Лабиринт

Воздух мягко вибрировал от недавнего применения способности, гравитация постепенно приходила в норму, а клубы пыли — рассеивались, открывая безрадостный вид на шеренгу придавленных к земле тел. Чуя, потягиваясь, расслабленно шел вперед и время от времени поглядывал под ноги. — Что-то много их в последнее время повылезало… — подметил он, останавливаясь возле одного из трупов. На шеях всех членов группировки, принявшей смерть от гравитационного удара невиданной мощи, была набита татуировка паука — что странно, учитывая, что ни название, ни род деятельности преступников с пауками ничего общего не имели. Чуя, возможно, докрутил бы эту мысль, но его отвлек Дазай со своим очередным мрачным изречением, брошенным без тени сострадания на лице: — Чем больше у мафии врагов, тем их меньше. И непонятно было, шутил он или нет. И так всегда. «Ну, в этот раз хотя бы без бессмысленной пальбы», — подумал Чуя и продолжил путь, смотря Дазаю в затылок. За минувшие годы Дазай изменился и больше не походил на дикое животное, каким Чуя встретил его в пятнадцать. Грузовой контейнер со свалки сменился не менее роскошной, чем у Чуи, квартирой при штабе, взгляд темных глаз, кажется, слегка прояснился, а за несносностью и суицидальными наклонностями начало проглядываться жалкое подобие чувства юмора. Даже друзья появились. Вроде бы... Однако все это не делало Дазая менее пугающим, и Чуя по-прежнему не мог понять, что творилось в его странной голове и о чем он думал. А думал Дазай о том, что это были самый обычный бар и самый обычный повод для того, чтобы выпить: удачное завершение очередной миссии, заслуженные лавры и признание босса, еще один пунктик в послужном списке Двойного Черного, который и так уже ломился от достижений и по-мафиозному черных поступков, превратив их дуэт в местную городскую легенду-страшилку, несущую смерть каждому, кто осмелится встать у них на пути. Двойной Черный превратились во что-то нарицательное, вселяющее ужас, в живое воплощение ночных кошмаров противников Портовой мафии, и лишь немногие — помимо тех, кому удалось пережить встречу с ними — знали, что на самом деле Дазай и Чуя все еще были самыми обычными подростками с не менее обычными подростковыми тараканами и проблемами, от которых страдали как они сами, так и другие люди, случайно втянутые в их глупые распри. Нанимая в свою — пусть и преступную — организацию подростков, нужно заранее быть готовым к тому, что рано или поздно возраст и гормоны дадут о себе знать и проявят себя в бунтарстве, излишнем соперничестве и неумении строить отношения. Например, друг с другом, с алкоголем и с тем и другим одновременно.

***

Обмениваясь колкостями и сотрясая стены неутихавшей руганью, они спустились по крутой лестнице в душное подвальное помещение. Дазай толкнул дверь носком туфли, вошел внутрь и резко остановился на самом пороге. Чуя, поправлявший одежду, врезался Дазаю в лопатки и без стеснения выругался: — Твою мать!.. — шляпа едва не слетела с его огненно-рыжей макушки. — Какого хрена, одноглазый? Он обошел Дазая, встал сбоку и покосился на внезапно ставшее серьезным лицо: карие глаза сквозь бинты окинули окружение оценивающим взглядом, чуть сощурились, как-то загадочно блеснули. Сам Дазай не ответил. Чуя захотел пихнуть его локтем в костлявый бок, но быстро передумал и лишь цокнул языком, после чего осмотрел бар: единственными источниками света здесь были неоновые гирлянды и лампы с направленными вверх колпаками. В нос ударили запахи пива, закусок и пота, а из колонок над головами полилась приглушенная музыка с грязными гитарными риффами. Шагнув с порога на лакированный пол, Чуя без особого энтузиазма поинтересовался: — Это тут вы тухнете с Анго и тем… «Одасаку»? — он обернулся на Дазая: тот уже вышел из странного оцепенения и, задумавшись, зашагал к одному из крайних столиков. — М? А, нет, что ты. До того места ты, слизняк, еще не дорос. Во всех смыслах, — ответил Дазай, помахав в воздухе ладонью. — Этот бар посоветовал мне Мори. Чуя задушил желание треснуть Дазая по лицу в зародыше и, шумно выдохнув через нос, скрестил руки на груди. — Он теперь тебе и «бары советует»? — Конечно, — Дазай стянул плащ и взглянул на Чую через плечо. — А еще мы каждую пятницу обсуждаем с ним твои ужасные шляпы. Чуя в их навязанной паре никогда не отличался спокойствием и уравновешенностью, а потому воскресил задушенное секунду назад желание расправиться с Дазаем и уже задрал ногу, как вдруг тот качнулся на пятках, увернулся от пинка и вальяжно отпрыгнул в сторону. — Ты несдержан, — Дазай самодовольно улыбнулся, задрав подбородок. — Именно поэтому твои стратегии никогда не действуют. Не смени я тактику в самый последний момент... — Эй! — Чуя избавился от плаща вслед за Дазаем и грубо отбросил его на кожаный диванчик. — Вообще-то, поначалу она действовала! — Вот именно, что лишь «поначалу», — Дазай покачал головой. — Если бы не я, ты бы уже давно был весь в отверстиях, как решето. В следующий раз я тебя так и оставлю. Чуя весь горел, разрывался от ненависти, возникшей между ними в ту самую секунду, когда они впервые встретились в Сурибачи, и ставшей вскоре практически всеобъемлющей. Дазай бесил Чую до красноты, до стиснутых со скрежетом зубов, до пульсирующей на лбу жилки, пока расхаживал с этим коронным умным видом и смердел непомерным эго, отравляя атмосферу одним лишь своим мерзким присутствием. Впрочем, это было взаимно. Но служебные отношения вынуждали их сохранять хотя бы мнимое хладнокровие. — Ладно! Только захлопнись, — выдохнул Чуя, приглаживая жилет. — И раз уж мы поспорили… Так и быть. Сегодня угощаю я. Но не наглей, понял меня? Иначе я верну тебя Мори по частям вместе с чеком. Ни Дазай, ни Чуя не испытывали каких-либо трудностей с деньгами. Чуе просто жуть как не хотелось разбираться с пьяной тушей Дазая, если тот вдруг перепьет. Знал бы Чуя тогда, что из них двоих именно он не обладал должной выдержкой и пьянел, как школьница, стоило его организму остаться с алкоголем один на один... Дазай ехидно посмеивался, приговаривал «как страшно» и изучал меню на ламинированной карточке. — Черт… Где у них тут туалет? — Чуя оттянул вверх рукава рубашки, осмотрел запястья и поморщился от вида засохших на коже багровых капель. — Прямо по коридору и налево, — бесстрастно ответил Дазай, продолжая гулять глазами по меню. Чуя удивленно вскинул брови. — Ты же говорил, что ты тут в первый раз. — Да. Я просто не долблюсь в шары, как некоторые, — Дазай кивнул на настенный указатель. — Дырку-то хоть сам найдешь? Или мне помочь? Может, подержать? — взгляд бегло и с намеком скользнул к чужим штанам. Чуя снял перчатки и бросил их в Дазая. — Я кровь хотел смыть! Бесишь... — процедил он, круто разворачиваясь. — Возвращался бы ты обратно в свой саркофаг, из которого вылез. Чуя ушел, а Дазай откинулся на спинку диванчика и завел руки за голову. Слова песни, доносившейся до его ушей сверху, отчего-то без особых усилий сами всплыли у него в памяти. А когда Чуя вернулся, он заказал себе двойную порцию виски со льдом, вкус которого показался ему слишком, слишком знакомым.

~

Когда Чуя вернулся, Дазай заказал себе двойную порцию виски со льдом. «Чивас» восемнадцатилетней — почти как сам Дазай — выдержки приятно горчил на языке, оставляя карамельно-сладкое послевкусие. Покрутив стакан в ладони и насладившись тихим звоном льда о стенки, Дазай задумался. Да, не всем было дано иметь хороший вкус с рождения… Взглянув на Чую, он мысленно сделал небольшую поправку: не всем было дано иметь вкус в принципе. Если кто-то и впрямь верил во всю эту чушь про поиск и принятие себя, то этим «кем-то» явно был Чуя: долгие эксперименты по подбору стиля, наиболее уродского гардероба и самых противных для глаз Дазая оттенков обернулись тем, что отныне он щеголял во всем обтягивающем, носил эти придурковатые шляпы и как-то слишком сексуально поправлял чокер, навевая на Дазая не самые приличные мысли об ошейниках. А еще Чуя совершенно не умел пить. Дазай убедился в этом, когда ему довелось снова и снова смотреть на то, как Чуя выбирает из обширного меню одинаково дурацкие коктейли и улетает с пары глотков, совсем позабыв о приличиях и то и дело посылая Дазая на все четыре стороны на весь бар. Надувшись, Чуя специально, чтобы позлить, сел в противоположном от Дазая углу и принялся сверлить его недовольным взглядом, попивая «Лонг-Айленд» через трубочку. Дазай наблюдал за этим зрелищем, еле сдерживая язвительную ухмылку. — Это так… — протянул он и замолчал, подбирая подходящее слово. Брови дернулись от напряжения, а губы несколько раз беззвучно друг о друга ударились. — Мило, — наконец выдавил из себя Дазай, подпирая щеку ладонью и в гадкой манере прищуриваясь. Чуя крепче стиснул пальцами вытянутый стакан. Уж лучше бы Дазай его обматерил, обсмеял, в очередной раз растоптал его чувство собственного достоинства, чем произнес это «мило» с такой издевательски-надменной физиономией, что аж в зубах свербело от желания съязвить в ответ. — Отвали. Чувство прекрасного явно обошло тебя стороной, — Чуя, делая глоток, демонстративно отвернулся. — Как, впрочем, и все другие положительные качества. «Лонг-Айленд», обманчиво сладкий и слишком крепкий для дилетантов, поразил его многообразием вкусов и запульсировал в висках и затылке, постепенно опьяняя. Дазай, тоже слегка опьяневший от выпитого на голодный желудок виски, двинулся по диванчику вбок. — Алкоголь пьют, чтобы пьянеть, — он переставил стакан на соседний столик и поежился от холода промявшейся под ним обивки, — а не чтобы сидеть и сосать его через трубочку. — Это ты так думаешь, — фыркнул Чуя, делая еще один глоток и ощущая, как по животу разливается приятное тепло. — Лично я пытаюсь наслаждаться. — Чем ты наслаждаешься? Да там миллилитров больше, чем в тебе — сантиметров, — Дазай взболтнул виски и допил его залпом, отмахиваясь, а Чуя опять взорвался: — Хренов Дазай, — он подсел ближе, со стуком поставил стакан напротив себя и хлопнул по столешнице ладонью, — чтоб ты подавился... — Лапы со стола. — Пошел ты! — Сам иди. Только сначала оплати счет. Они перекидывались оскорблениями и продолжали двигаться друг к другу, пока не заметили, что сели практически вплотную.

~

Они сели практически вплотную, когда на подносе перед ними оказались два невысоких бокала с ребристыми гранями. В прозрачной жидкости буйками плавал лед. Чуя подтянул бокал к себе, принюхался, и только желание сохранить перед Дазаем напускное равнодушие удержало его от того, чтобы в отвращении поморщиться. Дазай же чванно взял бокал, поднял вверх, рассмотрел содержимое, после чего произнес: — Я слышал, что русские подают водку совсем не так, — опустил бокал обратно и повернулся к Чуе, — а в стопках и без добавления льда. Чуя непонимающе скривился. — И что? — И то, — Дазай запустил пальцы в водку, проворно вытащил из нее лед и отложил на салфетку. — Пей как подобает и не позорь меня. У Чуи мир уже начал двоиться, даже троиться, в то время как у Дазая картинка перед глазами оставалась едва мутной. Под его тяжелым взглядом Чуя сосредоточился на кубиках льда в бокале, слегка напрягся, и вскоре все его тело объяло красным свечением. Волосы чуть всколыхнулись, и следом лед выпорхнул из жидкости, прокрутился в воздухе и аккуратно опустился на ту же самую салфетку. Дазай закатил глаза. — Выпендрежник. — Не завидуй, — огрызнулся Чуя. Усмехнувшись, Дазай поднял бокал в руке и воодушевленно произнес: — До дна! Чуя, мозг которого поплыл еще от крепкого и беспощадного «Лонг-Айленда», в сомнениях повторил: — До дна… Они чокнулись с мелодичным звоном и разом опрокинули в себя содержимое бокалов. Дазай задержал дыхание, глотая обжигающую горло водку, а Чуя закашлялся, накрывая рот тыльной стороной ладони. — Какой… Ужас… — пробубнил он, чувствуя, как тело перестает его слушаться и немеет. — Пьешь как девчонка, — Дазай рвано выдохнул, прикрыл веки, и тут же ему в плечо прилетел кулак. Чуя ударил Дазая острыми костяшками, и тот зашипел от боли. В следующий раз Дазай увернулся.

