Бес

—Феликс, — я срывался и был уже, наверное, жалок, — Постой. Он развернулся, посмотрел со своим обычным выражением, презрительно-снисходительным. —Дмитрий Павлович, пустите меня. Что же вы меня держите как зверя какого? Пустите. И голос этот, мягкий, аккуратный, гулкий, словно из снов, усыплял меня совершенно. —Да ведь, — я теребил его за руку, а он всё пытался её освободить. Глядел на меня, по-обычному немного подняв брови и задрав нос. Ему это было к лицу. В сущности, всё ему было к лицу. —Знаю я про любовь твою, а мне что прикажешь делать? Утомил ты меня. Он снова отвернулся, уходя. И тогда, ведомый одной лишь яростью, я схватил его за шею и развернул обратно. Лицо не выражало даже испуга. Появились лишь азартная ухмылка. И как можно любить эту шельму, противное богу создание? Нет, это не любовь, это наваждение. Только избавиться от него не смогу, точно знаю. Мне было тошно, но против воли своей я гладил руками кисти его и целовал их. Его лёгкую, равнодушную насмешку полузакрытых глаз я мог почувствовать на коже. —Душа моя, Феликс… Молю тебя, — и каждое слово отдавалось комом в горле. —Князь, — он выпутал свои руки, опустил их, играюче смеясь надо мной, — Оставьте. Женились бы лучше. Я подхватил его руки своими и приподнял к груди. Убил бы. Ножом бы убил. Вон тем, что на столе лежит. Отчего не убью? Тогда это мраморное лицо будет ещё бледнее и прекрасней. Боже, о чём я думаю? До каких мыслей может довести меня этот дьявол?! —А впрочем, — Феликсов голос привычно превратился в сплошную игру, пересвет и блеск. Он поднял руки ещё выше и будто бы повёл танец, несерьёзно и так красиво, как он делал всякое, — Если, князь, любишь меня, — обойдя полутанцем залу, он остановился, глазами всё ещё танцуя, оставив наши руки поднятыми рядом с головами, — Что смог бы ради меня сделать? —Всё, — приблизившись намеренно, отвечаю я без раздумий, хотя глубоко и чувствуя некое унижение в этом, но не в силах и воле сказать иное. Мои же слова вызвали во мне трепет мальчишки, и Юсупов заметил это взбудораженное сердцем, дрожащее выражение моё. —Всё — это слишком долго, Великий Князь, — он положил мои руки себе на плечи, и мы столкнулись сначала грудью, а потом и лицами. Я почувствовал его губы и начал от волнения задыхаться, как в первый, второй, десятый раз. Это будет длиться недолго, знаю. Погубит мою душу и тело. А после будут лишь сожаления и пустота. Всю жизнь страшная дыра, где раньше был этот бес. Но я над собой давно не властен, и, хоть этого и стыжусь, тем наслаждаюсь. Это он. Он есть единственная моя воля. Феликс дышал ровно и холодно, и в дыхании слышно было его улыбку. —На это «всё» у нас время будет. Сейчас мне хватит одного. Феликс Юсупов своими аккуратными, длинными и тонкими пальцами расстегнул верхнюю пуговицу моей рубашки.