Как забавно, ты расстроен?
Я живая пред тобою
Улыбаясь, со всей злостью
Я ломаю твои кости.
…Ты убивал меня сотню раз
Твои желания сбываются на моем теле
Всем расскажи, что я ведьма, люди, как правило, дуракам верят
И я в последний раз
Ярко горю, расплавляет меня твоя сила
Злой ты достаточно милый,
Я станцую на твоей могиле!
«Я станцую на твоей могиле.» Green Apelsin.
— Держи от меня подальше этого ненормального ребёнка, Руф! Он до невозможности нервный, да ещё и странный! Именно таким образом отозвалась после новая знакомая Руфиины после того, как тихий, на первый взгляд, монашек буквально пожирал всю дорогу до поселения Южного племени Воды, её взглядом, прячась за спиной ничего особо не понимающей, рыжеволосой девчушки. Никто его не понимает. Даже лучшая подруга с единственным, оставшимся в живых, летающим бизоном Аппой. Не понимает то, чего мальчику стоили все эти теперь ничтожные минуты молчания спустя прошедший век мучительных, почти невыносимых нег заточения. Никто не понимает его плескающихся, словно вода в тихом омуте, всё ещё живых мыслей, поэтому кочевник сохраняет постоянное молчание, хотя глотку буквально разрывает болезненно-громкий крик порванной на миллиард осколков былой, доверчивой души. Лишь извечный теперь, но всё ещё непривычный тремор в конечностях оповещает находящуюся под постоянным наблюдением Ру-Ру о том, что с Аангом могло произойти нечто насколько серьёзное, от проникновения в подробности источника обстоятельств которого могла с лёгкостью застыть кровь в жилах. Однако он постоянно нем, как рыба в воде. Изо дня в день, проведённых среди поселения водного племени, только и делает: держится на расстоянии от остальных. Доверяет, кажется, только Аппе, порами совершенно отдаляясь от Руф и донельзя что-то несвязное шепчет тому на ухо, мягко поглаживая гладкую поверхность шерсти, громко смеясь в какие-то минуты. А в один из дней он неожиданно для всех взял да и пропал. Просто исчез, даже не оставив весточку своего местонахождения. Испарился, словно его и не было. Исчез в далёких-далёких просторах синего неба, подобно свободолюбивому нраву своего народца. Для девочки это была существенная потеря. Предательство ниже пояса. Оставалось только терпеливо ждать, возможно, ответного письма? Катара с Соккой поддерживали несчастную в силу собственных возможностей, упрашивали остаться с ними в поселении, отговаривая пылкий порыв девочки ринуться вслед за, оставившим её в полном одиночестве, странноватым другом. Аанг ведь прекрасно знал, насколько отчаянно боится находиться без его поддержки не так давно повидавшая всю грязь народа своей родной матери маленькая, почти немая девочка. И всё равно наплевательски бросил. Даже когда Ру всячески старалась сделать шаг навстречу, чтобы расспросить о том, почему они оказались в айсберге — каждая пролитая слеза, каждое оброненное слово нисколько не потревожило на удивление спокойного мальчика. А его равнодушный, на чём-то постоянно сконцентрированный взор опустошённых, двух плескающихся штормом в какие-то моменты действительно отторгал. Именно поэтому в один момент отбросив лишние мысли, Руф далось трудное решение повременить с поисками. В небольшом племени удобно, даже комфортно. Здесь могла начаться новая страница её и без того достаточно мрачной истории, могла загореться новая искра веры во что-то большее, чем простое волочение существования. Вопреки ожиданиям, задуманные цели сама Судьба отвергла, в знак протеста посылая к берегам Юга крейсер народа Огня. Захватчики без труда смогли выудить информацию о прибывавшем здесь воздушном кочевнике, а сопротивляющихся изо всех имеющихся сил магов воды — а именно Катару и Руфиину — захватили в плен. Силы не равны. А подвергать ни в чём не повинных детей с женщинами было бы непростительной оплошностью. Сокка стремился защитить хотя бы младшую сестру, но искусный чародей покалечил одним ударом без применения магии безрассудного паренька. Воин пал бессознательной жертвой, так и оставшись на лежать на ледяном берегу охладевшим трупом. Залп