Break your heart, steal your crown/Разобьет сердце, развенчает гордость

— Олух умирает. Слова, как призрак, тяжело оседают в кузне между Стоиком и Плевакой. Стоик почти что желал забрать слова обратно, но это бы ничего не изменило. Олух умирал. Плевака закрыл глаза и вздохнул, измученно кивнув и соглашаясь с его словами. Он тоже это видел. Или скорее видел в последнем гадании Готти на костях, прежде чем она легла спать и скончалась во сне, оставив Плеваку самому читать предсказание, когда он нашел ее тело этим утром. На самом деле он не рассказывал Стоику, что именно сказали кости, а вместо этого смотрел на него точно таким же измученным взглядом. Но даже без предсказаний прорицателя Стоик все понимал. Близнецы уплыли много лет назад, заявив, что этот остров слишком скучный для их розыгрышей, забрав с собой за компанию в плаванье лишь курицу. Тогда это казалось благословлением, взрывов стало намного меньше, и Олух стал тихим местом, как когда-то. Потом произошла та глупость с Астрид, когда Слюнявый решил принести ее в жертву Покорителю Драконов. Они смогли вернуть ее только для того, чтобы она пропала через неделю. Она оставила записку, что в этот раз это был ее выбор, но это мало утешало. И так Олух остался без следующего поколения женщин достаточно взрослых, чтобы быть женами. Которые бы стали матерями для следующих поколений. Поскольку имя клана Йоргенсон было запятнано выходками Слюнявого, Сморкала больше не мог быть наследником Стоика. Остальные кланы никогда бы не простили того, чья семья привела Покорителя Драконов за их головами на встречу вождей. Разве что кроме Дагура, но лучше бы от этого не стало, учитывая какими... неуравновешенными были Берсерки. Из-за чего Рыбьеног остался единственным на Олухе из своего поколения. Парень был умным, без сомнений, и он бы стал фантастическим помощником, вторым Плевакой, но он был слишком тихим и мягким, чтобы стать лидером. Политика его с костями сожрет. И что еще хуже, Рыбьеног знал об этом. Были и другие дети, Густав и ему подобные, но все они были слишком юными для обучения. Стоик провел рукой по бороде, которая от тревог и горя уже поседела. Он не проживет столько, чтобы успеть кого-то из них обучить. А число жителей на Олухе с каждым днем становилось все меньше. Много людей так и не смогли привыкнуть к жизни без битв с драконами, спокойная мирская жизнь не подходила их воинской крови. Они ушли, примкнув к другим кланам. Сегодня они потеряли еще одну семью. Стоик не желал им зла, но если так продолжится, число олуховчан сократиться настолько, что они не смогут поддерживать свое сообщество. Даже Плеваке становилось скучно, работы не было столько, чтобы поддерживать кузню. Без драконов не было нужды в оружии, а простые фермерские инструменты не требовали такого особого ухода. Стоик оглядел кузню, его глаза упали на занавеску, которая вела в небольшую комнату, куда Плевака никого не пускал. То был его собственный храм его пропавшего крестника. Но первым ушедшим ребенком Олуха стал Иккинг. Слова Покорителя Драконов, что Иккинг жив, здоров и счастлив на своем месте, слегка утешали, даже если и подтвердить это было никак нельзя. Практически не существовало вещей, которых бы Стоик не сделал, чтобы увидеть своего мальчика хотя бы на мгновение. Иногда он спрашивал сам себя, не его ли это вина. Их жизненный уклад был понятным, когда на них постоянно нападали драконы. Но без них, он не знал что делать. Его люди искали у него советов, но у него не было опыта в мирной жизни, чтобы знать что делать. Казалось, они все больше и больше понимали это, и уходили. Семь поколений викингов жили на этом острове, начиная с первого вождя, его давнего прадеда, и казалось, что Стоик станет последним вождем Олуха. — Хотел бы я сказать тебе какие-нибудь мудрые слова, друг мой, — тихо говорит Плевака. — Я... Стоик подпрыгнул, когда что-то