Когда распускается вишня

Первые розовые лепестки залетают в окно. Их переливающийся, нежный, алый румянец пестрит пунцовыми крапинами смущения. Осаму терпеть не может весну, особенно апрель. Потому что в апреле случается много странных и крайне неприятных вещей: школа, экзамены, последний учебный год, цветущая сакура и первая любовь… В апреле распускаются самые прекрасные цветы, залетающие пестрящей вереницей в окна школьного кабинета. Последняя парта усыпана розовым нежным букетом, пыльца ссыпается с перепачканных в чернилах пальцев, запах выкуренных с утра сигарет смешивается с цветочной сладостью. Вокруг стоит шум и гам, одноклассники сдвигают парты, чтобы поесть шоколад из розовых коробок. Осаму хочет закрыть уши, лишь бы не слышать ванильные речи о влюблённости и чувствах.

Слишком сладкое чувство на языке.

В апреле все влюбляются, таковы законы весны. Осаму терпеть не может сладких парочек на каждом углу, которые ещё не так давно плавились от комплиментов и нежностей друг другу на день влюблённых. Запах сладких женских духов, маленькие коробки самодельного шоколада, перевязанные розоватой ленточкой вызывают горькую смесь зависти и отвращения. Каждое заведение забито влюблёнными людьми, на каждом углу кто-то плачет, сентиментально что-то шепчет на ухо своей пассии. Цветущая вишня пахнет влюблённостью, такая же розовая и приторно-сладкая. Осаму терпеть не может апрель, потому что в апреле цветёт сакура, начинается последний школьный год и случается много неприятностей: предстоящие экзамены, первая любовь… По-детски наивная, искренняя любовь. Карие глаза бегают из стороны в сторону, стараясь избегать столкновения с этим сладким чувством, что витает в воздухе. Его галстук, запрокинутый за шею, закатанные по локоть рукава белой рубашки вновь вызовут недовольный взгляд у преподавателя. Куникида в очередной раз будет тыкать ему в ошибки в таких, казалось бы, элементарных примерах, которые Осаму в любой другой ситуации щёлкал бы как орехи. Однако мысли Дазая сейчас далеко не в кабинете математики и ему совсем не до тригонометрии. Ему плевать, сколько раз надо описать тригонометрический круг, чтобы найти координаты п/3, потому что он и без того уверен, что это шестьдесят градусов. Осаму все равно, что Куникида нарисует в журнале рядом с его фамилией, потому что в нос бьет запах сакуры, влюблённости и сладостей, а в голове размытый и тёплый сердцу образ. Ты И я Осаму уверен: апрель в календарь вписал сам дьявол, потому что своё тихое сумасшествие и аритмию ничем другим не объяснить. Проходя мимо кабинета литературы, он каждый раз ощущает, как в его груди разливается тепло, как что-то распускается под хрупкими рёбрами. В нем цветёт нечто прекрасное, распускается нежно-розовыми лепестками и больно сдавливает диафрагму. Сакура, которая ветками колет ему под кожей, пачкает его руки и щеки своей пыльцой. Розовые бархатные лепестки повсюду: в его комнате, в карманах чёрных, закатанных по колено брюк, в его шкафу, в столе, в каждой тетради. Осаму чихает, задыхается от приторно-сладкого аромата. Дазай терпеть не может весну, особенно апрель. Потому что в апреле случилась крайне неприятная вещь: первая любовь. У первой любви особенный, пряный запах, вкус спелой вишни. Эта любовь смотрит на него ласково, внимательно и нежно, заставляет внутри что-то закипать, плавиться и растворяться. Недосягаемая, слаще аромата цветущей сакуры — такова на вкус его первая любовь. Осаму терпеть не может розовые лепестки, но его любовь прекрасней этих распустившихся цветков. Кристальный взгляд пронизывает Дазая насквозь. Тысяча колких голубых кристаллов вонзаются под бледную кожу, заставляют Осаму растерять всю уверенность. Пронзённая острыми осколками, нелюбовь медленно умирает в нем. В душе снова расцветают бледно-розовые нежные цветы. Голубые, бездонные глаза поблёскивают в свете вечернего солнца. Так блестят драгоценные камни на обручальных кольцах, так блестят бриллианты и также ослепительно сияет в них цветущая любовь. Нежное, трепетное и немного наивное чувство, которое заботливо рассыпает переливающийся янтарь на его щеки, стряхивает пыльцу с деревьев прямо на густые завитки кудрей. Пальцы перепачканы, чернила перекрывает золотистый цвет. Осаму задыхается от сияния, задыхается от распирающей сладким перцем горло любви. Тишина стелится шлейфом по школьным коридорам, изредка нарушается тихими шагами Осаму и щелчком зарывающейся на ключ двери. Музыкальный, самый