огневой магии попал ему в висок. Это послужило причиной смерти. Крики Катары ещё долго разносились по всему периметру борта. Девушка с нездоровым рвением оказывала сопротивление, в отличии от той же Руф, которая ощущала преимущества противника едва её успели сковать железом оков. Ценность данного пленника равна алмазу для изгнанника-принца: вскоре, после постыдного обыска стража обнаружила на спине девочки необычную по форме, багровую татуировку — отметину Равы. Все, кроме магинь Воды прекрасно понимали, что это означает. Ценность пребывания Руф повышает ставки найти Аватара, ведь она является его Спутником. В случае необходимости можно будет извести девчонку до состояния изнеможения. И тогда-то… Через связь беглец поймёт, что нужно вернуться назад. Идеальный. Просто великолепный план! Ох, как рад Зуко. Победа практически в руках. Можно даже для успешного начала предоставить живую столетнюю диковинку в великолепный дворец Озая: со смехом наблюдая издалека, как изнуренная пытками Азулы будет корчиться в агонии страданий! А вот другая девушка привлекает внимание стройностью тонкого тела — неприемлемо не воспользоваться данной ситуацией, чтобы удовлетворить физиологические потребности. Однако ещё пока не обезумевший Зуко даже не притронулся ко второй пленнице, переведя бунтарку в более хорошую камеру. Для начала нужно завоевать доверие, как бы сейчас это сумасбродно не казалось. И, постепенно, начав приводить планы в действие, Зуко, опьянённый мыслью о возможности возвращения чести, погрузился в пучины промозглой темноты. Даже слова родного дяди Айро не спасали племянника. Путь его доброты пошёл по наклонной вниз… *** Просыпаться в оковах с опустевшим, сухим местом, где раньше находился язык, стало привычным делом. Мрачные, сырые кирпичики стен темницы давно пересчитаны. Пора начинать по новой — это лишь форма первой необходимости, дабы окончательно не сойти с катушек после всего пережитого. Длинные ресницы дрожат, поступью накрывая обесмыленный, страдальческий взгляд болотистых глаз. Былая яркость веснушек поблекла от истощения практически истерзанного многочисленными шрамами тела. Слабые конечности едва заметно поддаются собственной воле — после тяжёлых лекарственных препаратов, влияющих негативно на мозг, Ру сломалась окончательно. Вернее, ненавистный народ, теперь уже в корень ненавистный Аватар по имени Аанг. Эти два фактора буквально заставили девушку сгореть изнутри ядерным взрывом. Кричать давно стало бесполезно. Молить о пощаде врагов она никогда не была и не будет намерена. Просить о чём-то — выше гордости непоколебимого, всё же живого существа частицы духа Гармонии, который находится внутри души Руфиины. Да, она рассказала всё, что действительно знала об Аватаре, только вот эта «не точная» информация не удовлетворила полностью нрав вспыльчивой принцессы Огня — многочисленные пытки, сотворенные её руками, пришлось выносить со всем смирением. Выхода отсюда нет. Давно нет. Зачем вообще нужно тогда было следовать за Аангом? Данный вопрос постоянно витает в воспалённом сознании, постоянно дёргая за самые сокровенные нити девичьего сердца, каждый раз до крови заставляя закусывать холодную, вечно израненную поверхность шершавых губ. Язык вырвали из-за казалось бы, идиотской прихоти Азулы — та посчитала, что плохо говорящей лучше вообще оставаться немой. Повиснув на цепях, прикованных к потолку, маг воды безвольной куклой издала едва заметный вздох. Силы в последнее время неоднократно покидают её. Кажется, в таком темпе долго ждать смерти не придётся. Ну ничего, так даже лучше. Намного лучше, чем судьба её подруги быть насильно запертой в особняке изгнанника-принца, чтобы быть любовницей. Намного лучше, чем позволить себе умереть грязной телом и испорченной страстью душой. Намного лучше, чем ощущать чужие руки, убивающие последние капли гордости. Намного лучше, чем вынашивать детей-бастардов без хорошего будущего в себе, а затем проявлять к ним материнский инстинкт. «Я бы никогда себе подобного не позволила.» Слабая, ядовитая