В чужом теле

— Тук…я больше не могу…бегать, — Тири плюхается на песок, хватаясь за бок, где боль бушует такая, будто ее пырнули минимум десять раз. Туктирей — маленькая бестия, самая настоящая Салли. Если Ло’ак рано или поздно перерастёт свой возраст вечных шуток и поисков приключений, то Тук займет его место без каких-либо проблем, в этом сомневаться не приходится, хотя и черты Нетейама в ней нет-нет да прослеживаются. Ло’ак с утра пораньше усвистел в неизвестном направлении, Нетейам отправился с отцом и матерью не то к скимвингам, не то за водой, — Тири так и не поняла, — так что с Тук остались они с Кири. Никаких возражений ни у одной из сторон не имелось. Кири садится рядом, устало стирая пот со лба. У маленьких детей энергия так и бьет ключом, а вот они уже староваты для бесконечной беготни по пляжу. К тому же, утром здесь жарко, как непонятно, где, — Тири даже не может придумать сравнение, — впору изжариться под палящими лучами. — Я хочу еще, — Тук жалобно хватает ее за косички, несильно дергая, и Тири включает режим экстренного реагирования. Нужно срочно придумать что-нибудь, чтобы спасти гудящие ноги от нового забега. Тук очень уж нравится играть в салочки. Может, потому что название созвучно с их фамилией, а приязнь у детей работает, как известно, довольно странно. Или, может, потому что энергию нужно куда-то расходовать, а лучшего способа, чем бег, не придумаешь. К сожалению, Тири и Кири свою энергию расходуют так же быстро, а вот восстанавливают в разы медленнее. Тири отчаянно окидывает взглядом берег в поисках хоть чего-нибудь, что сможет отвлечь ребенка от неистового желания носиться как угорелому, и вдруг вспоминает, что мокрый песок обладает замечательным таким свойством — держать форму. Она сама узнала об этом относительно недавно, когда обнаружила, что рядом с водой песок под ее ногами не ссыпается в маленькую ямку, а остается четким отпечатком. — Давай построим деревню из песка? — ляпает быстро, едва не проглатывая слова. Кири кивает с энтузиазмом. — Да, давай сделаем нашу деревню! Тук мнется несколько секунд, оценивающе хмурясь, а потом расцветает широкой улыбкой. Верно, Кири попала в самую цель: Тук скучает по дому. Тири ловит благодарный взгляд Кири. Еще одной гонки ее ноги не выдержали бы. Строительство идет относительно бодро. Тири набрала веточек, вынесенных на берег, Кири нарвала листьев, и вот на песке медленно растет крошечная копия деревни Оматикайя. Это даже затягивает. В какой-то момент Тири забывает, что все это — игра, и в процесс включается с таким рвением, будто действительно возводит жилье для целого клана На’ви. — Нет, лаборатория была чуть дальше, в лесу, — Кири передвигает камень, который они нарекли лабораторией, в сторону. — Но у нас тут нет леса, — Тук указывает на голый песок. Тири смотрит на кучку веток. Идея приходит в голову сама собой. Она берет маленькую коряжку и уверенно втыкает ее в песок, торжественно улыбаясь. — Вот и лес. Лачужки у них сделаны из песка, облепленного веточками и листьями — так и выглядит относительно правдоподобно, и держится крепко, не разваливается. Конечно, это детское творчество — далеко не настоящая деревня, но Тири узнает знакомые черты, и сердце болезненно щемит. Вот, например, хижина Кири. Она стояла у самой кромки леса, неподалёку от бурного быта, но все-таки ближе к природе, чем к На’ви. Хижина