~

— Пьешь как девчонка. Чуя сделал выпад вперед, но Дазай уклонился от удара, ловко и ненавязчиво поймав чужой локоть. Чуя с рыком высвободил руку и слишком резко отвернулся: голова тут же закружилась, кровь застучала в ушах, прилила к лицу, а рыжие пряди беспорядочно спали на глаза. Кажется, именно с того момента все пошло по одному месту…

~

Первое время это было даже забавно. Дазай отрывался как мог: взрывал, ломал, портил, доводил Чую до истерики и наслаждался полными гнева криками, обязательно сопровождавшими каждую его провокационную выходку. Но где-то к десятому разу однообразие происходящего Дазаю опостылело, и он нехотя признал, что это было скорее пыткой, нежели благословением. А пытки Дазай любил только на других, никак не на себе. Все эти разговоры Дазаю до смерти — такой желанной! — наскучили, но как бы он ни изворачивался, как бы ни глумился и ни подыскивал в своем арсенале все более обидные и неприятные прозвища, реакция Чуи оставалась предсказуемой. Скучной... Те же эмоциональные вскрики, те же угрозы расправы, те же попытки ударить, которые Дазай считывал даже будучи пьяным. Хотел бы он иметь хотя бы малую часть той экспрессивности, что была у Чуи, — может, и жизнь бы тогда новыми красками заиграла… Но нет.

~

Когда Чуя вместо того, чтобы врезать кулаком, попытался пнуть Дазая под столом, тот отвел стопу назад и невозмутимо ляпнул первое, что пришло на ум: — Это еще ничего… Пил ли ты когда-нибудь серию шотов? На брудершафт. Чуя с размаху впечатался носком ботинка в ножку стола и жалобно пискнул. — К-конечно… — ответил он, отводя взгляд. — Да ну? — глаз Дазая, не скрытый бинтом, заискрился интересом. — Так может, повторишь? Или слабо? — Мне? Слабо?! — вспыхнул Чуя, подскакивая на месте. — Да я тебя в два счета уделаю! «Что бы это ни значило…» Дазай заметил смятение, мелькнувшее на лице Чуи — всего на секунду, но даже этого времени ему было достаточно, чтобы заговорщически улыбнуться и откинуться на спинку диванчика с нахальным видом. — Так ты не знаешь?.. Неудивительно, — Дазай коварно хмыкнул. — Сестрица наверняка подумала, глядя на тебя, что ты еще в штаны писаешься, вот и не рассказала. Это занятие для настоящих взрослых, ведь после того, как выпьешь, надо поцеловать соседа… В губы. Он надеялся наслаждаться смущенно-взбешенным лицом Чуи как можно дольше и решил на крайний случай прикусить тому язык, если они все-таки поцелуются, но каково было его удивление, когда Чуя, тщетно пытаясь распутать пьяные мысли, сначала нахмурился, забегал глазами по бару, запыхтел, а после — согласился, твердо заявляя: — Тащи свои шоты. Вот увидишь: я… — Уверен, что не соскочишь? — Дазай с интересом склонил голову набок. — Уверен. На некоторое время между ними повисла многозначительная тишина. Дазай о чем-то подумал, но ни по его мимике, ни по языку тела невозможно было понять, о чем именно — даже в трезвом виде, не то что в пьяном, — а потому Чуя оставил попытки проникнуть к напарнику в голову и в душу (существование которой стояло под вопросом) и молча проследил за тем, как тот плавно поднялся с диванчика и уперся ладонями в столешницу. — «Дурная голова ногам покоя не дает»? И ногам, и рукам, и всему остальному. Как с тебя писали. — Так и будешь языком чесать, философ хренов? — Чуя скрестил руки на груди и нетерпеливо застучал пальцем по сгибу локтя. Дазай галантно кивнул и удалился, а когда вернулся, в его руках уже покоился поднос с шестью стопками. Чуя при виде мутной ярко-зеленой жидкости заметно напрягся, вжался спиной в кожаную обивку, а Дазай, тайно довольствуясь его реакцией, выставил вперед три наполненные до краев стопки. Другие три он подтянул к себе, присаживаясь на уже нагретое место. — Ты и глотка не выдержишь, — продолжал подначивать Дазай, разглядывая переплетения абсента, меда и лимонного сока. — Спорим? — Чуя схватил одну стопку и стиснул ее холодными пальцами. — На что? — Просто так. — Это скучно… — Хорошо, — вздохнул Чуя. — На желание. Снова. Но только на одно! И без всяких твоих «собачьих» приколов — они у меня уже вот где сидят, — он указал на горло, соблазнительно перетянутое чокером. Дазай утвердительно кивнул, взял свою стопку и сел рядом с Чуей. — Я буду их повторять, пока Чуя наконец не усвоит, где его место. — Давай уже… — несдержанно выпалил Чуя и, последовав примеру Дазая, переплел свою руку с его рукой. Они замерли со стопками в ладонях, обменялись взглядами: глаза обоих горели немым вызовом. Чуя насупился, как будто собирался пить яд, хотя он куда охотнее отравил бы себя, чем сделал бы то, на что только что подписался. Будучи напарниками, они бок о бок прошли через многое. Возможно, даже слишком многое: по очереди оказывались на волоске от смерти, спасали друг друга едва ли не ценой собственной жизни, оба насквозь провоняли порохом, кровью и гнилью убийств. Цапались, подобно кошке с собакой, грызлись и дрались, но почему-то не сомневались, что если однажды какая-нибудь жизненно важная миссия потребует от них первоклассной актерской игры или поцелуев, то они без промедления сделают все, что будет в их силах. Но относилась ли эта ситуация к «жизненно важным миссиям»? В обычное, относительно мирное между ними время — вряд ли, однако сейчас когнитивные способности были ослаблены, ощущения — притуплены, а грудь распирало от небывалой глупой смелости. Осушив стопки почти синхронно, Дазай и Чуя отставили их на стол, распутали руки и, тяжело проглотив абсент, столкнулись губами. Они не успели толком ничего почувствовать и быстро отстранились. Чуя скривился, а Дазай высунул язык, делая вид, что его затошнило. Чуя моргнул. Тело стало ватным, почти невесомым — или это он случайно активировал способность?.. — а линии половиц у его ног вдруг начали расплываться и пульсировать. Во рту было кисло и терпко. Кажется, Чуя опьянел еще сильнее, когда судорожно выдохнул и втянул собственные алкогольные пары обратно через нос. Веки непроизвольно сомкнулись, и Дазай принялся щелкать перед лицом Чуи пальцами. — Подъем. Когда ладонь опустилась Чуе на плечо, тот приоткрыл один глаз и покосился на чужие пальцы, которые под действием абсента показались ему чрезмерно длинными и... — Мы только начали… — голос Дазая зазвучал как-то по-новому, с легким задором. — Или ты уже сдался? Чуя тряхнул головой, выпрямился и выхватил из его рук полную стопку. — Не дождешься… Дазай пьяно ухмыльнулся. Они вновь скрестили предплечья, поднесли стопки к губам и расправились с наполнением быстро, уверенно, полностью игнорируя навалившуюся на их тела слабость. В ушах зазвенело. Да, Чуя уже тогда проявлял нездоровый интерес к вину, а Дазай регулярно зависал в «Люпине» с Анго и Одой, попивая дорогой виски, но этого опыта им явно не хватило, чтобы выстоять перед ошеломительным эффектом водки, разбавленной абсентом… Вытерев рты ладонями, они мазнули друг по другу выжидающими взглядами, после чего почти одновременно подались навстречу и сплелись во втором мокром поцелуе. Чуя закрыл глаза, и его утянуло в мощный, не знакомый доселе водоворот новых чувств и ощущений: в любимой одежде стало непривычно жарко, сердцебиение участилось, щеки вызывающе порозовели, и он еле удержал равновесие, вытянув вперед вялую руку. Небольшая ладонь легла Дазаю на бедро в поиске опоры, скользнула вверх, цепляясь ногтями за ткань брюк, и Дазай охнул в поцелуй, вздрагивая. Рот приоткрылся, и Чуя неосознанно толкнулся языком внутрь. Поначалу Дазай был напряжен, привыкая к прикосновениям языка Чуи, но после несдержанно выдохнул в его идеально ровные губы, двинул языком в ответ, дразняще лизнул зубной ряд и прижался ближе. Слюна выступила на уголках губ, и Дазай голодно сглотнул. Им пришлось разорвать поцелуй, когда перед глазами все начало плыть уже не от алкоголя, а от нехватки кислорода. Они отстранились с рваным хлюпающим звуком и жадно задышали. Связь с реальностью была практически утеряна. Чуя никогда еще так не напивался, а Дазай… Дазай же никогда не целовался с мужчинами, которых он — наверное?.. — всем сердцем ненавидел, и не ловил себя на осознании, что хочет продолжения. — Фу-у-у… — протянул Чуя, путаясь в словах и звуках. — Ты меня всего… Обслюнявил… Дазай провел ладонью по лицу, зачесал назад волосы, посмотрел на свои пальцы: те подрагивали, ладони слегка вспотели, а губы саднило от желания возобновить поцелуй. Они не запомнили, как влили в себя последние стопки. Чуя уже с трудом ориентировался в пространстве, тер губы салфеткой и причитал заплетавшимся языком, пока Дазай смотрел на него, пытаясь найти в его образе хоть что-то, за что можно зацепиться и что можно высмеять — глупые милые веснушки, смешные красивые кудри, острые ключицы, эротично выглядывающие из-под воротника рубашки, — но все безуспешно. Мыслями завладело что-то совершенно иное. Чуя отодвинул от себя пустые стопки, чуть не уронив их, после чего промямлил, продолжая стискивать мятую салфетку в ладони: — Т-только, Дазай… — голос сорвался на шепот. — Давай без этой твоей… Гадости… У Дазая в животе что-то дрогнуло. Затея прикусить Чуе язык отпала сама собой. И вправду: алкоголь — сущее зло. Чуя вновь принялся растирать и без того сухую кожу губ, и Дазай не выдержал: — Да перестань ты… — вытащил салфетку из слабо сжатого кулака и откинул подальше. — Иди сюда… Он развернул лицо Чуи за подбородок и потянул на себя. Чуя прильнул к его губам на удивление охотно, податливо, тут же впуская в рот горячий язык. Дазай не заметил, как положил ладонь Чуе на затылок и чуть надавил, углубляя ненасытный, страстный поцелуй. Чуя отвечал ему, мычал в губы, цеплялся зубами за нежную кожицу и неуклюже ее оттягивал. «И где так научился?..» — подумал бы Дазай ревностно, не будь он вусмерть пьян. И если инстинкт самосохранения отказал еще где-то на первом поцелуе, то все остальное в организме продолжало реагировать исправно, как и подобало любому подростку. Совсем скоро Дазай почувствовал, что брюки стали невыносимо тесными, а ужасный шов точно посередине болезненно впился в затвердевший член. Чуя огладил грудь Дазая через пиджак, пальцами проник под лацканы, чуть стиснул их. Впился губами яростнее, а после — неожиданно оттолкнул Дазая от себя, вытягивая руки и опуская голову. Дазай ухватился за угол стола. Щеки горели, между ног полыхало, а пьяный бред Чуи, качавшегося под боком, тонул в хаотичном гуле мыслей. Дазай чуть не подавился обильно выделившейся слюной. Проморгавшись, он несильно потряс головой и повернулся к Чуе. С расстегнутыми от духоты верхними пуговицами и прилипшими к лицу прядями Чуя почему-то выглядел… Сексуально? Возбуждение колом стояло между ног, позорно оттягивало ткань брюк и мурашками выступало на забинтованной спине.

~

Дазай неоднократно переживал этот момент, пока зуд под кожей не стал буквально нестерпимым. Он возбуждался каждый раз и вне зависимости от того, что они пили: джин, настойки, какие-то убийственные коктейли-шоты с запредельным градусом… Каждый поцелуй, каждое смазанное движение языка, каждый неосторожно пущенный стон — все это по итогу заставляло Дазая дрожать, трепетать всем естеством перед рыжими волосами и губами, которые прижимались к его собственным так отчаянно, что пальцы на ногах поджимались от нахлынувших неизвестно откуда чувств. Любопытство кошку сгубило, а Дазая оно и вовсе уничтожит, выжжет дотла его душу, если вдруг окажется, что этот пьяный, морщащийся и неизменно ругающийся Чуя вызывает у него что-то кроме безграничной, необъятной ненависти.