влетело в окно и приземлилось Плеваке на лицо. Это была зелено-коричневая Жуткая Жуть, которая запищала, пока карабкалась по голове Плеваки. — Не двигайся, — прогремел Стоик, уже потянувшись за своим мечом. — Ай, — раздраженно буркнул Плевака, хватая дракончика за шкирку и стянув его с головы. — Ты чего... Он замолчал, его глаза метнулись вверх, и Стоик понял, что услышал взмах крыльев гораздо большего дракона. Злобный Змеевик, если он не ошибся. Стоик сжимает зубы. Огонь вновь течет по его венам, охочий до хорошей драки, чтобы выпустить эту ярость и разочарование. — О нет, — говорит Плевака, в его глазах ужас, когда он переводит взгляд на вождя. Это последнее, что понимает Стоик, прежде чем его разворачивают, руки сковывают парой железных наручников и швыряют сквозь занавеску в старую комнату Иккинга. Он сталкивается с чем-то намного более мягким, чем ожидает и падает на пол. — ВОРЧУН! — кричит Плевака, просовывая голову через занавеску и указывая на Стоика. — Сидеть. С недовольным стоном что-то огромное и тяжелое налегает на Стоика. Он кряхтит, пытается оттолкнуть нечто со своих плеч, но вес слишком тяжелый для него. — Не хотел я, чтобы ты вот так все узнал, — извиняется Плевака. Жуткая Жуть сидела на его плече, будто бы это было нормально. — Но если тебе хоть немного дорога жизнь твоего сына, не издавай ни звука. Стоик хотел было закричать, но его рот бесцеремонно заткнули какой-то тряпкой. Он зарычал, ярость наполнила его вены, когда Плевака отвернулся, задернув занавеску. Разорванная ткань не доходила до земли, и Стоик отсюда хорошо видел всю кузню. Когда он освободится и доберется до Плеваки... Голубо-золотой Злобный Змеевик просунул голову в дверной проем кузни, а затем аккуратно вошел, стараясь не задеть ничего в этом маленьком здании. На его спине сидел бледный коронованный призрак, белые и серые клочки ткани скрывали его фигуру. — Плевака! — радостно поприветствовал призрак кузнеца. Дух поднял руку, откинув на макушку нечто вроде свадебной вуали и обнажив нечеловеческие черты лица, покрытые сверкающей голубой чешуей. — Как же приятно видеть тебя, девочка, — так же радостно говорит Плевака, его голос полон нежности. Призрак смеется, тянется к своей голове и снимает ее... ...раскрыв улыбающееся лицо Астрид. Стоик перестает бороться, ослабнув от удивления. Прошло почти два года с тех пор, как он в последний раз видел мрачное и печальное лицо Астрид, прежде чем она исчезла. Теперь она, казалось, сияла от счастья, соскользнув со спины Злобного Змеевика и слегка подпрыгнув, прежде чем кинуться с раскрытыми руками на Плеваку и крепко обнять его. — И я рада тебя видеть, — говорит Астрид, положив руки кузнецу на плечи. Стоик видел, что теперь на ней была броня, покрытая чешуей Змеевика, на котором она летала. На ней была юбка, плащ и та самая вуаль, сделанная из рваных полос тонкой прозрачной белой ткани, и она словно танцевала в воздухе, когда девушка двигалась. Неупокоенной Невестой Демона все это время была Астрид. Теперь Стоик узнает дракона, это же тот самый Змеевик, на котором летала девушка, когда Покоритель Драконов похитил Стоика с Альтинга. — Что привело тебя сюда? — весело, хотя и слегка натянуто спросил Плевака. — Ты не подумай, я не жалуюсь, просто не ожидал тебя еще неделю-две. Укол предательства пронзает его словно нож между ребер. — У нас новости, — подпрыгнула Астрид и от радости слегка вильнула бедром. Движение было таким веселым и беззаботным, Стоик никогда не видел подобного от обычно такой сдержанной девушки. — Эй, подожди. Так не честно, — послышалось от тени в дверном проеме, и Стоик понял, что зарычал, лишь завидев очертания Покорителя Драконов и его демонической Ночной Фурии. Покоритель Драконов перекинул ногу через своего, так называемого, брата, и приземлился сначала копытом своей странной ноги, потом другой и зашагал к ним. — Хочу