Нетейама и Ло’ака припрятана была под боком родительской, будто Джейк не хотел надолго выпускать младшего сына из поля зрения. А вот… Тири прикрепляет последнюю палочку к тому, что должно изображать ее собственный дом. Чуть кривоватый, исторически неточный, но все-таки дом. Она улыбается. Это как…окунуться в воспоминания. С момента их переезда из деревни прошло довольно много времени, а потому снова видеть какие-никакие напоминания о сладких днях почти беззаботной легкости слаще, чем что бы то ни было ещё в целом свете. Тири выискивает в песке подходящие плоские камушки и по памяти выкладывает тропинки. Вот по этой дороге они шли к озеру, а вот здесь она всегда ходила, когда возвращалась в лабораторию. — Смотрите, один в один, — Кири улыбается с толикой светлой печали. Тук берет оставшиеся веточки в детскую свою ладонь, придирчиво осматривает каждую и жестоко выкидывает те, что, по ее мнению, не подходят. — Ты хочешь сделать лес погуще? — Тири склоняет голову набок. Тук мотает головой, вонзая первую, самую длинную палку, возле хижины старших Салли. — Это папа, — комментирует, а у Тири от умиления душа выворачивается. Тук снова придирчиво перебирает веточки, сравнивает их между собой, откидывает в сторону или передумывает и подбирает снова. «Маму ищет», — думает Тири. И верно, потому что рядом с первой палкой появляется вторая, поменьше. — Мама, — Тук указывает пальцем и тут же снова принимается за работу, — а это Кири. — А почему я кривая? Тук хихикает совсем по-детски, с прищуром смотря на сестру. Вот кажется ребенком, а иногда как сказанет или сделает что-нибудь — сразу Ло’ак читается в движениях и взгляде. Тири сцеживает смех в кулак, маскируя под кашель, и тут же получает немой укол осуждения. — Дети, — Тири словно в оправдание разводит руками, гладя Туктирей по голове. Кири скептически вскидывает бровь. Рядом с кривоватой Кири появляется Ло’ак, и Тук уходит с головой в работу. Перед ней, на песке, лежат палочки, и она смотрит на них почти излишне задумчиво, даже мыча от тяжести мыслительного процесса. Нетейама ищет, не иначе. Нужно, чтобы веточка была ниже отца, но выше Ло’ака и Кири — задача не из простых. В песок вонзаются сразу две ветки. — А это Нетейам и Тири. Тири сейчас умрет от умиления. Надо же, Тук и про нее не забыла. Она не особенно рассчитывала увидеть себя в этом палочном строю, потому что, в конце концов, она не Салли, но, Эйва, как же приятно. Последняя, самая короткая веточка, занимает свое место рядом с Нейтири. Это — сама Тук. Семья Салли воссоединяется в песочно-веточном обличье, завершая строительство деревни, и гении-архитекторы устало выдыхают. Масштаб работ получился грандиозным, хоть выставку устраивай. Строили они по памяти, но вышло все равно весьма правдоподобно, а потому нельзя не загордиться. Даже лабораторию втиснули в эту экспозицию. — Знаете, что? — Кири оценивающе осматривает оставшиеся материалы. Собирает в кучу ветки и листья и втыкает в одно место. Выглядит довольно удручающе, признаться, и Тири косит глаза, стараясь по сосредоточенному лицу Кири уловить авторскую задумку. Она ковыряется в песке, ставя палочки так, как нужно ей, в единый веник, и украшает все это камушками. — Это что? — Тири пытается выудить из памяти хотя бы что-нибудь похожее на сей шедевр. — Древо Душ, — скромно признается Кири, — ну, конечно, не слишком точно, но