шумный клуб давно разошелся по домам, а у них впереди как минимум два часа. Побагровевший в закатном огне циферблат указывает 16:45, и Осаму кажется, что время останавливается. Бесконечное сияние, кровавое закатное солнце, что светит только для них, жгуче слепит глаза и выжигает на сердце узоры, рассыпает своими лучами искры вокруг их силуэтов напротив прикрытых окон. Солнечные зайчики рассыпаются сквозь ткань белых полупрозрачных штор. Их цвет напоминает пыльцу, которой перепачканы руки Осаму. Он плавится в закатном огне, подставляя алые щеки и сладкие губы свету. Его любовь тает в последних лучах вместе с ним. Она ласковая, беспощадная и порой очень жестокая. Любовь греет его подожженное, горящее кровавым заревом сердце. Карамельный блеск смешивается с хрупкими кристаллами, закат просвечивает через голубизну хрусталя, а Осаму чувствует, что умирает. Душа тлеет с каждым взмахом чёрных ресниц, с каждым касанием. Лепестки спадают на его ресницы, касаются едва заживших ранок на губах. Розовый, приторный цвет повсюду, ветки разрастаются внутри. Вкус терпкой вишни на его губах, кровавый, запретный плод, который так сладко вкушают его губы. — Что ты со мной делаешь… — Шепчет Осаму в разгоряченные мягкие губы. Одасаку пахнет дорогим парфюмом, пряной вишней и сакурой. Осаму задыхается от своей любви к этому знакомому аромату. Он готов упиться каждой ноткой, смаковать этот вкус первых неловких, запретных и таких сладких поцелуев. Им нельзя, это противоречит всем законам этики и морали, за уничтожение которой они выпьют вместе чуть позже, зайдя в Lupin. Но сейчас, купаясь в оранжевых лучах заката, они принадлежат только друг другу. Весь мир, солнце и время принадлежат им. 16:40 Где ты? Я соскучился: ( 16:41 У себя 16:41 Подожди немного, ещё не все разошлись. Дазай готов терпеливо ждать, пока шум и голоса коридоров уступят место тайным встречам. Томление, жгущее грудь и лёгкая дрожь в ногах, стоит Осаму направиться в сторону кабинета на третьем этаже, тут же связываются в горячий узел внизу живота. Ему трудно вдохнуть, потому что лепестки забиваются в горло. Любовь не щадит его, и он готов умереть, смакуя сладкий вкус удушения. Тишина, разбавляемая мокрыми звуками поцелуев пьянит, затуманивает разум. Осаму нежно скользит языком по чужим губам, позволяет сильным рукам усадить себя на стол. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди, внутри вспыхивает яркий огонь фейерверка. Каждое касание обжигает кожу, по венам разливается жгучее кровь влечение. Тонкие пальцы зарываются в чужие волосы, позволяя темно-красным волнам скользить меж покрасневших костяшек. Их руки и губы сгорают от желания соприкоснуться, слиться воедино, превратиться в единый организм. Сгореть вместе в лучах, которые обжигают бледную кожу кровавым светом. Влажные следы на пунцовых щеках, на нежной коже шеи, остатки любви рассыпаются по запястьям и ладоням. Пуговицы чёрной рубашки в одну секунду расстегиваются, позволяя Осаму оставить несколько поцелуев на бесстыдно манящих тонких линиях ключиц. Закат окрашивает каждый оставленный кровоподтёк в свой яркий оттенок, пока Осаму ластиться в объятиях сильных рук. — Ты снова нарушаешь правила? — Мы их нарушаем вместе. Их встречи, время, проведённое за закрытой дверью остаётся тайной. Осаму учиться исправно, потому что стоит ему загонять балду, Ода сразу же включит строгость и никакие слова и нежности не помогут. — Уж больно много ты прохлаждаешься у меня. Дома у Сакуноске тихо и спокойно. Вокруг царит запах кофе, не так давно выпитого алкоголя и вишней. Незакрытое панорамное окно пропускает аромат цветущей вишни и Осаму вновь чихает. Он задыхается от приторного сладкого запаха, нежные лепестки вновь саднят горло. Тонкие руки цепляются за смятые простыни, выбивая из ткани запах долгого сна и влюблённости. Осаму терпеть не может апрель, потому что его любовь к Одасаку несравнима с красотой цветущей вишни. Ожившая, трепещущая любовь, которая горит одинокой свечой в кромешном мраке души Осаму. Дазай теряется без этого огня, ему необходимо вдыхать запах ликера, вишни и парфюма, чтобы понимать одну простую вещь: он жив. Жив, пока вдыхает любовь, пока имеет возможность растворяться в прикосновениях и поцелуях. Жив, пока Ода обнимает израненную спину и руки, пока Ода целует алые искусанные от переживаний губы. Сакура расцветает на влажных багровых следах от поцелуев. В воздухе весна, любовь и сладкий запах вишни.