увидеть лицо Плеваки, когда ты ему расскажешь. — Не моя вина, что ты такой медленный, мой милый муж, — усмехнулась Астрид, вновь подпрыгнув и подарив небольшой поцелуй в чешуйчатый шлем Покорителя Драконов. Стоик зарычал и вновь начал дергаться, пытаясь высвободиться, но вес на его спине не позволил ему. — Секундочку, — выдохнул Плевака. — Астрид... Твой живот... Только не говори мне... — у него перехватило дыхание, и мужчина замолчал. Смотря на силуэт девушки, Стоик увидел, что имел в виду Плевака. До того плоский живот Астрид приобрел крайне характерную и внушительную округлость. Астрид беременна. И учитывая то, как Покоритель Драконов непринужденно убрал руку с ее плеч и переместил на талию, ребенок в ее чреве был от этого демона. Стоит прикончит его. Он убьет его за то, что этот демон посмел коснуться Астрид. Он оторвет ему конечность за конечностью, а затем избавиться от этой Ночной Фурии, которая начала что-то вынюхивать в комнате... Все его мысли разом исчезли, когда Покоритель Драконов снял свой шлем, впервые открыв свое лицо, и у Стоика перехватило дыхание. Быть того не может. Лохматые коричневые волосы, в свете свечи отливающие рыжим. Зеленые глаза. Веселая кривоватая ухмылка на его узком лице, наконец, доходящая до ушей. — Иккинг, — говорит Плевака, его голос хрипит из-за слез. — Астрид. У вас скоро будет малыш. Его сын. Это его сын стоял рядом с Астрид, приобняв ее рукой, и они вместе сияли от счастья. Его сын, Покоритель Драконов. — Я где-то на пятом месяце, — просияла Астрид, глядя на Плеваку и удобно устроившись рядом с Иккингом. Они стояли рядом с друг другом, словно два кусочка паззла. — Мы надеялись, что ты согласишься стать крестным, — говорит Иккинг, и Стоик не может понять, как же он не узнал раньше это в сухом сарказме Покорителя Драконов. Это был голос его сына, чуть ниже, чем когда он был подростком, но этот гнусавый тон мог принадлежать лишь ему. — Крестным...? — повторяет трепетно Плевака. — Это не зависит от того, решишь ли ты все-таки жить с нами или нет, — быстро уверяет его Астрид. — Но мы бы хотели этого. У нас бы не было ребенка, если бы не ты. — Ты помог Астрид улететь с Олуха, и спас мою жизнь, взяв когда-то под свое крыло, — искренне говорит Икикнг. — Мы также не против, чтобы он или она звали тебя "дедулей", если не возражаешь. Дедулей. Стоик был дедушкой. Он чувствовал, как уголки его глаз защипали от слез. Стоик никогда не думал, что у него будет этот шанс, не после того как его сын пропал. Но вот он, жив, здоров и ждет своего ребенка. — Ох, — Плевака качает головой. — Я не могу. — Можешь, — усмехается Астрид, и берет руку Плеваки в свою, чешуя и когти изящно обвиваются вокруг мозолистой покрытой шрамами кожи. — Мы говорили с Валкой об этом. Она рассмеялась и сказала, что не против. Надо же еще кому-то помогать менять грязные пеленки. Слезы стекают по его щекам. Валка, его дорогая милая Валка тоже была жива. Теперь он вспомнил, как Покоритель Драконов говорил, что у него глаза матери, и это оказалось правдой. Великие небеса, это правда. У Иккинга всегда были ясные глаза Валки, которые, казалось, проникали в саму душу и видели больше, чем кто-либо другой. — Ну, то есть ты сделал для меня больше, чем собственный отец. Это только справедливо, — добавил Иккинг без какой-либо печали и махнул рукой на всю кузницу. — Все мои счастливые воспоминания связанные с Олухом находятся здесь. У Стоика перехватывает дыхание, словно меч только что вонзился в его грудную клетку. — Кому-то же нужно было за тобой приглядывать, — отрицательно качает головой Плевака. — А не то какой-нибудь дракон улетел бы с зубочисткой во рту. Ночная Фурия, кружившая где-то на заднем плане, сунула морду под занавеску. Чудище мгновение что-то вынюхивает и затем полностью просовывает голову в маленькую комнату. Ее кислотно-зеленые глаза суживаются в полоски, пока она