уж чем богаты. И то верно. Тири пару раз видела Древо Душ Оматикайя. Это такое огромное дерево с розовыми свисающими ветвями, от которых исходит мягкий свет. Она никогда не «соединялась» с Древом, но знает, что через него На’ви могут общаться со своими предками. Интересно, она смогла бы пообщаться с прошлой собой? Ну, с тем, чем она была до того, как умерла. — Неплохо, — Тири вкладывает в похвалу всю искренность этого мира, но получается, верно, не слишком хорошо. — Главное, чтобы никто не растоптал, — Кири отряхивает руки от мокрого песка. — Тук, ты чего приуныла? — Тири замечает, что уголки ее губ уползают вниз. — Я хочу домой, — шелестит, утирая перепачканной в песке ладошкой слезящиеся глаза. Как быстро дети могут переключаться между эмоциями. Вот она ехидно хихикала над кривой Кири, а вот уже чуть не плачет, потому что заскучала по лесу. Тири ее понимает. Самой бы порой не расплакаться от щемящей тоски. Она не имеет никакого опыта в успокоении детей, но решает, что всему надо учиться. Тири притягивает Тук к себе, усаживая на колени, и вытирает с ее лица слезы и налипший песок. Весит девочка всего ничего, совсем пушинка. — Знаешь, что мне сказал твой брат? — спрашивает тихо, почти на ухо, точно рассказывает какой-то секрет. — Что? — Что дальше будет лучше. Нетейам говорил так не один раз. Тири, правда, пока еще не поняла, был ли он прав, но это не так уж и важно. Самое главное в поддержке ведь не правдивость, но понимание того, что тебе искренне хотят помочь. По крайней мере, так это видит Тири. У братьев Салли, как заметила Тири, есть одна общая особенность, которую она про себя окрестила «легок на помине». Как будто в них встроены локаторы, которые срабатывают, стоит упомянуть их в разговоре. Жаль только, эта способность работает не тогда, когда совсем уж мучительно необходимо их присутствие. Если бы Нетейам возник прямо из воды, когда на них с Ло’аком кидалась налютса, было бы очень славно, но, увы и ах, локаторы, верно, работают на коротких дистанциях. — Тейам! — Тук замечает брата и сразу оживляется, хотя из объятий Тири не выпутывается. Нетейам смотрит на их шедевр архитектуры с уважением. Присаживается на корточки, разглядывая каждую хижину и тропинку, и Тири по рассеянной улыбке видит, что у него тоже что-то защемило в груди. — А это что? — он указывает на палочный строй. — Тут ведь не было деревьев. Тук ерзает на коленях Тири, готовясь объяснять брату свой гениальный замысел. — Это папа, мама, — указывает с расстояния на каждую веточку, — Кири, Ло’ак, ты и Тири. Нетейам давит смешок, когда видит кривую Кири, а настоящая это явно замечает, недовольно фыркая. — Прости, — шепчет, прежде чем обратиться уже к Тук с таким излишне бодрым удивлением, — и вы все это построили сами? Он знает, как разговаривать с детьми. Однозначно знает, потому как Тук сразу же погружается в рассказ, забывая о том, что едва не расплакалась минуту назад. Говорит, спотыкаясь и проглатывая слова, как именно они строили хижины, что там, под листьями, мокрый песок, что камушки для тропинок собрала Тири, что Кири помогала ей строить хижины и прочее, прочее, прочее, что, быть может, к самому процессу не относится вовсе, но что детский разум просто не может не сформулировать в слова. А Нетейам слушает внимательно, кивая и комментируя иногда с этой бодрой ласковой интонацией. — А что это такое у