ухмылка мимолётной зависти посетила обескровленные губы Руфиины. Всё-таки еда, которую даже нельзя причислить к нормальной, наверняка не достигает даже уст смуглянки. Этот заплесневелый кусок серого хлеба, полуразвалившийся, медленно гниющий на подносе с чашкой застоявшегося, остывшего чая она видит почти каждодневно. Дотянуться до них не составит большого труда, вот только засовывать в рот и глотать, раздирая глотку в клочья не очень-то хочется. Там несколько лошадиных доз подавляющих разум наркотиков. А после них ещё труднее придти в себя. Поэтому приходится сглатывать собственную слюну и даже в крайнем случае сдирать ногти с пальцев, чтобы хотя бы создать ветхую иллюзию сытости. — Опять не поела? Вот же сучка! Когда же ты наконец поймёшь, что к тебе проявляют монархи большую милость! Аватарский кусок отродья! Сдохни уже наконец хотя бы, надоело нянчиться с тобой! Охранник тот час же плюёт скопившуюся в горле, отвратительную желчь из желудка прямо под голые ступни молоденькой девушки, попутно осматривая тонкие, округлившеся за прошедшее время взросления, две небольшие груди. — Неплохие формы для такой миниатюрной нимфетки. Сколько там тебе? Пятнадцать? Сойдёт! Замочная скважина начинает спешно открываться — девушка испуганно приподнимает голову, борясь с оковами. Огромный мужчина в форме народа Огня подходит ещё ближе к пленнице, пронзая звериным, тёмным взглядом двух пылающих от неистового желания, карих глаз. Пальцы начинают судорожно ощупывать прикрытую липким слоем пота кожу слегка оголённого бедра, всё сильнее вгоняя Руф в состояние шока. Нет, она не может допустить нечто подобное! Лучше всего подходит смерть в чистом виде от кинжала этого недовольного охранника, верно! Голова девушки стремительно сбивает весь настрой извращенца — твёрдый, к счастью, лоб Руф вынуждает мужчину схватить противницу за слипшиеся от грязи, короткие пряди в прошлом роскошных локонов, теперь обвисших безжизненными патлами до ушей. Несколько минут тщетной борьбы всё-таки дают свои маленькие плоды — насильника спугивают голоса настороженной чем-то тюремной стражи. Вскоре слышатся резонные крики боли, скатывающейся ироничной ухмылкой по чувствительным ушам девушки. Она ехидно мычит, имитируя смех. Отмщение так быстро настигает всех в этом месте, просто замечательно! Чувство ложной победы затмевает разум. Пленница блаженно прикрывает глаза, будучи готовая принять спокойно отдать душу духам Гармонии и Хаоса — резкий запах сажи вперемешку с порохом вонзаются иглами в ноздри. Мимо камеры внезапно начинает твориться настоящая суматоха: перепуганные, словно малые дети, бравые охранники сего места покидают свои посты. В небольшом, единственном отверстии, что служило источником воздуха в камере, виднеются клыбы тяжёлого, пепельного дыма. Теперь уже ей становится неволей страшно. Что там, пожар? Но кто мог из заключённых сбежать, чтобы устроить подобного масштаба мероприятие? Сбегать просто не вариант. Тело вяло поддаётся, да и вообще куда ей потом идти, если цели дальнейшего существования просто-напросто нет? И это самое страшное. Метаться между городами, посреди захваченных королём Фениксом стран — жалкая пародия на надежду порыва жить дальше, очень похожая на историю её родной матери. Нет, Руфиина не станет повторять чужую судьбу. Поэтому стоит немного подождать. Углекислый газ от дыма проникнет в лёгкие — ей точно не избежать погибели. Да, именно так. И никаких поблажек в виде потаённых надежд. Более ни на кого надеяться, ведь Аватар проиграл в битве за господством над миром. Действительно, проиграл. Половину царства Земли сожгла вторая комета Созина. Большинство непокорных магов Воды превратили в подобие рабов. А кочевником и вовсе… Истребили. Чуть наклонив голову в сторону, девушка почему-то не стала сдерживать поток давно рвущихся наружу слёз, отдавая добрую память людям, что когда-то давно дали приют одной слабой, ничтожной для могущества этого мира, Мао. Да, ведь именно так назвала её матушка Нэрим. Теперь-то память полностью прояснилась, хотя