***
Фёдор резко вскакивает с кровати, весь в холодном поту, будто увидел во сне мертвеца. Дышит сбивчиво, не может никак успокоиться. Скидывает с себя одеяло, подходит к кувшину с водой и опрокидывает его на себя. Ледяная вода бодрит, заставляет очнуться, но парню мало. Мысли все ещё живут во сне. Он подбегает к окну и настежь распахивает створки. Снег тут же попадает в комнату, мороз залетает в покои следом и будто обнимает юношу. Тот ежится, однако лишь сильнее высовывается наружу. —Фёдор Лексеич! Что ж вы творите?! Простудитесь ведь! — перепуганны холоп подбегает к барину, затаскивает его обратно в покои и покрепче запирает деревянные ставни. Юноша молчит, смотрит в одну точку, глаза руками трёт. Вдруг хватает сухую рубаху, скидывает старую и натягивает новую. После быстро одевается и вылетает прочь из светлицы.***
Церковь — дом божий. Если ты придёшь и попросишь, владыка тебя услышит, даст силы со всем справиться. А коли сам не в силах ты правильно попросить, тогда к батюшке обратись, он все как подобает сделает. — Отец Филарет, отец Филарет, прошу, помогите. Нет душе моей грешной прощения! Но молю, очисти мысли мои грязные от снов похабных! Не в силах я это больше терпеть, не могу я их перебороть! — парень вбегает в церковь, еле успев снять шапку. Он дрожит, подбегает к священнику и падает пред ним на колени. — Встань, дитя божье, встань и поведай мне, что мучает тебя? — голос мужчины добрый, ласковый, он не причинит вреда, в этом Фёдор уверен. — А можно куда-нибудь отойти, где людей не будет? — мальчишка жмётся, однако с колен поднимается. — Говори так, тут людей нет вовсе. Кто тебя тут окроме меня услышит? — батюшка кладёт руку на плече юноши и отводит его чуть в сторону. — Говори, дитя, что мучает твою душу? — Сны меня мучают. Каждую ночь вот уж как две недели спать не могу, всегда один и тот же сон! А в нём… в нём я… я… — сжался мальчишка, боится, говорить дальше не может. Подошёл вплотную к батюшке и тихо прошептал ему на ухо. — Мне сны снятся, в которых я с мужчиной в постели, как женщина возлежал. И ладно бы кто-то простой,… так сам царь снится. И избавиться от мыслей этих дурных не могу. Я и молился, и свечи ставил, и деньги храму жертвовал. Ничего не помогает. Прошу, батюшка, помоги! — Фёдор плачет, видно, правда волнуют его эти сны. — Ты, Фёдор, ступай лучше отсюда. Нечего в дом божий с такими мыслями входить. Я за тебя помолюсь, но и ты должен стараться. Усердно молись каждый день да мысли гони прочь. Коль будешь искренне молиться, бог тебя услышит да спасёт твою душу грешную. И ушёл Федор, так ничего нового и не получив.***
Прошло ещё пару недель. Фёдор на службе усердно трудится, отдыхать себе не даёт, изматывает себя до беспамятства, что ночью только и успеваешь помолиться да спать рухнуть без сил. Да только так и не уходят мысли те порочные из головушки молодой. Уж и гневался на себя парень, и рыдал от безысходности, однако ж ничего это ему не дало. Решил он к колдуну поехать, у него помощи просить, раз бог от него отвернулся. Сел он ночью на коня своего вороного, гриву его расправил, накинул седло, закрепил да пустился в путь. Скакал долго, до дальнего леса, до мельницы, что стояла в том лесу, по дороге все прощенья просил у отца нашего великого, всемогущего. Кругом поля, реки, озера сменяются, луна потихоньку из-за облаков выплывает, тишина Русь-матушку окутывает. Только сверчки ту тишину нарушают. Доскакал Фёдор до мельницы, коня к дереву привязал да к избушке побежал. Стучит он в дверь и окна, барабанит по ним, будто десять опричников разом. Открыл ему старик, весь седой, в старых одежах, с кулончиком на шее. — Чего тебе надобно, добрый молодец? Чего ты в такой поздний час меня тревожить изволил? — вопрошает колдун, а сам в дом заходит и юношу за собой приглашает. — Ты заходи в дом, там мне