тебя на лице? — он подбирается ближе, аккуратно обходя песчаные хижины. — Ты плакала? Нетейам садится на колени рядом с Тири, почти по-матерински стирая с ее лица остатки грязи. — Вся перепачкалась, — ворчит, — что мама скажет? Тири тихо смеется. Надо же, великий воин, а причитает, как старая бабушка. — Я хочу домой, — Тук вертит головой, пытаясь стряхнуть с щек руки брата, но до того, чтобы тягаться с Нетейамом, нос пока не дорос. — Мы уже дома, — он шутливо щиплет ее за щеку. Тук, наконец, изворачивается, пряча лицо в шее Тири от настойчивой нетейамовой заботы, и громко сопит. Тири теряется. Она собирается плакать? Что делать в такой ситуации? Отдать ее Нетейаму или попытаться самостоятельно решить проблему? Эйва, дети — это трудно, это ужасно трудно. Особенно — дети Салли. Она тревожно переглядывается с Кири и Нетейамом, одним взглядом прося помощи или хотя бы совета, а Тук цепко хватает ее косички с бусинами, перекатывая их между пальцев, и сопение становится громче. — Я хочу в лес, — бормочет почти обиженно. Нетейам подползает еще ближе, склоняясь к сестре. — Здесь ведь тоже здорово, — он ворошит волосы на ее затылке, — тебе разве не понравилось кататься на илу? — Понравилось, — Тук признает, поднимая глаза. — Тогда давай сделаем так: ты вытрешь слезки, и мы пойдем кататься, м? Все вместе. Только обязательно нужно успокоиться, а то илу тоже расстроится, хорошо? — А потом мы сделаем тебе бусы из ракушек, — Тири подхватывает, — здесь, на берегу, много красивых, правда? Кири не вмешивается. Просто наблюдает со стороны с такой странной улыбкой, сложив руки на подобранных под себя коленях. Помогла бы, что ли, честное слово, вместо того, чтобы ветошью прикидываться. В конце концов, все они в одной лодке. — Знаешь, — Тири заговорщически понижает голос, — Нетейам очень хорошо умеет плести. Тук недоверчиво смотрит сначала на нее, а потом на брата. В последний раз, когда она проверяла, у Нетейама из-под пальцев выходила какая-то кривая веревка, а не бусы. Когда он успел научиться? — Тейам умеет? — переспрашивает, скептически щуря слезящиеся глаза. — Конечно, — Тири кивает, показывая ей прикрепленную к бедру нить, — вот, смотри, это он сделал. И тебе обязательно сплетет. Да, Тейам? Он энергично кивает, всем своим видом показывая, что прямо сейчас готов сплести целый ворох бус. И тут, наконец, в разговор вступает Кири. — Только сначала нужно вернуться к маме и папе, — Кири поднимается на ноги, — тебе давно пора обедать. Она огибает песчаную деревню и протягивает руку Тук. Та сначала протестующе вцепляется в потрепанный топ Тири, угрожающе метелит хвостом, но потом сдается и берет с Нетейама и Тири обещание, что, как только выдастся возможность, они обязательно покатаются с ней на илу и сплетут ей самые красивые бусы в мире. — Вы хорошо смотрелись, — Кири усмехается, уводя Тук за руку. — Да иди ты, — Тири отмахивается, — лучше бы помогла. — Не хотела мешать, — она только пожимает плечами, ехидно хихикая. Тири смотрит ей вслед. Кири, конечно, светлая На’ви, дар Эйвы и иже с ними, но иногда, право, становится невыносимой. Хорошо, дескать, смотрелись. — Ну что, Тейам, — она весело улыбается, — что делать будем? — Не говори, что теперь будешь называть меня так. — А тебе не нравится? — Тири притворно удивленно хлопает ресницами. Нетейам только отмахивается, хмыкая, мол, делай что хочешь.