это и было во младенчестве. Всё равно. Слишком много страданий пережила Нэрим, заслужившая хоть немного слёз от единственного ребёнка. Заслужил их и старый, добрый, такой наивный паренёк с витьеватой стрелой во лбу. По нему девушка выронила более всего слёз — настолько сильно, оказалось, чёрствое, разбитое временем сердце скучало по нему. Несмотря на предательство, несмотря на отсутствие весточки. Несмотря даже на то, что с тех пор три года о нём так и не было ни одной новости. Неизвестно, может быть и его сгубили люди Огня. Погребли под обломками своих богатых особняков как одного из самых глупых неудачников из всех реинкарнаций Равы. Наверняка, от тела даже ни единой косточки не оставили. Целую нацию погубили и не остановились на этом… «Безжалостные изверги…» Дым над головой начинает сгущаться. Сознание постепенно затуманивает образ давно ушедших, цветастых воспоминаний. Давно погребённые под слоем многовековой мерзлоты сердца, они вспыхивают ярким огоньком, заставляя девушку приоткрыть в последний раз глаза, чтобы перед смертью ещё раз взглянуть на чистую гладь небес, если удастся. Линия огня нисколько не даёт покоя. Разгораясь с каждой минутой всё сильнее, уши заглушают на сей раз предсмертные крики умирающих… Стоп. Умирающих?! Кандалы мгновенно срезает сильный поток неистового ветра, разгоняя ворвавшийся плотный ком дыма по всей камере ещё сильнее. Поле зрение немного пришло в норму после поступления свежего кислорода в лёгкие — глаза метаются по сторонам в поисках причины столь внезапного освобождения. Затекшие кисти рук отзываются скользкой истомой, молочная кислота бурлит во всех атрофированных мышцах, вынуждая встать на обе ноги. Девушка потирает потёртости, что останутся вечными шрамами на конечностях. Затем, медленно ступая по открытой камере, она видит перекорченные гримасы задушенных магов огня от ужаса: те в последние несколько минут неистово бились в конвульсиях перед походом к духам. Тошнотворный позыв заставляет Руфиину сблевать остатки вчерашнего ужина на каменную плитку. Металлический привкус собственной крови во рту становится почти невыносимым — девушка откашливается, почти вовсе задыхаясь в неожиданном приступе панической атаки. Настолько дурно видеть и понять, что эти люди больше не жильцы. — Что же ты не встречаешь старого друга с распростёртыми объятиями? Голос, одновременно незнакомый, но в то же время некой поволокой пронзающий слух до глубины души давно позабытыми завитками тембра вынуждает повернуться лицом к собеседнику в капюшоне, что стоял буквально в нескольких метрах от неё с планером в левой руке. И манера напевно произносить слова, словно отголосок молитвы, и наличие глайдера для покорения воздушных вихрей говорили ей о том, что перед ней Кочевник. Тот самый, что остался единственным на свете после геноцида. В грудине начинают сжиматься все органы, начиная с сердца. Мимика лица исправно морщится в негодовании, когда разум окончательно согласовывает все явные черты, имеющиеся перед глазами. Гибкая фигура, несоразмерно высокому росту миниатюрные стопы, слишком неустойчиво касающиеся поверхности. Лёгкая поступь. Это может быть только он… Но девушка ничего не может ответить. Рот инстинктивно прикрывается, пытаясь что-то произнести, но выходит лишь жалкий, сдавленный писк. Тогда пропавший без вести кочевник сбрасывает с головы надоевший атрибут одежды. Руф хмурится, видя перед собой того, кому сейчас бы отдала разом всю свою скопившуюся ненависть за три года безуспешных ожиданий. Он повзрослел, но черты узнаваемы. Всё тот же задорный нос, высокие скулы, выразительные брови. А вот глаза горят безумием, губы сжаты в суровую полоску. Руф в отрицании трясёт головой. Отросшие, възерошенные кудри волос качаются в такт. Она ворошит зашитые заплатки детских воспоминаний, оттого становится почти невозможно не смотреть в упор на него, впитывая каждое новое — хорошо знакомое старое очертание. От былого озорства в зрачках не осталось ни следа. Какой-либо признак осмысленной жизни также испарился. Лишь