С Днём Рождения, Акутагава

      На улице вовсю апрель дышал весенним теплом. Птички вдалеке безостановочно чирикали утренние песни. Сочные зелёные цвета деревьев, кустарников и травы становились насыщеннее под яркими пятнами солнца. Цветение сакуры ещё не наступило, но оттого живописность лесной зоны парка ничуть не ухудшалась, к тому же у природы искусно получалось создание умиротворённой атмосферы. Только жаль, природа не учла острые, неудачно изогнутые ветки деревьев на земле, которые при каждом шаге больно царапали кожу голых щиколоток.       Мне с усилием приходилось тянуть Акутагаву к тайному месту свидания, о котором он до последней минуты не догадывался. Он слабо брыкался рукой в мёртвой хватке, потому что изначально мы договорились встретиться в другом месте, в кафе. К невероятному удивлению Акутагавы, у кафе я изменил планы и, не дождавшись его громкого возмущения, схватил за запястье и пулей понёсся в лес.        — Отпусти! Знаешь же, что я убью тебя! — Зловеще пригрозил напарник по счёту раз в двадцатый.       — Нет уж, мы условились о встрече, так держи слово до победного!       Меня тоже донимали недовольство и напряжение: недовольство донимало из-за самого себя, ещё неделю назад не знающего о прошедшем дне рождения Акутагавы вместе с Акутагавой, что и словом не обмолвился по этому случаю, а напряжение донимало из-за составной части моего дерзкого подарка.        — Мы условились о встрече в центре парка, а не в непонятной его глуши, куда ты меня тащишь.       Я чуть не усмехнулся, ведь захотел бы напарник вырваться или убить меня, то давно бы предпринял первую попытку. Его поведение говорило исключительно о взаимном волнении.       — Хватит, доверься мне, — сжал я его пальцы в ответ на очередное сопротивление.        Сзади послышалось смиренное цоканье. Слова на удивление подействовали, и Акутагава замолчал. Стало страшно. Его убийственный или же, наоборот, спокойный взгляд пугали одинаково сильно. После представления мрачного настроения напарника я предпочёл ускориться.       К счастью, до места свидания оставалась минута времени.       Стоило выйти из леса, и солнце обволокло всё тело теплом. С задержанным дыханием я посмотрел на реакцию Акутагавы. Томительное ожидание закончилось, когда на его лице нарисовались первые эмоции, пришедшие по вкусу слаще шоколада. Грудь любимого перестала вздыматься, глаза распахнулись, обрели блеск и застыли неподвижно на моих трудах.       Маленькую поляну украшали нежные маргаритки на пару с благородными тюльпанами. Посередине поляны лежал красно-белый плед в клетку с корзиной в углу и с фруктами и ягодами, которые я нарезал в виде сердца, рожиц и геометрических фигур на тарелках. Может, подобная романтика выглядела глупо или по-детски, но для меня она милее некуда и в красках показывала, что я готов заморочиться ради второй половинки.        — Я постарался, — похвастался я горделиво и подцепил подбородок указательным и большим пальцами.       Привычка от Дазай-сана.       Напарник сделался искусственно недовольным. Он вырвал руку, скрестил её в объятии другой руки и прошёл к пледу, а я за ним. Оба мы сели на свободное место и одинаково молча застряли коротким взглядом на еду.       — Ты глупец.       — Влюблённый по уши глупец.       — Заткнись.       Акутагава смущённо выдохнул и отвернулся. Меня разразила улыбка. В последние пару месяцев я ловил себя на удовольствии, когда смущал его. Чаще делал я это, признаться, специально.       Акутагава смотрел в сторону дольше обычного, и тогда я осторожно коснулся его пальцев. Он повернулся обратно и сразу же получил коротким чмоком в лоб, который стёр хмурую морщинку на переносице.       — Приступим, — весело потянулся я к тарелке с яблоками, бананами и виноградом.       Воткнув шпажку в банан, я протянул и положил кусочек фрукта в рот Акутагаве, после чего мы робко взглянули друг на друга.       — Мог бы и получше постараться.       На претензию я ничуть не смутился:       — А так? — Достал я из корзины термос. — Угадай, что внутри. Всё равно не угадаешь! Твой любимый инжирный чай.       Слух не заполнили крики восторга, а глаза не лицезрели слёзы радости, но презент в самом деле произвёл впечатление. Стойкое, молчаливое впечатление. Я нисколько не поскупился купить самый дорогой инжирный чай, который только мог себе позволить.        