~

Выстроенные Дазаем теории разбились в пух и прах, когда он закинул ногу на ногу, пытаясь скрыть стояк, и обреченно простонал сквозь поджатые губы. Это воистину было самым настоящим издевательством… А еще Дазай с нежеланием признавал, что их спор Чуя все-таки выиграл. Даже в этой развилке. Как и во всех предыдущих. Из размышлений его выдернул Чуя, который навалился сбоку, зацепился ладонью за диванчик, едва не падая, и тяжело выдохнул: — Даз-зай… — мягкие кудри защекотали Дазаю щеку, когда тот попытался заглянуть Чуе в лицо. — Меня… Т-тошнит…

***

Происходящее воспринималось шуткой — не иначе. Но найти виновника Дазай пока что не мог, хоть и пытался: сказывались не самое трезвое состояние и обилие людей вокруг. В теории от Дазая всего-навсего требовалось проверить каждого присутствующего, но на практике все оказалось куда сложнее — и не только потому, что ни он, ни Чуя к тому моменту уже лыком не вязали. У Дазая были зацепки, но деталей все еще недоставало, чтобы рассказать обо всем Чуе и выдвинуть полноценные обвинения, а потому ему оставалось лишь молча наблюдать и принимать новые реальности со всеми их многочисленными сюрпризами. В туалете Чую долго тошнило. Пока он корчился над унитазом, Дазай сидел рядом на корточках и обдумывал случившееся. Будь это простой случайностью, его бы отпустило во второй, в третий — ладно, хотя бы в четвертый раз, но Дазай повторял зазубренную схему неоднократно, меняя предлоги, некоторые связующие фразы, столики в баре, но все всегда заканчивалось одинаково: они целовались, Чую рвало после их экспериментальной сессии шотов, а Дазай его выхаживал, благо, возбуждение прятать больше не приходилось, потому что Чуя был занят чем угодно, но только не промежностью своего напарника. Чуя цеплялся пальцами за ободок, впивался в белый пластик ногтями, пока мышцы живота непроизвольно сокращались, выталкивая содержимое. Внутри все сжималось и сворачивалось, воздуха катастрофически не хватало, и Чуя громко дышал, время от времени сплевывая и пытаясь разглядеть Дазая сквозь пелену слез. — Это… Наверняка ты… — прошипел Чуя, отстраняясь от унитаза и прислоняясь к холодной плитке стены спиной. — Подмешал мне... Ч-чего-нибудь… — Исключено, — Дазай покачал головой. — Думаешь, будь оно действительно так, ты был бы все еще жив? — он издал короткий смешок, на что Чуя вымученно закатил глаза и поднял ватную руку. Дазай непонимающе проследил за направлением оттопыренного указательного пальца и, найдя взглядом рулон бумажных полотенец, оторвал приличный маток и вручил его Чуе, после чего встал позади и склонился над скорчившейся фигурой. Чуя вытер рот и подбородок, рвано выдохнул и буквально в следующую секунду вновь прильнул к унитазу. Его плечи задергались, волосы разметались по воротнику рубашки, и Дазай собрал их на затылке, несильно сжимая в кулаке. — Столько раз уже это делал… Но все никак не научишься, — Дазай мягко рассмеялся, но Чуя его не слышал. Чуя вообще ничего не слышал, погрузившись головой в чашу и содрогнувшись в новом приступе рвоты. Его стошнило еще раз, после чего он наконец нашел в себе силы встать и, шатаясь, подошел к раковине. Умылся, тщательно прополоскал рот, уперся ладонями в стену и взглянул на отражение Дазая в зеркале. — Я умер?.. — прошептал одними губами Чуя, чувствуя, что ноги по-прежнему его не держат. — Пожалуйста… Скажи, что я умер… Опьянение все еще путало мысли и раздирало горло горечью спирта. — Увы, — Дазай пожал плечами, — такое событие я бы уже точно отпраздновал. — Хренов Дазай… — Чуя чуть не сполз по стене на пол, но вовремя навалился на край раковины и выстоял. — Это была т... Твоя идея… — Ты сам согласился. «И не единожды». Чуя ничего не ответил, только недовольно фыркнул и поморщился, затем повернулся к Дазаю лицом и скользнул пьяным взглядом по его не менее пьяной фигуре: в руках Дазай держал их плащи и шляпу. Покачиваясь, Чуя шагнул ближе, выхватил свою одежду и подозрительно всмотрелся в ткань плаща. — Если ты на него наступил или… — запнулся, проглатывая икоту. — Или пролил что-то… То я… — Какого ужасного ты обо мне мнения, напарничек! — Дазай пропустил Чую вперед, и вдвоем они вышли из мужского туалета, не закрыв за собой дверь. — Да что ты?.. Интересно почему? — съязвил Чуя, надевая плащ на ходу. — Я оскорблен до глубины души. Дазай нагнал Чую и поравнялся с ним. — Нет у тебя никакой души… Не выдумывай, — Чуя остановился, растерянно осмотрелся и, найдя глазами табличку «Выход», направился к ней, еле переставляя ноги. — А я думал, что души нет у рыжих… — Дазай приложил палец к губам. Если бы Чуя не был пьян, он бы обязательно ударил Дазая в челюсть, а Дазай бы обязательно увернулся — если не в этот раз, то в любой другой, ведь времени выучить все, что Чуя мог сказать или сделать, у него было предостаточно. Но Чуя, наверное, был прав: даже с запертым в его теле божеством и силой, способной в одночасье уничтожить всю Йокогаму, он все еще оставался куда более человечным, нежели Дазай, душа которого казалась абсолютно черной и подлой. В ней не находилось места ни сочувствию, ни любви, ни банальному человеческому теплу. Только поиск быстрого и безболезненного способа умереть до сих пор носил его бренное тело по земле, и именно за это Чуя Дазая и ненавидел: за наплевательское отношение к себе и тому, что о нем думали самые близкие люди, если для Дазая вообще существовало такое понятие, как «близость». Дазай не ценил свою жизнь и не видел ценности в жизнях других. Пока Чуя боролся, чтобы выжить, мирился с потерей друзей и мистической сущностью внутри себя, «хренов Дазай» растрачивал энергию на попытки самоубийства и бесил, бесил, бесил... А если на самом деле не прикладывался к лезвиям или веревкам с мылом, то обязательно шутил про них, чем ставил дальнейшее существование Двойного Черного под сомнение, ведь только он... Чуя предпочитал об этом не думать. Но как бы Дазай ни отшучивался, по нему даже невооруженным взглядом было видно, что сегодня он, приспустив маску бесчеловечной гениальности — пусть и на одну, но зато долгую ночь — впервые не понимал, что же с ними происходит и как с этим бороться. Тогда Дазай позволил себе забыться. И пусть мозг продолжал работать в фоновом режиме, анализируя и подмечая, просчитывая, вычитая и складывая, все его пьяное внимание было уделено такому же пьяному Чуе.

***

На улице Чуя захотел закурить и вытащил зажигалку вместе со вскрытой пачкой «Сэвен Старс» из внутреннего кармана плаща. Сделав затяжку, он уперся рукой в кирпичную стену, подержал дым в легких несколько секунд и выдохнул с довольным стоном. Тело опять стало легким, непослушным, но это ощущение, в отличие от алкогольного отравления, не сопровождалось тошнотой, и Чуя даже позволил себе еле заметно улыбнуться. Дазай стоял у противоположной стены, смотрел на Чую в упор и сосредоточенно думал, ногтями царапая кожу ладоней, сунутых в карманы брюк. Чуя курил с наслаждением, обхватывал небольшими зубами кончик сигареты, затягивался так, что ноздри трепетали, после чего пьяно выдыхал, поглядывая на Дазая из-под полуопущенных ресниц. Дазай сглотнул, когда Чуя бросил в него очередной такой взгляд. Странное возбуждение, посетившее его еще тогда, в баре, никуда не ушло, наоборот, с каждым разом оно лишь крепло, надоедало жаром между ног и болью от неприятного трения ткани о кожу. Что ж, если это все равно потом повторится, то почему бы и не попробовать?.. Отпрянув от стены, Дазай в пару шагов преодолел небольшое расстояние между ними и встал напротив. Чуя рефлекторно напрягся, отвел руку с сигаретой в сторону и пустил дым Дазаю прямо в лицо. — Чего тебе? — дерзко спросил, хмуря тонкие брови. — Тоже надо, что ли?.. — Хочу кое-что проверить, — ответил Дазай с раздражающей загадочностью. Чуя не успел возразить, когда Дазай вдруг наклонился к нему, поймал пальцами за щеки и притянул к себе, тут же накрывая горькие от никотина губы своими. Чуя распахнул глаза, и через миг Дазай сложился пополам от боли, пронзившей солнечное сплетение. Кулак Чуи ударил метко, безжалостно, сбив дыхание и заставив покачнуться на обессилевших ногах.

~

На улице Чуя захотел закурить, нетерпеливо похлопал ладонями по плащу, по штанам, но нашел только сигареты. — Черт… Да где же… — чертыхнулся и удивленно взглянул на Дазая, когда тот выудил из нагрудного кармана пиджака его зажигалку. Бензиновая, увесистая, с изображением собачьего черепа. Подарок от Дазая Чуе на семнадцатилетие — не сантиментов ради, а лишь потому, что Мори и Озаки одновременно присели ему на уши с требованиями «подарить уже хоть что-нибудь!» Настаивали, что это сплотит их взрывной — во всех смыслах — тандем. Может, в чем-то они и были правы… Особенно сейчас. Дазай раскрыл зажигалку, прокрутил колесико, надавил. Язычок пламени на мгновение подсветил его лицо. — Ты что, у меня по карманам шарил?! — возмущенно выпалил Чуя, делая шаг вперед. Он ткнул Дазая пальцем в грудь, отчего тот чуть зашатался, и со злостью выхватил зажигалку. — Она сама выпала, пока ты над унитазом кишки выворачивал, — Дазай предпочел тактично умолчать о том, что зажигалку он действительно выкрал. — Отвратительное, кстати, было зрелище. Чуя оскалился, сунул сигарету в рот, зажег ее и поспешил затянуться. — Ну так и ушел бы. Чего пристал? — вернулся к стене и оперся о нее локтем. Дазай закатил глаза, уже порядком сомневаясь в том, что это глупое существо и вправду могло его возбудить. — А ты не знал? У меня страсть помогать слабым и обездоленным. Чуя издевательски прыснул. — Ну-ну. — С тобой невозможно выстроить конструктивный диалог, ты в курсе? — Я тебе сейчас врежу. — Вот и я о том же… — Дазай вздохнул.

~

На улице Чуя захотел закурить, нетерпеливо похлопал ладонями по плащу, по штанам, но нашел только сигареты. — Черт… Да где же… — чертыхнулся и удивленно взглянул на Дазая, когда тот выудил из нагрудного кармана пиджака его зажигалку. Дазай медленно подошел, протянул зажигалку Чуе и произнес: — Держи. Ты уронил, пока тебя тошнило. Чуя покосился на него с недоверием. — Ты что... Э-эм, ладно... Спасибо, — поразительно быстро расслабился, успокоился, обхватил сигарету губами и закурил. Дазай все это время стоял рядом, смотря на Чую сверху вниз. Тот неровно дышал между затяжками, стряхивал пепел выверенным, грациозным движением, и Дазай буквально пожирал его взглядом, сдерживая дрожь в пальцах. Когда силы терпеть и сдерживаться иссякли, он поднял одну руку, потянулся ею к лицу Чуи и коснулся рыжих кудрей — ненавязчиво, едва мазнув подушечками пальцев по влажной от пота щеке. — Бл… — Чуя отшатнулся и чуть не раскусил сигарету пополам. — Ты что творишь?! Дазай не ответил. Вместо этого он лишь вернул руку обратно на щеку Чуи, скользнул пальцами ниже и вытащил изо рта сигарету. Чуя свел брови на переносице, безрезультатно попытался сфокусироваться на лице Дазая, еле различимом в свете уличных фонарей, и отчего-то весь съежился, вжимая голову в плечи. Дазай глянул на огонек сигареты, потряс ею в воздухе, избавляясь от пепла, затем опустил руку и наклонился к Чуе уже сам, останавливаясь в нескольких сантиметрах от приоткрытых губ. Чуя замер. Сердце в груди загудело оглушительно громко, зрачки в голубых радужках расширились. Взгляд устремился вниз, к губам Дазая, которые блестели от слюны даже в темноте. Все закружилось, пошло пестрыми пятнами, и Чуя горячо выдохнул Дазаю в рот. Расценив это как своеобразное разрешение, Дазай прильнул к Чуе с поцелуем, второй рукой подбираясь к скуле и невесомо ее оглаживая. Чуя издал невнятное мычание, зажмурился, не выстоял перед мокрым языком, столкнувшимся с его зубами, и позволил углубить поцелуй. Дазай со свистом втянул воздух через нос. И вновь по телу пробежали мурашки — от них волоски встали дыбом, колени дрогнули, и Дазай понял, что теряет самообладание. Никотин и выпитый ранее алкоголь напомнили о себе внезапно и чуть не выбили землю у Чуи из-под ног. Прижавшись к стене лопатками, он ухватился за плечи Дазая и только потом осознал, что падает. Дазай выставил вперед бедро, просунул его Чуе между ног, и тот несдержанно простонал. У Дазая от этого стона вконец отказали тормоза, и он подался еще ближе, глотая чужие вздохи и проводя ладонью по бледной коже не шее. Пальцы нащупали безудержный пульс. Дазай и предположить не мог, как далеко его заведет шальная мысль о том, что случится, если он оставит попытки просчитать все наперед и поддастся манящей неизвестности. Кто же знал, что открывать в себе что-то новое — это так... Интересно. Ай!.. Резко разорвав поцелуй, Дазай посмотрел на опущенную ладонь: сигарета истлела и обожгла пальцы. Бросив окурок под ноги, Дазай придавил его ботинком и перевел взгляд обратно на Чую: тот облизывал губы кончиком языка, сонно моргал и из последних сил формулировал из слов обрывистые предложения. — М-машина… — прошептал Чуя, хватаясь за воротник чужого плаща. — П-позвони, чтобы отвезли… Хочу… Домой…

