Беляев, бесишь!

Беляев меня бесил так, что слов не было. Весь, от носков белых кроссовок до затяжек на малиновом свитере. Какой нормальный мужик вообще наденет малиновый свитер? Ебанутый, мать его. И Беляев, и его свитер. Сидит вечно на парах с идиотским лицом, в окно смотрит. Что, сука, ему там показывают? Я специально проверял — ничего, окно и окно. А Беляв сидит, смотрит, у него еще волосы такие светлые, как пух, солнцем подсвечиваются. Бе-ся-чи-е. Как вообще можно быть таким идиотским? Глаза маленькие, голубые, губы полные, веснушки еще на щеках. Свитер малиновый. Я его когда в первый раз увидел, так аж челюсть на пол уронил. Все люди на потоке как люди, один Беляев — Беляев. Что тут еще скажешь. В первый учебный день мы ждали в коридоре препода по матану, я осознавал Беляева, когда он вдруг обернулся, подошел ко мне и спросил: — Ты почему смотришь на меня? Сказать что-то хочешь? Я — Дима. И руку протянул. Дима он, сука. Ну конечно, Дима. Тупое имя. Стоящие рядом пацаны заржали, и я цыкнул: — Хуле ты как пидор в своей кофте розовой? — Почему — как? — улыбнулся Дима. — Че? — Че? Пацаны опять заржали и принялись хлопать по плечам меня почему-то. Нет чтобы этого пидора отпиздить. — Завалите, — буркнул я и пошел курить. Обойдется без меня матан. Беляева я с тех пор побаивался и обходил стороной. Ну потому что ебанутый он, кто еще такое в лицо скажет? А вот Беляев отваливать от меня не собирался. — Можно рядом с тобой сесть? — спросил он на следующий день. — Нельзя. Беляев надулся, отошел, а потом материализовался в столовке: — А какая у нас дальше пара? — Не знаю. — А задачку по матану решить поможешь? — Нет! — Очень жаль. А давай тогда я тебе помогу задачку по матану решить? — Отвали! У Беляева оказалась целая коллекция дебильных свитеров разных оттенков малинового и две почти одинаковых пары кроссовок. Беляев закладывал карандаш за ухо и постоянно сидел в телефоне во время перерывов. Он вообще почти ни с кем не общался, как я заметил. Типо мы рылом для него не вышли? — Беляев бесит, — сказал я, когда мы с пацанами курили за универом. — Пидор. Я стрельнул сигарету в урну и сунул руки в карманы. Понял взгляд. — Че? Че молчите? — Серый, ты это… — Если че… — Мы ничего не знаем, короче. — Нам вообще похуй, чем вы там занимаетесь. — Что?! — Я схватил одного за грудки. — Ты что мелешь? — Отпусти! — Пошли отсюда. Серый, ты это, — тот, кого я держал за грудки, хлопнул меня по плечу, — расслабься, а. Насрать всем, с кем ты ебешься. — Что?! — Пялься на него поменьше, если не хочешь, чтобы все узнали. И по углам меньше шушукайтесь. Что?! Пялься? Ничего я не пялюсь! Просто с такими, как Беляев, надо держать ухо востро. Вон, про нас уже сплетни ходят. То пример ему реши, то номер аудитории подскажи, то домашку объясни. Целый день я старательно не пялился на Беляева, а после пар пошел в общагу, злой, как черт. Достался мне в этом году, считай, номер люкс: комната на двоих, притом что мой сосед жил у тети, а от койки в общаге не отказывался «на всякий случай». Заморачиваться с готовкой было лень, так что я вскипятил воду в электрочайнике, залил ею доширак и сел залипать в телефоне на баб. Потому нормальный я! Перед глазами, правда, постоянно маячил Беляев. Бесит. Открыв дверь в ответ на стук, я сначала подумал, что у меня в глазах задвоилось. Потому что на пороге стоял Беляев. Со своими, сука, светлыми пуховыми волосам и в малиновом свитере с затяжками. В штанах тут же потяжелело (от злости), сердце заколотилось (от злости). — Ты че пришел? Хватит за мной шляться! — Но ты мне нравишься. — Че? — уронил челюсть я. — Ты мне нравишься, — растерянно повторил Беляев и похлопал глазами. Я втащил его в комнату и захлопнул дверь, чтобы никто не услышал. — Ты ебнулся? Какое — нравишься? — Ты мне нравишься, — повторил этот дебил. Надо было бы ему по морде съездить, но это было бы слишком мелко. Вот он совсем того? Хочет типо выпендриться? Типо он дохрена смелый и необычный? Запал на меня? Сейчас мы его быстро на чистую воду выведем. Я стиснул Беляева в руках, прижал к двери и поцеловал. Сейчас он начнет вырываться и скажет, что не то имел в виду. А мне сейчас блевать захочется от того, что я целую мужика. Секунды шли, я целовал Беляева, а потом он начал отвечать, и как-то все вдруг так поменялось… Было приятно, что он у меня в руках. Было приятно, что он дрожит как-то беззащитно и часто дышит, что отводит глаза. Было приятно, как он пахнет и как ощущается под руками его дебильный малиновый свитер и худое тело под ним. Романтика в общаге — сложное дело, во-первых, у меня в комнате был бардак, во-вторых, нас окружал запах доширака, в третьих, в коридоре кто-то ржал, как конь. Я уложил Беляева на кровать и почему-то так захотелось, чтобы ему со мной было хорошо. Бесит. Дебильный, трогательный, хрупкий Беляев. — Сереж, я вообще тебе домашку по матану принес, — проговорил он сонно. Скрутился в клубок и лежит у меня под боком. Бесит. — Думал, отдам и уйду. Но так даже лучше получилось. Ну не дебил? — Доширак будешь? — Нет, он же вредный. Я буду салат. Точно дебил. Откуда у меня в общаге салат? Бесит!