***
Вэй Усянь с восхищением оглядел драгоценную шицзе в алом шелке. Прекрасная, словно явившаяся с небес небожительница! Он крутился вокруг неё, разглядывая праздничное одеяние, и не имел понятия, зачем сестра пришла в Илин одетая таким образом. — Я не слышал ни о какой помолвке! Кто он? Цзян Чэн поднял ложку, чтобы Вэй Усянь смог увидеть свое отражение в ней. Вэй Усянь намека не понял. — Ты подумал, что она за тебя замуж пришла выходить? — Что за бред?! — Ну так правильно подумал. —... ЧТО ЗА БРЕД!!!***
— То есть, из всех возможных вариантов что делать в нашей ситуации, вы выбрали псевдо-инцестуальный договорной брак, — Вэнь Цин нависла над ними, одновременно напоминая покойную госпожу Юй и Лань Цижэня, да продлится рост его бороды долгие десятилетия. — Это лучшее, что вам могло прийти в голову? Пришедшие забирать остатки клана Вэнь «Три позорища Юньмэна» по линеечке сидели на коленях перед грозной девой Вэнь. Вэй Усянь поднял руку. — Я не выбирал. Это был брак по принуждению! — И кто стал заложником? — Цзян Чэн грозился подарить а-Юаню щенка! «Вам же нужен сторожевой песик!» — спародировал Вэй Ин голос Цзян Чэна. — А-Чэн, это правда было жестоко. — Щеночек? У меня будет щеночек?! Сянь-гэгэ, когда-когда?!***
— Что за бред?! — вскрикнул Цзинь Цзысюань, услышав о новостях. То есть, их с Яньли помолвка, конечно, не была заключена вновь, так что Цзян не обманули клан Цзинь, но ведь всё шло к этому! Как... Как его милую А-Ли, сейчас этот... Вонючий некромант, чтоб его! Это же он теперь имеет право не просто пройтись рядом с ней, неееет, он может сделать с Яньли всё. Бурная фантазия осознавшего свои чувства Цзинь Цзысюаня немедля начала являть ему образы всего, отчего он почувствовал острое желание напиться и броситься на меч. Потом передумал — умирать с выпущенными кишками неэстетично. Может замучать себя до искажения ци? Но в кровотечении из цицяо тоже ничего прекрасного... Яд! Уж сколько на свете ядов известно — наверняка найдется тот, который можно просто принять и уснуть, окружённый белыми лотосами, в элегантной позе чувственно прижимая к груди письмо из Юньмэна (неважно, что от покойного главы Цзян насчет налогов на рыбу). И чтоб благовония воскуривали аромат лотосов, а к его смертному ложу вела дорожка из лепестков пиона. Был Цзинь Цзысюань и нет Цзинь Цзысюаня. Какая трагедия!.. Прекрасно! — Брат Яо, мне нужна помощь. Хочу отравиться насмерть в окружении белых лотосов! — Этот что-нибудь придумает, — с почтительной улыбкой и внутренним криком «Что за бред?!» ответил Цзинь Гуанъяо.***
«Что за бред» — взвыли струны гуциня. «А что, так можно было?» — ахнул новый аккорд. «Какого гуя у меня нет ни одной красной тряпочки?». Потом Лань Ванцзи вспомнил, что красная одежда — лишь традиция, но не обязательный атрибут свадьбы. Он мог преклонить колени и в своей обычной одежде. Какой он недоумок! «Она ведь теперь может делать с Вэй Ином всё!». Если бы Лань Ванцзи попытался изобразить свои фантазии, оказалось бы, что строение женского тела он знает крайне схематично, но вот образ Вэй Ина он смог бы воссоздать до последнего волоска. И теперь это все в руках и постели той, кого Вэй Ин всю жизнь считал за сестру! Ах, так и до искажения ци недалеко. Ему стоит отправиться в уединенную медитацию лет на сто. Или в путешествие по Великому Шелковому Пути. Или идти разгребать Погребальные курганы. Но сперва он поедет в Пристань Лотоса. Гуцинь решительно трунькнул.***
— Разве не ты говорил, что в Пристани Лотоса больше ноги Вэнь не будет? Цзян Чэн чиркнул ногой перед собой. — Вот отсюда начинается граница резиденции, а твои Вэнь будут жить там — Цзян Чэн указал на малолюдное поселение возле Пристани. Когда-то там жили слуги ордена Цзян, большиство из которых погибли во время резни, а возродившийся из пепла орден ещё не нуждался в таком количестве людей, да и не мог оплатить аж целое поселение прислуги. — В самой Пристани им делать нечего, пусть в земле копаются. Отнесшиеся сперва настороженно к нескольким десяткам незнакомцев — да ещё со знаком клана Вэнь на одеждах! — горожане вскоре поняли, что перед ними целители. Дармовые целители. Разумеется, со всеми головными болями, чирьями на причинных местах и отпадении иных частей тела поспешили к новоприбывшим соседям. Кто с курочкой, кто с яйцами, кто с пряностями, кто с рыбкой — Дафань Вэнь, не видевшие нормальной еды уже небо знает сколько времени, только рады были услужить. Молодой глава Цзян немедля обрел в глазах горожан статус всеблагого охранителя да народного попечителя, и неважно что у него брат теперь зятем стал — каких только страстей в мире не случается! Пара-то милая, если так посмотреть.***