***

Чуя пропустил тот момент, когда в его квартире, помимо него самого, оказался еще и Дазай, который по-хозяйски включил игровую приставку и завалился на пол с одним из геймпадов. Он даже попытался закинуть ноги на изящный кофейный столик, но Чуя вовремя шлепнул ладонью по острому колену и присел рядом, хватая второй геймпад и недовольно бурча себе под нос. — Мне пора чеснок на дверь вешать... Отгонять от своей квартиры всякую нечисть, — заявил Чуя, выбирая персонажа, за которого хотел бы сыграть. — Я не вампир, чтобы ты напугал меня каким-то там чесноком, — парировал Дазай, и по его голосу Чуя понял: он все еще пьян. Как и сам Чуя. — Да? Странно, — Чуя подтвердил выбор быстрым нажатием кнопки и перевел взгляд на Дазая. — Кровь мою пьешь регулярно. Послышался щелчок язычка на жестяной банке, а за ним — характерное пивное шипение. — Ты серьезно?.. Как в тебя только лезет… — рыжие брови презрительно выгнулись. — И вообще! Хорош обворовывать мой холодильник! Дазай прильнул к банке губами, сделал один большой, жадный глоток и выдохнул, утирая губы ладонью. — Я опохмеляюсь, — пояснил он, заторможенно моргая. — В конце концов, для кого-то оно же там стояло… — И с чего ты решил, что именно для тебя? — Не увидел на нем маркировки «Для щенков с четырех месяцев». Палец Дазая надавил на кнопку, и список доступных персонажей плавно сменился загрузочным экраном. Чуя озлобленно зарычал, стиснул в руках геймпад и сосредоточился на игре. Чуя хотел сохранить за собой звание мастера боевых искусств Портовой мафии как в жизни, так и в играх, но выбрал для этого не самый подходящий момент: несмотря на то, что его уже несколько раз вырвало, на дорогу до дома, которую он провел у открытого окна на пассажирском сидении, и на лекарства-сорбенты, выпитые по прибытии, сильное опьянение никуда не уходило и продолжало преследовать Чую, время от времени накатывая на него приступами очередного помутнения перед глазами. Чуя вертел геймпад, подпрыгивал, ругался вслух, когда его персонаж получал урон от атак Дазая, и, чересчур вжившись в роль, сражался не на жизнь, а на смерть... Но все еще уступал Дазаю и стыдливо наблюдал за тем, как сокращалась в углу полоса здоровья. Чуя уже готов был отбросить геймпад в сторону, как вдруг персонаж Дазая застыл на месте, не проводя никаких атак. Может, игра зависла, а может, Дазай просто отвлекся — неважно! Воодушевившись, Чуя использовал всю накопленную за битву энергию, чтобы активировать «Фаталити». Пластик геймпада покрылся каплями пота, пальцы задолбили по кнопкам, и вскоре на экране замерцала жестокая, но красивая и проработанная анимация, в которой страшный чудик Дазая получал несовместимые с жизнью травмы. Победа! Чуя откинулся назад и радостно поднял обе руки, пока повисшая в комнате тишина не вынудила его задуматься: подозрительно тихо… Чтобы Дазай, проиграв, заткнулся… Да быть такого не может! Не в этой вселенной! Он повернулся к Дазаю: тот сидел неподвижно, положив геймпад на ковер, и таращился на Чую пьяным взглядом. Эйфория от победы трансформировалась в злость. Чуя весь покраснел, замахнулся, надеясь ударить Дазая по голове, и гневно процедил: — Ах ты!.. Чего смотришь?! Дазай перехватил руку Чуи и стиснул пальцами запястье. Чуя попытался вырваться, но Дазай не позволил и лишь усилил хватку. — Да вот… Смотрю и думаю, — многозначительно начал он, — что у меня на тебя встал. Сглотнув, Чуя отчего-то перепугался и, покрутившись на месте, с силой вмазал Дазаю в грудь ногой.

~

А в следующий раз мощью гравитации в прямом смысле вышвырнул за дверь. Тогда Дазай решил молчать партизаном, но очень скоро познал одну и без того очевидную истину: Чуя явился на этот свет, чтобы изводить всех и вся, и именно поэтому принялся мучить Дазая уже сам, напиваясь в стельку и все так же соблазнительно мыча в припухшие от поцелуев губы.

~

Теперь они сидели уже не на полу, а на диване. Дазай все так же потягивал пиво, а Чуя курил, нервно стряхивая пепел в пустой стакан, и между ними искры летали, выражая практически осязаемое напряжение. Дазай снова одолел Чую в игре — как хорошо, что тот не мог похвастаться богатой фантазией и продолжал выбирать одного и того же персонажа — и самодовольно зыркнул на него, упиваясь чужим поражением, за что почти сразу же получил удар под ребра. — Дикая псина, — ругнулся Дазай, потирая место удара. Что-что, а бить Чуя умел — да так, что жертвы потом всю оставшуюся жизнь об этом помнили. Если выживали, конечно. — Сволочь бинтованная, — ответил Чуя с тем же напором. — Это мое пиво. Мой диван. Моя квартира. Так что проваливай. — Квадратных метров прибавилось, а вот мозгов — нет, — Дазай смял пивную банку и бросил ее на пол. У Чуи дернулся мускул под глазом. — Ты меня достал. — Заплачь. — Сигарету об тебя затушу. — Если дотянешься. Некоторое время они пинались-дрались ногами и матерились, пока Дазай не поймал лодыжки Чуи и не развел их в стороны. Чуя с трудом не обронил испуганный вскрик, вовремя поджав губы в тонкую линию, и дернул ноги на себя. — Грабли убери. Однако Дазай не отпускал. Они все еще сидели на этом безусловно мягком, но узком диване, с разных его краев, и смотрели на друг друга пронзительно, изучающе, проверяя, кто же из них сдастся первым. Но если Чуя удумал поиграть в «гляделки», то явно подыскал себе не того противника, потому что удавка из бинтов на голове Дазая ослабла, сползла со лба, и оба карих глаза уставились на него воистину неподвижно, почти не мигая. Чуя потушил сигарету о стакан и шумно задышал носом. Пальцы Дазая по-прежнему держали его за лодыжки, не позволяя пошевелиться. Комнату освещал лишь экран телевизора, а все посторонние звуки оказались заглушены шумом крови в ушах. Извернувшись, Чуя на пробу двинул бедрами, и тут Дазай внезапно ослабил хватку, опустил стопы Чуи на диван по обе стороны от себя и откинул голову на подлокотник. Медленно моргнул. Приоткрыл губы, тихо выдохнул, руками скользнул по оголенной коже щиколоток. Чуя сглотнул вязкую слюну. Ладони Дазая были горячими, они дразняще проникли под манжеты штанов и замерли, слегка их приподняв. Чуя вдруг понял, что не дышит, и поспешил жадно вдохнуть, стискивая обивку дивана поледеневшими пальцами. Чужие ногти царапнули кожу вместе с волосками, а после большие пальцы бережно огладили штрихи царапин, опустились к выпирающим косточкам, помассировали. Щекотливым движением Дазай коснулся аккуратных пяток. И тогда Чуя не выдержал… Сменил позу, подполз по дивану ближе и, преодолев препятствие в виде худых длиннющих ног Дазая, устроился у него на бедрах. Ягодицы плавно опустились на чуть приподнявшуюся ткань брюк, и Дазай машинально положил ладони Чуе на колени. — Ну и рожа у тебя… — хмыкнул Чуя, одной рукой хватаясь за спинку дивана, другой же — упираясь в подлокотник возле головы Дазая. Дазай его не услышал, а даже если бы и слушал, то все равно ничего бы не понял: мозг заплыл алкоголем и странным звериным вожделением, и Дазай поднял взгляд на румяное лицо напротив. Заставить бы Чую дрожать и пошло краснеть… Но не от брани или пыток, в которых Дазай понимал немало, а от удовольствия. И после этого они все еще будут притворяться, что ненавидят друг друга? Это чувство было явно сильнее ненависти, но опознать его Дазай — пока — никак не мог. Чуя поерзал на возбужденном члене через брюки, и Дазай сомкнул веки с хриплым, сдавленным стоном. Его ладони огладили чужие бедра и направились выше, впиваясь тонкими пальцами в талию. — Что, хочешь меня?.. — Чуя непроизвольно выгнулся в пояснице, когда Дазай стиснул ткань рубашки под жилетом. — Извращенец... — Рот закрой, — выдохнул Дазай, понимая, что от этих настойчивых ерзаний у него мутнеет перед глазами. — Или я сам тебя заткну. Чуя понял это слишком буквально и, потянув Дазая на себя за лацканы пиджака и заставив привстать на локтях, прижался к его губам с грубым, требовательным поцелуем. В момент, когда их влажные языки соприкоснулись, мозг Дазая отключился окончательно. Там больше ничего не было. Пусто. Только до боли затвердевший член пульсировал желанием вдавить Чую в диван и вытрахать из него все это бесящее самодовольство. Дазай нашел аккуратные ладони Чуи и резко потянул, но не рассчитал силу, и вдвоем они упали с дивана на пол, сдвигая телами кофейный столик. Дазай навалился сверху, глубоко задышал. Чуя под ним скривился от боли, прострелившей спину и чуть отрезвившей, а затем выжидающе замер. Голодный взгляд Дазая цеплялся за растрепанные волнистые пряди, за покрасневшие уши, шею, за губы, которые еле заметно подрагивали, молчаливо упрашивали. Дазай приподнялся на вытянутых руках и, кажется, провел в таком положении непозволительно много времени, потому что Чуя успел разочарованно шевельнуть бровями и опустил мутные голубые глаза. «Если ничего не будет… То черт с ней, с разрядкой…» — так думал Дазай, пока Чуя не потянулся к его пиджаку и не расстегнул пуговицы. Коснувшись белоснежной рубашки, он посмотрел на Дазая. — Только не ной, если потом вдруг пожалеешь… — сказал на выдохе и выправил рубашку из брюк. — Я… — Дазай открыл рот, но Чуя его перебил: — Дазай, будь ты проклят… — прозвучало слишком серьезно и осознанно для Чуи, который какие-то несколько часов назад чуть не впечатался носом в фонарный столб. — Ты все еще должен мне желание… Поэтому слушай сюда: заткнись и хотя бы попытайся сделать вид, что ты не такой мудак, каким кажешься. Полоска бинта скатилась с плеча Дазая и упала Чуе на лицо. Тот непринужденно сдул ее, и потом его губы встретились с чужими, добровольно раскрытыми и готовыми к долгим, пылким поцелуям. Они целовались до трещинок на губах и легкого покалывания, крутились на ворсе ковра, жадно касались оголенной кожи. Чуя игнорировал белесые шрамы, которыми было усыпано все тело Дазая, нетерпеливо терся членом о его член и стонал, пока Дазай отстранялся, чтобы сделать вдох. Оргазмы накрывали их быстро — даже несмотря на все выпитое, — но каждый раз…

~

Каждый гребаный раз Дазай отрубался, стоило его потяжелевшим векам опуститься, и был вынужден проходить весь этот путь заново в ожидании приезда к Чуе домой. Снова шоты, снова Чуя, согнувшийся над унитазом, сколько бы он ни пил, снова утомительно долгая дорога до штаба… А после — сильнейшее в жизни Дазая возбуждение и волны оргазма, противиться которым не было ни сил, ни желания.