извечная кривоватая улыбочка, теперь уже перекошенная некой неэтичной искрой безумства для Аанга играла с рыжеволосой опасную шутку. — Вспомнил о своей старой подружке, пришёл, рискуя безопасностью, а получил в ответ лишь презренное молчание? Так не пойдёт, — приблизившись вплотную к ней, не знающую, куда деться. Он склонился над ней, теперь уже юноша стал на целую голову выше девушки. Без церемоний поднимая стальной хваткой подбородок своей спутницы вверх, Аватар властно протиснулся большим пальцем в рот, внимательно всматриваясь в причину отсутствия ответа. Дыхание чародейки затухает, смакуя столь опасный момент. Тёмные брови монаха рефлекторно изламываются в беспокойстве, словно у игрушки оторвали лапу и теперь нужно зашить ту. Дыхание замирает — Ру действительно не в состоянии сообразить, как вообще следует поступить в данной ситуации. — Ах! Да у тебя язык оторвали! — внезапно начинает громко хохотать Аанг, вызывая у девушки приступ ещё большее количество вопросов и догадок от осознания того, что её бывший друг, похоже, окончательно сошёл с ума. Он безумен? Когда же это произошло? Почему Руфиина вовремя упустила столь важную деталь мимо себя? Она ведь была обязана поддержать его, успокоить, попробовать наставить на путь истины… Ощутив собственную бесполезность, Руфиина начала беззвучно рыдать, неожиданно даже для самой себя обхватывая дрожащими пальцами плечи парня, стараясь загладить вину перед ним. Душа внутри буквально начинает сгорать под очередным натиском обезоруженности перед этим страшным теперь человеком, которого ненавидит теперь весь мир в поднаготную. Даже её часть ненавидит его. Не вся, но очевидно больша́я. «Почему… Почему… Почему ты вообще существуешь? Почему ты вообще связан со мной? Почему судьба так поступила по отношению к нам?» Часть скованной истерзанной бременем юноши дрогнула. На мгновение в суровом, потрёпанном жестокой судьбиной Аватаре загорелся огонёк былого, наивного Аанга: руки в ответном порыве чувств обхватили спину девушки, трепетно прижимая к тёплой, пахнущей лёгкими нотками дыма с копотью, груди. — Ру-Ру… Ру-Ру… — голос дрогнул тихим фальцетом, тело монаха инстинктивно напряглось, подавшись вперёд, словно намеренно желая до конца стать частью девушки: — Ру-Ру… Знала бы ты, насколько же сильно я желаю убить тебя собственными руками… Ощущения смешиваются вихрем самозабвения. А чего стоило ожидать? Это живучее тельце давно многие желают задушить, вспороть живот, наслаждаясь тем, как тонкая линия внутренних органов начнёт вываливаться наружу. Давно многие желают смерти почти трупу, а ей лишь приходится на зло улыбаться. Впрочем, даже сейчас, когда бледные пальцы стремительно ложась на гортань, обхватывают основания шеи, а острые углы ногтей оставляют внушительные пятна кровавых разводов. Искреннее чувство отправиться на тот свет притупляет каналы нервов. Губы же продолжают растягиваться в слегка доверчивой ухмылке. Теперь всё без права окончиться мучительным концом, ведь сгинуть от рук единственного человека, кому собственное сердце не в силах отказать, невозможно. — Судя по всему, ты готова так спокойно умереть? Не похоже на тебя, Ру-Ру. Слишком простым окажется твой конец, не думаешь? В усталости глаз старадающей от обезвоживания девушки промелькнула тоска. В пространстве звучит немой вопрос: «Почему же?» В следующие несколько минут звучат сигнальные гонги, оповещающие об окончании пожара. Времени на раздумья более нет, поэтому ослабевшую подхватывают на руки. Сознание постепенно затуманивает потеря стекающей крови на ключицы. Теперь уже, будет ли жить дальше маг воды, зависит всецело от намерений бывшего монаха. Спасение это, или нет — Руфиина не могла понять. *** Тяжёлая нега растеклась по поврежденным конечностям. Пошевелиться, посмотреть, где находится тело довольно-таки трудно. Грудь туго перевязана вместе с шеей свежими, в травяных настоях смоченных бинтах. Кончик носа змейкой ощущает приятный аромат целебного снадобья, что варится в котелке в разведённом костре неподалёку. Волосы обдувает