***

Если у Тири выдается свободное время, то первая мысль, всплывающая в голове, обязательно отдает смолистой пряностью и шорохом листвы. Лесом, проще говоря. Пусть здесь, в землях Меткайины, лес только называется лесом, а на деле представляет из себя всего лишь жалкое его подобие, так все равно лучше, чем никак. Под голубоватыми кронами прохлада окутывает приятным свежим одеялом. Запах соленой воды остается где-то далеко, и, если закрыть глаза, можно запросто поверить, что Тири снова дома. Вот сейчас она увидит привычную картину жужжащего быта Оматикайя: собирателей, снующих туда-сюда с бочками и кувшинами, охотников с перекинутыми через плечи тушами, отблески костров и подарки оставшихся на Пандоре людей. Это…расслабляет. — Мы могли бы собрать ракушек для Тук, — Нетейам, верно, не привык долго бездельничать. — Мы соберем, не переживай. Так не терпится продемонстрировать свое мастерство? — Жду не дождусь. Тири с самого первого визита в этот лес было интересно, что скрывается в его глубинах. Не может же быть такого, что за лесом разливается еще одно море, правда? Значит, эта хлипкая полоса деревьев должна разрастись во что-нибудь глобальное, что похоже на джунгли, из которых они прибыли. Это было бы просто восхитительно, а потому Тири, раз уж выдалось свободное время, решила взять Нетейама и проверить, что же скрывается за столь невпечатляющей рощицей. — Ло’ак, помягче, — томный голос Циреи из-за кустов заставляет их обоих прирасти к земле. — Я стараюсь! — Осторожнее пальцами. Смотри, нужно вот так. Тири медленно поворачивается к Нетейаму, чувствуя, как по спине стекает настороженная тревога. По его вытянувшемуся лицу она понимает, что думают они об одном и том же, и что, в идеале, нужно пойти и проверить, какого черта там происходит, но ноги будто не хотят идти, опасаясь увидеть то, чего видеть не хочется. — Так лучше? — Ло’ак звучит озабоченно. — Намного. Стой, не мучай ее, просто смочи. Видишь, как туго идет? Что и куда у них там туго идет, Эйва? Тири мучительно старается не впускать в голову непрошенные картинки, но получается просто из рук вон. Нетейам кривится, и его хвост больно хлещет ее спину. — Тебе просто нужно выработать ритм. Не переживай, в первый раз у всех так. Что? Тири даже не знает, что думать. Тири даже не хочет думать, признаться честно. Она уверена, что обойдется без этой информации, потому что иначе придется вырвать свои глаза. Ло’ак для нее — младший брат, и знать подробности его интимной жизни она желанием не горит. — Они там что… — она шепчет, искоса глядя на Нетейама, а тот отчаянно мотает головой. — Ему пятнадцать, — давит, не желая даже думать о подобной перспективе. — А тебе — семнадцать, и что? Как будто два года — большая разница. Тири неуверенно перекатывается с носков на пятки. Уйти или все-таки посмотреть, что за ужасы происходят в этих кустах? Ай, ладно, нельзя просто так все это оставлять. Она пригибается, крадучись шагая в сторону звука, и Нетейам тяжко вздыхает, следуя за ней. Ни стонов, ни каких-то других признаков неприличия не слышно, так что Тири смеет надеяться на то, что это они — два извращенца, а Ло’ак и Цирея занимаются чем-нибудь безобидным. Тири садится на корточки, скрываясь за кустом, а Нетейам почти дышит ей в спину. Вот он, момент истины. Она отодвигает ветку в сторону. Цирея возится с пальцами Ло’ака, из-под которых медленно ползет плетеный браслет. Непослушная бусина никак не хочет надеваться на распушенную нитку, и они вдвоем хмурятся, прикладывая ее так и сяк, слюнявя кончик нитки и складывая пополам, но ничего не получается. Тири мрачнеет. — Мы — два извращенца, ты знал? — шепчет Нетейаму на ухо, а тот угрюмо кивает. Еще непонятно, что хуже: застать кого-то за неприличным делом или понять, что из неприличного здесь только твои собственные мысли. Как говорится, на воре и шапка горит. Сами не без греха, а других подозревают. Ло’ак торжественно поднимает поддавшийся браслет, и Тири отмечает, что сделан он довольно неплохо. Можно даже сказать, что красиво, хотя видна рука неопытного