая мне возможность подобрать пистолет, что лежал в руке мертвеца. Тело Василия Гавриловича вынесли из тесной каморки и положили на путях, прикрыв его рубашкой, что нашли в одном из шкафов. И положив на грудь бейджик начальника станции. Почему он не взял на себя ответственность за жизнь других? Почему он решил просто убежать от этого? Может, он не знал, что на него возложена такая задача? А может просто боялся отвечать за жизнь других? Он был последней надеждой очень многих. Он был властью. Или, может, я просто забываю, что он такой же человек, как и все остальные, который потерял самых близких и дорогих ему людей? Я безуспешно пытаюсь оправдать мертвеца. Или себя? Но за что оправдывать себя? За то, что не остался на поверхности? За то, что не погиб с остальными? Слишком тяжело осознать это, еще сложнее – смириться с этим. Я посмотрел на наручные часы. Прошел день с момента Апокалипсиса.