прохладный ветерок, дующий с запада, принося иллюзию спокойствия. С натугой привстав с покрытой расой травы, Ру оглядывается. Совершенно незнакомый пейзаж поля возле лесной просеки, с мимо протекающим, горным ручейком. Аанг сидит спиной к девушке, никак не реагирует на пробуждение. Похоже, что медитирует? Босые ступни ног медленно рассекают расстояние до костра, и приходится самостоятельно налить в пустую плошку, заранее приготовленную вместе с ложкой, лекарство. Нет, отвлекать никогда Руф не намерена, хотя и отношение Аанга к ней сложно назвать даже странным. Какие цели нужно преследовать, чтобы сначала едва не погубить, а затем потащить за собой, да ещё и излечить? Кажется, надо быть самым отчаянным идиотом: придти в логово врага для убийства бывшей подруги. Ну не смешно ли звучит? Теперь неволей волнует другое: можно ли возобновить давно потерянную ниточку доверия? Слабость действительно раздражает. Сжимать пальцы после столь продолжительного заключения в темнице стоит волевых усилий. Даже не раздумывая над последствиями, рот изнутри обжигает горячая, вязкая жижа. На траву летят ошмётки лекарства вместе с желудочной кислотой. Звонкий стук по чугунной поверхности котелка заставил прервать самоконтроль. Раздражение яркой жилкой виднеется веной под перламутровой кожей в районе висков. — Святые мартышки на священной горе! Могла и подождать немного. Куда девалась твоя смиренность? Обезьяньи уши! Чтоб тебя медведеутконос съел! Немного забавно наблюдать за его сквернословием, по сути, аномальным явлением, одного из представителей издавна почитающих благовоспитанность воздушников. Нелепость в виде открытого выражения лица рассеянности вперемешку с яростью. Она послушно закивала и приложила руку к сердцу. Пришлось принять на свой счёт все колкие замечания, чтобы немного привести взрывной нрав неуравновешенного ментально человека. — Пей! — суёт парень в раскрытые ладони магини бурдюк с холодной, недавно наполненной из ручья водой. — Пока я ещё в состоянии терпеть твои выходки. Девушка ополаскивает участки обожжённой полости рта и, громко откашливая последние остатки горького отвара, морщится. Слишком сильно уж повысилась чувствительность из-за столь долгого отсутствия нормального питания. Руф складывает губы трубочкой и пытается всосать мелкими порциями. Звук выходит хлюпающим с присвистом проскальзывающего воздуха. Она ощущает чужой, томный взгляд на себе, рефлекторно отрывается в боязливом порыве от источника воды, понимая, как же глупо смотрелась в этот момент. Пересохшее горло ещё трепетно требует влаги, потому вовсе и не удивительно увидеть её, жадно поглощающую освежающую жидкость. Длинные ресницы часто-часто моргают, в вопросе складываются густые брови-домики. «А… Ты тоже хочешь пить?» — спрашивает Ру, неуверенно складывая ладонь в жестах. Невозможно прочесть ни единой эмоции по мимике ставших за годы разлуки острых черт лица, и оттого становится почти невыносимо предугадать, какой же лучше предпринять подход к Аватару. Тёмная сталь глаз, узость зрачков заставляют упасть былую уверенность ниц, а потом вскрывать нарощенные временем маски обороны настоящих чувств. Где её маленький милый дружок из детства, он расстворился в этом суровом юноше? Бурдюк отставлен в сторону, ноги поджаты в отчаянии к подбородку. Последняя линия защиты. Она быстро прячет голову в коленях, закрывая глаза ладонями. Лишь бы не видеть такую глубокую опустошённость души бывшего друга детства, с которым она всегда шла руку об руку. Даже родилась с ним в один день и, как позднее оказалось, была его Спутником. Однако вина из-за не выполненного долга и своего предназначения топили Руф в болоте вины. Даже видеть сейчас перед собой его просто невероятно тяжко. Про какую там нить «надежды» она посмела подумать? На какую там дружбу посмела пустить надежду? Немедленно всё пресечь! Выжечь вон из доброго, дурацкого сердца! Именно по его и только его вине весь мир пал под диктатурой хозяина Феникса! Именно из-за его оплошности теперь все народы так страдают! Он