~

Как-то раз Дазай поймал себя на мысли, что начал жалеть, что все это заканчивалось с наступлением ночи и неизменным погружением в сон, пусть и с обнаженным Чуей под боком. Подобное откровение о себе ему совершенно не понравилось. А еще Дазаю не нравилось то, что он постепенно становился от этого зависим. Стоило Чуе в одну из развилок оказаться у Дазая между ног, как тот мысленно признался, что ради такого готов был застрять в этой петле хоть навечно. Черные брюки были приспущены вместе с бельем, рубашка — развратно задрана, оголяя рассеченный многочисленными порезами живот, а галстук сексуально обвивал горло, вынуждая Дазая время от времени ослаблять его, оттягивать за ткань вниз и наматывать на кулак, когда промежность щекотало томным удовольствием. Чуя придерживал твердый и влажный от слюны член одной рукой, пока другой водил по бедру Дазая, царапал его через ткань и бинты и стискивал колено, ластясь ближе, налегая на диван всей грудью. Дазай хрипел, приглушенно стонал сквозь зубы, когда Чуя, обхватывая мокрую головку губами, нарочито медленно опускался, водил во рту языком, цеплял пальцами соленые капли, после чего так же медленно вел губы кверху и отстранялся, облизываясь и жадно сглатывая. Похоже, у Чуи никак не получалось протрезветь, оттого и движения его становились неаккуратными, пусть и чрезмерно старательными: так он время от времени задевал тонкую кожу зубами, срывая с губ Дазая недовольное шипение. — Это тебе не кость, — Дазай проехался ногтями по обивке дивана. — Грызть будешь потом. Чуя поднял голову, выпустил член изо рта и тут же огладил его теплой ладонью, даруя просто невероятный контраст ощущений. — Молчи, — ответил он почти шепотом, на рваном выдохе, — а то откушу полностью. — Так понравился, что хочешь забрать с собой? — усмехнулся Дазай и посмотрел на Чую из-под влажных от слез ресниц. Чуя закатил глаза, сел поудобнее, вобрал член до половины. Ноги Дазая чуть дрогнули, и Чуя ускорился, сменил дразнящий медленный темп на более быстрый, кончиком языка надавливая на набухшие, налившиеся кровью венки. Дазай тоже еще не протрезвел, но соображал куда лучше Чуи и прекрасно помнил, как они опять что-то не поделили на самом пороге, едва не подрались за свободный крючок на вешалке, а потом как-то… Слово за слово… Оказались в гостиной, безудержно целуясь и избавляясь по пути от ненужной одежды. Так пиджак Дазая полетел куда-то за диван, а Чуя остался лишь в расстегнутой рубашке и штанах, и Дазай видел, как его гладкая грудь вздымалась в такт сбившемуся от возбуждения дыханию. Сексуальный опыт Дазая не ограничивался одним лишь Чуей. Да и сам Чуя, должно быть, не берег девственность для ненавистного напарника. Но эмоции и ощущения, которые они испытывали друг с другом, целуясь или даже просто смотря глаза в глаза, не шли ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Непривычная смена ролей, но Дазай не возражал. За все эти повторения он успел вывести целый алгоритм, согласно которому Чуя не должен был его бить и отталкивать — хотя бы до приезда в штабную квартиру, где они тонули в пьяном возбуждении из раза в раз, вырывали пуговицы из петель, с треском натягивали ткань и стискивали кожу до синяков. Дазай клацнул зубами, подавил стон и взглянул на Чую: тот начал водить рукой активнее и сосредоточил все свое внимание на кончике, чувствуя, как напряжение Дазая постепенно концентрируется в одной точке. Дазай скатился по дивану ниже, широко расставил ноги, вздрогнул, когда мягкие губы сомкнулись вокруг него чуть теснее. Глаза заволокло мутной пеленой, но даже сквозь нее он видел колыхание рыжих волос и то, как блестела на собственном члене слюна, постыдно хлюпая в чужом рту. — Не смотри, — вдруг раздался голос Чуи, и Дазай удивленно заморгал. — Я сказал: не смотри. Подкрепляя словесную угрозу действиями, Чуя болезненно провел ногтем по головке, и Дазай вынужден был послушаться. Накрыв лицо локтевым сгибом, он поджал пальцы на ногах, зарылся ими в ковровые ворсинки и громко задышал ртом. Кровь между ног в нетерпении закипела. Бинты на шее впервые показались ему наказанием: они натирали кожу до покраснения, душили и оставляли саднящие полосы. Дазай не сдержался и, привстав на локте, толкнулся Чуе в горло, и от дурманящей узости тело прошибло крупной сладостной дрожью. Узел внизу живота наконец распутался, стало одновременно легко и свободно. Дазай кончил, падая обратно на диван, и оставил после себя мокрый след от пота. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы выровнять дыхание и прийти в себя. Лениво проморгавшись, Дазай вытер лоб рукавом рубашки и посмотрел вниз. Чуя сидел неподвижно и как-то слишком внимательно разглядывал его пьяными голубыми глазами. Затем он растер губы и подбородок ладонью, заправил за уши кудри, сглотнул. Но взгляда по-прежнему не отводил. — Чего?.. — Дазай привстал, поморщился от приятного головокружения и потянулся к кромке трусов. — Ничего, — буркнул Чуя в ответ и отвернулся. Волосы полностью скрыли от Дазая его лицо. Повисла тишина. Дазаю стало как-то не по себе, и он подался вперед, но Чуя отшатнулся и стиснул руки в кулаки. Дазай не был настроен на выяснение отношений, а потому демонстративно поднял ладони и откинулся обратно на спинку дивана. — Ну, нет так нет. Чуя громко и с надрывом выдохнул. Его плечи коротко дернулись, а сам он впился в губы зубами — с силой, до боли, пытаясь таким образом отвлечь себя от ненужных мыслей. Чуя так и сидел перед Дазаем на коленях, пока зрелище из соблазнительного не превратилось в какое-то… Неуместное? — Ты — настоящая падаль, хренов Дазай, — наконец произнес он, поворачиваясь к Дазаю со сведенными на переносице бровями. — Ты хоть раз задумывался, почему я позволяю тебе так со мной обращаться? Дазай натянул трусы, застегнул брюки, поправил ленту галстука. — Потому что ты — моя собака и должен следовать приказам? Чуя закипел как чайник. — Сдохни. Поднявшись с пола, он обошел диван и скрылся в ванной комнате, оставив Дазая в гордом одиночестве. Вопрос Чуи натолкнул его на размышления о том, о чем он никогда прежде не задумывался… Дазай спрашивал у себя, почему ему это все приносило такое извращенное удовольствие, и ответ вертелся на языке, но никогда не оформлялся в полноценное предложение. Но действительно… Почему это делал Чуя?

~

Когда Чуя, задыхаясь и впиваясь ногтями в дверь позади себя, еле слышно спросил: — Ты уже… Делал это с мужчинами?.. Дазаю пришлось соврать: — Да... Потому что он знал, что если ответит «нет», то Чуя не согласится. Яркие ночные огни Йокогамы прорывались через занавески, отражались в стеклянных поверхностях и отбрасывали на пол причудливые тени от прижатых друг к другу тел. Спальня Чуи была оформлена все в тех же темных мафиозных тонах, что и вся остальная квартира, но Дазай не желал тратить время на разглядывание интерьера. Вместо этого он наугад подбирался к кровати, пока его губы страстно сминали в поцелуе чужие, ловили вздохи и оставляли следы от слюны на чуть колючей из-за сбритой щетины коже. Чуя порывисто стонал Дазаю в рот, пока тот держал его за запястья, вдавив их в деревянную поверхность. Отстранившись, Дазай прильнул губами к шее Чуи, с жаром выдохнул и замер в предвкушении. Голова шла кругом от запаха сигарет и одеколона, который впервые в жизни Дазая не бесил, а до звезд перед глазами возбуждал, и покрасневшую от смущения кожу захотелось прокусить до крови. Поддавшись искушению, Дазай обнажил зубы и сомкнул их вокруг оголенного участка плеча под чокером. Язык огладил место укуса, губы присосались с громким пошлым звуком, на что Чуя закряхтел и начал вырываться. — Д-Дазай… — подал голос он, пытаясь оттолкнуть Дазая от себя. Но тот лишь крепче стиснул руки Чуи пальцами и укусил повторно, покрывая кожу пунцовыми пятнами. Клыки впились в плечо особенно глубоко, и Чуя, положив ладони Дазаю на грудь, грубо его толкнул. — Ты что… Что делаешь, а?.. Дазай еле удержал равновесие и мутным взглядом проследил за тем, как Чуя сделал несколько размашистых шагов вперед, рукой оперся на изголовье кровати и заглянул в стоящее рядом с ней зеркало. — Какого хрена… — процедил Чуя, когда глаза нашли потемневший алый засос. — Его же… Его же видно! — повернулся к Дазаю и занес кулак для удара.

~

Отстранившись, Дазай прильнул губами к его шее, с жаром выдохнул и замер в предвкушении. Пришлось прикусить щеку изнутри и отрезвить себя болью, чтобы не наброситься на шею Чуи во второй раз. Втянув ноздрями дурманящий аромат, Дазай высунул язык и повел им к области за ухом. Задрожав, Чуя вцепился ему в плечи пальцами и бесстыдно простонал. Считав слишком очевидную реакцию, Дазай ухмыльнулся и обхватил губами мочку чужого уха, тут же получая в ответ новую порцию стонов и дрожи, от которых в мошонке сладко потянуло вниз. Чуя снова толкнул Дазая в грудь, но на этот раз лишь для того, чтобы продолжить путь к кровати и навалиться на нее, со скрипом проминая матрас. Дазай не смог надеть презерватив, испачкал пальцы в смазке и случайно порвал тонкий латекс, чем вызвал у Чуи лишь безудержный смех, отогнавший абсолютно все возбуждение.

~

Ему пришлось вновь прождать несколько часов, напиться и оказаться с Чуей в одной квартире, чтобы затащить того в спальню и попытать счастья повторно. Раскатав презерватив по всей длине, он повалил самостоятельно растянувшего себя Чую на живот и пристроился сверху, тяжело дыша в острую линию позвоночника. Чуя ворочался, наматывал на кулак простыни и стонал от любого, даже самого мимолетного прикосновения к бледной веснушчатой коже. Подставив головку члена к мокрому от смазки входу, Дазай качнул бедрами и сразу же напоролся на естественное сопротивление. С шипением выдохнул. Уперся обеими руками в кровать по обе стороны от головы Чуи, подождал и зажмурился, когда сопротивление ослабло, наконец пропуская его внутрь. Чуя нахмурил брови, укусил край подушки и заерзал, чем вынудил Дазая положить ладонь себе на поясницу и надавить — от этого Чуя еле слышно всхлипнул. Дазай вошел до половины, и с его плеч на спину Чуи упали крупные капли пота. Мышцы туго обхватили, сжали Дазая со всех сторон. Шумно выдохнув, он остановился и понял, что руки вконец ослабли, зашлись крупной дрожью. Ему пришлось опуститься на локти, едва не рухнув на Чую сверху, и так их тела оказались прижаты друг к другу до разгоряченного трения кожи о кожу. Дазай коснулся губами чужого затылка, оставил на нем несколько смазанных поцелуев и вошел полностью. Замерев, Чуя часто задышал, проглотил гортанный стон, поднявшийся глубоко из горла, дернул простыни на себя. Жарко… И так хорошо, что Дазай с трудом оставался в сознании. Когда все это зашло настолько далеко?.. И что теперь делать с мыслью, что в одной из возможных реальностей они отдались друг другу полностью, пока в настоящей изображали вражду и не подпускали к себе ближе чем на метр? Приподнявшись, Дазай заскользил по смазке наружу, вышел почти до самого конца и толкнулся обратно, ударяясь о ягодицы Чуи с мокрым шлепком. Первые толчки вышли плавными, медленными, от них Чуя выгибался с долгими стонами и беспорядочно водил ладонями по простыням. Но потом его собственный член уперся в складки одеяла, и вскоре давление ткани на плоть стало по-настоящему болезненным. Чуя хотел привстать, лечь удобнее, но Дазай вжимался грудью ему в спину, надежно фиксировал бедра и с низким рычанием дышал во взъерошенные на загривке волосы. — Дазай... — позвал Чуя, нахмурившись, — мне боль... Но тут горячий шепот раздался у самого уха: — Ч-Чуя… Дыхание сперло. Чуя медленно обернулся через плечо. Просунув под себя руку, он лег на бок, сместил ноги на кровати и, сморгнув выступивший пот, увидел то, чего никогда раньше не видел и уже не рассчитывал увидеть. Красное, влажное лицо Дазая, его опущенные веки и выгнутые от удовольствия брови, приоткрытые для очередного стона губы… Румянец на щеках был настоящим и проявился не от алкоголя, не в результате очередной долгой ссоры, а от него, от Чуи. Чуе показалась, что и вся боль разом ушла, оставив после себя только наслаждение. Он даже подумал, что в этот момент, возможно, ненавидел Дазая чуть меньше обычного. Но лишь «возможно». Позже Дазай позволил Чуе перелечь на спину и, устроив его крепкие, мускулистые бедра на талии, опустил голову, тяжело дыша. Чуя тоже разрешил себе сделать глубокий вдох, после чего протянул к Дазаю ладонь и замер, когда тот остановил ее, обхватив запястье пальцами. — Нет... — Что «нет»?.. — удивленно переспросил Чуя, скрестив ноги у Дазая за спиной. — Я… — Дазай захлебнулся стоном, когда Чуя сам направил в себя его член. — П-подожди… Я сейчас... Не каждый день Чуя мог лицезреть такого Дазая, а потому подтянул его к себе, поцеловал и зарылся пальцами в волосы, пока Дазай постанывал в поцелуи и двигался неритмично, дерганно, растворяясь в удовольствии.