мастера. Цирея радостно хлопает в ладоши. — Ты отлично справился, — она мягко касается его плеча, и Ло’ак заметно смущается, бормоча что-то себе под нос, — кому ты хочешь подарить этот браслет? Тири следит за разворачивающейся сценой с щекоткой предвкушения в груди. Нервничает так, как не нервничала, когда Нетейам объявил, что собирается заявить о правах на нее. Эйва, только бы Ло’ак сказал, что Цирее, только бы сказал так… Он мнется, ерзая на траве, неловко перебирает браслет. Тири тянется к руке Нетейама, переплетая пальцы, и одними губами шепчет: «давай». Цирея — замечательная девушка, и Тири была бы счастлива, если бы у них с Ло’аком все сложилось. — Вообще-то, — Ло’ак подбоченивается, стараясь выглядеть уверенно, — вообще-то, тебе. Да! Эйва, да! Тири едва сдерживает визг, и Нетейаму приходится надавить на ее плечо, удерживая на месте, а второй рукой схватить хвост, чтобы треск кустов не спугнул этих новоявленных голубков. Тири до боли прикусывает губу, поворачиваясь к Нетейаму с искрами восторга в глазах. — Ты это видел? — шепчет, с трудом не срываясь на писк, а он усмехается и кивает. Тоже рад, но не до такой степени. Цирея замирает, и восторг ухает в пропасть. Если она сейчас откажет, Тири не переживет. Выпрыгнет из кустов и начнет перечислять все достоинства Ло’ака, и никакой Нетейам ее не остановит. Вот как выглядит настоящая дружба: опозориться, но убедиться в том, что друг получит хорошую девушку. Вряд ли, конечно, такой финт как-то поможет, но попытаться стоит. Как говорится, из любой ситуации можно выйти с позором. Благо, Цирея расцветает улыбкой, кокетливо отводя взгляд. Тири сразу же выдыхает. Нетейам почти беззвучно смеется над ней, за что получает локтем в бок. — Не мешай, ты все портишь, — шипит, стреляя в него суровым взглядом. Нетейам вальяжно устраивается на траве и за плечи притягивает Тири к себе, усаживая между своих ног. Скрещивает руки на ее животе и головой кивает в сторону любовного спектакля с Ло’аком в главной роли: — Смотри давай. И Тири смотрит. Цирея бережно принимает браслет из рук Ло’ака. На запястье надеть его она не сможет, — плавник мешает, — поэтому пытается завязать на плече, но одной рукой сделать это несколько проблематично. — Давай помогу. — Ло’ак непослушными пальцами справляется с ниткой, закрепляя свое творение на месте. — Тебе нравится? — Он прекрасен, — Цирея нежно касается браслета, задевая его пальцы, — спасибо, Ло’ак. И она коротко целует Ло’ака в щеку. Группа поддержки в лице Тири в кустах заходится немым счастьем. Она сотрясает воздух кулаками, хлещет Нетейама кисточкой хвоста по щеке и вертит головой, пытаясь поделиться с ним своим восторгом. — Ты видел?! Ты это видел?! — сбивчиво шепчет, вскакивая с места и тряся его за плечи. Нетейам вместо ответа накрывает ладонью ее щеку и поворачивает лицо обратно в сторону кустов. Как раз вовремя, чтобы Тири успела увидеть по-детски неловкий и неумелый поцелуй в губы. Цирея держит Ло’ака за руку, а он выглядит так, будто его ударили чем-то тяжелым по голове. Тири кажется, что она сейчас расплавится. Не издавать ни звука еще тяжелее, чем тогда…с Нетейамом. Почему-то она так рада за Ло’ака, что звезды пляшут перед глазами. Нетейам смотрит на нее с умиленной улыбкой. — Мне даже завидно, — он складывает руки на груди. — Ой, не ворчи. Тири коротко целует его в нос, но Нетейам резко вскидывает голову, ловя ее губы своими. Запускает пальцы в ее волосы, не давая отстраниться, и второй рукой подтаскивает к себе и надавливает на талию, заставляя сесть на свои бедра. Этот поцелуй — не такой, как у Ло’ака и Циреи. Нетейам не пробует ее на вкус, не дрожит от неловкого смущения — он подчеркивает свои права, прикусывая ее губы и дразняще играя с лямкой набедренной повязки. Тири прекращает это первой, зная, что есть у нее такая особенность — терять здравый смысл, когда Нетейам начинает делать что-то подобное. — И где овации? — он ухмыляется, вопросительно разводя руками. Ну, началось. — Идем отсюда, овации, — Тири встает, за руку таща его за собой, — а то нас найдут.