Пара милая, ситуация неловкая. Шицзе, конечно, присутствовала в жизни Вэй Ина раньше, но никогда прежде они бы не остались ночевать в одной комнате. Не говоря уж об одной постели! Раздельный сон, как у покойных родителей Цзян, в их легенду не вписывался — ведь молодожены сейчас в том периоде, когда зорьку должны встречать в страстных объятиях друг друга! Вэй Ину даже не пришлось как-то себя превозмогать. Сперва он думал, что порывы его натуры гасит сама мысль о том, кто с ним делит постель. Со временем он разобрался, что порывов натуры вообще не возникает. Даже когда жена — Вэй Ин буквально слышал злобное шипение госпожи Юй с того света — мылась и он мог видеть значительно больше, чем в обычной жизни, оказалось, что у него обнаженная натура не вызывает никакого прилива чувств. Травы, предохраняющие от беременности, Цзян Яньли не потребовались ни разу, хотя Вэнь Цин порекомендовала ей хотя бы изредка запрашивать их — для видимости, что все у них идет так, как и предполагается в молодой паре. — Вэнь Цин, а может я... Может мне больше парни нравятся? — Ты у меня спрашиваешь? — Я запутался! Ведь кто-то должен нравиться. В жизни Вэнь Цин было много неловких и утомляющих бесед, но выступление в роли путеводной звезды для самоопределения ужасу всего Цзянху, прозванного Господином Великое Зло её определенно вымотало в ноль. Что же выяснили: по слухам сношающий всех девственниц в округе, Вэй Усянь даже никого не целовал сам. О поцелуе на Байфен он рассказывал целительнице с таким ошеломленным смущением, что Вэнь Цин пожалела, что рисовать она не умеет — такую прекрасную картину она могла бы продать за огромные деньги, даже знала покупателя. Кроме украденного поцелуя, в интимной жизни Вэй Усяня присутствовали: весенние картинки (из юношеского любопытства), рукоблудие (забыл когда в последний раз было) да хиханьки со всеми вокруг (потому что дразнить весело). — Негусто. — И что мне делать? — А ты хочешь что-то сделать? Вэй Усянь поднял плечи аж до ушей. — Должен, наверное. — Ты уж все возможные долги отдал, хватит с тебя. — Вэнь Цин выглянула в окно и мягко улыбнулась. — У тебя все равно что сын растет. Вон, сюда бежит. — Сянь-гэгэ! Мне дядя Ванинь щеночка пообещал подарить! — Ах, я ему подарю!.. — И ты подаришь? У тебя есть щеночек?! Где-где???***
— Что за бред? — проговорил Цзян Чэн, откладывая секретное письмо из Ланьлин Цзинь, в котором Цзинь Гуанъяо одновременно сообщал о смерти Цзинь Гуаньшаня, спрашивал о легитимности брака Вэй Усяня и Цзян Яньли, а то новоиспеченный глава клана умирал от любовной тоски, а также интересовался возможной скидкой на поставку огромной партии белых лотосов. Для семейных нужд. Вскоре он снова повторил эту фразу, когда перед ним встал, как лист перед травою, бледнолицый Лань Ванцзи. В смысле, ещё более бледный, чем обычно. — Мне нужно лишь увидеть Вэй Усяня. Одно его слово — я больше никогда не покажусь в Цзянху. Морально готовясь к драматичному диалогу с Лань Ванцзи, Цзян Чэн не предполагал, что в комнату в этот момент ворвется возмущенный Вэй Усянь. — Что ты там за собаку моему а-Юаню обещал?! — Мальчику нужен питомец. — Ты меня шантажировал псом, чтобы я согласился на три поклона, а теперь вынуждаешь ребенка рыдать: «Сянь-гэгэ, хочу собачку, Сянь-гэгэ!». Это что такое вообще?!.. Привет, Лань Чжань. — Шантаж? — воодушевление эдельвейсом пробилось сквозь каменное выражение лица Лань Ванцзи. — Самый что ни на есть!!! Вот знаешь, у вас в Гусу среди всех дурацких правил было одно нормальное — «нельзя иметь домашних животных». Прекрасное правило! — всплеснул руками Вэй Ин. — Никаких собак. Никогда! — Пойдем в Гусу со мной, Вэй Ин! — Эээ, я женат. — Разведем! — Цзян Чэн потряс письмом из клана Цзинь. — Павлин теперь новый глава Ланьлин Цзинь, но может не задержаться на этом свете. Он до смерти влюблен, видишь ли! — В кого, а-Чэн? — робко спросила заглянувшая на шум Яньли. Цзян Чэн указал сестре на бронзовое зеркало справа от нее. Девушка ахнула и расплакалась от счастья.***
В Юньмэн Цзян дольше продумывали причину, чем оформляли сам развод. Сказать, что Яньли не устроила Вэй Усяня характером звучало богохульно, никакой свекрови, чтоб скандалить, у нее не было. Ни непокорности, не небрежности, ни — тем более! — неверности Яньли предъявить было нельзя. «Мужское бессилие» — своей рукой вписал Вэй Усянь под удар гонга в свидетельство о разводе — бесстыдство недаром было его вторым именем. Всего парой слов он убрал кучу проблем, которые могли бы возникнуть на пути счастливого союза Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня, а сам таки уехал в Гусу, восстанавливать душевное здоровье издевательствами над Лань Цижэнем. Жить в Пристани Лотоса он все равно больше не мог. Вэнь Юань откуда-то приволок трех бездомных щенков и расставаться с ними не собирался даже ценой жизни. Впрочем, оказалось, что не только Цзян Чэн, но и Вэнь Цин — страшная собачница, недаром не боялась чудовищного пса в подземельях Вэнь. Становиться причиной того, что ещё у одного мальчика отнимут любимых собачек, ужасный и коварный Старейшина Илина не желал никоим образом. — Счастливо оставаться! — махнул Вэй Усянь из лодки светившемуся от радости Цзян Чэну, рядом с которым скакали три щенка и а-Юань. Он держал за руку Вэнь Цин, его семья счастлива и все было хорошо.