Напиток разлился по стаканам. Термос сохранил его горячий пар. Нос сразу же обнял приятнейший запах инжира. Я протянул стакан и увидел приподнятые уголки губ Акутагавы. Давно зародилось крепкое желание снести к чертям оковы, из-за которых он не смеялся беспамятно и беззаботно, не целовал жарко меня первым, не давал лишний раз прикоснуться к себе и без скверных слов обнять крепко-накрепко. Я раньше постепенно избавлял напарника от старого «я», но тремя месяцами позднее боя с Фицджеральдом мной больше и больше желалось кое-чего, что, возможно… послужило бы лучшим средством для его раскрытия, чем случайные, потом нескрываемо намеренные касания, а затем и поцелуи подобного характера в подобной последовательности.       Меня одолел жар. Может, я искал оправдание своей страсти? Акутагава ни за что не согласился бы на задуманное и кинулся бы тут же с Расёмоном. Такая реакция очевиднее некуда, потому я долго развевал постыдные желания, но час от часу те становились невыносимее.       — Мы с тобой стали партнёрами так внезапно и так давно, а как будто это произошло недавно… — издалека начал я, когда на тарелках еда уменьшилась наполовину, а чай вовсе закончился.       Вдруг дунул резвый ветерок и спутал волосы, а потом стих, как будто его и не было.       — Мы много чего пережили, много сражались с общим врагом, много собачились и мирились… и при том постепенно сближались…       — Сближаться ты начал, — укоризненно подметил напарник, что я смиренно проглотил и продолжил:       — Так вот, мы интенсивно развиваемся и двигаемся дальше. Это круто! Я считаю, мы не должны останавливаться, а должны продолжать, пока не дойдём до следующего уровня…       — К чему ты клонишь? — Скользнула тяжёлая сталь в голосе Акутагавы, когда он, видимо, нутром почувствовал двойной смысл сказанного.       Я запотел и занервничал так же, как нервничал на вступительном экзамене в Агентство. Смелости преисполнился в той же степени, как тогда. Я посмотрел уверенно и серьёзно на напарника и без единой адекватной мысли достал из заднего кармана штанов нечто, что сжал в кулаке. Мир будто замер в эту секунду. Акутагава пронзительно засверлил меня взглядом, в последствии чего мои пальцы плавно ослабели и разомкнулись.       — Я хочу, чтобы мы провели время вместе! — Без лишних слов, но как можно завуалированнее воскликнул я, зажмурив глаза перед длинной бранью и последующими смертельными атаками.       Вразрез ожиданиям опасения не воплотились в реальность. Не воплотились сразу.       Я открыл левый глаз, затем правый и встретился с ударом в нос. Что ж, уши наглухо заложило, мозги сотряслись, а тело отбросило назад.       — Как я мог так сглупить и не прикончить тебя раньше? — Зловеще прошипел партнёр и встал на ноги.       — Ты что, с ума сошёл?! — Возмутился я и схватился за нос, из которого выступила капля крови, а потом удивился собственному возмущению, ведь ожидал подобного.        — Нет, ты доигрался, ни на что не годный идиот. И я убью тебя. Убью таким изощрённым способом, что всему Агентству и не снилось!       Медленное вскипание, переросшее во взрыв, подтолкнуло к оборонительным манёврам. Я быстро встал, бросился вперёд и схватил обессиленные из-за недавних стычек с врагами руки Акутагавы в попытке усмирить его.       — Успокойся, это же нормально для пар.       — Не называй нас парой, — процедил сквозь зубы он, вспыхнув цветом спелого помидора.       В итоге мы не запланировано повалились на плед. Не успела волна смущения одолеть и напарника, и меня, как я твёрдо заявил:       — Я хочу, чтобы ты мне доверился.       — Нет, — не унялся он и с усилием задёргал руками.       — Ну, пожалуйста, — настоял я.       — Пошёл к чёрту, ничтожество! — Со слабиной воскликнул Акутагава, из-за чего я почти принял поражение и уронил голову рядом с шеей:       — Пожалуйста, прими до конца подарок.       Напарник задрожал и внезапно прекратил попытки сопротивления. Я хоть и удивился, но не взглянул на него и чуть не взвыл от желания обнять и обласкать его.       — Если ты в самом деле не хочешь, то прости… Я не буду принуждать, подобного не повторится…       Я хотел было отстраниться, но Расёмон вдруг не позволил. Чужие руки обняли со спины и слегка прижали к себе, отчего внутри взбунтовалась стая бабочек. Нависла тишина, которую не осталось смелости прервать и в которой рука партнёра больно вцепилась в волосы и потянула мою голову вверх.       — Я доверяю. Я тебе доверяю, но… ты хоть знаешь, что делать?..       Я впал в глубочайшее изумление, что мурашки аж больно пробежали от ушей до пяток. Акутагава доверял. Акутагава мне доверял! Я заделался безумно счастливым, и это не скрылось с его глаз, и он заразился моей улыбкой. Как же сложно всё-таки добиться от него проявления чувств!       Напарник выглядел восхитительно. Его полуприкрытый ресницами из-за смущения взгляд, пунцовая дымка на бледных щеках, растрёпанные по пледу волосы завели пуще прежнего. Гормоны окончательно взбунтовались и требовали действий!       — Я подготовился, — с жаром произнёс я и быстро потянулся к корзине, откуда достал на этот раз тюбик с маленькой отметкой «восемнадцать плюс», при виде которого Акутагава донельзя мило сжал губы. — Я… подготовился, — вторил я с бесконтрольным волнением в голосе. — Я сделаю тебе приятно, я постараюсь…       — Попробуй сделать наоборот, я найду, кому продать твою голову, — злобно протараторил Акутагава и отвернулся, — давай.       Я смотрел как вкопанный и сжал тюбик в обеих руках с таким усилием, будто боялся, что его ветер украдёт. Рукой, что неистово дрожала, я положил тюбик рядышком и приблизился к Акутагаве. Меня одновременно одолевал страх провала, последующей потери возможности коснуться потом хотя бы к руке любимого и его резкой перемены настроения, если я не сдвинусь с места быстрее.       — Ну, — поторопил он в самом деле, и я даже не удивился, что предвидел его нетерпение, потому что общение с наставником-гением много где давало о себе знать.       Я поднялся чуть выше и склонился над висками партнёра. Невесомые, чуть ли не воздушные ласки неспешным темпом накрыли их и передвинулись вниз, к скулам и подбородку, где в участии приняли и зубы. Ко мне ответно не прикасались, из-за чего я капризно прижался к губам, и вот в поцелуе-то Акутагава пассивным не остался. Я вжал его в землю, а он в сопротивление вытолкнул мой язык изо рта. Образовалась борьба, будто через поцелуй Акутагава показывал протест, но в то же время согласие. Невыразимое удовольствие пронизало от одного только поцелуя, что же тогда ждало дальше?        Жар ударил в голову то ли из-за солнца, то ли из-за сумасшествия. С пошлым звуком слияние прекратилось. Я потянулся за малиной на тарелке и поместил её между зубами. Сегодня я оделся не в обыкновенную офисную одежду, а в широкую рубашку, чёрные прямые штаны и лакированные туфли. Напарник пришёл в том же образе, но чуть попраздничнее. Как-никак день рождения. Мы обговорили этот момент заранее. Я с упоением поглощал острый внимательный взгляд партнёра, следящий за тем, как расстёгивались пуговицы моей рубашки. Пальцы ловко справлялись с делом, и как только добрались до последней пуговицы, я ощутил на бёдрах руки Акутагавы. Я наклонился за повторным поцелуем, и сок малины растёкся по его щеке. Пока Акутагава сосредотачивался на экспериментальном поцелуе, я спешно связал его руки своей рубашкой, тут же прижался теснее и проглотил вспыхнувшее, как спичка, возмущение. Партнёр заново забрыкался, но я на этот раз не отступил. Одна моя рука держала запястья, другая нырнула под его талию. Я прервал поцелуй и спустился к выступу на середине шеи, где язык скользнул по кругу и оставил засос. Сопротивление спало, и Акутагава задышал чаще. Эрогенная зона. Он, если бы в самом деле не желал заниматься любовью, то будь даже при смерти, бы воткнул Расёмоном мне в грудь.         — Тигр… — прошептал томно любимый.       Он хмурился в наслаждении. Не от злости — в наслаждении! Я воспылал восторгом от осознания того, что ему хорошо, и впился в шею засосом, чем заставил Акутагаву приподняться в туловище и прижаться ко мне. Небывалая услада пронеслась по жилам… Щека тёрлась о грубую ткань его рубашки, и когда дискомфорт запоздало заметился, я торопливыми движениями расстегнул её. Акутагава вздохнул и опрокинул голову. Он жаждал того же, что и я… осознание взаимности заводило до потери памяти. В голову искромётно проникли бесстыдные мысли о позах и ролях, из-за которых пробрало дикое смущение. Руки накрыли обнажённый торс партнёра, и я прошёлся влажными дорожками по груди, а следом и по животу. Бёдра Акутагавы невольно потянулись вверх за лаской. Соприкосновение тел кружило голову и вызывало болезненный спазм в паху настолько сильно, что чаще и чаще уши заполняли бесконтрольные полустоны. Мою шею обвили завязанными руками, а после пальцами больно впились в плечи и в загривок.       — Ты же хочешь меня? — Прошептал я смело напарнику в губы.       Тот обомлел от неожиданного вопроса.       — Ну же, хочешь?       Акутагава не совладал с собой из-за моего напора и машинально кивнул в знак согласия, отдав себя на растерзание:       — Да.       Сорвавшись, я снял с себя и с него туфли и штаны с нижним бельём. Из-за неудержимого желания позабылись страхи и стеснение. Я без колебания массировал чужую вставшую плоть, открыл одной рукой тюбик со смазкой и выдавил её на пальцы. Акутагава чуть не сомкнул ноги от ощущений, но не позволил себе этого до конца, наверное, чтобы не выставить себя «слабым и безвольным». Я поверить не мог, что он вообще позволял мне такое. В весне ли дело? Во взаимном желании, которое мучало нас обоих столь продолжительное время? Акутагава, если и сталкивался с подобными желаниями, а он явно сталкивался, предпочёл бы головой об стену разбиться, чем сознаться в них.       Его дрожь участилась, на что я неосознанно засмотрелся. С каждым движением руки мимика партнёра становилась напряжённее, а дыхание сбивчивее, и я внезапно прекратил ласку, чем вызвал у него недоумение, а потом прижал мокрые из-за смазки пальцы ко входу, чем вызвал искромётное актёрское негодование.       — Помни, что я могу убить тебя… — прозвучали сбивчиво слова, полные лжи.       Пальцы проникли к стенкам мышц. Мне показалось, что болезненнее копошиться у входа, нежели достигать глубины, поэтому они протолкнулись на всю длину и остановились. Потихоньку начались размеренные движения, к одному пальцу прибавился второй, после второго — третий, менялась скорость и расположение пальцев в зависимости от реакции Акутагавы. Его голос со временем сорвался в полноценный громкий стон. Я затерялся в истоме от звуков и вдруг решился на эксперимент: вынуть пальцы чуть ли не до конца, а потом быстро протолкнуть на ту же глубину. Получив крышесносный эффект в виде прогибания в спине и ответного взмахивания бёдрами, я повторил действия ещё и ещё, пока не понял, что достаточно растянул напарника, и надел презерватив. Стоило слиться с Акутагавой, как я и сам не сдержался от громкого стона. Я обнял Акутагаву и, целуя лицо, которое искажалось в смешанных эмоциях, начал снова размеренные движения. Партнёр протянул руку к тарелкам и взял малину, а после поместил её меж зубов, предлагая раствориться с ним в ягодного вкуса поцелуе. Языки сплелись, чем усилили спазмы внизу живота, разряд удовольствия проходил по телу: то в груди, то в животе, то в горле. Напарник вцепился укусом в шею, а я склонился к уху, чтобы прошептать всякие глупости.         Слова смешивались со скользящими звуками проникновения. В мыслях творился окончательный обоюдный хаос. Мы чуть сдвинулись с прежнего местоположения, и теперь Акутагава цеплялся за траву и срывал её в порыве. Дойдя почти до разрядки, я навалился на него, как хотел всё это время, заключил в захват запястья двумя руками и кончил.       Перед глазами пробежали искры. Я продолжал двигаться, чтобы довести партнёра до такого же незабываемого оргазма, и в один момент он сильно прогнулся и через сомкнутые зубы освободил последний стон. Акутагава после получения разрядки даже двигался какое-то время, чтобы продлить ощущения, отчего у меня натянулась самодовольная улыбка.       Мы молча лежали и выравнивали сердцебиение с дыханием, а потом целовались. Целовались долго. Настолько долго, что тела даже остыли, и солнце ощутимо сместилось.        — Освободи меня, — без капли недовольства или злобы попросил Акутагава.       Я выполнил просьбу, и поцелуи продолжились.        В этот день мы стали ближе. Двадцать первый день рождения Акутагава сто процентов запомнил ярче остальных, хотя предыдущие дни рождения с этим и сравнивать не надо. Сегодняшний день — предпоследний, в котором требовались усилия для сдвига отношений на уровень выше. Следующим этапом, над которым придётся попотеть — сожительство. Для меня, однако, дела пойдут теперь легче и сами собой, ведь я заполучил окончательное доверие Акутагавы. Акутагава же, в свою очередь, никогда не пожалеет о выборе своего сердца, потому что я готов положить к его ногам целый мир.

Конец

© Copyright: Хиёри Шимидзу, июнь, 2023