смотрит на него, и издает утробный предупреждающий рык; губы кривятся, обнажая гигантскую пасть, полную острых как бритва зубов. Стоик смотрит в ответ. Он чувствует себя неуютно от того, каким уязвимым сейчас предстает. Существо могло бы одним укусом откусить ему голову, а Стоик никак не сможет себя защитить. — О нееееет. Какой ужас, — невозмутимо на заднем фоне говорит Иккинг, пока Астрид смеется. — Быть унесенным драааконами. Огромная куча веса на Стоике двигается и ворчит, и мужчина осознает, что на его спине все это время сидел тяжеленный дракон. Ночная Фурия урчит, будто спрашивая что-то у существа, что прижало его, и в ответ получает сонное порыкивание. Ночная Фурия поворачивается обратно к Стоику, одарив его взглядом, который мужчина может описать лишь как "пренебрежительный", прежде чем с самодовольным видом отвернуться и подбежать к его сыну. Стоик видел, как чудище радостно заурчало его сыну, небрежно боднув Иккинга мордой и подтолкнув того к Астрид, которой пришлось отступить на полшага, чтобы они оба не упали. — Ох! — ахнула она, затем поднесла руку Плеваки, которую все еще держала, к своему животу и прижала ее. — Он двигается! — тоже ахнул Плевака. — О, он настоящий боец, прямо как его родители. У Стоика вновь перехватило дыхание. Его внук. Его внук двигался. — Только пение драконов успокаивает его, — Астрид выглядела веселой. — Даже если драконы сбиты с толку из-за того, что я до сих пор не отложила яйцо. Ночная Фурия бросает на Стоика многозначительный взгляд, а затем ластится к животу Астрид своим плоским носом и нежно урчит, показывая, что даже это существо может коснуться живота Астрид, а Стоик нет. Стоик подавился кляпом во рту, молча обещая отомстить. — Отчасти мы поэтому так рано прилетели, — серьезно говорит Астрид, и Стоик думает, сколько же еще новостей ему предстоит вынести этим вечером. — Валка говорит, что, скорее всего, мне можно летать, пока я не рожу, — говорит Астрид, в защитной манере обнимая свой живот. — Но мы решили отложить сражения на потом. Так что может пройти некоторое время, прежде чем я вернусь в эту местность. — Ловец попытался ударить ее в живот, — прорычал Иккинг, и все три дракона повторили рык, даже Жуткая Жуть на плече Плеваки. Этот звук скрыл собственную ярость Стоика. — Громгильда остановила его, но нас всех это немного напугало. Астрид кивнула, придвинувшись к Иккингу, который выглядел немного тревожно, водя своей рукой по голубым чешуйкам ее перчатки. — Я все еще могу оказывать поддержку с воздуха, но в последнее время беременность отнимает много сил. И скорее всего дальше будет только хуже, — Астрид выглядит раздраженной. — Так что мы собираемся остаться с Валкой, по крайней мере пока я не рожу. — Не то чтобы Скрытый Мир столь сильно нуждается в защите Беззубика, — слегка шутит Иккинг. Стоик моргнул, поняв, что удивляться уже нечему. Конечно Иккинг нашел дом драконов. Разумеется. — Но если ты решишь принять наше предложение жить с нами, мы не хотим, чтобы ты блуждал непонятно где и думал о худшем. — И Валка обещала не готовить, если ты появишься, — ухмыльнулась Астрид. И Стоик чуть не подавился от приглушенного смешка, и понял, что вновь плачет. Валка никогда не умела хорошо готовить, но она пыталась. И это стоило каждого сожженного или сырого куска, которым он давился. — Спасибо вам, — голос Плеваки был хриплым. — Но я не могу пока уйти. Твоему отцу нужна... — Я знаю, — поспешил заверить его Иккинг. Он шагнул вперед, обхватил когтистой рукой затылок Плеваки и прижался лбом ко лбу кузнеца. — Когда ты будешь готов, мы будем рядом. Даже если никогда не будешь, мы просто хотим быть уверены, что ты знаешь, что для тебя всегда есть место. — Ты просто не хочешь в одиночку делать протезы, — ворчит Плевака, и Иккинг смеется, стуча копытом левой ноги по земле, из-за чего по кузне раздается звонкий звук. У Иккинга был