~

Дазаю не хватило. Так он с трудом пережил еще один однообразный вечер, еле дотерпел до приезда в квартиру и требовательно потащил Чую в спальню прямиком с порога. В спальне Дазай поставил его на колени, наспех растянул и вошел, ногтями впившись в мягкие ягодицы. Голова совершенно не думала. Кровь отлила от всех жизненно важных органов, забурлила между ног и обострила чувствительность до предела. Кажется, Дазай тогда продержался совсем недолго: все случилось быстро, грязно, и после оргазма он неожиданно для себя отметил, что Чуя даже не был возбужден. Тогда же случилось кое-что, что Дазай предсказать никак не мог: у Чуи снесло крышу. — Получил, что хотел? Доволен собой? — выплюнул тот, надев белье с рубашкой обратно, и сел на кровати, прожигая Дазая гневным взглядом. Дазай лежал напротив, упершись на локти, и смотрел в потолок. Заслышав голос Чуи, он удивленно повел бровью и повернулся. — Что, прости? — принял сидячее положение, добавил: — Ты и сам был не против, разве нет? Протрезвевший к тому моменту Чуя стиснул челюсти так сильно, что на щеках заходили желваки. Он опустил голову, задумался о чем-то… После чего неожиданно сжал руки в кулаки, и следом комнату поразило ударной волной. Зеркало разбилось, осколки засыпали пол, из шкафа повылетали ящики, а с полок попадали все книги. Сила гравитации сорвала Дазая с кровати и, отбросив назад, впечатала лопатками в стену. Ударившись головой, Дазай обронил приглушенный стон-шипение и взглянул на Чую: тот светился ярко-красным, волосы его спутались, закружились в порывах ветра, а лицо — помрачнело. Вспорхнувшие листы бумаги осели на кровати вместе с пылью и пухом разорванных в клочья подушек. Атмосфера вокруг Чуи стала невыносимо тяжелой. — Ты привык считать себя умнее всех, но есть вещи, которые ты в упор не понимаешь, — Чуя вскинул голову, и свирепость его взгляда буквально пригвоздила Дазая к стене. — И чтоб я еще хоть раз… Повелся на твои провокации… — выдохнул, чувствуя, как горят легкие. Дазай попытался встать, но невидимая сила удержала его на месте, вдавив в черные обои. — Ты меня так раздавишь… — прокряхтел Дазай, когда гравитация оказала давление на щеки перед тем, как обнулиться с редкими голубоватыми искрами. — И ты будешь этому только рад, — бросил Чуя в ответ, закатывая глаза. — Ну… Не совсем. Чуя разозлился еще больше. Красное свечение объяло осколки зеркала, и те взмыли в воздух, нацеливаясь на Дазая, точно пули. Очередная ударная волна завибрировала над полом и грубо столкнула Дазая затылком с жесткой поверхностью. Чуя привстал, замахнулся рукой, и осколки со свистом понеслись по намеченной траектории. Воткнулись в стену у Дазая над головой, в паре миллиметров от шеи, возле плеч, лезвиями срезали лохматые прядки. Но ни один не задел плоть. — Слабак, — Дазай дернул уголками губ. Чуя шумно вдохнул через нос, напряг ноздри. Он запросто мог исполосовать Дазая этими чертовыми осколками, мог выколоть ими глаза, мог убить быстро, а мог заставить помучиться, и последнего ему хотелось до жжения в груди. Мог… Но почему-то до сих пор этого не сделал. Хренов, хренов Дазай, пусть он умрет самой ужасной смертью, пусть будет страдать — он заслуживает страдать после того, как сам неоднократно издевался над Чуей и воспользовался им, словно тот был одной из тех глупых девиц, что липли к Дазаю как мухи на дерьмо. Хотя Дазай и в самом деле был человеком-дерьмом. — Я тебя ненавижу… — Чуя, обессилев, опустился обратно на кровать и поджал под себя ноги. — Я тебя тоже, — бросил Дазай в ответ, наконец отстраняясь от стены, но Чуя продолжил: — За что… Почему именно ты?.. — заговорил как-то двусмысленно, срывая голос. Дазай поднялся с пола, покачнулся, осмотрел осколки, воткнувшиеся в обои и в точности повторившие его силуэт. — Сестрица говорила, чтобы я не заблуждался на твой счет… И не ожидал от тебя слишком многого… — Чуя запустил ладонь в волосы, взъерошил их, обреченно скользнул пальцами к глазам и надавил на веки. — И Поль… Он тоже мне это говорил, но я поверил тебе… Как верил кучу раз до этого! Дазай обрел подвижность, однако не смог пошевелить и пальцем: под физически осязаемой ненавистью Чуи у него задеревенело все тело. — Потому что от тебя, подонка, жизнь моя зависит! — Чуя поднял на него мокрые глаза. — А ты продолжаешь со мной играться, хотя прекрасно видишь, что я к тебе чувствую! Он бы с радостью схватил подушку и ударил ею Дазая — да посильнее! — да только вот все подушки еще минуту назад лопнули, и теперь у колен Чуи лежал только их пух. — О чем ты? — спросил Дазай, и в голосе его сквозило искреннее непонимание. — Не прикидывайся. Быть идиотом тебе совершенно не идет, — Чуя разгреб перья, скинул их с кровати и, напоследок метнув в Дазая быстрый, проникновенный взгляд, отвернулся. — Чувства?.. У тебя? Ко мне? — Дазай расслабился, когда Чуя сел к нему спиной, и даже позволил себе облегченно выдохнуть, однако ноги продолжали еле уловимо подрагивать. Гребаная петля. Пусть она распутается прямо сейчас или отмотается назад, к тому моменту, когда Дазая совершенно не волновали все эти многозначительные взгляды Чуи в его сторону. — Выметайся, — Чуя подтянул к себе одеяло и накрылся им по самый подбородок. — Ч… — Это с самого начала была твоя вина. Как же я тебя ненавижу… Дазай вытянул руку, но коснуться Чуи так и не решился, вместо этого сделав осторожный шаг назад. — Лучше бы Мори добил тебя, а не… — не закончил Чуя, но ему и не требовалось. Тишина, воцарившаяся в комнате, больно ударила Дазая под дых. Он еще некоторое время стоял у края кровати и смотрел на то, как рвано поднимались плечи Чуи, пока тот не выпалил, накрываясь одеялом уже полностью: — Ты еще здесь?! Дазай никогда еще так не радовался тому, что все это было не по-настоящему.

***

Тот раз стал особенным, потому что впервые за все время, проведенное в зацикленной ловушке, Дазай и Чуя неосознанно поменялись местами и отыграли повторяющийся вновь и вновь спектакль совершенно но-новому. Тогда уже Дазай был тем, кто, напившись до беспамятства, умолял отвезти его домой, чтобы проблеваться, пока в полупустой пьяной голове набатом звучали недавние слова Чуи о доверии, о чувствах, о чем-то еще, что Дазай всеми силами старался из себя вытолкнуть, но никак не мог. Стоило ему закрыть глаза, как из темноты на него смотрел тот Чуя: с незнакомым отчаянием во взгляде, со злостью — на этот раз вполне искренней, ненаигранной — и с такой дрожью в голосе, что область сердца неприятно кололо. «А ты продолжаешь мной играться, хотя прекрасно видишь, что я к тебе чувствую!» О каких чувствах говорил Чуя? Они ведь разные бывают... Ненависть, восхищение, зависть. Положительные и отрицательные. Сильные и слабые. Всю эту палитру Дазай мог разложить на составляющие: что вызывает вину, откуда берется стыд, он даже был способен описать механизмы влюбленности, используя исключительно научную терминологию. Но в нем самом эти самые «чувства» либо отсутствовали, либо работали как-то не так и с перебоями. «Ты хоть раз задумывался, почему я позволяю тебе так со мной обращаться?» Проклятье. Разумеется, Чуя говорил о том самом. О чем же еще. Смог бы Дазай когда-нибудь полюбить? Наверное, да, но объекту симпатии тогда бы знатно досталось: тяжело любить человека, который регулярно пытается свести счеты с жизнью. Точно. Кажется, Чуя как-то сказал ему нечто похожее... В условном «вчера», а может, сутки, недели назад... Дазай уже не помнил, когда заканчивался прошлый день и начинался новый. Все столь низменные, примитивные эмоции Дазаем легко отметались. До того самого момента. Потому что отныне он не мог забыть ни боли физической — от ударов, — ни моральной, повисшей на его шее якорем. Почти трезвый Чуя оказался до абсурда заботливым. Он правда привез Дазая к себе домой, помог раздеться, после чего, доведя до ванной комнаты, долго сидел на краю душевой кабины, пока Дазай прочищал желудок и надеялся, что вместе с рвотой наружу выйдет и то гнусное, едкое чувство, поселившееся в его груди. Но даже два пальца, сунутые в рот и грубо надавившие на корень языка, вытягивали наружу только разноцветные жидкости, оставив всю эту эмоциональную неразбериху глубоко внутри. — Черт... Ну ты даешь, конечно, — произнес Чуя, когда Дазай в очередной раз безуспешно нырнул головой в чашу. — У тебя там уже ничего нет, хватит… Ладони несильно потрясли Дазая за плечи. Дазай рухнул на пол, закашлялся, самостоятельно пополз куда-то, но Чуя его остановил. — У-убери руки… — взмолился Дазай, когда Чуя развернул его лицом к себе и всмотрелся в закатившиеся за веки зрачки. Прикосновения, слова, даже простое дыхание где-то там, наверху, — все это напоминало Дазаю о той ночи, когда он вдруг почувствовал себя настолько незащищенным, что стало… Страшно. — Чтобы ты мне тут все расхреначил? Еще чего, — Чуя дернул Дазая за пиджак, заставил сесть на колени, но тот высвободил руки из рукавов и упал в душевую кабину. Пальцы принялись хаотично шарить вокруг, пока не ухватились за ручку крана. Когда Чуя бросил пиджак на стиральную машину и попытался вытащить Дазая из душа, тот неосторожно дернул кран вниз, и из лейки на них обоих полилась ледяная вода. Чуя отскочил, выругался, поморщился от холода и мерзко налипшей на тело одежды, но Дазая, похоже, это все нисколько не волновало: он продолжал неподвижно сидеть под струями воды, и бинты его отлипали от тела, обнажая изувеченную кожу. Чуя переборол себя и, занырнув под потоки из лейки, резким движением повернул кран. Вода остановилась, и в ванной повисла некомфортная тишина, прерываемая лишь громким дыханием Чуи. — Такой ты… — протянул он, закатывая рукава рубашки и присаживаясь перед Дазаем на колени. — Невыносимый... Чуя собрал распутавшиеся бинты, ослабил галстук Дазая (а то еще удушит себя ненароком), помог принять более-менее вертикальное положение. Взгляд зацепился за длинные шрамы вдоль нитей голубых вен, и Чуя осторожно поднес чужую руку к лицу, расправляя пальцы. Светлые линии тянулись по всему предплечью и скрывались под намокшей тканью. Рядом с ними виднелись и другие шрамы: свежие, поверхностные, как будто кошка ногтями зацепила, а также внушительно глубокие, кровь из которых явно текла долго и могла бы вытечь полностью, не будь Дазай таким трусом. Впрочем, хорошо, что его останавливала хотя бы боязнь боли. Если бы не она, то… — Завязывай с этой хренью, — Чуя отпихнул руку Дазая от себя и поджал губы. — Кому-то может быть не все равно. Дазай поднял голову на звук, скрипуче посмеялся и содрал бинты с шеи: та тоже вся была покрыта рубцами, синяками и уродливыми надрезами. — Кому? — он ухватился за край стеклянной перегородки и предпринял попытку встать. — Тебе, что ли? «Не льсти себе. Я бы с удовольствием парочку шрамов тебе добавил», — именно такого ответа Дазай ожидал, но Чуя, помолчав, лишь выдохнул: — Кому-то. Дазай нахмурил брови. Резко поднявшись с поддона, он не смог устоять на ватных ногах и тут же полетел вперед, и только выставивший руки Чуя предотвратил его падение. Повиснув у Чуи на плечах, Дазай перевел на него пьяный расфокусированный взгляд и замычал. — Это правда, что я тебе... Нра... Влюсь?.. — спросил он в пустоту и почувствовал, как пальцы Чуи вокруг него стиснулись крепче. — Чт... Кто тебе это сказал?.. — Чуя уязвленно понизил голос. «Ты». — Только в твоих влажных фантазиях, — он уложил Дазая на пол и похлопал по впалым щекам. — Эй, не отключаться. — Как... Как ты понял, что... — дальнейшие слова потонули в гудении крови в ушах, и Дазай бросился неуклюже ловить руками воздух, цепляться ими за мгновение, которое стремительно ускользало. «Нет… Нет, только не сейчас!» — последнее, о чем подумал Дазай прежде, чем вырубиться и очнуться на пороге того же самого бара, на котором он стоял уже почти тридцать раз до этого.