заслуживает только одного: всецелой ненависти! Да пускай же тысячи проклятий полетят молниями Азулы, который однажды через себя пропустила и чудом выжила Руфиина, в неродивого Аватара! Ей надоело вечно искать оправдания тому предательству, надоело по вечному кругу прощать долгое время ожиданий! Она потеряла друзей, потеряла целую семью, к которой успела за короткий промежуток времени привязаться всей душой… И теперь, когда он явился на её грани между жизнью и смертью с целью «просто убить старую подругу», что ей нужно делать?! Вот на самом деле, что?! Проведя верх по основанию шеи ногтями, девушка вонзила концы тех в кожу щёк до состояния покраснения. Всё негодование, копившееся годами заточения, опалили Аанга жутким взором двух горящих змееиным пламенем, расширенных зрачков. Эта своеобразная игра в «гляделки» так бы, наверное, и продолжалась, если бы не голос юноши: — Обезьяньи перья! Только недавно тебя подлатал. Что, мало шрамов на теле? Решила ещё заработать? Издеваешься? Подошёл, как ни в чём не бывало, присел рядом. Да ещё и так спокойно позволил себе протянуть руку. Девушка в неистовой ярости тут же отвергла эту напускную заботу, резво успевая ударить голой ступнёй плечо последнего воздушного кочевника. Между ними возникла мёртвая тишина, нарастающий пыл возгорелся с новыми силами. Ни единая извилина на беспристрастном лице не дёрнулась, лишь по напряжённой нижней части челюсти можно было понять, что его задело её перемена в отношении к нему. — Ты такая же, как они, — гортанный шёпот, раздавшийся сверху, наполнен колким, холодным укором. Не крик, даже не повышенный тон голоса. Страшил именно шёпот: — Никто не понимает того, что мне пришлось пережить. Никто даже не сделал попытку понять. Последняя надежда возлагалась на тебя, Руфиина. Но и ты отказалась понять меня. Подлая, склизкая гадюка. Неудивительно, почему я нашёл тебя гниющей заживо у народа Огня, — серый шторм налился ядовитым соком затаившейся обиды, полноватые губы слегка изогнулись в сумасшедшем оскале: — Стоило поджечь тебя со всеми потрохами тогда вместе с теми стражниками! В особенности с твоим ненаглядным воздыхателем. Водная стихия мгновенно всколыхнулась, хлыстом ударяя место, где ранее стоял Аанг. Парень ловким движением ускользает от разъерённых атак открытой к прямым оскорблениям девушки. Она ничего не сможет выразить словами, лишь выплеснуть эмоции в схватке. Тончайшие пальцы складываются в нескольких приёмах, изгибая воду в невиданные, смертоносные узоры. Трава увядает от каждого нового порыва едкой ярости всё сильнее, кудри вздымаются от непосильного сейчас покорения стихии, замерзают кончики мягких волос вместе с кожей. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» Воздушнику ничего не стоило уклониться от всех досконально изученных приёмов водной стихии. Однако, когда несколько ледяных кольев задевают плечо, пришлось немного напрячься, чтобы снести порывом ветра тело рыжеволосой, впечатав спиной в ствол ближайшего дерева. Спина столкнулась с твёрдой поверхностью, вынуждая адреналин покинуть окончательно кровь. Дыхание склочно восстанавливается, однако девушке с трудом удаётся принять стоячее положение. Последний, самый гадкий приём, который бы она никогда бы в жизни больше не посмела бы повторить, если бы не обстоятельства — магия крови. Заставляя тело Аватара подчиняться её контролю, Руф хмурится, сковывая кочевника по рукам и ногам. — Решила применить грязный трюк, ха! В этом все вы, маги воды! Ничтожные, полагающиеся лишь на свою изворотливость! Что будет лучше: сразу вывернуть все конечности, или скрутить голову? Метка начинает расползаться по спине отчётливой болью, предупреждая о последствиях. Однако ей уже терять нечего. Убить Аватара и вслед умереть самой — вполне логичный выход, учитывая, какой паршивый дуэт они сыграли в этом цикле воплощения Равы! Дух Гармонии должен понять её намерения, учитывая, насколько сильно этот подонок подставил весь мир из-за собственных, сумасбродных идей! «Последняя надежда возлагалась на тебя, Руфиина.» Почему