все и поведаешь. Фёдор послушно заходит в избушку, конечно не на курьих ножках, но все же. Садится на лавку, губу закусывает, жмется, в ладонях монету золотую крутит. — Ты деньги свои убери, рано пока, я ж ведь ещё даже не знаю ничего. Давай рассказывай, что мучает тебя, что сделать надо? — Мысли мои очисти. Похабные сны изгони. Мечты о содомии с корнем выдерни. Коль не слышит меня бог, так хоть ты помоги с проблемой сей. Не могу я так жить. — тихо молвит парень, глаза в пол опускает, стесняется. — Ты подробнее рассказывай, да не утаивай ничего. Я должен все до мелочей знать, а иначе не выйдет колдовство. Это и так дело нелёгкое. — грозится мельник-колдун. Подходит к сундуку да травки доставать начинает. — Снится мне каждую ночь, будто я с царём содомией занимаюсь. Не могу никак от мыслей порочных избавиться. Прошу, помоги, я не могу так жить, избавь меня от этих снов. Хоть как-нибудь. — взмолил Фёдор, слезы в его глазах от света свечей бриллиантами блестят. — Да уж. Задачка не из лёгких. Тебя случаем не приворожили, дурачок? — усмехается старик, оборачиваясь на мальчишку. — Ты смотри, ежели это от приворота последствия, моё заклятие только усилит проблему, так что только на твой страх и риск. Я не могу обещать успех сего «обряда». Согласился Фёдор, и пошли они на улицу, заклинание приводить в исполнение. Кругом темень стоит, не видно ни зги, на пять шагов отойдешь, и уже не видать ни шиша. Встал колдун посреди полянки, кинжалом ладонь порезал да круг особый начертил. Разложил травки в каком-то порядке да парня в центр усадил. — Сымай кафтан. Мне спина твоя нужна. — как только сказал то старец, так сразу Федька одёжи и скинул, правда, только верх. Холодно зимой, ветер воет, но ради дела такого на все готов пойти. Вдруг колдун все тем же кинжалом нацарапал на бледной спине парня какой-то символ. Что-то среднее между перевернутой «Аз» и ещё парой буквиц. Красная кровь потекла по лопаткам, чертя непонятные узоры. На это Фёдор отозвался болезненным стоном, однако прерывать колдуна не стал. — Ну, начнём! — колдун взял бубен и начал отстукивать ритм: раз, два, три-три. У парня сразу поплыло перед глазами, все кругом заволокло чёрным дымом, и он рухнул во тьму под неразборчивые заговоры старика. — Вот же неженка, все равно больно будет. Колдун продолжил читать заклинание поднимая вокруг все больший ветер. Вода в ручье, по неведомой причине не замерзшая, стала красной, засветилась, забурлила, закипела. Стали из неё голоса страшные завывать, будто из преисподней кричать. Вороны в чаще лесной закаркали, ужас нагоняя на все живое. Вдруг парнишка резко открыл свои очи и завопил от боли. Стал за грудь хвататься, кожу царапать, будто сердце достать хочет. — Ничего-ничего, справишься, ты же не барышня какая, в боях ранения получал. — говорит старик, а ритм отбивать не перестаёт. — Аш иш де кельме де кельме у кельме. Шты кхен бель деньке укт мельсе дыр кельте. Ахой! Ширубан гой! Цунтеу сой! Всё стихло: вода успокоилась, ветер исчез, птицы замолкли. Только один крик тишину прерывает, надрывистый, болезненный. Кричит мальчишка, голос того гляди совсем пропадёт. Наконец Фёдор успокоился, перестал выть от боли и рухнул на землю.***
Через какое-то время очнулся Фёдор на лавке, прикрытый тонким одеяльцем. Сел, продрал глаза, встать хотел, но боль в спине не позволила. — Ты сиди, сиди. Пока вставать тебе рано. До рассвета ещё часа три есть. Спину я тебе забинтовал, да только без надобности её не напрягай, она сама скоро пройдёт. — по-доброму молвит колдун, поднося парню чашу с непонятным отваром. — А у вас получилось? Меня сны больше мучать не будут? Заклинание подействовало? — глупые вопросы задаёт Федя, знает ответ, а все равно ждёт, пока его колдун скажет. — А это тебе время покажет. Жди и надейся, я больше сделать ничего не смогу…