***

Однажды в баре Чуя засвидетельствовал невозможное: Дазай весь вечер молчал и даже не бесил его глупыми шутками про суицид, неподвижно смотря в одну точку. Только спустя время Чуя понял, что у Дазая случился срыв, в ходе которого он чуть не разбил стакан и не вскрыл себе вены осколком — как хорошо, что у Чуи была отменная реакция и что любые подобные закидоны со стороны Дазая он считывал практически моментально.

~

А однажды Дазай сделал это в туалете, и Чуя напрягся, когда напарник не появился через пять, десять, пятнадцать минут... Выбив дверь, Чуя застал Дазая на полу в луже собственной крови. — Смерть все равно… Не поможет… — бормотал Дазай осипшим голосом, пока Чуя перетягивал ему плечо импровизированным жгутом из ремня. Чуя тогда мало что понял и бросил все свои силы на то, чтобы остановить кровотечение. Дазай же отрешенно моргал, приговаривал что-то про способность, про зацикленный во времени момент и про отсутствие выхода, но тот его не слушал. — Совсем сбрендил, — плевался Чуя, даже не подозревая, сколько раз он уже вот так возвращал Дазая с того света, все глубже и глубже увязая во временной петле.

~

Дазаю казалось, что он начал сходить с ума. Или что уже сошел, когда после всего вышеперечисленного вдруг отказался от затеи наклюкаться в дрова и ограничился лишь парой стаканов виски, пока Чуя сдержанно попивал очередной коктейль по левую руку от него и думал о своем. Они даже пытались о чем-то разговаривать без привычной для них брани… Выходило плохо, алкоголь все так же ударял в голову, мысли путались, однако закончились их посиделки удивительно мирным образом: Дазай снова оказался у Чуи в спальне, но на этот раз полностью одетым — равно как и Чуя — и с наполненным вином бокалом в руках. Сам Чуя же сидел на кровати в позе лотоса подле него и придумывал новые ситуации для игры в «Я никогда не…» — Я никогда не… — Чуя задумчиво надул губы. — Хм. Не блевал в туалете, потому что слишком много выпил. Дазай безрадостно усмехнулся и отвел взгляд. Воспоминания — уже поредевшие, побледневшие, но по-прежнему ценные — всплыли у него в памяти, и обтянутое бинтами лицо заметно омрачилось. — Я тоже. Значит, не пью, — пожал плечами Дазай. — Теперь я. Карие глаза скользнули по минималистично обставленной спальне. Нашли то самое зеркало, которое в другой развилке едва его не убило, затем участок стены, в который Чуя вонзил осколки… Стало тошно. Дазай поклялся, что этот раз станет для них последним и что в следующем обороте петли он обязательно расскажет обо всем Чуе, но страх, что они никогда отсюда не выберутся, завладевал им все больше, заставляя говорить глупость за глупостью, как, например, это: — Я никогда не влюблялся в того, с кем работал. Чуя помялся. Опустил взгляд на вино в бокале, покрутил вытянутую ножку. После чего выдохнул и сделал один короткий глоток, заверяя: — Это не про тебя, — вытер губы, все еще боясь смотреть Дазаю в глаза. — Я подумал кое о ком… С кем состоял в «Овцах». — Понятно. Оба лгали. Только если ложь стала для Дазая вторым именем, то Чуя заметно покраснел, демонстрируя все переживаемые эмоции как на ладони. — Продолжай. — Та-а-ак… — протянул Дазай, болтая вино в бокале. — Я никогда не жалел о том, что ты ушел из этих своих «Овец». — Как будто у меня был выбор... — Они тебя использовали. — Спасибо, что напомнил, — Чуя обиженно насупил брови. — И я нет. Хотя я сомневаюсь, что ты вообще способен о чем-то жалеть и что-либо чувствовать, но да ладно, хрен с тобой. Неправда: Дазай жалел, но до сих пор не понимал, о чем именно. — Моя очередь, — Чуя собрался с мыслями, сменил положение, ложась рядом с Дазаем, и всмотрелся в узелки бинтов на его запястьях. — Я никогда не… Не пытался покончить с собой. — А вот это, между прочим, уже нечестно, — Дазай изогнул губы в болезненной улыбке. — Пей, — скомандовал Чуя, с тенью на глазах наблюдая за тем, как Дазай делает небольшой глоток. — А еще я никогда не заставлял своего напарника переживать и голову ломать из-за того, что со мной происходит. Дазай прикусил нижнюю губу. Выдохнув, отпил еще вина. — И я никогда не использовал алкоголь как предлог, чтобы насрать кому-нибудь в душу, — с этими словами Чуя разом осушил свой бокал и завалился на бок, отворачиваясь от Дазая. Глоток, которого Чуя не увидел, но знал: он точно был. Дазай отставил пустой бокал на прикроватную тумбу и поддался легкому колючему опьянению. Он не помнил, как так вышло, но они опять целовались… Пока ждали машину, в ее салоне, на лестничной клетке… Целовались медленно, почти целомудренно, после чего делали вид, будто ничего не было, и продолжали обстреливать друг друга проклятиями. Дазай не подозревал, что мог — и, честно говоря, подсознательно хотел — рассматривать Чую в таком контексте, пока не познал это на собственной шкуре, оставшись наедине с непонятными, но сильными чувствами. Подходили ли они теперь под определение «влюбленности»? Подобный исход, должно быть, многое бы объяснил, иначе откуда в них обоих взялось столько надуманной ненависти? Решать конфликты путем диалога — это все, конечно, очень романтично и правильно, но когда Двойной Черный вообще переживали о «правильности»?.. — Дазай, — неожиданно произнес Чуя, нарушая сонную тишину. Дазай закрыл глаза. Нет, нет, нет… Это все так… Странно. По-плохому странно, потому что он правда запутался и опасался, что отныне ему придется слышать это бесконечное множество раз, пока сердце не сгниет и не отравит кровь ядовитыми останками. — Что? — отозвался Дазай и поразился звучанию собственного голоса: неуверенный и самую малость напуганный. — Я… Хоть я тебя и ненавижу… — начал Чуя издалека. Дазай этого не замечал, но все это время он нервно перебирал пальцами рыжую прядь. — И ты полнейший кретин и все такое, но… Спасибо. — Головой ударился? — Дазай повернулся к нему и поморщился от яркого света прожекторов за окном. Йокогама не спала и загадочно подсвечивала кудри лежавшего рядом Чуи. Дазай видел, как двигалось его тело от размеренного, еле слышного дыхания. — Нет, — Чуя цокнул языком. — Просто демонстрирую элементарные человеческие эмоции. Или ты и их лишен? — Не забывай, что из нас двоих собачонка — ты, а не я. — Придурок... — А за что?.. — уточнил Дазай спустя время. — Сам знаешь. Дазай мысленно согласился. Да, он действительно знал: Чуя благодарил его за помощь с Арахабаки, с Порчей, за ту платоническую поддержку, которую они друг другу оказывали, даже если продолжали при этом ругаться, за родство душ, пусть оно и не было таким очевидным... — Тогда... Пожалуйста? Чуя вымученно поднял большой палец и опять затих. — Как бы ты поступил, если бы вдруг застрял во временной петле? Из-за чужой способности, например, — неожиданно спросил Дазай, смотря в темный потолок. — Чисто гипотетически. — С чего вдруг такой вопрос? — Чуя, который уже почти задремал, привстал на локтях и повернулся к нему, подозрительно хмурясь. — Просто ответь. Чуя поджал губы, поковырял ногтем ткань простыни и сказал: — «Гипотетически»... Знаешь, для кого-то жизнь — сплошная петля во всех смыслах и без всяких там способностей. Скучная и серая, — кажется, в тот момент его голубые глаза посмотрели на Дазая. — Я бы попытался выбраться, потому что постоянно проживать один и тот же день — это отстой. Никуда не сходишь, ничего не сделаешь... К тому же... Есть люди, с которыми я хотел бы общаться, а из-за петли они, наверное, забывали бы все, что я им говорил? Это грустно. Настоящая стагнация... — закончил он с легкой задумчивостью в голосе. — Ну и бред, — отчего-то это было единственным, что Дазай смог ответить, отворачиваясь. — Ничего другого я от тебя и не ждал, — вздохнул Чуя, и по скрипу матраса Дазай понял, что он лег на кровать с головой. Тишина больно давила на барабанные перепонки. В груди жгло, дыхание стало поверхностным, прерывистым. Бинты стиснули горло, пережали кровоток в кистях рук, и Дазай вдруг почувствовал то, что не чувствовал никогда прежде. Иногда вот так говорить с Чуей было куда приятнее и легче, чем ненавидеть его. У Чуи даже мысли интересные появлялись... О которых Дазай хотел бы узнать чуточку больше. — А ты? Дазай, — прошептал Чуя и дождался, пока Дазай повернет к нему голову. — Если бы ты знал, что находишься в петле и что все, что ты скажешь, потом забудется... Что бы ты сделал? Гипотетически. Дазай старался не дышать, но вскоре воздух со свистом вырвался у него из груди сквозь приоткрытые губы и всколыхнул рыжие волосы Чуи, лежавшего совсем близко. — Признался бы, что я, наверное, тебя не ненавижу. Он услышал, как Чуя с шумом сглотнул. — «Наверное»? — Ну, мы же рассуждаем «гипотетически». — А потом?.. — Захотел бы, чтобы петля распуталась. — Хм, — Чуя как-то слабо, печально улыбнулся. — Так бы ответил Дазай из петли, но точно не реальный. Какая ирония... Дазай никогда еще так не огорчался тому, что все это было не по-настоящему.