же он продолжает скалиться после таких слов? Неужто считает её предательницей? А что она могла ещё сделать, когда Аанг взял, да и оставил в одиночестве? Боялся рассказать о своих переживаниях? Или просто решил скрыться от обязанностей, как считала Руфиина всё это время. «Ты слишком безнадёжен, Аанг… Я просто… Не смогу тебя убить.» Ладони безвольно опускаются вниз, и вниз по щекам катятся горячие слёзы. Она слишком сильно ненавидит его, она слишком сильно любит его. Поэтому и не может сделать роковой шаг, избавляя свет от них обоих, цветов, что погрязли с головой в черную пропасть растерянности. «Знаешь, Аанг… Мы оба сыграли паршивый дуэт в этом цикле. Так что, если моя смерть — верный шаг к твоему спокойствию, я с радостью приму его.» — единственное, что смогла сказать Ру знаками, найдя в себе силы признаться душе простить этого идиота в последний раз. Шаги предвещают разум сдать позиции. Глаза в смирении прикрываются веками, сердце полностью готово остановить свой былой, бойкий ритм в груди. — Дура! Да если бы я в самом деле этого хотел, давно бы уже так поступил! — плечей касаются тёплые, покрытые оболочкой дрожи, пальцы, до болезненной истомы сжимая ключицы. Она поворачивается в его сторону. В кварцевых глазах мельтешит рябь противоречивых даже для неё, непонятных, но таких живых эмоций. Как тогда, на Юге, когда девушка в порыве чувств пыталась достучаться до Аанга, а тот лишь на мгновение позволил себе улыбнуться искренне, со слезами и сказать: «Как же мне не хватало тебя, Ру-Ру…» Мысли охватывает немой вопрос, и те тут же прерывают настойчивые, потрескавшееся губы, вплотную окутавшие её собственные в отчаянии проглатывая каждый её вздох. Эта неожиданная близость повергла её в растерянность. Тело инстинктивно подалось вперёд, желая потонуть в порыве его порочной ошибки. Значит, он всё-таки не бросил её окончательно, значит он искал её?.. Мягко скользят его губы, словно заглаживая все обиды. Хотя ни смятения, ни страха давно сквозившее болью сердце не ощущает. Даже нет ожидаемого отвращения. Губы его оказываются приятными на вкус. И нравятся ей всё больше, чем дольше это продолжается. Обиды расстворяются. Остаётся лишь желание ещё и ещё погрузиться в эти тактильные откровения, наполненные нотками тревоги, неловкие, однако такие говорящие о том, что сейчас ему нужна её ласка и отзывчивость. Нужна лишь она одна, по прежнему дорогая ему. Он скучал. Устал от одиночества, боли и разочароааний, он готов поделиться своими эмоциями и теплом. Он истинный сосуд Света и Гармонии сейчас. Руфи доверчиво позволила ему повалить себя. Его стальные руки, надёжно удерживали её. Не почувствовав сопротивление, Аангу ничего не стоило поджать девушку под себя, миниатюрную и притворяющуюся слабой только для него сейчас, на траве. Сильное гибкое тело прижалось к ней даря свое жизненное тепло. Её руки обхватили его крепкие плечи. Пожухлая, пожелтевшая поросль, плескается золотистыми волнами дикого травяного моря, под позывами лёгкого игривого ветерка, покрывая исходящие полувздохи-полустоны подростков, солнечные лучи отбрасывают многочисленные тени от дерева. Осторожно снимая с шеи ногтями ненужные, покрытые высохшей кровью, бинты, Аанг помечает изгибы ключиц своими новыми метками. Поцелуи почти невесомые, нежные, воздушные, но остаются гореть на её бледной коже. А Ру, не в силах отказаться от умопомрачительных импульсов тока, которые расползаются после каждого его касания, изрекает из глубины гортани звуки, что неволей вызывают в её партнёре табун мурашек по спине. Они перекатываются, подминая пышную траву под себя. Руки бесстыже скользят по телам друг друга. Как они вообще докатились до нечто подобного? Судя по всему, Рава предпочла отдать лику смерти двум опозорившим духа людей частицу светлого — любовь. Рава отдала им, обезумевшим от обстоятельств судьбы, от пережитых скитаний, последнее, что могло бы вновь объединить две раненые души в совместное будущее. Рава решил подарить своим цветам новую надежду, взрастив в их телах новое семя.