протез, осознал Стоик, наблюдая, как изгибается пружина внутри металлического механизма. У его сына не было ноги. И Стоик понятия не имел когда и как это произошло. — Тут ты меня подловил, — Иккинг не сердился на Плеваку, отпустив того, а скорее больше всего на свете веселился. — Но от этого сказанное не перестает быть правдой. — Я подумаю об этом, — пообещал Плевака с таким тоном, будто уже много раз говорил это, после чего снял Жуткую Жуть со своего плеча и передал дракончика Иккингу. — Я научу тебя как делать Драконье Железо, когда прилетишь, — говорит Иккинг усмехаясь, одновременно поддразнивая и уговаривая кузнеца. Драконье Железо, которое умел делать лишь Покоритель Драконов. Ведь Иккинг был кузнецом с шести лет, потому что его отец отдал его на попечительство Плеваке, чтобы держать мальчика подальше от неприятностей. — Перестань пытаться меня подкупить, мерзавец, — Плевака с ухмылкой отвесил небольшой подзатыльник парню. Иккинг и Астрид рассмеялись, даже когда Ночная Фурия странно уставилась на Плеваку. — Теперь летите. Проваливайте, пока вас не увидели. — Да-да, — Астрид закатывает глаза и становится на носочки, что быстро, но нежно чмокнуть Плеваку в щеку. — Увидимся позже, так или иначе, — по существу сказала ему девушка, прежде чем вновь надеть шлем и взобраться на своего дракона, опустив вуаль вокруг плеч. — Позаботься о себе, — Иккинг сжал руку Плеваки, но затем притянул крупного кузнеца к себе и крепко обнял, после чего отпустил. — И передай от меня "привет" Ворчуну, где бы он не дремал. — Передам, — беспечно согласился Плевака. — Берегите себя, все вы. Ночная Фурия урчит, будто говоря, что это его работа беречь их всех, пока Иккинг надевает обратно свой шлем, превращаясь в Покорителя Драконов. Чудовище в последний раз многозначительно смотрит на Стоика, пока Иккинг забирается ему на спину, затем разворачивается и выходит из кузницы. Оба дракона и их наездники больше не выглядят такими расслабленными и непринужденными. Спустя несколько ударов сердца, Астрид взлетает за тихим свистом Иккинга. Слышны взмахи крыльев, после чего они исчезают. Оставив пустой кузницу, кроме Плеваки и Стоика. Вместе с этим Стоик с содроганием осознал, что, скорее всего, больше никогда не увидит Иккинга. Покоритель Драконов был, по сути, вождем драконов, из-за чего он был постоянно занят и все время путешествовал по всему архипелагу и за его пределами. Стоик не понаслышке знал, сколько времени занимал новорожденный ребенок. Пройдут месяцы, если не год, прежде чем Иккинг сможет посетить Олух. И Стоик не сможет узнать где и когда это произойдет. Плевака устало вздыхает, после чего направляется к Стоику, его деревянная нога громко стучит о землю. Кузнец отодвигает занавеску в сторону, наклоняется и убирает тряпку изо рта Стоика. — Мне жаль, что ты так об этом узнал, — тихо говорит Плевака, но больнее всего было от того, каким искренним был его старый друг. — Как давно? — спрашивает Стоик, не обращая внимания на то, каким разбитым был его голос. Плевака задумчиво мычит, дотягиваясь куда-то выше и поглаживая дракона на спине вождя. — Почти два года, — наконец, говорит он. — Я узнал работу Иккинга на кинжале, который Покоритель Драконов дал Астрид, когда вы оба вернулись. Астрид тоже подозревала, ну а я лишь подтвердил ее догадки. Он путешествовал со своим сыном весь день, и Стоик понятия не имел, что это был он. Стоик, который клялся, что сможет узнать своего сына где-угодно, в любое время и в любом месте. Ужас проходит по его спине, когда он вспоминает обвинения, которыми бросался в Покорителя Драконов после того, как дракон упал в их лагерь. Угрожал убить его, чтобы найти своего сына. Его сына, который был рядом с ним. Который сказал ему, спрятавшись за маской, что Иккинг был жив, здоров и счастлив на своем месте, подальше от Олуха. Подальше от Стоика. — Где-то через месяц после