***

Обмениваясь колкостями и сотрясая стены неутихавшей руганью, они спустились по крутой лестнице в подвальное помещение. Дазай толкнул дверь носком туфли, вошел внутрь и вильнул влево, пропуская поправлявшего одежду Чую вперед. Тот оттянул вниз края жилета, расправил ткань и спустился с порога на лакированный пол. — Ну и местечко... Это тут вы тухнете с Анго и тем… «Одасаку»? — поинтересовался Чуя без особого энтузиазма и обернулся на Дазая. — Чуя, — неожиданно позвал Дазай, хватая Чую за локоть и делая шаг к стене, — есть разговор. — Охренеть, — заключил Чуя, выслушав рассказ Дазая о том, что они проживают этот самый вечер уже бесчисленное количество раз — спасибо, что хотя бы похмелье их не мучает, иначе пришлось бы совсем не сладко. — Охренеть… — повторил, разложив мысли по полочкам после короткой паузы. — Я разочарован, — со знакомой язвительностью ответил Дазай. — В своем развитии Чуя недалеко ушел от пятилетнего ребенка. — Извини, просто… Ну, не каждый день такое услышишь, — Чуя замялся, погладил себя ладонями по плечам и осмотрелся: все теперь в этом баре казалось ему донельзя враждебным, опасным. — Извиняю, — усмехнулся Дазай и проигнорировал короткий злой взгляд, брошенный на него Чуей исподлобья. — Я думаю, что это все — его рук дело, — он пригнулся и указал на мужчину, который недавно вошел в бар и занял свободное место за барной стойкой. — Почему именно его? — Чуя, придерживая шляпу, склонился вслед за Дазаем и посмотрел в указанном направлении. — Потому что я запомнил всех, кто находился в этом баре, и только он каждый раз приходил сюда в разное время и садился в разных местах… Или не приходил вовсе, — Дазай выпрямился и задумчиво постучал пальцами по столешнице. — Подозреваю, что у него такая способность: он создал временную петлю и именно поэтому так спокойно передвигается в ней, пока все остальные повторяют те же самые действия, что совершали до этого. А если нет, то... Он хотя бы может знать, в чем тут дело. — Допустим, — Чуя нахмурился. — Но вдруг ты меня опять разводишь? Чем докажешь, а? Я тоже могу много чего тебе наговорить и сделать вид, что мы в петле. — Иногда ты проявляешь настырность совершенно не там, где следовало бы, — оскалился Дазай. Чуя оставался Чуей во всех развилках — даже в тех, в которых Дазай старался сохранять ясность ума и взывал к голосу разума. Это был не первый их разговор, в котором Дазай пробовал все объяснить, но Чуя либо взрывался хохотом, либо громил бар в приступе паники, либо делал еще какую-нибудь ерунду, откатывая все к началу. Терпение заканчивалось, как и крупицы здравомыслия, а потому Дазай принялся объяснять: — Смотри, — он перевел взгляд на подвешенный над барной стойкой телевизор. — Ровно в восемь трансляция прервется на новости, в которых расскажут о сегодняшних загадочных повреждениях зданий в промышленном районе, мол, там случилось какое-то странное землетрясение. Ничего не напоминает? Чуя посмотрел на телевизор. Спустя полминуты программа с музыкальными клипами сменилась выпуском новостей, и на экране запестрели изображения обломков смятого асфальта. Женщина в костюме что-то увлеченно рассказывала про гравитационные аномалии, отсутствие жертв и временную эвакуацию жильцов в соседние районы во избежание дальнейших потерь среди гражданских. — Это же… Там я применил способность!.. — Чуя с озарением взглянул на Дазая, и тот кивнул. — Но подожди… Это не считается. Все знают, что в восемь часов начинаются новости… Дазай закатил глаза, после чего слово в слово повторил речь ведущей, и тогда у Чуи не осталось никаких сомнений. Дазай был странным, но даже он вряд ли бы смог раздобыть и выучить текст программы, которая еще не успела выйти в эфир. Хотя… От Дазая можно было ожидать что угодно. Как и то, что он вдруг поднимется с диванчика и направится к тому самому человеку у барной стойки, подлизываясь и роняя приторные улыбки. Это оказался мужчина средних лет в самой обычной, ничем не примечательной одежде, с усталым печальным взглядом и небритой щетиной. Дазай плюхнулся на высокий стул по правую руку от него и заказал порцию «Ямазаки». — Так вот откуда ноги растут у всей этой истории… — певуче заговорил Дазай и покосился на соседа: тот напрягся всем телом, стиснул в ладони полупустую стопку, задержал дыхание. — Скучновато, когда ничего нового не происходит. Согласен? Мужчина медленно повернулся. На его лице одновременно читались и ужас, и удивление, и как будто даже радость оттого, что хотя бы что-то — или кто-то — нарушило привычный ему ход вещей и внесло во всю эту пытку долгожданное разнообразие. — Ты… — сухие губы приоткрылись, но сил закончить вопрос так и не хватило. — Что это, твоя способность? Или это место кем-то проклято? — Дазай постучал пальцем по подбородку и вскинул глаза к потолку. — Почему ты… — повторил мужчина, все еще пребывая в состоянии шока, но, встретившись взглядами с Дазаем, который деловито склонил голову набок и прислушался, тряхнул головой и ответил: — Способность. Была ею… — М? О чем ты? — Дазай выгнул брови, но собеседник не успел продолжить, потому что из-за спины вдруг послышалось: — Хренов Дазай… Вечно ты строишь из себя самого умного. Чуя загорелся красным, раскидал столы, шагнул вперед, и половицы под его стопой проломились и разлетелись в щепки. Дазай крутанулся на стуле и раздраженно вздохнул. — У него тяжелый шаг, — подпер щеку кулаком. — А еще — полное отсутствие мозгов… Мужчина смотрел на Чую слегка завороженно, пока что-то в его взгляде не переменилось и он не повернулся к Дазаю, хмурясь до набухшей на лбу венки. — Управление гравитацией и мальчик, обмотанный бинтами... — протянул он почти шепотом, стискивая руки в кулаки. — Вы — Двойной Черный… — Прошу, прошу, отставить восхищение… — Дазай помахал ладонью перед лицом, прикрыл веки, и в следующую секунду что-то острое вонзилось ему в живот сквозь одежду.

~

Дазай галантно кивнул и удалился, а когда вернулся, в его руках уже покоился поднос с шестью стопками. Чуя при виде мутной ярко-зеленой жидкости заметно напрягся, вжался спиной в кожаную обивку, а Дазай, тайно довольствуясь его реакцией, выставил вперед три наполненные до краев стопки. Другие три он подтянул к себе, но на уже нагретое место так и не присел. — Ты и глотка не выдержишь, — продолжал подначивать Дазай, разглядывая переплетения абсента, меда и лимонного сока. — Спорим? — Чуя схватил одну стопку и крепко стиснул ее холодными пальцами. — Спорим. Только сперва я кое-что уточню… — с этими словами Дазай оставил захмелевшего Чую одного и направился к барной стойке. Загадочный эспер сидел все там же, отличались лишь положение стула и капли крови, которые до этого запятнали ему рубашку, теперь же — засохли на шее багровыми разводами. Заслышав приближение Дазая, мужчина опрокинул в себя содержимое стопки и зарылся пальцами в короткие волосы. — Неудобно получилось, — пожал плечами Дазай, озвучил заказ и, присаживаясь, закинул ногу на ногу. — Я давно понял, что убивать себя здесь бесполезно… Все так или иначе начиналось с начала. Мужчина ничего не ответил. Его глаза — лишенные эмоций, почти стеклянные, мертвые — смотрели куда-то вперед. Дазай отпил виски, мельком оглянулся на пьяного Чую, который распластался по столешнице, и вновь обратился к эсперу: — Вижу, ты тоже об этом знал. И как долго ты… — Дазай выдержал паузу. — Три года, — ответил мужчина, отставив от себя стопку и жестом попросив бармена повторить. — Три года?! — Дазай хлопнул ладонью по гладкой поверхности и наклонился ближе. — Но как это возможно? Мужчина дождался новой, полной стопки, покрутил ее пальцами, после чего выпил содержимое за один глухой глоток. — Снаружи время течет как прежде… Скорее всего, там и пары часов еще не прошло, но тут… — он обвел бар скучающим взглядом. — Тут события могут повторяться до бесконечности. А ты… Сколько ты здесь пробыл? — Достаточно, чтобы пожелать, чтобы это все прекратилось, — вмиг посерьезнел Дазай, и тон его из беззаботного стал каким-то суровым, пугающим. — Это было занимательное путешествие, но тебя раскрыли. Сворачивай свои фокусы — мне осточертело валандаться в твоей петле вместе с этим карликом. — Не могу… — выдохнул мужчина и покачал головой. — Что значит «не можешь»? — Дазай выгнул бровь. — Слушай, мой напарник — очень нервный тип… Советую тебе его не злить. Помнишь же, что было в прошлый раз? — добавил он уже тише, напоминая, как совсем недавно, на этом же самом месте, сила гравитации придавила взбушевавшегося эспера к полу и размозжила ему череп. — Я слышал о вас… — мужчина повернулся к Дазаю всем корпусом и окинул презренным взглядом. — «Самый смертоносный дуэт Йокогамы». — А вот мы тебя видим впервые. Представишься? — Это вы убили его… Всех их… Поэтому теперь застрянете тут навсегда, — рука потянулась к чехлу на ремне, намереваясь обнажить нож. Дазай одним искусным и быстрым движением достал из-за спины пистолет и, заслонив телом от ненужных глаз, спрятал его под столешницей барной стойки. — Не хочу тебя расстраивать… Но такая уж у меня работа, — голос звучал дразняще, но глаза не выражали ничего живого. Только беспросветную тьму. — Кто ты? Мужчина был вынужден убрать ладонь с чехла и раздраженно выдохнуть через ноздри. Сглотнув, он коснулся воротника рубашки, обнажая знакомую Дазаю татуировку в виде паука. Завидев ее, Дазай понимающе моргнул. — Отбился от стада? Дай угадаю: ты пытался спасти своих товарищей, вот и закольцевал вашу… Не знаю, последнюю встречу? Последний разговор? Спрятав татуировку за тканью воротника, мужчина отвел взгляд. — Больше, чем просто «товарищей»… Кое-кого очень важного. Дазай свободной рукой взял с барной стойки стакан и отпил еще немного виски. — А ты романтик. Занятно... — губы скривились в подобии улыбки. — Если бы ты их не кинул, то с твоей способностью они, возможно, были бы еще живы… Погано тебе сейчас, наверное, хе-хе. Мужчина посмотрел на свою руку, сжал и разжал пальцы, после чего заговорил как под гипнозом: — Жизнь — это паутина. Дрожь на одном участке тут же вызывает отклик в другом. Дазай громко цокнул языком и закатил глаза. — Ну уж нет, мне совсем не интересна ваша философия, — отмахнулся он, демонстративно снимая пистолет с предохранителя. — Паутина — это лабиринт без выхода. В лабиринте люди меняются, а не найдя выход — сходят с ума, — продолжал эспер. — Свет в конце тоннеля — миф для слабохарактерных. Если выхода нет, зачем его вообще искать? — Дазай равнодушно пожал плечами. — Из этого лабиринта ты захочешь найти выход. Подобные манипуляции на него обычно не действовали, но… Дазай не хотел признаваться, но в чем-то этот мужичок был прав: ему действительно хотелось выйти. Потому что лабиринт его разума — раньше максимально понятный, знакомый — внезапно оброс новыми поворотами и тупиками. И чем дольше Дазай бродил, тем теснее становились проходы, тем чаще он вынужден был разворачиваться и плутать, плутать, плутать, пока не утыкался в очередной тупик. Если коротко, Дазай не задумывался о смысле жизни. Если еще короче, то он его вообще не видел. Дазай так искал что-то, что сможет развеять его скуку… Придаст существованию тот самый смысл — пусть и какой-нибудь смешной до безобразия, но смысл… Люди ведь живут с глупыми смыслами? И ничего... Не жалуются. Однако стоило Дазаю наконец-то хоть что-то нащупать, как он дал заднюю и нацепил маску безразличия, которая успела надоесть уже всем. Даже ему самому. Но притворяться всегда легче, чем быть собой. «Да, Чуя?» — Ты тоже изменился, — вдруг сказал эспер, выдернув Дазая из размышлений. «Правда?..» — Спасибо за лекцию, — Дазай слез со стула и, не убирая пистолет, приблизился к мужчине со спины. — Но ваша шайка доставила мафии немало проблем… Я надеюсь, ты понимаешь, что тебя теперь ждет? — Я давно ушел из организации, — пустые глаза нашли глаза Дазая. Этот взгляд болезненно кольнул его в грудь. — Некоторые грехи остаются с тобой на всю жизнь, куда бы ты от них ни сбегал, — безразлично ответил Дазай — непонятно только, кому именно: себе или эсперу — и положил ладонь на открытый участок чужой кожи. Тело охватила дрожь, перед глазами на секунду помутилось. А после… Петля наконец распуталась.

***

Выйдя из кабинета Мори, Чуя закрыл массивные двери и нагнал Дазая, который уже успел отойти от него на несколько широких шагов. — Так значит… Босс спланировал это все с самого начала? Поэтому и подослал тебя… — кусочки мозаики встали на свои места, и в получившейся картине Чуя узнал уже порядком приевшийся прагматизм, свойственный главарю Портовой мафии. Ничего нового: лишь очередное потакание эгоистичным заскокам Дазая. — А ты, гаденыш, даже ничего мне не рассказал. — Отнюдь, — противился Дазай, останавливаясь и глядя на Чую свысока. — Я рассказал, но ты, как оно обычно бывает, полез на того типа с кулаками и прикончил его. Пришлось споить тебя, чтобы ты не рыпался. Чуе вовсе не обязательно было знать, что он пошел на такие жертвы только потому, что Дазая смертельно ранили, а также о том, что Дазай все же отыскал в угольно-черном лабиринте собственной души. — Из-за тебя я вынужден был проторчать там на один оборот дольше. Помогло только обнуление, — Дазай развернулся и зашагал дальше. — По-хорошему, от него бы избавиться... — нехотя признал Чуя, идя следом. — Эта способность слишком… — Проблемная? — Да, — Чуя выдохнул. От мысли, что его в любой момент могли опять поймать во временную петлю, по спине пробежали мурашки. — И раз он потерял над ней контроль... Что мы будем с ним делать? — Мне плевать, пусть этим занимается начальство. В конце концов, я все еще могу в любой момент прийти и спасти твой никчемный зад. На меня же его способность не действует. Ну... Не так, как надо, — Дазай развел руками. — И снова вся Портовая мафия держится на одном лишь мне… Каково тебе вечно быть вторым, а, Чуя? Я продолжаю забирать у тебя всю славу. Чуя замер, ничего не ответив. Дазай ушел далеко вперед, когда он наконец спросил: — Сколько времени ты там провел?.. Дазай обернулся, прикинул что-то в уме и пожал плечами. — М-м, чуть больше месяца. — Сколько?! — раскрыв рот от удивления, Чуя чуть не подавился слюной. Выругавшись, он подошел к Дазаю, почесал за затылком и продолжил: — Ну… Хорошо. Я рад, что все закончилось таким образом. А то я уже правда подумал, что мне придется с тобой целоваться, фу, какой кошмар, — напыжившись, Чуя упер руки в бока и отвел взгляд. Дазай хотел стянуть с рыжей головы шляпу и отправить ее в полет, чтобы позлить Чую, но почему-то передумал. Может, как-нибудь в другой раз... А пока он насладится настоящей непредсказуемостью. — Ты бы не отказался, — хмыкнул Дазай, чувствуя проснувшийся в груди жар. — С чего ты взял? — Я это знаю.