Танец на углях.

      — Эй, А-а-агния! — Феникс с улыбкой смотрит на девушку. Жрица медленно подходит к нему, сжимая руки. Босые ноги оставляют за собой кровавые следы.       — Они все погибли? — она, останавливаясь в двух шагах от Феникса, оглядывается. По разбитой от взрывов мостовой растекается людская кровь. Сам виновник красного пиршества прижимает ладонь к груди, истекающей красным ихором. — Они все погибли из-за тебя? — неожиданно для себя вдруг добавляет жрица.       — За бессмертие платят жизнью. Кому, как не тебе, знать это, Агния? — девушка неопределённо дёргает плечами и подходит вплотную к мужчине напротив. Опускается на колени и убирает его руку, открывая вид на рану. Из раздробленной плоти сочится жёлто-красная полупрозрачная жидкость. Ихор. Кровь бога, сошедшего к людям.       — Они все погибли из-за тебя? — впиваясь взглядом в красные радужки, она повторяет вопрос, всё также не отпуская руку Феникса.       — Да, — безразлично отвечает мужчина, резко вырывая конечность из цепкой хватки жрицы, и поднимается.       Деревянные низкие дома рушатся, догорая, превращаются в угли и заполняют огненными обломками уничтоженную взрывами мостовую. От главной улицы остаётся одно название: до сих пор редкие вспышки разбивают останки былого величия Вероники. Кирпичи, вылетающие из построек и кладки дороги, устилают всё пространство мостовой. Феникс довольно смотрит на разрушенное королевство.       — Вот и свет пролился на поле брани, — лучи впечатываются в спину, покрытую толстой железной бронёй. Прекращая осмотр развалин, он поворачивается к востоку, навстречу только зарождающемуся утреннему солнцу.       Медные, длинные, схожие по цвету с огнём волосы мужчины развеваются в свете далёкой звезды, слепящей бликами, рождаемыми на тёмном металле одеяния и венчающей тиары с треугольной серебряной пластиной, украшенной узорчатой гравировкой подстать стальной Жар-Птице. Феникс снимает сломанный нагрудник, бросает его на землю рядом и довольно потягивается, подставляя лицо под рыжие лучи.       Агния пустым взглядом цепляется за кровавые реки на изодранных переулках. Прерывая разглядывание камней — последнего, что осталось от красот Вероники — она возвращается к Фениксу. Броня пробита насквозь, от нагрудного доспеха уже мало толка. Тёмно-пепельная кожа изрисована порезами и кровью: атака и убийство Жар-Птицы отразились и на ядре.       — Как ты? — жрица подбирает с земли снятый элемент брони, осматривая пробои, но быстро возвращает вещь на место и подскакивает к Фениксу, помогая снять мешающее теперь одеяние. С громким грохотом железные пластины ударяются друг об друга при падении. Мужчина снимает наручи и наконец свободно выдыхает, осматривая рану.       — Ну, умереть сразу, конечно, не умру, — бросает он с усмешкой, растирая ладонью засыхающую кровь. — Даже ведь не больно... Жар-Птица приняла основной урон на себя, да и... — мельком бросает взгляд на броню. — ...Она тоже помогла.       — Но что-то всё равно не так? Я чувствую, тебя что-то сильно тревожит, — девушка обнимает Феникса со спины, заглядывая через плечо на рану. Проводит пальцами по подтёкам ихора и чуть морщится от обильного количества всё вытекающей жидкости.       — Жар-Птица повержена, так что мне остаётся лишь погибнуть вслед за ней. Мы связаны особой формой договора. Сила взамен на тело. Умрёт один, и вскоре погибнет второй. Ядро и оболочка не существуют по отдельности в том виде, в каком я бы хотел существовать... — мужчина перехватывает руку Агнии, вытирая с белоснежных пальцев свою кровь. — Я лишь сердце в огромном механизме Жар-Птицы. А сердце долго не живёт вне тела, — он оставляет на ладони жрицы поцелуй и оборачивается к ней. — Подаришь мне на прощание тот танец, что так и не завершила четыреста лет назад?       — На вратах прошлого и нынешнего, на руинах деревни и королевства, — Агния отходит в сторону и пробует старые движения. Тело ещё помнит. — Помнится, я тогда выглядела поопрятнее, чем сейчас, — со смущённой улыбкой добавляет, пробегаясь глазами по клочьям тёмно-розовой одежды. Феникс подходит к девушке и обнимает её, прижимая к себе. Оставляя на тонкий губах поцелуй, он снимает свою тиару и аккуратно надевает её на жрицу.       — Шлем уже не верну, он явно шёл тебе лучше, — отходит на пару шагов назад и оценивающе окидывает взглядом. — Но мне нравится и так.       Агния, закрепив подарок понадёжнее, делает первые шаги. Руки плавно скользят по воздуху, пропахшему дымом и пылью. Пряди волос вьются с каждым движением.       Шаг назад и поворот в сторону солнца. Тиара отражает последние лучи восхода. Жрица с придыханием отдаётся своему ритуалу. В сторону и снова поворот, ближе к земле. В памяти играет мелодия Птицы Огня. С закрытыми глазами она будто витает в атмосфере того дня, не обращая внимания на угли и пыль. Жрице Жар-Птицы не привыкать к огню.       Ещё шаг и пара медленных прыжков, очерчивает кистями рук спирали вокруг своего тела. Ветер играет с телом жрицы, опоясывает прозрачной лентой. Агния наклоняется, рисует своими движениями завитки огня и кружится на месте. Оборот, наклоняется к земле. Ещё один, и, замирая, наконец открывает глаза, обнаруживая себе в объятиях Феникса.       — Браво, юная Жрица, — оставляет ещё один поцелуй и прижимает к себе. — Мне будет жалко терять тебя... — они опускаются на землю, обнимая друг друга. На колени Агнии падают первые слёзы воплощения Огня...

***

      Почему все думают, что Феникс не плачет, Момона?       Я видела его слёзы.       Момона?.. Неужели это и есть смерть?       Долгожданный покой... Расставание...       Жар-Птица... Разрушительная мощь, необузданная никем, а потому загубленная.       Юная Жрица... Он называл меня так?       Смерть... И ты здесь, Момона? Ведь ты есть плод его любви, его истинной силы...       Наверно, действительно пора прощаться...       Я живу непозволительно долго.       Феникс... Я буду скучать.       Ты будешь моим вечным огнём, даже в этом забвении...       Наша любовь будет вечной... Даже если каждый из нас навсегда исчезнет.       Прощайте, Момона, Феникс...