Не он

Предплечье простреливает болью резко, но не неожиданно — обычное дело, давно уже привычное. Ну, «давно», конечно, громкое слово, они знакомы всего ничего — каких-то три жалких месяца — но Коу порой кажется, что прошло несколько лет. Он узнал о Ханако слишком много за слишком короткий срок. Научился считывать настроение, различать степень задумчивости и понимать, что за ней последует, и запомнил привычки. Ханако просто самого слишком много. Но как бы то ни было, Коу всё ещё не знает о его прошлом, как он стал таким. И, по правде, надеется не узнать. Настоящего имени вполне достаточно. Со знанием имени стало как-то очень сложно. На коже рубцами выведено: «Аманэ Юги». Аманэ — изгой, мальчишка с печальными глазами, любящий звёзды. Молчаливый и так и не закончивший среднюю школу. Аманэ — мальчик-мечта, состоящий из ломанных сладких улыбок, рваных конспектов и рисунков ночного неба на мятых листах черновика. Об «Аманэ» Коу знает чуть больше, чем ничего. Рубцы у сгиба локтя почти белые, крупные, слишком заметные. Коу кажется, что кожа вот-вот лопнет и кровь польётся снова. Так происходит каждый раз, когда он сопротивляется. «Соулмейты — те, кто предназначен друг другу судьбой». Плевать он хотел на такую судьбу. На дне сумки находится пластырь — валяется уже почти полгода — и Коу неаккуратно заклеивает метку — на всякий случай — и устало выдыхает. Он ввязался во всё это — в историю с тайнами и ёрисиро — ради Нэнэ. Потому что она потрясающая девушка и за ней он спустится даже в ад. Коу очень дорожит их дружбой — теперь уже просто дружбой, влюбленность просто исчезла в один момент, раскрошилась на острые осколки. Но, как бы то ни было, проводить время с Нэнэ — равно проводить его и с Ханако — тот попросту постоянно вертится вокруг семпая — а о Ханако, как раз, Коу хотел бы забыть как о страшном сне. Его через чур много. Настолько, что в его присутствии становится трудно дышать. Ханако, он ведь догадливый. Очень. И Коу знает, что он давно всё понял. Осознал, когда тот вдруг в первый раз схватил за локоть и прижался со спины, странно хихикнув. Он никогда так не делал раньше. Коу помнил — Ханако интересна Ясиро — и он правда не заметил, когда всё начало меняться. Как он выдал себя. У Ханако руки холодные — ледяные — и когда он касается, кожа покрывается мурашками. Поэтому, правда поэтому. Не из-за хрипловатого голоса над ухом и тихого дыхания. «Зачем он дышит? Он ведь буквально мёртв. Его тело мертво». Коу думает о чём угодно — о Ясиро, наблюдающей со смешинками в чернильных зрачках, о только-только вымытом поле, пыли на подоконнике, мокке на дверцах кабинок, начавшемся дожде, моросившем теперь за стеклом. Коу боится думать о подбородке на плече и ладонях на животе. Ханако переплетает их пальцы или цепляется ими за рубашку, прижимаясь тесно. Он наваливается со спины, но весит нисколько буквально. Потому что призрак и потому что мёртв. Коу не жалеет — правда — что заступился тогда перед Теру. Сколько бы лжи не было в словах Ханко, он всё ещё плохим не кажется. Школьными Тайнами не становятся просто так и нож в бледных руках далеко не игрушечный, но Коу слишком верит в лучшее — всегда. Возможно, ему пора повзрослеть. Он знает что бывает наивным. Он хочет надеется, что вера в Аманэ Ханако не следствие связи. Он надеется, что хоть что-то в себе ему всё ещё подвластно. Кожа под пластырем лопается.