того, как Астрид улетела, она остановилась здесь, чтобы дать знать, что она в порядке, — продолжил Плевака, стаскивая дракона со Стоика. Гигантское существо заворчало, но медленно послушалось, слезая со все еще скованного и лежащего Стоика на земле. — В свой следующий визит он привела Иккинга, и мы проплакали вместе где-то час. Плевака остановился, ища в карманах ключи, а затем начал снимать кандалы с рук Стоика. Раньше он ломал цепи прочнее этих, но сейчас у него не было сил на это. — Они проведывали меня где-то раз в два месяца, чтобы дать знать, что они в порядке, или присылали Жуткую Жуть с письмом, — тихо продолжил Плевака. — Валка тоже один раз здесь была, мы не очень уютно чувствовали себя, и она быстро улетела обратно. Слишком много кровавых воспоминаний. Кандалы с щелчком открываются, и Стоик медленно шевелит руками, его плечи болят от того, как он их крутит. Он осторожно садится, поворачивается лицом к монстру за его спиной. И понял, что смотрит на самого безобидного дракона, которого только видел, несмотря на его огромные размеры. Существо было довольно большим, должно быть, на спине Стоика была всего лишь голова, и, кажется, оно уже уснуло, оставив глаза полуоткрытыми. И выглядело оно, как гигантская куча навоза. Огромная, коричневая и комковатая. — Этого великолепного приятеля звать Ворчуном, — весело махнул Плевака в сторону сонного дракона. — Они оставили его мне на всякий случай, так что когда-нибудь я смогу встретиться с ними. Он зажигает мне огонь в горне. Никогда не осознавал, насколько полезным может быть дракон в кузне, пока Иккинг не упомянул об этом, даже если этот комок большую часть времени спит. Ворчун медленно поворачивает глаз в сторону Плеваки, толстая булава на хвосте несколько раз подпрыгивает, словно дракон понял, что речь шла о нем. Он на секунду задумался, сколько же месяцев этот дракон спал здесь, и никто даже не подозревал об этом. Стоик чувствовал, что все во что он верил внезапно перевернулось с ног на голову. Драконы, возможно, не были злыми. Его сын был жив. У него скоро будет внук. Иккинг был Покорителем Драконов. — Он счастлив? — спросил Стоик, помня о слезах на своих щеках. — Иккинг? Плевака задумался. — Да, — наконец сказал он, задумчиво поглаживая свои усы. — Паренек никогда не должен был стать викингом. Жизнь среди драконов приносит ему не только покой, но и радость. Астрид и Валке тоже. Как только заслужишь верность дракона, практически ничто не сможет разрушить ее. И все трое словно были рождены для этого. Стоик кивает. — А ты? — Я? — Плевака выглядел удивленным вопросу. — Ты присоединишься к ним? — ведь у него было приглашение и дракон. Плевака колебался, смотря на дремлющего дракона. — Я бы хотел, — наконец признался он. — Когда-то. Но не сейчас. Потому что он остается здесь, ради блага Стоика. Он четко дал знать об этом Иккингу. Плевака был его его старейшим и лучшим другом, до ужаса верным, и Стоик не мог винить его за сохранения секретов Иккинга. Не тогда, когда реакция Стоика на Покорителя Драконов была совсем не такой великодушной, даже если он понимал, что Покоритель Драконов просто пытался по-своему ему помочь. — Тебе лучше присоединится к ним, — сказал Стоик, поднимаясь на ноги. Плевака выглядел так, будто собирался не согласиться, но Стоик остановил его, положив руку ему на плечо. — Когда будешь готов. Плевака закрывает рот и кивает. Стоик тоже кивает и выходит из кузни. Холодный воздух обдувает дорожки от слез на его щеках, но он не обращает внимание, взбираясь по холму к своей холодной пустой хижине. Он исполнил свое желание, узнал, что его сын не только жив, но и процветает. Астрид тоже. И Валка, его жена живет среди драконов уже почти два десятилетия. Он так обрадовался, узнав, что они живы. Стоик бы не променял это знание ни на что, даже понимая, что они счастливы от того, что живут далеко от него.